Шкатулка императора

– Что, Вы! У меня подруга занимается бизнесом. Я просто сопровождала ее в поездках. Как секретарь.

– Это замечательно, – Софья Львовна ловко справлялась с холодной фаршированной рыбой. – В связи с этой ненормальной жарой и дымом, мой врач настоятельно рекомендует на время уехать из Москвы. К тому же мне пора возобновить курс лечебных процедур на Мертвом море. В сентябре там жара спадет, и можно будет поехать на пару недель. Я сегодня разговаривала с дальними родственниками в Хайфе, они все устроят с поездкой.

– Бабушка, и я! – звонким голоском заявила о себе девочка. – Ну, пожалуйста!

– Собственно, я потому и спрашиваю Варю, – пожилая дама внимательно посмотрела на воспитательницу. – Мне бы не хотелось ехать только с Лидой, но две недели этой егозе просидеть под солнцем среди не очень молодых людей, занятых своим здоровьем. В бассейне, конечно можно поплескаться, но кто за ней уследит.

Последовавшая долгая пауза была предназначена для Вари.

– Если это возможно, – скромно начала девушка. – Вокруг Мертвого моря столько исторических мест, что и за месяц не пересмотришь, а уж о Иерусалиме и говорить нечего! Я давно мечтала побывать в Израиле, но для меня это очень дорого.

– О деньгах можешь не беспокоиться, – хозяйка была явно довольна ответом. – Твоя задача быть все время с Ниной.

Долгий взгляд на правнучку был строгим и властным. Хозяйка переносила на девочку невысказанный укор или, даже, обвинения во всем, что случилось с ее родителями, хотя и понимала вздорность такой позиции. С другой стороны Нина была последней надеждой на продолжение их рода. Софья Львовна подолгу размышляла об этом важном для нее вопросом и, как было заведено в этой семье, все решила и спланировала сама.

– Девочка у нас единственная наследница, и я хочу, чтобы она упорно занималась. К тому моменту, когда я уйду в мир иной, Нина должна стать образованной и сильной. Не вертихвосткой, думающей только о тряпках и романах, а настоящим воином.

– Как бабушка, – продолжила ее мысль девчушка.

Ответ явно понравился хозяйке, и она позволила себе чуть улыбнуться краешками густо накрашенных губ. В наступившей паузе все взоры были обращены к Софье Львовне, и она, как настоящий актер, сыграла свою роль великолепно. Не отводя тяжелого взгляда от девочки, которая тут же съежилась, вбирая голову в плечи, солидная дама чуть покачала пышным париком.

– Будь осторожна с лестью, моя дорогая, – наконец-то произнесла хозяйка. – Глупый проглотит, не задумываясь, а вот умный человек насторожится. Нельзя со всеми играть в поддавки. Сначала узнай, какую музыку предпочитает слушать собеседник, и только потом начинай свою партию.

Хозяйка перевела взгляд на Варю, чуть изменив выражение лица.

– Надеюсь, ты заметила, что Нину господь одарил живым умом и наблюдательностью, но вот с трудолюбием он явно поскупился. Твоя задача научить ее любить книги. Старые умные книги. Чтобы она не тратила время, болтаясь по своему дурацкому Интернету или перед телевизором, где на каждом шагу расставлены ловушки для простаков. Я все жду, когда она поймет это сама, да, видно, не судьба.

– Ну, бабушка, – длинные реснички умоляюще захлопали.

– Да ни один миллионер в мире, – Софья Львовна подняла пышный палец с солидным кольцом, – не станет делиться своими секретами перед публикой. А с этих экранов только и бубнят советы, как стать миллионером. Так могут выступать только аферисты, выдающие себя за Рокфеллера. Я вас умоляю! Или того хлеще – не заработать, а выиграть миллион. Вот это по-русски! Сиди в дырявом халате перед экраном, и тебе привезут мешок с деньгами. Прогресс налицо – слезли с печи к говорящему ящику. Богатейшая в мире страна берет в долг у зарубежных жуликов. Смотрят в рот болтунам, которые врут и воруют, решая вечный для русских вопрос. Вершки или корешки! Не дураки и дороги беда русского человека, а богатство его страны. Спотыкаются о него, а что делать с эдаким добром не знают. Проходимцы ужом пролезают в начальники, чтобы воровать, но умело распускают о себе слух, что, мол, дураки. Русский мужик водки выпьет, начальника поругает и успокоится. А зря. Ну, да, ладно. Что-то я расшумелась.

За столом воцарилась тишина, никто не решался продолжить тему или предложить новую. Здесь царствовала только одна королева, и в ее присутствии остальные опускали взоры. Разве что правнучка иногда позволяла себе вольности, но она пользовалась своим особым положением только тогда, когда чувствовала, что главе семейства это понравится. Пауза могла затянуться надолго. Все зависело от того, насколько глубоко задумывалась над своими непонятными проблемами хозяйка. Так было и на этот раз.

Глава VI

В сон женщины, неспокойно дремавшей в большой квартире на третьем этаже старинного дома, восстановленного умелыми мастерами, медленно прокрался утренний перезвон. Он был со звонницы церкви равноапостольной Марии Магдалины, которая стояла наискосок в Апраксином дворе, и поэтому чужаком себя здесь не считал. Хозяйка шикарной квартиры на Садовой нарочно оставляла окно своей спальни открытой на ночь, чтобы он, словно гуляка, колобродивший до утра, все же вернулся. Занавески бесшумно колыхнуться, расступаясь и пропуская бродягу в спальню. В отличие от этих заговорщиков, всегда потакавших озорному перезвону и заигрывавшим с ним своими легкими одеждами, зануда кондиционер недовольно гудел в углу – где это видано, чтобы открывать окно при включенном кондиционере. Но хозяйку слушались все. Даже строгий охранник, каждый раз звонивший со своего поста на первом этаже большой парадной дома на Садовой, и настоятельно просивший проверить запоры на окнах, так как сработали датчики на его пульте с лампочками, ничего не мог поделать.

Мария Михайловна весело отшучивалась, что ее крестная просыпается рано, значит и ей грех валяться в постели. При этом она томно вздыхала, мысленно продолжая эту фразу холодным словом. Одной. Конечно ни охранник, ни кто иной, присутствующий при этом разговоре не слышал этого безжалостного слова, но оно было написано на лице хозяйки. Несомненно, такая красивая и состоятельная женщина легко могла бы разделить участь многих и многих соплеменниц, делающих вид, что живут семьями, но на самом деле признававшихся себе в том, что живут рядом, а не вместе. Особенно остро такие признания, словно острые приступы боли, посещали замужних соплеменниц по утрам, когда нечто похрапывало рядом, не вызывая особых эмоций. Кто-то старался поглубже спрятать мысль, что это просто сделка, обмен ее свежести на его средства, кто-то уговаривал себя, что главное – дети, а иные придумывали себе тайную страсть, уподобляясь героиням сериалов. Все это напоминало игру, а ведь когда-то мечталось о настоящем.

Именно поэтому хозяйка большой квартиры на Садовой позволяла себе такую роскошь, как жить в ожидании, установив жесткие рамки. Разве что, одна слабость все же допускалась в ее строгом распорядке. Утренний озорник с колокольни Марии Магдалины навещал ее на рассвете, деликатно проникая во многие Машины сны и меняя их к лучшему. Причем делал он это с удовольствием. На правах ночного гуляки ему позволялось пройтись вдоль стройных длинных ног хозяйки, едва прикрытых простынями с драконами, которые не сводили огромных злых глаз с гостя. Потом коснуться загорелой кожи на красивом подтянутом животике, прилагая все усилия, чтобы удержаться и не скользнуть под драконов. Зато полюбоваться красивой женской грудью гуляке не возбранялось. Он делал это с наслаждением, медленно и очень аккуратно, чтобы не разбудить хозяйку. Если бы этот озорник имел голову, она непременно бы закружилась, а имей сердце, оно бы затрепетало и остановилось при виде этой красоты. Утренний перезвон очень гордился тем, что он не был бестелесным призраком, обитавшем в храме на Апраксином дворе. Однажды ему довелось услышать умный разговор двух священников о колоколах, из которого стало ясно, что колокольный перезвон есть субстанция физическая, основанная на колебаниях воздуха. После чего утренний перезвон стал свысока поглядывать на остальную бестелесную братию, относящуюся к призракам, отчего сыскал среди всех обитателей богоугодного заведения незавидную долю задаваки и воображалы. Он даже стал почитать себя выше вечернего перезвона, хотя тот и гордился сладким титулом – малиновый. Тут можно было поспорить, что слаще – натыкаться с разбега низкими басами на одежду набожных прихожанок или ласкать, прости мя Господи, нежным утренним перезвоном спящую красавицу.

Короче, бестелесная братия храма, что стоял наискосок от дома на Садовой, записала утренний перезвон в еретики и отступники, хотя все его рассказы о блондиночке в шикарной квартире, слушала. Затаившись и с интересом. Соблюдая приличия, оне даже пробовали жаловаться на гуляку церковному начальству. Да, тем недосуг было, а может, и еще что. То неведомо. Хотя…

Церковь равноапостольной Марии Магдалины на Апраксином дворе среди своих считалось новоделом, поскольку стояла она на том самом месте, где еще при шведах была католическая часовенка. Когда Петр Первый иноверцев-то прогнал, велел тут православную церковь поставить. Поначалу деревянную. Да, повезло ей. Место вокруг было бойкое, торговое. Купчишки в славные времена Петра Лексееча да Екатерины Великой тут развернулись. Апраксин двор, почитай, первым торговым центром не только матушки-России был, а и по всей Европе гремел. Торговый люд не скупился. Такой храм поставили, что Исакию в пику. На трехсотлетие Романовых тут роскошные службы были. Что, ты! Правда, пришли товарищи и быстро все к рукам прибрали, а при Никитке и вовсе снесли. Да, дела.

Теперь, вот, заново отстроили, по тем же чертежам, и освятили, как положено. Да, только кто ж пойдет в неизвестный приход, где ни прихожан, ни доходу особого нет. Звонарь, и тот, зеленый ешо. Ан, нет, не так все плохо. С торговым людом на Апраксином дворе местные власти, как положено, воюют, но те держатся и жертвуют на храм знатно. Одна Мария Михайловна такие конвертики оставляет под иконкой Божьей Матери, что лампадки не коптят! Потому и церковные власти на всякие там причуды звонаря и его утреннего звона смотреть не смотрят и знать ничего не желают.

Вот и шастат тот гуляка в открытое окошко к незамужней даме. Вольность, конешна, дык, ведь ни в каком уставе про то не писано, чтоб запретить утреннему перезвону дружбу с кем-то из прихожан водить. Ну, дружба не дружба, а некие особые отношения у них, всё ж, промеж собой были, и блондиночка та потворствовала сему факту сама.

Была у Машеньки некая романтическая черта в характере, отличавшая ее от теперешних бизнес-леди, готовых на все, ради выгоды собственного дела. Не умерла в ней женщина, когда волею судеб, а точнее – богатой и влиятельной на Сицилии семьи Валоросо, в лице наследника незримой империи красавца-дипломата Антонио, стала Маша директором компании «Флорентино». Не загрубела душой блондиночка, а стала по-особому царствовать в своей кружевной империи. Она любила и умела одеваться, и не только со вкусом, а с шармом великим. Лучшего лица для компании, торговавшим великолепным итальянским нижним бельем и придумать было невозможно. Появится Мария Михайловна на приеме светском, и все внимание к ней приковано. На первый взгляд одета красавица изысканно и строго, никаких вольностей, но многие знаю, что, умело, скрывает эта восхитительная женщина. Нужно только момент не упустить. Как-то невзначай обернется, шажок широкий сделает или доверительно приблизится к собеседнику, а тот и обомлеет. Красота великая сила, а в умелых руках власть непреодолимая. Одни с восторгом дорисовывают в воображении своем возбужденном то, что кружева скрывают, а иные – как эти кружева приукрасят то, что скрыто под ними искусно. Каждому свое, так уж мир грешный устроен. Да всякий раз у директрисы что-то новенькое, то, чего ни у кого среди красавиц Северной столицы никогда не было. Потому и кажется им, что именно эта вот кружевная вещица сможет каждую сделать неотразимой и желанной в глазах любого мужчинки. И парит Машенька в окружении страстных или завистливых взоров, как в облаке. Словно над землей ее этот интерес приподнимает. Богиня, да и только.

Многие пробовали Машеньку к рукам прибрать, богатое содержание предлагали, а то и бизнес отобрать пытались, с наших-то братков станется, только на их беду умна не по красоте оказалась директриса. Сама ловушек наставила, да претендентов лбами столкнула. Поговаривали, не зря она в церковь равноапостольной Марии Магдалины на Апраксином дворе часто захаживает и почитает ее крестной матерью. Под защитой, значит.

Думал ли так утренний перезвон не ведомо, но хозяйку роскошной квартиры на Садовой любил. Чего греха таить. Вот и сегодня задержался у нее боле положенного, оставив других прихожан на одной из старейших улиц Северной столицы без внимания. Да и как было не задержаться. Рожденный молодыми руками звонаря, в котором еще не все желания были убиты строгими постами и воздержаниями, гуляка уже повидал немало, особенно этим жарким летом. В осеннее и зимнее ненастье ему трудно было пробиться к горожанам через наглухо задраенные окна, а в эдакую жару, когда все было распахнуто настежь, утренний перезвон познал множество мирских секретов. Ибо в предрассветные часы беззащитны грешные. Все, как есть, на виду. Что ж тут странного, что появилась у гуляки среди многих и многих своя любимица. Едва молодой звонарь на колокольню поднимается, а этот озорник уже в нетерпении мается. Ждет. Начнут умелые пальцы перебирать веревочки, заговорят колокола, а перезвон уже летит к Машеньке. Заглянет к ней в сон, прислушается, а надобно, и поправит.

Сегодня у красавицы, хранимой неусыпными драконами, случился странный сон. Где-то она в пучине темной какую-то Вареньку все кличет, а той не видать. Мается сердешная хозяйка, сил смотреть на это нет. Помочь бы, да не ведает гуляка, кто такая Варенька. Решился спросить сотоварищей, кои бродят в утренний час по своим переулкам. Многие отмалчивались, да сыскался голосок с Никольской церкви, что на улице Марата стоит. Голосок старческий, скрипучий, но добродушный. Поведал он гуляке о Николае Пригорове, который обеих девиц знает. А еще сказал, что этот Николай любит утренний перезвон на Фонтанке слушать.

Такого-то отыскать на набережной было делом нехитрым. Сразу видно, что мужчина неверующий, но колокольный звон принимает. Заглянул к нему в душу гуляка, а там все, как на ладони, читай – не хочу. Простота наивная, хотя и прирожденный ратник. Удивило гуляку то, что о Варваре разведал. Пигалица, а, поди ж ты, куда замахнулась…

Вернулся он в сон красавицы своей, а та мается, да так, что драконов переполошила. Пришлось нашептать блондиночке на ушко слово заветное. Сон тяжкий по другой тропке пошел. Встретила Машенька подругу свою в той пучине темной, да на волю обе и выбрались. Вскинулась красавица, села на кровати, дышит тяжко, а грудь-то… Прости мя Господи, загляденье одно. Заспешил утренний перезвон восвояси, только занавески на окне и колыхнулись вслед. А блондиночка, стряхнув остатки сна, пошла на кухню. Налила стакан холодной воды, а зубы о стекло постукивают. Давно случилось наяву, что во сне пригрезилось, но до сих пор покоя нет.

Пройдя босиком по прохладному полу и выпив воды, Маша успокоилась. Сон навеял воспоминания об их с Варей приключениях в Египте. Тогда, впервые увидев неопытную студентку, Маша решилась отправить ее на глубоководное погружение за сокровищами. Как она ругала себя тем утром, поджидая худенькую Варю, с маленьким баллоном сжатого воздуха у крохотного лаза в днище затонувшего корабля. Туда протиснуться могла только такая миниатюрная девчушка, без женских излишеств. Да, и акваланг туда было не протащить, только маленький баллон, обеспечивающий дыхание минут на десять, который как н. э., берут с собой дайверы на всякий пожарный случай. Мария Михайловна сглотнула от этих воспоминаний, будто сама сейчас испытывала кислородный голод глубоко под водой. Она знала, как охватывает паника там, в темноте, когда воздух в баллонах заканчивается. В один миг в угасающем сознании проносится вся жизнь и единственная мысль. Зачем? Что привело сюда, к этой жуткой смерти. Здоровенные мужики, имеющие многолетний опыт погружений, вдруг теряют рассудок, совершая самые нелепые и постыдные поступки. Только бы выжить. Только бы вдохнуть соленого морского воздуха, которого на поверхности всегда в избытке.

Все это Маша, работавшая тогда в Египте инструктором подводного плаванья на одной из баз дайверов, знала, и, даже, испытывала на себе. И ей было до сих пор совестно, за то, что отправила она в глубину совсем неопытную студентку. Те жуткие минуты ожидания она видит во снах. Случайно оказавшаяся в руках карта с отметками о сокровищах на затонувшем галеоне сводила ее с ума. Маша уговорила себя, что Варя легко отыщет клад и вернется. Каких-нибудь десять минут и они обе богаты и независимы от всей мерзости, что окружала инструктора последний год в Египте. Прошло два года, а вспоминания до сих пор яркие и четкие, словно случилось все вчера.

Когда на глубине истекли десять минут, и газовая смесь в маленьком баллончике у Вари должна была закончиться, Машу охватил страх. Она попыталась себя убедить, что студентка сможет дышать еще минуты две-три. Однако и через пять минут со стороны крохотного лаза не донеслось ни звука. Инструктором овладел ужас. В ее воображении возникали картины одна страшнее другой – то студентку придавило проржавевшими балками, то она столкнулась с муреной, то застряла в каком-то узком месте, то, что вероятнее всего, просто закончился воздух. А вокруг жуткая тишина и только шелест распределительного устройства ее акваланга. Тогда Маша принялась колотить вторым аквалангом по краям крохотного лаза, надеясь, что Варя просто потеряла фонарик и заблудилась в темноте, а этот стук укажет студентке верную дорогу. Время остановилось в темной глубине Красного моря или просто заблокировалось в памяти от сильнейшего стресса. Остальное помнится только со следующего момента, когда Барина голова показалось из узкого лаза, освещенного фонариком инструктора. Стекло маски для подводного плавания искажало и без того налитые кровью от удушья или нечеловеческого напряжения, глаза. Тот тяжелый взгляд и вздутые на шее девушки жилы так резанули душу, что запомнились навсегда.

В руках у Вари вместо маленького баллончика со сжатым воздухом была шкатулка из темного дерева. Очевидно, из-за большой глубины в соленой воде Красного моря кислорода было мало, и ни ракушки, ни черви не испортили дерево. Луч фонарика задержался на шкатулке и скользнул к аквалангу, который покорно поджидал хозяйку. Машу так трясло от нервного возбуждения, что она не могла поймать загубник второго акваланга и подать студентке, но Варя справилась сама. Передав инструктору шкатулку, девушка закинула свой акваланг на спину и, застегнув ремни, продула загубник. Пузыри воздуха серебряным облаком взвились вокруг студентки и сплошным потоком наперегонки устремились вверх. В светлом конусе, излучаемом фонариком, было отчетливо видно, как ребра под Вариным гидрокостюмом, словно меха, стали накачивать кислородом изголодавшееся худенькое тело. Поддавшись впечатлению, Маша тоже часто и глубоко задышала. Голова начала кружиться, и приятная легкость коварно стала разливаться по всему телу. Захотелось блаженно прикрыть глаза и, словно на мягких подушках у кальяна, вытянуться, оперев на согнутую в локте руку, отяжелевшую вдруг голову. Инструктора кольнула мысль, что она ошиблась с пропорциями газовой смеси в баллонах, и сейчас они могут опьянеть от излишков закиси азота. Это было опасно. Схватив напарницу за руку, Маша увлекла ее за собой наверх. Прочь от этого коварного места. Не случайно загадочная шкатулка так долго пролежала там в одиночестве.

Выбрались из затонувшего корабля, они начали медленный подъем, зависая на определенной глубине по графику, чтобы не спровоцировать кессонку. Их одинокие фигурки парили над темной бездной, и только пузырьки воздуха нарушали гнетущее молчание. Каждый думал о своем. Маша украдкой поглядывала на студентку, но напарница, словно завороженная, смотрела только вниз. Весь длительный подъем с большой глубины, Варя послушно шевелила ластами и по команде инструктора покорно замирала на очередной "полке", но ни разу не подняла головы. Все дайверы при подъеме с волнением поглядывают то на указатель давления в баллонах, то на серебристую грань наверху, отделяющую их от живительного воздуха, которого порой здесь смертельно не хватает. Студентка же смотрела только вниз. В черную бездну, которая так манит и пугает ныряльщиков. Самый опытный дайвер соврет, если скажет, что не испытывает страха перед этой темнотой, непостижимым образом притягивающей к себе. Наверное, ныряльщиками становятся те, у кого в детстве любопытство пересиливало детский страх перед темнотой в соседней комнате. У кого сердце не замирало, а бешено колотилось за те несколько шагов, чтобы дойти впотьмах до дальней стены в темноте. Потом медленно повернуться, и, поняв, что рядом никого нет, расслабиться, ощущая неописуемое блаженство от соприкосновения спиной к самой обыкновенной стене. Эти детские испытания, пройденные самостоятельно, так глубоко западают в душу, что определяют дальнейший жизненный путь.

Эта мысль промелькнула у Маши, когда она наблюдала за студенткой, пристально вглядывавшуюся в бездну. После такого жесткого испытания, девушка не испытывала страха перед темнотой под ногами, эта пропасть продолжала манить ее. Инструктор поняла, что в худеньком теле, на который и гидрокостюм-то с трудом подобрали, живет настоящий воин. Варя не дрогнула в жуткой глубине, не запаниковала, а заставила себя выжить. Правда, опыт дайвера подсказывал, что кислородное голодание более пяти минут сказывается на головном мозге. Кто-то теряет память, у кого-то начинает хромать логика, а некоторые впадают в детство.

Весь тот злосчастный день, да и последующие, Маша пристально следила за своей подопечной, стараясь быть все время рядом. Кризис мог проявиться неожиданно. Однако ничего существенного не произошло, студентка отделалась легким испугом. Тогда у инструктора еще промелькнуло сравнение – напарница, словно экзамен сдала. И это было очень точно. Что именно почувствовала или увидела Варя в той глубине под днищем затонувшего корабля, осталось загадкой, но это что-то сильно повлияло на девушку.

Впрочем, дальнейшие события в Египте развивались столь стремительно, что им было не до анализа ситуации. Погони, бандиты и опасности закружили соотечественниц в Египте, неожиданно сблизив их, таких разных и непохожих. Возможно, в память о тех событиях они иногда так тянулись друг другу, хотя подругами себя не считали, и почти не виделись после. Зато позволяли себе каким-нибудь дождливым вечером позвонить бывшей напарнице и поговорить о пустяках. Словно случайно встретились на улице. Иногда после такого разговора Мария Михайловна подмечала, что Варя упоминала вскользь какие-то подробности недельной давности, о ее, Машиной жизни, о которых не могла ничего знать, живя в Москве. Эта девушка странным образом присутствовала в ее жизни.

Вот и сегодняшний сон встревожил Машу не столько знакомым сюжетом, сколько тем, что голос Вари она слышала так отчетливо и ясно, что уловила в ее речи странные нотки. Даже проснувшись, хозяйка большой квартиры на Садовой не могла избавиться от впечатления, что на самом деле при их разговоре во сне, Варя хотела что-то узнать о Николае. Вот ведь напасти!

Мария Михайловна вернулась в спальню. Там было как-то пусто и одиноко. Она посмотрела на скомканные простыни с драконами, но желания лечь и подремать еще часок не возникло. Директриса глянула на часы. У нее достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и прогуляться до офиса пешком. Сегодня утром дежурит Николай, а с ним можно немного пошалить, не опасаясь каких-то необдуманных действий. Мужчины так самоуверенны и, простите, туповаты. Они не понимают полутонов и полунамеков, не хотят понять, что у женщины бывает просто хорошее настроение и ей хочется нравиться, хочется развеяться и поинтриговать, а не бежать, сломя голову, в койку. Это относится ко всем, ну, почти ко всем. И Коленька есть то самое исключение. Милый и воспитанный мальчик, несмотря на свои мускулы и суровый голос. Иногда он так нежно заглядывает ей в глаза, что сердечко замирает. Другая бы не упустила случая и прибрала бы к рукам, жених-то вполне достойный. Даже жалко. Вот окрутит какая-нибудь вертихвостка, тогда только локти кусать. Взять хоть бы их «Флорентино». Такие девчонки на Николая засматриваются, а он только глазки отводит.

Маша часто размышляла на эту тему, сидя за туалетным столиком и приводя себя в порядок. Знакомое отражение в зеркале, как всегда, хотелось подправить, но к пластическим хирургам она еще не обращалась. Строгий овал лица еще не тронули морщинки, и нужно было только умело кое-что подчеркнуть. Изящно и строго. Без излишеств. В женском коллективе нужно держать ушки на макушке, промахов не простят. Расставив в боевом порядке флакончики, коробочки, баночки, тюбики, кисточки и щеточки, блондинка со знанием дела направляла их в бой. Вечный бой за красоту, за преобладание, за уверенность в себе. Попутно мысли ее не отпускали спортивного подтянутого мужчину, бывшего когда-то офицером, да и теперь не утратившего выправки и горделивой осанки, что так нравится женщинам. Будь сейчас девятнадцатый век, он носил бы кремовые перчатки из тонкой кожи и трость с серебряным набалдашником.