Алька. Вольные хлеба

– Мне мой родственник сказал, что вы готовы купить квартиру.

– Да, квартира нам подходит, есть, конечно, минусы, но в целом готовы разговаривать.

– Боже мой, какие минусы, это самая лучшая квартира в доме.

– Да мы тоже в этом доме живём, так что это не самая лучшая, поверьте.

– Ой, не будем за это говорить, каждая лягушка своё болото хвалит.

– Это точно, но надо иметь в виду, что это болото – как поле после битвы, последний ремонт, судя по всему, был в пятьдесят седьмом году, окна на проезжую улицу, и я могу продолжать и продолжать.

– Таки вы будете брать?

– Таки назовите цену.

– О вэй, что, Фима не указал цену в объявлении?

– Таки нет.

– Мне не надо девяносто тысяч, мне не надо восемьдесят тысяч, мне не надо семьдесят тысяч. Но за шестьдесят тысяч я её вам продам.

– Я бы её купил у вас за пятьдесят тысяч, и это хорошая цена.

– Пятьдесят тысяч? Вы лично плюнули мне в душу, оно мне надо? Я сижу в Тель-Авиве, надо мной не каплет. Я подожду ещё два года и продам её вам за двести, и вы будете радоваться, что купили так дёшево. Таки думайте: или сегодня за шестьдесят, или через два года за двести.

– Уговорили, беру, только из уважения к вашим сединам.

– С вами приятно иметь дело, но я так просто в Москву не поеду.

– О чём разговор, езжайте непросто.

– Мне нужен залог, а что, если вы передумаете, пока я буду лететь?

– Хорошо, кому и сколько?

– Одна тысяча долларов, я скажу Фиме, он вам перезвонит.

Фима перезвонил, получил штуку баксов, прилетел из Израиля владелец квартиры, мы вроде бы обо всём договорились.

Но мои деньги на покупку квартиры были у двух дружных владельцев «Рингдейла», которые не рвались мне их возвращать. Общался я по всем вопросам, связанным с бизнесом, преимущественно с Георгием, с ним же решал и проблему возврата моих средств. Я позвонил ему, говорили мы примерно час, наверно, я нашёл какие-то убедительные слова или аргументы, в итоге беседы он дал добро на вывод шестидесяти тысяч долларов.

Темна вода в облацех – неясно было, как Марк отреагирует на это дело. Я для подстраховки договорился с Мишкой Цимесом, перевел по договору ему деньги, Миха прокрутил их и вернул мне налом. Найти концы этих средств, если бы мои украинские партнёры захотели это сделать, было невозможно.

А вот с квартирой ничего не вышло. Прежде чем идти к нотариусу, этот хитрый еврей затребовал, чтобы деньги я ему перевёл в Израиль:

– Зачем мне этих денег в России? Мне они нужны в Тель-Авиве.

В итоге он так меня достал, что, плюнув на него и на покупку квартиры, прекратил с ним общение, забыв, что он слупил с меня тысячу залога.

***

Ближе к новому году Мишка Цимес предложил сходить в баньку, посидели, попарились. Был Мишка, его школьный приятель и ещё кто-то, приволокший ему в подарок пятилитровый бочонок коньяка, в итоге все изрядно набрались.

Я, натянув поплотнее шапку, выехал, приоткрыв слегка заднее окошко, чтобы в машине было свежо. Покатил, пытаясь понять, где я нахожусь, и минут через десять сообразил, что я, миновав Парка Горького, еду вверх, к Октябрьской площади. Разобравшись, где я нахожусь и куда еду, я выстроил в голове нужный мне маршрут, успокоился и взял чуть левее. В правом ряду было много машин, а мне наверху надо было повернуть два раза налево и двинуться в обратном направлении домой. Я проветрился, ощущал себя вполне трезвым, ехал радуясь, как у меня всё здорово получается. Увидев наверху милиционера, высоченного роста, подумал, – а хрен ты ко мне докопаешься, у меня всё путём. Но, к моему удивлению, он указал мне полосатой палкой, где я должен запарковаться, взял мои документы и пошёл разбираться с каким-то нарушителем.

Я остановился, не понимая, за что он меня задержал, я ведь ничего не нарушил, вышел из машины, чтобы проветриться. Постовой, закончив разбор, подошёл ко мне, встал рядом, наблюдая, как машины ползут снизу к нам навстречу, поглядев в мои права, обратился:

– Что ж вы по встречной полосе прямо на глазах инспектора едете, Алек Владимирович? У вас есть какой-нибудь документ, разрешающий вам это делать?

Только тут я вспомнил, что полоса, по которой я ехал, встречная, ответил первое, что пришло в голову:

– Задумался.

– Бывает, идите в машину.

Я сел в машину, в которой сидел его напарник.

– Алек Владимирович, ну что? Едем на освидетельствование?

– А смысл? Признаю – виноват. Готов понести заслуженное наказание.

– Значит, готовы смириться с лишением прав?

– Ну зачем сразу такие строгости? Это ж первый раз в жизни, я вообще-то не пью, давайте штраф на месте.

– Штраф! Алек Владимирович, да вы представляете, какая это сумма? Да у вас таких денег нет!

– Это тезис спорный, озвучьте цифру.

Милиционер сказал, сколько они хотели слупить с меня, я, не торгуясь, достал толстенную пачку и положил её на консоль.

Служивый плотоядно сгрёб деньжонки и, повернувшись ко мне, с чувством произнёс:

– Алек Владимирович! Ну, если вы так пьёте за рулём, то хотя бы правила дорожного движения не нарушайте.

– Буду ездить ещё лучше.

Денег, потраченных впустую, всегда жалко, но остановка пошла мне на пользу. Продышался, очувствовался, до дома дополз как по ниточке.

***

Семья наша театральная, в том смысле, что любим мы ходить в эти самые театры. Ходили и в девяностые, хотя иногда само посещение оных вызывало оторопь.

Не отложилось у меня в памяти, что это был за спектакль и театр, где происходило это действо. Людмила говорит, что это был театр Маяковского, но запомнились декорации, или декорация, не знаю, как правильно, поскольку она была одна. В смысле, что он был один – огромный, метра в три высотой, наверно из папье-маше, очень достоверно изготовленный макет мужского члена. Ну да, именно он – фаллос, пенис, елдык, как угодно, назови, – стоял в центре сцены, и вокруг него крутилось всё действо.

Зачем? Это что, символ свободы? Что, свобода в том, чтобы ху… по сценам расставлять? Бред какой-то. И спектакль был дерьмо.

***

Мишка Цимес взял в аренду в центре небольшое помещение, где устроил баньку, я с сыном иногда заезжал туда попариться. Как-то выпив, мы договорились попробовать вести бизнес вместе. Вообще-то я уже имел такой печальный опыт работы с друзьями. В этом первом экспромте я потерял несколько друзей, но, как известно, судьба посылает нам повторение опыта с единственной целью – научить нас тому, что мы не захотели усвоить сразу.

Я отдал ему семнадцать с полтиной штук баксов, за которые он должен был подогнать мне фуру шампанского, точнее, спуманте словенского производства. В преддверии Нового года это был хороший товар, но время шло, спуманте моё где-то, видать, гуляло, и в двадцатых числах декабря я задал Мишке резонный вопрос:

– Миш, уж полночь близится, а Германа всё нет. Где моё шампанское?

Мишка, психанув, ответил:

– А чо ты думал, что я сначала тебе привезу, а потом себе?

Я, признаться, так и не думал, но предполагал, что мне он отдаст в то время, когда его ещё будет иметь смысл брать, то есть числа двадцать пятого, во всяком случае до двадцать девятого декабря. Во всяком случае я бы поступил так. Оказалось, не так, позвонил он мне двадцать восьмого декабря и бодрым голосом порадовал:

– Алик, привет, забирай своё спуманте. Оно на таможне под Смоленском.

Порадовал, нечего сказать. В тот же день Мишка с Володькой Бакулиным выехали в Смоленск на «Тойоте». Вечером двадцать девятого он позвонил:

– Ну, я тут всё практически закончил с растаможкой, но нужна печать.

Нужно было выезжать. Ехать ночью в снегопад в одиночку я бы просто не справился, и я взял на подмогу Макса Бедункова и Кольку Филиппова. На всякий случай взял ружьишко – мало ли чего, взял четыре двадцатилитровых канистры с бензином, взял пяток бутылок с дешёвой водкой, пару полуторалитровых бутылок воды для омывателя стёкол. Лёшка Швецов приволок атлас автомобильных дорог СССР 1960 года выпуска, ну что ж, какой был.

Выехали часов в одиннадцать вечера. Поначалу за рулём был я, проехал самый простой участок, километров двести от кольцевой. Следующим рулил Максик, ему достался самый сложный участок – в атласе было обозначено только полдороги – он был очень старым, пришлось остановиться на заправке и расспрашивать водителей, куда двигаться дальше. Выручил водитель рейсового автобуса, сказал нам:

– Следуйте за мной.

Мы ехали за ним часа полтора, потом он остановился, показал нам уходящую вбок дорогу. Это позволило, объехав Смоленск, двигаться сразу к таможне.

Недалеко от Смоленска кончилась вся вода в бачке омывателя, всю водку, что взяли, вылили в бачок. Тут же, как по заказу, нас остановил гаишник, сунул нос в салон и весь расцвёл. Ещё бы, в салоне стоял устойчивый запах дешёвой водяры.

– Выпивали?

– Да упаси боже, всю ночь от Москвы гнали безостановочно.

– Ну да, а в салоне не продохнуть. Небось, всю дорогу квасили.

Я ответил:

– Да у нас в бачке омывателя вода закончилась, долили водкой.

Гаишник, поглядев на меня с улыбкой – мол, знаю я вас, рассказчиков, – заставил сначала дыхнуть Макса, потом всех остальных, после чего вынес вердикт:

– Понятно, бутылку в салоне разбили. Вот, поди, жалели.

После чего произвёл досмотр, переворошил всю машину, что искал, не пойму. Пока обшаривал её, раз пять переставлял ружьё, стоявшее на заднем сиденье в стандартной заводской картонной коробке и на которое у меня не было разрешения.

Я, немного подремав, сел рядом с Максом, помогал ему не заснуть за рулём. Когда рассвело, немного порулил Филиппок, на таможне были часов в девять.

Таможенник, видно, решив, что он мало оттоптался на Мишке, стал требовать с меня различные справки, запрашивал, гад, не все сразу, а по одной. Я ездил в какую-то контору, где можно за деньги отпечатать документ, делал справку, ставил на неё штамп, расписывался и вёз её на таможню. Он хмыкал и придумывал новую, когда мысли кончились, напряг умище так, что на лбу проступили вены, и выдал:

– А вот у меня сомнение есть, что ваша фирма вообще на свете существует. Где-то в Ингушетии на Фабричной улице зарегистрированы, ЗЭБ какой-то. Вы мне справку принесите, что вы вообще есть.

Озадачил, сволочь, до чего ж ему с нас денег срубить хочется. Что ж, мне, чтоб его паскудную пасть заткнуть, в Ингушетию, что ли, ехать? Но пришла мысль:

– А факс примите?

– Приму, только не на наш, а в посёлок пусть шлют.

Я поехал на почту, выяснил номер их факса и позвонил в «Бинбанк» начальнику отдела, в котором мы обслуживались. Мы познакомились, когда я открывал у них счёт, нормальный молодой мужик, не ссыкло. Я почему-то решил, что он напишет то, что мне нужно.

По счастью он был на месте.

– Привет, это Алек Рейн, «Рус-Рингдейл», помнишь такого?

– Конечно, чем могу помочь?

– Слушай, у меня на таможне смоленской груз завис, таможенник – идиот, не знает, как с нас денег слупить, требует справку о том, что мы есть.

– Мы такую справку дать не можем.

– Да я понимаю, а справку о том, что у нас счёт открыт, вы же даёте?

– Конечно.

– Так ты мне её и выдай, но чуть-чуть разверни. Поначалу как обычно: ЗАО «Рус-Рингдейл», имеет счёт и прочее. А внизу для справки просто допиши: закрытое акционерное общество Рус… и так далее, открыто в ЗЭБИ Ингушетия, и дальше просто разверни, что такое ЗЭБИ, и кем создано, и почему. Внизу: «Бинбанк», созданный там-то, зарегистрированный тем-то, просто поподробней. Пусть идиот этот таможенный читать задолбается. С меня ящик шампанского словенского, но после Нового года – не успею раньше. Ну и печать, всё такое, как надо.

– Ладно, попробую, но раньше двух не жди.

– Выручи, извиняй, что напрягаю. Если сегодня не удастся это сделать, то груз дней на десять застрянет. Шампанское в тентованной фуре, мороз ударит – полопаются бутылки. Оно ж слабоградусное – помёрзнет.

– Постараюсь.

Постарался и выручил. В два часа с минутами я получил факс с письмом из «Бинбанка». Мой текстик был явно подработан банковским юристом, всё гляделось весьма солидно. Я уговорил за шоколадку почту поставить свой штампик, что факс был получен именно в этом почтовом отделении.

Получив бумагу, таможенник прочитал её, поднял на меня глаза и обречённо произнёс:

– А вы умеете работать. Ваш груз находится…

Получив от него какую-то цидульку, мы заехали в местное кафе, пообедали, метнулись за нашей фурой, отдали на таможенном посту нашу бумажонку и выдвинулись в направлении Москвы. На полдороге водитель фуры свернул на какую-то полянку, разжёг костёр и стал откручивать от тормозной системы какие-то железки и греть их на костре.

Минут через пятнадцать у въезда на полянку появилась иномарка белого цвета – очевидно, что это были местные бандосы. Стояли минут сорок, наблюдали, надо полагать, считали, сколько нас. Со стороны мы выглядели вполне внушительно: фура и две машины сопровождения – микроавтобус с тонированными стёклами и иномарка.

Сколько их там, как они вооружены, поди посчитай. Но что ж они везут такое вкусное при такой охране?

Я на всякий случай переместился поближе к своей берданке, всем теперь рассказываю, что это их и вспугнуло – тут же свалили. А мы вслед за ними, но в другую сторону. Отъехав километров сто, встали на ночлег, спали часов до восьми утра.

В Москве были часа в четыре дня 31 декабря. Ребята поехали разгружаться, Мишка отвёз меня домой, а сам поехал за Тохой, мать его отдала нам солнышко на праздники.

Больше я с друзьями в такие эксперименты не влезал. Однажды как-то мы с Цимесом, как всегда в подпитии, решили вместе поторговать импортными конфетами и создали даже для этих целей СП, но в последний момент, отдавая документы в регистрационную палату, я заменил себя в уставе на сына. Они с Цимесом вполне дружелюбно отработали года три совместно. Однажды возник у них спор по разделу прибыли, и они обратились ко мне, чтобы я выступил в качестве арбитра. Помнится, я нашёл решение, которое устроило обоих – взгляд со стороны менее пристрастен.

***

В тот Новый год дома, кроме Милки, была моя двоюродная сестра Люда, дочь моей любимой тёти Ани, пришла тёща, попозже сын привёз внука. Посидели очень тепло, по-семейному встретили 1996 год. Тоха в детстве был очень деятельным, непоседливым. Сидели мы за большим столом после ужина, когда со стола убрали новогодние блюда и закуски, оставив только фрукты, конфеты и какие-то сладости. Он забрался на него и подполз к фруктовнице и к вазе с яблоками, попробовал, что там было, и вернулся ко мне на колени.

Потом, когда мы, готовясь ко сну, убирали стол, я обратил внимание, что мой ненаглядный хитрющий плут оставил следы своих малюсеньких зубов на каждом яблоке. Дед и бабка его с материнской стороны – с Западной Украины, известное дело: що не з’їм, то понадкушую, мой любимый хохлёнок.

***

После Нового года Георгий бросил нас на продвижение нового продукта. Видно, убедившись, что его собственные идеи в рекламе производимой продукции малопродуктивны, он привёз небольшой плакатик формата А4 и сказал:

– Мы начали производить новый продукт – водку. Ваша задача – раскрутить её. Вот вам плакатик, поработайте сами в этом направлении. Рекламная смета ваша не больше двадцати тысяч долларов, жду ваших предложений. На плакатике был изображён айсберг с вмороженной в него бутылкой водки с надписью «Айсберг».

– Нужно будет – позвоните, скажете сколько, закажем тираж, у нас это будет дешевле, чем в России.

– А где продукт-то сам? Мне кажется, что в компанию, которая будет рекламировать продукцию, лучше являться с продукцией в руках. Так они лучше представляют, что они рекламируют.

– Здесь я с вами соглашусь. На следующей неделе две фуры в Москву с водкой придут. Одну вы получите, другую – ребята. Кто лучше стартанёт, тот и будет ею торговать. Минимальная цена – доллар десять. Деньги с первой фуры можете потратить на рекламу.

Это был нормальный подход. Начали мы с определения эффективности различных видов и способов рекламы. Поскольку специалистами в этой области не являлись, то действовали по наитию, сидели, обсуждали.

Рекламу в периодических изданиях отмели сразу, внимание на неё обращали только владельцы мелкорозничного бизнеса, телевидение нам было не по карману. Копаясь таким образом, добрались до оповещения в метрополитене, только начинавшего входить в моду у рекламодателей. Поехали на фирму и, обсудив возможные варианты, заказали размещение по одному плакату на стеклах дверей каждого вагона кольцевой линии и такую же на двух радиальных ветках в течение трёх месяцев.

Реклама оказалась убойной: через месяц цена водки удвоилась, через два – утроилась. Георгий нас, конечно, обманул – всю торговлю водкой нам не отдал, но мы, признаться, другого и не ожидали.

***

В конце марта земля уже оттаяла, приехали строители, которые осенью возвели на даче сруб из бруса. Плиточный фундамент просел равномерно сантиметров на десять, не больше, можно было продолжать работы. При сборке сруба осенью первый этаж разделили стеной пополам. В одной половине решили сделать комнату тёщи, во второй – баньку, состоящую из парной с электрокамином и небольшой комнаты отдыха.

Входы в обе части были раздельные, в виде пристроенных к срубу небольших прихожих. В первой, примыкающей к тёщиной спальне, оборудовали маленькую кухонку с газовой плитой. Из другой можно было пройти прямо в туалет, направо по лестнице на второй этаж, либо по небольшому коридору рядом с лестницей, в конце которого попасть налево в предбанник или направо в душ.

Помещение второго этажа площадью тридцать шесть квадратных метров, по большей части служило спальней Михаила, было одновременно и бильярдной. Когда его друзья съезжались к нему на день рожденья, то спальнями становились на ночь все помещения, где стоял диван или можно было разместить матрас.

***

Киев всегда запаздывал с требованием повышения оплаты за поставленную водку, и нам удавалось продавать её на доллар дороже, чем требовали с нас, оставляя, естественно, эту часть дохода себе. При этом мы работали и с пивом. Тогда и произошло моё знакомство с Андреем Михайловичем Долгополовым, который стал моим партнёром в следующем бизнесе на десять лет.

Помнится, тогда я сидел за своим столом, корпел над какими-то бумагами. В кабинет вошёл невысокий разбитной мужичок.

– Хозяин, можно отвлечь на минутку?

– Ну, попробуй.

– Слушай, я пиво у тебя беру двадцать коробок, дай скидку побольше. Я грузовик нанял, надо будет с водителем расплатиться, то-сё, себе ничего не остаётся. Сделай доброе дело, я совсем на подсосе, надо хоть чуть-чуть заработать.

По разработанной мною таблице скидок при покупке двадцати коробок скидка была минимальной, но что-то меня в мужике этом подкупило. Что не знаю, вообще-то такой разбитной стиль в общении мне не нравился. С другой стороны, было видно, что это больше напускное, мужик не в самой лучшей ситуации, в сущности, просит о помощи – почему не помочь? Убытков мы же, помогая ему, не несём, просто чуть меньше зарабатываем, и я отдал распоряжение продать ему с той скидкой, которую мы даём при покупке больших партий.

Решение моё вызвало возмущение у Риты Легчилиной, которая оформляла покупки пива и принимала деньги за товар. Она пришла ко мне в кабинет разобраться лично, что это за вольности с моей стороны. Рита была снохой Аркадия Ивановича Легчилина, серьёзного учёного и хорошего человека, с которым мне посчастливилось трудиться на одной кафедре в бытность мою в МВТУ им. Баумана. Я нарушил установленный мною же порядок, и Рита строго указала мне на моё упущение. Молодец, была хорошим работником, я её ценил.

Андрей Михайлович стал нашим постоянным клиентом, пока существовал «Рус-Рингдейл».

***

Наш устойчивый спортивный коллектив продолжал рубиться в теннис, я был самоназначенным старостой. В мои функции входила аренда кортов и сбор денег с участников банкета. Собственно, собирать надо было только с Мишки Цимуса, по нашей договорённости каждый платил за себя и партнёра. Я платил за себя и сына, а Мишка Цимус – за себя и Мишку Блинова. За Мишку платил, надо сказать, безрадостно, но желание играть пересиливало. Да и аренда в спорткомплексе МВТУ была невелика.

Зная Мишкину слабость – он неохотно расставался с деньгами, я заранее наменивал долларовой мелочи и после первой игры в начале полугодия походил к нему.

– Михал Давыдыч, пожалте за полгода предстоящих физкультурных занятий денежку.

– Алик, давай в другой раз, что-то устал сегодня.

– Михал Давыдыч, Москва – Динамо, извольте ручку позолотить.

– У меня только крупные, у тебя сдачи не будет.

– Не извольте беспокоиться. – Я доставал из бумажника пачку однодолларовых, пятидолларовых и прочих купюр.

Мишка, недовольно кряхтя, доставал лопатник, извлекал пару сотенных купюр, расплачивался. Закончив с этой неприятной для него процедурой, он снова веселел.

Однажды он не пришёл на первое занятие сезона. Такое бывало с нами – дела, надо было встречаться с кем-то, да мало ли чего бывало. Отыграв втроём, я позвонил ему вечером, решил немного позубоскалить, мол, так платить не хочешь, что даже тренировку пропустил. Услышав в трубке голос Марины, его жены, я сказал:

– Мариш, где там твой-то прогульщик? На тренировку не пришёл, корты оплачивать не хочет. Я ему буллит назначу.

– Алик, он в аварию попал.

– В аварию? Какую, с кем столкнулся? Как он сам? Что с ним?

– С грузовиком столкнулся. Он в больнице, но с ним всё в порядке.

– А где он? Я завтра подъеду, надо друга поддержать.

– Пока нельзя, я тебе потом всё расскажу. Ты извини, я не могу больше говорить.

– Конечно, конечно. Давай держись.

Мишка пропал. Я несколько раз звонил Маринке, но её объяснения были невразумительны, и она постоянно изменяла их. Что-то произошло, но что? Было неясно.

Всю зиму и весну мы играли в американку – втроём, но на последнем занятии, перед летней паузой, нас ждал сюрприз – явился Цимус, свежий, прекрасно выглядевший. На тренировку он явился не один, а с крупным парнем, который простоял всю игру в сторонке, больше поглядывая по сторонам, чем на корт.

Было очевидно, что это охранник или телохранитель.

Я не преминул подколоть его:

– Ты чего, зассал, что наваляем за то, что платить не хочешь? Подмогу привёл?

Мишка мой шутливый тон не поддержал, тогда я спросил:

– Где пропадал? Что случилось?

– Стреляли в меня.

– Кто? Где?

– Вечером домой возвращался, у самого дома дорожка узкая, не разгонишься, и поворачивает на девяносто градусов. Я в повороте притормозил и вижу, что стёкла левой двери бьются. Решил, что какая-то шпана камнями кидается, притормозил, вылез, думал разогнать. А в этот момент от гаража в мою сторону машина подъехала, осветила меня и кусты фарами, остановилась, из неё тоже мужик вылез. Я собрался уже по кустам шантрапу эту гонять, а он мне говорит: «Вы лучше домой езжайте – вы весь в крови». Ну, я и поехал. Уже в воротах гаража ко мне старший подошёл, спрашивает: «Что случилось, Михаил Давыдович?» Я ему: «Да шпана какая-то камнями швырялась, стёкла все побила». А он мужик опытный, в милиции раньше служил, в окно всё осмотрел и говорит: «Это не камень. Вы паркуйтесь, а я вызываю милицию и скорую».

Менты и врачи приехали быстро. Оказалось, стреляли в меня. Четыре выстрела было, две пули мимо, третья чикнула по левой скуле, вот, видишь – маленький шрамик. А четвёртая ударила в стойку подголовника, отразившись, рикошетом вошла прямо под кожу головы и проползла под ней до макушки. Повезло, чуток иначе бы – и привет, речь бы у меня на похоронах говорил.

– Кому ж ты так насолил-то?

– Да начнёшь думать – найдётся немало. Да взять хоть тебя, тоже задолжал за полгода за корты – чем не повод?

– Не думал, что ты так быстро на хвост мне сядешь. Имей в виду: если что, у нас длинные руки.

– Это понятно.

– А кого ещё предполагаешь в числе недругов?

– Ты помнишь, я рассказывал, как мне здание на Павелецкой досталось?

– А как же. Я выпитому счёт веду в свою неведомую книгу.

– Тогда, кроме здания, мне на набережной площадка перепала. Место фантастическое, но освоить его – миллионов пятьдесят долларов надо, это минимум. Там здание надо строить этажей в тридцать, а у меня таких денег нет. Держал так, рассчитывал либо когда-нибудь деньгами разжиться, либо продать по хорошей цене. А где-то полгода назад пришли ко мне люди и сказали: «Мы знаем, как ты эту площадку получил и за сколько. Денег у тебя всё равно нет на то, чтобы её освоить, так что договоримся так: дадим тебе две цены от твоих фактических затрат. Понятно, что это несоизмеримо с её фактической стоимостью, ну так что ж? Не согласишься – вообще ничего не получишь». Ну, я подумал: чего бодаться, да и ребята явно крутые, ударили по рукам. Деньги мне передали сразу, а с оформлением документов я немного замешкался. Не знаю. Может, и они.