Шкатулка императора

Александр Асмолов

Шкатулка императора

В зеркале прошлого тени видней,

знаки за гранью прочтет посвященный

Глава I

Наверное, император был знойным мужчиной, если его именем назвали последний месяц лета. Подобно изнуряющему пеклу, власть Цезаря проникала не только в укромные уголки домов, спрятанных в тенистых садах, но и души граждан великой империи, а уж рабов и вовсе приводила в трепет. Впрочем, в детстве Август был наречен проще, но после славных побед великий сенат дал ему титул, ставший позднее громким именем для всех императоров. Возвеличенный монарх, как и знойный месяц, довлели над миром. От обоих было душно.

Так же, как летом 2010 года в России. Огромная страна изнывала от жары и засухи, а в августе, когда начались пожары, и едкий дым заброшенных лесов и торфяников мутными волнами накрывал Подмосковье, в столице стало невыносимо. Все, кто мог себе позволить отпуск, уезжали к морю или вообще заграницу, оставив город на семи холмах изнывать от горячего дыхания раскаленных африканских песков. Толстые стены домов, призванные защищать жителей от сорокоградусных морозов, теперь, как губки, напитавшись жаром далекой Сахары, до глубокой ночи щедро отдавали его, навевая своим хозяевам тяжелые сны. От зноя не было спасения даже в подземке. Составы метро, словно огромные поршни, загоняли в туннели все новые и новые инъекции раскаленного солнцем воздуха и быстро разносили его по артериям всей системы, которая стала напоминать античные термы. Только к утру метро чуть остывало, но спешащие по делам люди быстро наполняли его своим горячим дыханием.

На станции "Третьяковская" удобно пересаживаться с "зеленой" на "оранжевую" ветку, поэтому там всегда многолюдно. Когда вагон метро, зашипев пневматикой дверей, жадно вобрал в себя разгоряченную порцию пассажиров, внутри стало тесно. Пожилую женщину, крепко державшую за руку девчушку лет пяти-шести, придавило к противоположной от входа двери. Она, молча, снесла это привычное для москвичей насилие, отодвинувшись так, чтобы девочке было посвободнее. Стоявшая рядом пассажирка лет двадцати сочувственно улыбнулась и тоже повернулась боком, пропуская девчушку к окошку. Та безразлично уставилась на большой рекламный плакат за стеклом. Было душно и близость чужих разгоряченных тел вызывала раздражение. Еще нужно было куда-то спрятать глаза, чтобы не встречаться взглядом с остальными пассажирами. Тут-то, расклеенная повсюду реклама, и находила своих читателей. В который раз броские фразы и яркие картинки пытались вызвать желание купить что-то, но, как правило, достигали обратного эффекта. Те, кто ездит на метро, не покупают норковые шубы и бриллианты. Даже со скидкой в 70 %.

Наконец-то вагон тронулся. Припавшая к окну девочка лет, испуганно вскрикнула и резко отпрянула от стекла, пытаясь спрятаться в длинной юбке пожилой женщины. Отвернувшись, бедняжка стиснула в кулачках тонкую ткань одежды и уткнулась в него лицом. Женщина инстинктивно прижала маленькое тельце к себе и настороженно взглянула в окно, пытаясь понять, что так напугало малышку. Следом за ней туда же посмотрела и молоденькая пассажирка, стоявшая рядом. Надменно улыбающееся лицо мужчины, чуть исподлобья смотревшего с яркого плаката, проплыло за стеклом.

– Нина! – укоризненно произнесла женщина. – Это же реклама. Ну, что, ты.

В ответ не прозвучало ни слова. Девочка боялась даже пошевельнуться. Женщина ласково погладила черные кудряшки, спадавшие на спину, но та только дернула плечиком, словно отмахиваясь. Поезд набирал ход, заполняя шумом весь вагон, который, то раскачивался, то вздрагивал на стыках рельс, словно делал это умышленно, чтобы продемонстрировать всем, кто тут хозяин. Девушка, ставшая невольной свидетельницей неприятной сцены, осторожно присела на корточки рядом с девчушкой. Наклонившись к самому ее уху, она зашептала, так, чтобы ее услышала только перепуганная малышка:

– Я их тоже вижу. Тут ничего страшного нет. Главное, не заговаривай с теми, кто тебе неприятен. Сами они никогда первыми не начнут.

Перепуганная девочка даже не шевельнулась, но было видно, как она напряжена. Словно невыносимая ноша легла на худенькие плечи и согнула их. Колеса вагона застучали сильнее, унося прочь от страшного места, и девушка стала говорить громче, понимая, что подслушать невозможно.

– Ты ведь никому не скажешь, что я их тоже вижу. Правда?

Курчавая головка чуть повернулась, и на пассажирку, сидевшую рядом на корточках, посмотрел огромный глаз. Зрачок был так сильно расширен, что радужка вокруг него превратилась в тонкий карий ободок. Испуганный взгляд был долгим. Потом на девушку уставились оба глаза. Не мигая, они смотрели на простое открытое лицо незнакомки. Скользили, изучая его черты, словно читали книгу. Постепенно напряжение у девочки исчезло.

– Похоже, ты кому-то рассказала о них, – как можно спокойнее произнесла незнакомка, – и теперь тебя таскают к психологу, который задает глупые вопросы.

Девчушка растерянно опустила глаза и кивнула.

– Со мной была такая же история, – доверительно призналась девушка. – Представляешь, я однажды рассказала своей лучшей подруге о том, что вижу других, а та раструбила по всему двору. Надо мной сначала смеялись, а потом стали называть домовым. До сих пор помню их дразнилку. "Домовой над трубой поднимает дикий вой". Я даже дралась тогда.

– И с мальчишками? – неожиданно спросила девочка.

– Конечно! Я так научилась драться, что они меня уважали. Представляешь? Всегда в синяках была, но спуску никому не давала.

– А бабушка говорит, что драться нельзя.

– Это правильно. Но тут особый случай. Если бы она знала настоящую причину, то поняла бы. Ты, наверное, бабушке ничего не рассказывала про этих.

Девочка внимательно смотрела на незнакомку, словно прислушивалась, но ничего не ответила.

– Знаешь, рассказывать тем, кто их не видит, не стоит. Они не поверят. А ты сама скоро во всем разберешься. Уж поверь мне, раз ты их видишь, значит, ты необычная. Тебе многое дано, но никто не объяснит – зачем. Так выстроились звезды при твоем рождении. Верь только себе, и ничего не бойся.

Далее произошло странное событие. То ли поезд резко затормозил, подъезжая к очередной станции, то ли девчушка сама решилась, но она кинулась к девушке в объятья и повисла у нее на шее, обвив их своими худенькими ручками. Пожилая женщина, наблюдавшая за ними свысока, бросилась, было, следом, чтобы воспрепятствовать этому, но незнакомка легко выпрямилась, подхватив легкое тельце рукой и бережно прижимая его к себе.

– Не беспокойтесь, она просто испугалась.

– Нет, нет. Что вы! Ниночка ни с одной няней не ладит. Да и нам выходить сейчас. Иди ко мне, детка.

Девчушка так доверчиво прижалась к столь общительной пассажирке, что женщина встревожилась не на шутку. Понимая, что сейчас может разгореться скандал, девушка мягко отстранила от себя малышку, передавая на руки женщине.

– Мне тоже выходить на "Павелецкой". Пойдемте, а то затопчут.

Они вовремя примкнули к потоку, покидающему вагон метро, потому что следом уже накатывался второй людской вал, торопившийся занять освободившееся место. Впрочем, троица уже была подхвачена течением, хлынувшим к эскалатору. Среди огромного, помпезно разукрашенного зала станции метро, они были так плотно прижаты друг к другу, что если бы и желали того, вряд ли смогли разойтись в стороны. Стоя на соседних ступеньках лестницы, поднимавшей их вверх, девочка и странная попутчица, не отрывали глаз друг от друга. Пожилая женщина даже повернулась, чтобы заслонить собой незнакомку, но девчушка вывернулась, чтобы не потерять ту из виду.

Когда же они, наконец, покинули метро, оказавшись на шумной улице Садового кольца, расставаться, не сказав ни слова, было как-то неловко. Девушка решилась первой. Протянув свою узкую ладонь малышке, она очень просто сказала:

– Я не успела представиться. Меня зовут Варя. Та совершенно спокойно взяла протянутую руку обеими своими ладошками, и зачем-то начала трясти, словно пытаясь этим что-то высказать. Сцена получилась комичной, и все рассмеялись.

– Это Ниночка, а меня зовут Лидия Натановна, – за обоих ответила женщина.

– Очень приятно познакомиться с вами, – девушка застенчиво улыбнулась, высвобождая свою руку. – Надеюсь, я не была назойливой. Как-нибудь еще увидимся.

Она хотела сказать обеим, что-то еще, но настороженный взгляд пожилой женщины ее остановил. Новая знакомая стушевалась, начала расправлять несуществующие складки на своем скромном платье. Потом неуверенно кивнула и повернулась, собираясь идти своей дорогой.

– Не уходи! – умоляюще произнесла Ниночка.

Это было сказано так искренне и очень по-взрослому, что все замерли. Варя медленно обернулась, одновременно поправляя рукой короткую прическу. Она отчего-то не решалась посмотреть девчушке в глаза, отводя взгляд в сторону, на людской поток, обтекавший их, как неодушевленное препятствие на своем пути. Затянувшееся молчание прервала Лидия Натановна. Каким-то свойским голосом она неожиданно озорно предложила:

– Девчонки, а давайте по мороженному! От этой жары с ума можно сойти. А?

– Давайте! Давайте! – тут же подхватила Ниночка.

– Только, чур, потом за столом не капризничать, – строго предупредила та девочку, – а то нам обоим от Софьи Львовны достанется.

– Лидочка Натанна, да я умру, но все съем! – воодушевилась егоза.

– Нет, умирать мы не будем, – пошутила она в ответ, – но и живыми не дадимся. А? Варя, идем.

– Идем, идем, – ответила за девушку малышка. Ухватив Варю за руку, она потащила ее за собой.

Сопротивляться было бесполезно. Они остановились у киоска с мороженным, задумавшись, чем бы полакомится. Впрочем, тон в выборе задавала Ниночка. Со знанием дела она стала аргументировано объяснять, что ни в коем случае нельзя покупать, а что непременно нужно попробовать. Взрослые только развели руками. Ребенок был на недосягаемой высоте. Его познания в тонкостях вкусовых особенностей широкого ассортимента были убедительны. Улыбчивый азиат, торговавший в ларьке, только цокал языком, одобрительно покачивая головой. Свернув на улицу Бахрушина, веселая троица прибавила шаг, чтобы мороженное не успело растаять. Благо идти им было недалеко. За небольшим парком, прямо у его дальней ограды возвышался добротный двухэтажный дом, простоявший за литой оградой более века. Выглядел он очень солидно, и казался старым аристократом среди крикливых новомодных построек, кичившихся своим достатком, но по сути переделанных из старых "хрущевок" в деловые офисы, "кафешки" или апартаменты.

– Варя, сюда! – девчушка потянула свою спутницу во дворик.

За изящной оградой был свой мир. Аккуратные дорожки с фонариками у самой земли петляли среди миниатюрных клумб, откуда-то доносился шелест водных струй фонтанчика, а нежный запах цветов дополнял приятную картину. Духота и жара остались где-то за оградой, и каждый входящий сюда с улицы, замедлял шаг и оглядывался. Если бы из кустов на дорожку вышел павлин или антилопа, это не вызвало бы особого удивления. Впечатление было такое, что в этом мире все возможно.

– Ну, пойдем же, – Ниночка нетерпеливо дернула Варю за руку.

– Как красиво! – восторженно отозвалась та, словно не слыша ее. – Ты здесь живешь?

– Это бабушкин дом, – с явной неприязнью бросила вполоборота девчушка.

Колокольчик на двери мелодично оповестил о пришедших. Мужчина спортивного типа в строгом сером костюме вопросительно посмотрел на Варю, и та сразу сникла под пристальным взглядом. Сказка мгновенно улетучилась, и девушка почувствовала себя чужой.

– Витя, это со мной! – холодным властным тоном отчеканила Нина.

Для Вари это прозвучало так неожиданно, что она даже вздрогнула. Превращение испуганного зверька в домашнего деспота выглядело не комично, а угрожающе. Красивый дом за литой оградой, только что приведший ее в восторг своим сказочным садиком, вдруг превратился в зловещее темное здание, где ничего хорошего быть не могло. Даже ласковая прохлада, так приятно обволакивающая тело, вдруг стала чуждой и даже раздражала.

– Виктор, – замялась Лидия Натановна, – мы пройдем на кухню.

– Вы согласовали? – мужчина загородил дорогу гостье.

– Витя, мы тебе мороженное принесли, – укоризненно произнесла девчушка, – а ты…

Серый костюм, еще секунду назад сидевший, как влитой на спортивной фигуре неожиданно сморщился и пошел складками, но дорогу не освободил. Ситуацию спасла Лидия Натановна, уже вынырнувшая откуда-то с красивой тарелочкой, на которой лежала пара ярких упаковок мороженного. Лицо охранника осталось неподвижным, но строгий взгляд потеплел.

– Только не торопись, – хихикнула Ниночка, – а то простудишься.

Она по-хозяйски отстранила серый костюм в сторону и увлекла гостью за собой. Кухня, скорее, напоминала большую столовую, отделенную барной стойкой от плиты и прочей кухонной техники, аккуратно расставленной вдоль стены. Добротный овальный стол темного дерева посреди столовой выглядел очень солидно. На гладкой чистой поверхности его не было ни одного предмета, и свет из окна удлиненным прямоугольником пересекал столешницу наискосок, словно широкая перевязь для шпаги на военном мундире. Чувствовалось, что везде царил раз и навсегда утвержденный порядок.

– Варь, садись сюда, – Нина уже пододвигала от стены пару резных стульев с высокими спинками.

– Ого! – невольно вырвалось у гостьи. – Как в фамильном замке.

– Бабушка любит старые вещи, – пыхтя, выдавила из себя девчушка.

Они сели рядом, словно подружки, и стали болтать ногами под сиденьями стульев. Это выглядело неким протестом против строгости всего интерьера. Тем временем Лидия Натановна постелила перед каждой красивые вышитые салфетки и расставила приборы. Все это она проделало быстро и ловко, явно заученными движениями. Когда все принялись за мороженное, женщина аккуратно спросила:

– Варя, а ты москвичка?

– Нет, я родилась в Геленджике. Это на Черном море. В Москве три года. Сначала училась на дневном, а потом перевелась на заочный. Работаю в библиотеке.

– Не замужем?

– Нет, – девушка удивилась такому строгому допросу.

– И детей нет? – продолжала Лидия Натановна.

– Нет, – а почему вы спрашиваете?

– Варь, иди ко мне няней, – неожиданно выпалила девочка, перестав, есть мороженное.

– Нина! – одернула ее женщина. – Иди-ка лучше поиграй.

– Лидочка Натанна, – взмолилась та, – я тихонько посижу. Честно-пречестно.

Женщина покачала головой, но строгости во взгляде не было. Более того, она неожиданно улыбнулась, и стала похожа на заботливую добрую хозяйку большого дома, чьи умелые руки обеспечивают уют и тепло всем его обитателям. Варя заметила седые корешки волос в редеющей прическе и морщинки, которые был не в силах скрыть макияж.

– Я ничего не решаю в этом доме, – скромно начала женщина, – но могу попросить Софью Львовну поговорить с тобой. Вижу, что вы как-то расположены друг к другу.

Она ласково глянула на девочку, потом на гостью.

– А у нас беда с воспитателями. Последняя уволилась неделю назад, и теперь Нина со мной, а я ведь только по кухне помогаю. Какой из меня психолог.

– Ну, я тоже не психолог. – начала, было, девушка.

– Не торопись отказываться. Условия здесь очень хорошие. Семья интеллигентная. Поговори с хозяйкой, а там видно будет.

– Но у меня, право, таких планов не было.

Тут гостья почувствовала, как маленькая горячая ладошка легла на ее руку. Это был жест признания и просьбы одновременно. Дав обещание молчать, сорванец не нарушил слова, и это говорило о многом.

– Вы застали меня врасплох, – чуть хрипловатым голосом произнесла Варя. – Каких-то серьезных обязательств сейчас у меня нет, но с детьми я не работала.

Горячая ладошка нежно сжала ее руку.

– Не будем ходить вокруг да около – серьезно сказала Лидия Натановна. – Я поднимусь к Софье Львовне. Если она захочет, то сразу и поговорит с тобой.

Кабинет хозяйки тонул в полумраке и прохладе, несмотря на знойное солнце за окнами. Тяжелые темные шторы, добротная старя мебель, дорогие безделушки и картины в солидных рамах создавали настроение покоя и достатка. В глубоком мягком кресле у инкрустированного столика сидела полная женщина с властным лицом. Большой парик и пышные одежды старательно маскировали ее возраст и тучность. Горбинка на носу и пристальный взгляд темных глаз придавали выражению ее лица некую строгость.

Хозяйка указала жестом вошедшей девушке на кресло перед собой. Перехватив ее любопытный взгляд, пробежавший по картам Таро, лежащим на инкрустированном столике, дама улыбнулась краешком густо накрашенных губ.

– Лида рассказала мне о вашей встрече, – она как бы ненароком пододвинула к девушке колоду с необычными картинками на "рубашках". – Возьми одну.

Гостья, не задумываясь, вытащила карту из середины колоды и положила на столик картинкой вверх. На ней была изображена девушка, спокойно сидящая около льва и одной рукой треплющей его гриву, в другой ее руке на ладони лежала восьмерка.

– Интересно? – ухмыльнулась хозяйка. – Ты знаешь, что это обозначает?

– Сила, – спокойно ответила Варя. – Одиннадцатый аркан Таро. Символизирует духовную силу, преодолевающую физическую. Преобладания разума над инстинктами. Перевернутая карта означает деспотизм, зависть, обиду.

– Ну, перевернута она сейчас только по отношению ко мне, – мрачно улыбнулась дама. – А вообще-то одиннадцатый аркан еще называют "Справедливость" и "Дочь Пламенного Меча". Осознавший свои нравственные силы, способен побеждать в самых сложных ситуациях. Хозяин судьбы. Хотя в перевернутом смысле можно все обратить во зло, став жертвой своей неуемной жажды удовольствий.

Девушка промолчала в ответ, но взгляда не отвела. Хозяйка, внимательно разглядывая лицо девушки, задумчиво произнесла:

– У Нины часто выпадает десятка "Мечей" – символ насильственной смерти, страданий и горя.

– Но в перевернутом виде, – тут же продолжила гостья, – эта карта указывает на выигрыш, удачу, прибыль.

В наступившей паузе казалось, что последняя фраза осталась незамеченной.

– Ну, что же, Варя, давай знакомиться. Меня зовут Софья Львовна. С Ниночкой у нас не все так просто. В мае она потеряла родителей. Моя внучка Инна вопреки воле семьи жила в гражданском браке, отдельно от нас. Девочку мы почти не видели, но после автомобильной катастрофы Нина живет у меня. Нервные срывы и сложный характер в ее возрасте создают определенную проблему в общении с няней. Но девочка не может быть одна. Надеюсь тебе понятно, что я не могу взять в свой дом человека с улицы, и должна узнать тебя поближе, прежде, чем приму решение.

– Конечно, – согласилась та.

– Обычно я не читаю каких-то рекомендательных писем или резюме. Мне достаточно посмотреть человеку в глаза. Не возражаешь?

Девушка кивнула, давая понять, что согласна.

– Тогда пододвинься ко мне поближе. Вот сюда, к свету.

Какое-то время хозяйка, молча, рассматривала лицо гостьи, потом заглянула в глаза. Варе это явно не понравилось, но она не отвернулась. Тем временем взгляд темных с красными прожилками на белках глаз Софьи Львовны словно царапал ее изнутри. Пожилая женщина явно носила очки, но сейчас они лежали в стороне.

Наконец девушке надоела эта экзекуция и она, чуть наклонив голову набок, но, не отводя взгляда, посмотрела сквозь неприятные темные глаза. Очевидно, гостья думала о чем-то приятном. Судя по мимолетной улыбке, тронувшей уголки тонких не накрашенных губ, мысли посетительницы были далеко отсюда. Она прикрылась ими, словно щитом, от всех невзгод на свете.

– Хорошо – хорошо, – сдалась без боя в этой молчаливой дуэли хозяйка. – Расскажи-ка мне, что ты думаешь о Нине. В двух словах.

– Мне теперь понятно, почему ее так назвали.

– Интересно, – темные глаза блеснули.

– Вопреки распространенному мнению, Нина не грузинское имя, – спокойно начала девушка. – Действительно в священных писаниях встречается равноапостольная Нина, пришедшая в Грузию с проповедями из Иерусалима. Она обратила в Христианство сначала царя и его семейство, а затем и весь грузинский народ.

– Что же тут не так? – спокойно спросила хозяйка.

– Думаю, что кто-то очень тонко сыграл на чувствах родителей девочки, подсказав такое имя. Скорее всего, отец ее был грузином, потому и мать Нины была отвергнута семьей, как вероотступница. На самом деле имя Нина имеет очень древние корни. Они относятся к пятому тысячелетию до рождества Христова. К первой империи нынешней цивилизации – Ассирии. Один из ее правителей назвал столицу великого государства своим именем. На ассирийском это звучит, как Ниневия, то есть – госпожа. На шумерском Нина это – царица, а с древнееврейского Нина переводилась как правнучка.

Девушка говорила быстро и уверенно. Однако в ответ не было сказано ни слова, и казалось, что полумрак в комнате стал сгущаться. Какое-то время спустя хозяйка шумно вздохнула и спокойно добавила:

– Думаю, что версия греческого происхождения имени от Нинос, племянницы иерусалимского патриарха Ювеналия, которая положила начало христианства в Грузии, более известна в наше время. Хотя на иврите действительно есть два созвучных слова. Пнина – жемчужина и нун – правнук. Но это для специалистов. Кстати, откуда такая осведомленность?

– Мои родители по образованию археологи, преподают историю в средней школе. Я унаследовала их увлечение.

– М-да, – тяжело вздохнула грузная дама, – теперь такие знания редкость. Молодежь стремится сразу ездить в "Мерседесах" а если ходить, то только по подиуму. Варя, а ты водишь машину?

– Да, но своей не обзавелась.

Девушка отвечала коротко и только по существу, уже поняв, что собеседница не любит споров или диалогов. Она привыкла, чтобы ее слушали, и долгой паузой оттеняла все, что было сказано прежде.

– После автомобильной катастрофы, в которой погибли родители Нины, я боюсь машин, и запрещаю возить девочку. Пусть пользуется метро. У Нины нелегкая судьба, но она последняя из нашего рода. Ее дядя, мой внук Арик, едва остался жив, когда в Ташкенте начались погромы. Тогда, при развале Союза, там был сущий кошмар. Они все погибли. Вся семья. Только Арика удалось спасти, но у него никогда не будет детей.

Лицо грузной дамы как-то осунулось и морщины стали глубже.

– Арик, это сокращенно от Аристарха или Ариэля? – только чтобы разрядить обстановку спросила девушка.

– Ариэль, – едва слышно произнесла хозяйка, – Хотя в советские времена многие скрывали свои настоящие имена, чтобы не навлечь на себя беду. Изя становился Игорем, а Моше – Мишей. Правда, Арик всегда переводил стрелки на популярную ВИА "Ариэль" и это сходило с рук. До поры до времени.

– Был еще одноименный роман Александра Беляева, – вскинулась Варя и, подумав, добавила. – Если не ошибаюсь, на иврите Ари звучит как лев, эль – Бог, то есть – божий лев. Алтарь в Первом Храме тоже носил имя Ариэль, да и сам Иерусалим иногда так называли. Думаю, что имя внуку тоже дали не случайно. Судя по возрасту, он родился в день Ариэля. Так называют день объединения Иерусалима после шестидневной войны в 1967 году.

– Деточка, это нетактично напоминать мне о возрасте, – улыбнулась хозяйка. – Впрочем, мне по душе твое увлечение историей. А ты была в Иерусалиме?

– Нет.

– Необычный город. Для него нужно созреть душой, как для романов Достоевского, иначе ничего не поймешь.

Они помолчали. Гостья скромно разглядывала карты на столике, не продолжая затронутую тему. Внезапно хозяйка обратилась к ней сама:

– Попроси Лиду приготовить чаю. Не откажешь мне в компании?

Варя, молча, кивнула. Незаметной тенью она выскользнула на кухню и, выполнив поручение, тут же вернулась. Условия игры были приняты безоговорочно, что вполне устраивало хозяйку.

– Я редко выхожу на улицу, и круг общения достаточно узок. Те вертихвостки, что приходили до тебя ухаживать за девочкой, думали только о деньгах и мужчинах. Мне кажется, что с тобой мы могли бы поладить. Хотя предупреждаю сразу, я человек жесткий и прямолинейный, вранья не переношу. Кстати, а ты как с детьми-то? Общий язык находишь? Нина у нас не подарок. Бывают нервные срывы.

– Признаться, я никогда няней не была, и опыта такого нет.

– Та-ак, – протянула дама. – Еще интереснее. А ты кем работаешь?

– Библиотекарем, – смутилась гостья. – Еще подрабатываю посыльной.

– И куда же тебя посылают?

– Последний раз я была посыльной в стоматологической клинике, – девушка едва улыбнулась. – Везла коробку с протезами из мастерской. Ну, по дороге уронила ее. Коробка упала, из нее высыпались челюсти и зубы.

– Как высыпались? – удивилась дама.

– Ну, так. По асфальту. Тут прохожие топчутся, а я зубы собираю.

Судороги приступов смеха охватили грузное тело в мягком кресле, но оно еще сдерживалось, чтобы не расхохотаться.