Пятница

– Должны же мы были в третий раз встретиться, если уж так весело сталкивались два раза в больнице? – подмигнул я Марине.

– Может быть. Но в этот раз я так уж и быть не буду вас бить дверью по голове. – подмигнули мне в ответ.

– Буду вам очень признателен. Но я всё же продолжу вас ловить в те моменты, когда вы будете падать мне на руки.

– Мечтайте, мечтайте.

Артур удивленно переводил взгляд с меня на Марину и обратно. Марина назвала адрес, мы молча доехали, говорить при Артуре не хотелось. Девушка сказала, что скоро будет и вышла из машины. И вот мы уже 40 мин сидим в машине у ее подъезда и ждем, когда же наступит это скоро.

И оно наступило! Она вышла! И эти 40 минут прошли не зря. Вот умеют же женщины преображаться. Если в больнице я видел симпатичную девушку, которая притягивала взгляд и чем-то меня зацепила, то сейчас это была женщина при взгляде на которую, можно было пропасть безвозвратно. Конечно, это просто фигура речи и нельзя пропасть из-за понравившегося тебе человека, но степень моего восхищенного обалдения эти слова передавали лучше всего. Я стоял возле машины, любовался подошедшей девушкой и потерянно качал головой.

– Что? – вроде как недоуменно спросила Марина, – что-то не так?

– Да как сказать… – я наконец-то разморозился, – как можно с такой женщиной и о коме разговаривать?

– Мне халатик белый накинуть?

– Нет, лучше эээ… – шутку про то, что лучше не накинуть, а наоборот, я не решился озвучивать, – ничего-ничего, поехали? – И открыл дверь машины.

Марина подозрительно посмотрела на меня, но ничего не сказала и села в машину. Спросила, – куда поедем?

– Не знаю, вы же у нас местная жительница. Может в парк, погуляем, а когда нагуляем аппетит, поужинаем где-нибудь?

– Хорошо, давай так. Хотя я не совсем местная жительница.

Артур довёз нас до парка, я расплатился с ним, сказал ему что позвоню, когда нужно будет меня забрать и отвезти в санаторий.

Мы довольно-таки долго бродили по парку, разговаривали. Пока у меня не совсем съехала крыша от близкого присутствия, столь заинтересовавшей меня девушки, я постарался вначале сконцентрироваться на медицинских вопросах. На удивление, Марина могла разговаривать, о состоянии комы не останавливаясь. Оказывается, она в этой больнице писала докторскую как раз на эту тему. А главврач больницы, Фёдор Иванович, это ее дядя. Я впервые узнал, что людей в коме кормят почти нормальной едой, а не только вливают что-то внутривенно. В зависимости от разновидности комы это происходит или через трубочку или даже просто через рот. Так же узнал, что кома, это не только чистые белые простыни и одухотворенное, хоть и небритое лицо спящего, а это еще и простите фекалии и все остальное. И возни с такими пациентами очень много. Есть разные примочки, облегчающие эти заботы, типа памперсов, всяких там увлажнителей, но это все недешево и далеко не каждому пациенту возможно это организовать. Медицинские темы в нашем разговоре органично перемежались любыми другими. Например, увидев собаку, мы переключались на разговор о домашних питомцах, увидев читающего человека, начинали разговаривать о том, кто и что любит читать. Марине тоже не чужда была фантастика, кстати. Разговор лился легко и непринужденно. Мы не заметили, когда вполне естественно перешли наты. Чуть позже мы решили перекусить и, не мудрствуя излишне, зашли в «Пиццу Лэнд», которая нам встретилась по пути.

– И всё-таки, зачем тебе вся эта информация о больнице, о коме и всём остальном? – спросила Марина, пока мы ожидали, когда созреет наша пицца.

– Мм… мне, скорее всего, придется с этим вплотную столкнуться, вот и узнаю подробности.

– Кто-то болеет из знакомых? – на лице девушки промелькнуло беспокойство.

– Да нет, не совсем. Марин, можно я позже постараюсь всё объяснить? Не сегодня.

– Ладно, но заинтриговал.

Пицца была хороша! И, разумеется, мы не преминули пройтись по теме кулинарных пристрастий, кто что любит есть или готовить, поспорили о полезности тех или иных продуктов. И это была, конечно, не единственная тема за ужином. Правда, я иногда ловил себя на мысли что теряю мысль. Точнее теряю нить разговора, залюбовавшись Мариной. Когда она увлеченно о чем-то говорит, когда улыбается, когда смеется от моих нечастых шуток. Но, несмотря на великолепный вечер и общение с девушкой, с которой хотелось разговаривать и разговаривать, и узнавать её дальше, прошлая бессонная ночь дала о себе знать. От ощущения сытости и накопившейся усталости я буквально начал клевать носом. Марина тоже это заметила, и когда я сказал, что ночью я не спал, а провёл её в аэропортах, то предложила завершить сегодняшнее гуляние и проводить её домой. До её дома было не очень далеко, поэтому мы не спеша прогулялись. На улице сон с меня слетел, но усталость продолжала ощущаться. И когда мы уже подходили к подъезду, я вдруг подумал, что совершенно не знаю, что будет со мной завтра. И сильно захотелось, чтобы в этом завтра опять была она.

– Марин, я в ближайшие дни, скорее всего, буду занят, но на самом деле очень хотел бы увидеть тебя снова. – Я приблизился вплотную и взял её за плечи, – Ты меня дождешься? –Глаза девушки как будто потерялись, метнулись и попытались найти что-то в моих. – Да. – слетело с дрогнувших губ, а взгляд почему-то переместился на мои.

– Только, скорее всего я появлюсь в качестве пациента… – тихо добавил я.

Она подняла глаза, в которых зажглось изумление, смешанное с чем-то ещё, а между бровей возникла грустная складка.

– Нашел чем шутить, – девушка вырвалась из моих рук, – до свидания, – развернувшись, она пошла к дому.

– Если бы я шутил, – невольно вырвалось у меня.

Марина вроде бы услышала, полуобернулась, сбилась с шага, но потом мотнула головой и скрылась в подъезде.

Я постоял, потом позвонил Артуру и скоро уже был в санатории. Сил еле хватило на то чтобы раздеться.Я лег и, оставив на завтра все свои впечатления и мысли, быстро заснул. Лицо моего ночного собеседника появилось передо мной без всякого предисловия и обрамления в виде всяких речек.

– Ты готов?

– Да.

Дальше ночь была полна мельтешением каких-то образов, обрывков разговоров, непонятных пейзажей, мыслей, странных фигур и звуков. Проснулся я с большой квадратной головой. Это я конечно образно, просто голова не болела, а была какой-то тяжелой что ли. Посмотрев на часы, я понял, что спал почти до обеда. Встал, оделся, умылся, и как робот пошел в столовую. Поел, вернулся, лег опять в постель. В голове не было никаких мыслей и желаний, кроме чисто физиологических – поесть, поспать и справить остальные необходимые потребности. Вчерашний вечер воспринимался как-то отстраненно, хотя попытки подумать о вчерашнем были приятными. После обеда приехал врач из соседней больницы, нацепил на меня прибор с какими-то датчиками. После него заходила девушка и сказала, что звонили с головного санатория и спрашивали, почему я не приехал на обследование, но меня не могли добудиться. Подумав, что я где-то перегулял вечером, попытки эти оставили и поспросили приехать обязательно завтра. Вечером, после ужина мысли несколько прояснились, я подумал, что неплохо бы написать на всякий случай пару писем, на тот случай если меня накроет сильнее, чем сегодняшняя апатия.

На следующий день все было еще хуже. Боли не было, но было впечатление что нечто, поселившееся в моей голове, шевелится и как осьминог распускает щупальца в разные уголки моей черепушки. Я всё же заставил себя поехать в основной санаторий, прошел эту медкомиссию. Показатели были почти все в норме, только забодали меня вопросом, хорошо ли я себя чувствую, но я отбрёхивался,говоря что у меня просто плохое настроение. Вернувшись в номер, я примотал к себе бинтом письма прям на голое тело и опять вернулся к программе есть, пить, спать. Ночью и утром все было совсем плохо. Этот самый осьминог, освоившись в моей голове, похоже, решил подкрепиться моими глупыми мозгами. В голове что-то ворочалось и постреливало, мне уже было не до еды и всего остального. Мои мозги начали, как будто гореть. Я просто лежал, потерявшись во времени, но впечатление было, что все это длится и длится очень долго, я уже не мог даже пошевелиться, сил не было даже кричать от боли. Из костра в моей голове искрой вылетела предпоследняя мысль, что что-то надо делать, предпринял неимоверное усилие, дернулся, но лишь свалился с кровати. На моей груди что-то пиликало, моргало, приборчик похоже работает, подумал я, и это было моей последней мыслью.

***

Марина приехала в Минеральные Воды, потому что здесь в больнице работал главврачом её дядя, Фёдор Иванович. И было логично начинать строить свою карьеру под крылышком у хорошо знакомых людей. Сама она была с Краснодара, закончила там Медицинскую Академию. К медицине её тянуло с детства, а всё что связано с комой было личным пунктиком с тех самых пор, когда её деда-ветерана сбила машина, и он полгода провел в коме. Старый воин был еще крепок и не сдавался даже в беспамятстве. Семья часто посещала его, внучка верила, что дедушка всего лишь спит. Но травма всё же, оказалась слишком серьёзной. Тогда ещё ребёнком, Марина отказывалась верить, что любимого деда больше нет. А повзрослев, то детское неверие вылилось в желание понять, что же такое кома, что происходит с человеком в ней, слышит ли он, когда с ним разговаривают, почему некоторые люди могут проснуться, а другие нет.

В этот день она в очередной раз, пользуясь родственными привилегиями, докучала главному врачу просьбами улучшения ухода за двумя больными, которые лежали в отделении интенсивной терапии. Но почему-то как всегда, дядя философски отвечал, что больница может себе позволить лишь то, на что выделяются бюджетные деньги и оплачивают родственники больных. А её, то ли желание, то ли эксперимент о включении для каматозныхбольных музыки было сочтено совершеннейшей блажью. Недовольная, она стремительно вышла из кабинета главврача и на повороте натолкнулась на какого-то мужчину, каким-то образом запнулась об его ноги, потеряла равновесие, и почти не успев испугаться, была как-то крепенько поймана и поставлена на ноги. Но вместо извинений этот ловец пролетающих девушек взял и уставился на нее. Да еще посмел намекнуть, что она сама виновата в этом столкновении. Высказав ему своё «фи», Марина собрала вылетевшие бумаги и пошла в отделение интенсивной терапии.

Когда позвонил её дядя, она уже успокоилась и занималась своими делами. Фёдор Иванович попросил показать отделение интенсивной терапии какому-то посетителю. Что было очень странно, так как это явно было неподходящее место для экскурсий, а на вопрос о больных родственниках у этого человека главврач ответил отрицательно. Не выдержав, она решила выйти из отделения и встретить странного посетителя. Но без приключений выйти не удалось. Дверь, которую она резко открыла, обо что-то ударилась, и за дверью обнаружился тот самый мужчина, с которым она столкнулась недалеко от кабинета главврача. Он стоял и, потирая лоб, смотрел на нее одним глазом. И, как и в первый раз, решил опять с ней поспорить. Правда она спохватилась, сообразила, что вообще-то сама его по лбу ударила, подошла посмотреть его лоб. Ничего серьезного конечно не было обнаружено, хотя шишка уже намечалась. Но, наверное, было больно. Сочувственно и слегка виновато посмотрев на него, обнаружила, что он откровенно на неё пялиться, причем уже обоими глазами. Хотела его отчитать за симуляцию и слишком откровенное внимание, но к её удивлению он и был тем посетителем, которого прислал в это отделение главврач.

Марина показывала посетителю отделение, отвечала на его вопросы, он в очередной раз её смутил своей непосредственной интерпретацией назначения некоторых приборов. Но больше её удивило, что он расспрашивал и рассматривал всё так, как будто собирался отдохнуть и подлечиться в этом отделении, что решительно невозможно, так как сюда в своем сознании и по доброй воле не попадают. Прояснить, зачем ему это нужно, Михаил, как его звали, отказывался. Но обещал рассказать всё попозже. Ей это было не очень понятно, но интересно, и было ощущение чего-то необычного. В общем, этот мужчина её в определенной степени заинтриговал. А ещё, несмотря на то, что он был значительно старше, в его глазах временами искрило какое-то веселое озорство, и в эти моменты впору было усомниться кто кого старше. И так получилось, что занимаясь своей работой, она как то незаметно продолжала о нём думать. И когда раздался его звонок, вполне естественно согласилась на продолжение общения. Хотя и закралось подозрение, что не только медицинские вопросы интересуют странного посетителя. И почему-то это ощущение было приятным. Что было совершенно необычно для неё, потому что в наличии был молодой человек, который правда жил в Москве, но она собиралась к нему переехать, когда закончит свою докторскую работу и переведется в Москву. Наметки и планы уже были. В последнее время вся её жизнь строилась по заранее придуманному и продуманному плану. Приключения, интриги и страсти она решила завершить с окончанием академии. Когда обожглась в своих последних отношениях, то решила, что предпочтительней спокойная размеренность, чем поиск гипотетической идеальной любви. Кирилл, её молодой человек, был сыном знакомых родителей. Он был образованным, приятным и перспективным молодым человеком, к тому же наличие хорошей квартиры в Москве во все времена было очень неплохим дополнением к отношениям, которые планировалось перевести в семейные. Но именно сегодня ей захотелось отвлечься от этой спокойной размеренности, успокоив себя тем, что это всего лишь деловая встреча. Ну почти деловая. А что она решила навести марафет, то это всего лишь с того, что она давно не гуляла. Не выходила в свет, так сказать.

Вечер получился! Получился каким-то икрящимся! С Михаилом можно было разговаривать о чём угодно, как угодно, шутить не думая, как тебя воспримут, что о тебе подумают. Он интриговал её своим непонятным интересом к медицине и их больнице, смешил своими шутками, она видела его восхищение ею, и это было ей приятно и хотелось, чтобы это не заканчивалось. Это не очень сочеталось с её планами и наличием молодого человека, но она, как Скарлетт О`Хара, решила подумать об этом завтра, ведь они всего лишь разговаривают. Правда провожая её, Михаил «всего лишь» её обнял, и от этого «всего лишь», она потерялась, её охватила какая-то томительная беспомощность. И она совсем не была уверена, на что ответила бы НЕТ, а на что ДА. Но от его глупой шутки о встрече с нею в качестве пациента, это наваждение слетело, и вечер закончился. Опять вспомнился дед, вспомнилось, как она сидела у его кровати, и как в очередной раз, когда они должны были с семьей его проведать, родители сказали, что дедушки больше нет. Всплакнулось, заныло сердце, она одновременно улыбалась, вспоминая вечер, и злилась на испортившую его шутку Михаила. Думала о нём и одновременно гнала лишние мысли, напоминая себе, что у неё есть четко выстроенные планы дальнейшей жизни. В которых не было никаких Михаилов, а была Москва, переезд, работа на новом месте и Кирилл. Так и заснула,не разобравшись, что же с нею происходит.

На следующий день она была выходная. День прошёл примерно в тех же размышлениях о вчерашнем, о прошлом, о том правильно ли она распланировала свою дальнейшую жизнь, и действительно ли она хочет этого. По всему выходило что правильно, но почему-то очень хотелось, чтобы позвонил Михаил. Не звонил он вэтот день, и на следующий. Работа шла своим чередом.А в обед в реанимацию привезли пациента. И каково же было её изумление, когда этим пациентом оказался Михаил! Он был без сознания, пульс был, но учащенный и неровный, температура была за 40 градусов, по телу периодически пробегали мелкие судороги. Когда его раздели, на нем обнаружилась повязка. Бинты размотали, но никаких ран и повреждений не было, но обнаружилось 3 конверта. Их отложили, организовали растирание пациента, вкололи жаропонижающее и успокоительное. Это помогло, температура понизилась, но незначительно, судороги прекратились. Решили пока не сбивать её дальше, а посмотреть, как будет развиваться ситуация с течением времени.

***

– Как же так… как можно знать, что ты завтра будешь пациентом, да еще именно таким? Что с ним? Зачем? Как??? – Потерянно твердила Марина, сидя в кабинете у главврача.

– Не знаю Марин. Сам удивляюсь. Вот возьми почитай, – Фёдор Иванович протянул ей конверт, подписанный – «Главному врачу, Федору Ивановичу».

«Фёдор Иванович здравствуйте! Надеюсь, эксперимент начался! Теперь дело за Вами. Сохраните меня для науки».

– Что за эксперимент???

– Не знаю. Он называл его экспериментом над мозгом, связанным с перегрузкой мозга информацией. Какой информацией, каким образом это осуществлялось, не имею ни малейшего понятия, – Фёдор Иванович рассказал Марине историю появления странного пациента три дня назад. – А что в твоем конверте?

На столе лежали еще два конверта. Один с подписью и адресом – «Игорю, связаться не раньше, чем через 3 недели, если до этого не приду в сознание», а второй – «Марине».

– Ооо… он и тебя подмазал, – засмеялся главврач, увидев выпавшие из конверта долларовые купюры.

«Марина, если ты это читаешь, значит, мы всё-таки опять встретились. А я нахожусь, как и предупреждал, в качестве пациента. Я не шутил, так было нужно. Надеюсь, у меня будет возможность всё объяснить. Используй, пожалуйста, деньги в конверте, чтобы облегчить уход за мной. Не хочу быть кому-то в тягость.

P.S. Мне очень понравился вечер проведённый с тобой».

– Ого! – удивлённо произнес Фёдор Иванович. – Успели же! А я-то думаю, чего это у тебя глаза на мокром месте. Понравился? У тебя же вроде какой-то жених в Москве имелся?

– Не знаю. Имелся. Имеется. Ничего не понимаю.

– Ладно, возьми себя в руки. Завтра организуй ему ЭЭГ и МРТ, посмотрим, что с мозгами у нашего пациента.

На следующий день работа с пациентом была продолжена. Точнее она и не прекращалась ночью, но так как состояние было стабильным, ничего особенного не делали. Сделали ЭЭГ и МРТ, и судя по данным, наблюдалась бешенная активность мозга, причем совершенно запредельной интенсивности. Пытались использовать препараты, снижающие мозговую активность, она снижалась, но ненадолго. А повторное применение этих же или аналогичных препаратов давали гораздо меньший эффект. С температурой было тоже самое. Она снижалась, но очень медленно, слабо реагируя на медикаментозные попытки на это повлиять. Было такое впечатление, что организм адаптируется к внешнему влиянию, аннигилирует его, и живет своей жизнью, по какой-то своей программе. Когда об этих результатах доложили главному врачу, то он принял решение прекратить попытки повлиять на ситуацию, и ничего не предпринимать, если показания останутся стабильными.

Марина часто сидела около Михаила. Ей, конечно, было безумно интересно разобраться, что же с ним происходит, КАК можно было заранее предусмотреть или вызвать такое свое состояние? Состояние похожее на кому только тем, что пациент находился без сознания. Но вот активность его мозга совершенно не сочеталось в принципе с понятием комы. Да и вообще, спустя неделю, когда температура спала до приемлемых значений, несмотря на бессознательное состояние, вид пациента был каким-то здоровым что ли. Кроме профессионального интереса, ей хотелось просто посидеть рядом. Представлять, что Михаил проснётся, улыбнётся и скажет – «Привет. Вот мы и встретились опять». Но дни шли своим чередом, ничего не менялось, закончилось её работа над докторской, и Марина уехала. Вначале к родителям в Краснодар, потом переехала в Москву, где устроилась в престижную больницу, поселилась у своего будущего жениха. Жизнь была спокойной и размеренной. Только иногда вспоминались серые глаза и тихий вопрос – «Ты меня дождешься?»

***

Михаил сидел в плетёном кресле у моста и дремал, сквозь полуприкрытые веки наблюдая за течением реки.

– Ну наконец то! – раздался знакомый голос.

Михаил очнулся от дрёмы и посмотрел на собеседника, сидящего напротив в таком же кресле. – Здравствуйте. Я опять сплю?

– И довольно таки долго. Пора просыпаться, – улыбнулся собеседник.

– Как все прошло? Я ничего особенного не ощущаю, – хотя что-то неуловимо изменилось. Я как-то по-другому ощущал собеседника, но не мог пока разобраться в своих ощущениях.

– Прошло всё на удивление прекрасно. Я, если честно, рассчитывал на более скромный результат. Судя по косвенным признакам, матрица раскрылась более чем на 50 процентов, а это поверь, очень и очень много.

– И что мне с этим делать?

– Осваиваться со своим изменившимся сознанием, изменившимся мозгом, появившимися способностями. Какие-то изменения ты ощутишь сразу, какие-то появятся с тренировками, какие-то проявятся только в критических ситуациях. Только поосторожнее. Особенно поначалу. Не хочется терять тебя на полпути. Удачи! Мы будем иногда видеться.

Собеседник растаял. Но не бесследно как это было раньше, а растаяв в виде визуальной формы, в виде какого-то луча метнулся вдаль. И я мог ощутить направление. Посмотрев ему вслед, я чуть погодя проснулся.

Глаза открылись с трудом, всё вокруг было размытым. – Пить, – прохрипел я. А в ответ тишина. Я лежал, пытаясь разобраться со своими конечностями. Они ощущались, но полноценно двигаться отказывались. Некоторое время спустя я заметил размытое движение. – Пи-и-ить, – повторил я. Что-то загремело, протопало, женский голос крикнул в коридор – У нас пациент очнулся!

Вскоре я ощутил прохладу на губах, мне приподняли голову, и в меня полилась живительная влага. Я пил пока не опустел емкость. Попросил еще и еще. Мне протерли влажной салфеткой лицо и глаза, я кое-как проморгался, видимость стала получше. У постели стояла незнакомая медсестра, зашел еще мужчина в белом халате.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Как-то пассивно.

– Ну если вы с первых слов начинаете шутить, то похоже все хорошо. Какие показатели у него? – спросил он медсестру.

– Да они у него давно в норме. И сейчас ничего не изменилось

– Есть… хочу есть!

– Дайте ему немного чего-нибудь погуще того, чем его кормили в последнее время.

Меня накормили какой-то кашей, запил я всё это бульоном. Я лежал и разбирался в своих ощущениях. Во-первых,чувства, что я заснул только вчера не было. Ощущалось, что прошло немало времени. Во-вторых, когда я и пил и ел, появились новые ощущения. Ведь каждый ощущал, когда пьешь холодную воду залпом, то чувствуешь, как она проваливается по пищеводу в желудок и внутри становится прохладней. А я мог ощутить не только это, но и её дальнейший путь. Как она всасывается стенками желудка, как она просачивается в те места, где она нужна, как вымывает ненужное из организма. Тоже самое происходило с пищей. Когда я начал разбираться с мышцами, то пришло понимание как их можно оживить побыстрее. Я каким-то внутренним напряжением, сконцентрировавшись на какой-то мышце или конечности, пускал серию разнонаправленных импульсов и заставлял их дрожать. Чуть погодя я смог пошевелить пальцами. За этим занятием меня и застал Фёдор Иванович.

– Нда… ну вы нас и удивили! Как вы себя чувствуете? И чем кстати занимаетесь?

– Восстанавливаюсь. В чувствах своих еще не разобрался, но ничего плохого не ощущаю. Вот лежачее состояние напрягает.

– Ну а что вы хотите? После 7 месяцев беспамятства, соскочить с кровати и побежать в припрыжку?Люди неделями восстанавливаются после такого.

– Ничего себе! 7 месяцев? Вот тебе и «неделя – месяц».

– Что значит «неделя – месяц»?

– Я рассчитывал на такой срок.

– Вы наконец то объясните, что это было? Что и как вы рассчитывали? Как вы вошли в это состояние и в чём заключался этот ваш эксперимент? – в глазах пожилого врача уже не было не тени недоверия и скепсиса, они горели жаждой знать.

– Ой, Фёдор Иванович, дайте, пожалуйста, ожить после всего этого.

– Хорошо, восстанавливайтесь. Если нужно сразу меня зовите в любое время, я оставлю необходимые распоряжения.

– Можно меня ночью тоже будут поить и кормить время от времени? Понемногу.

– Да, конечно. Я скажу. Только не переусердствуйте.

Оставшееся до вечера и ночью я как робот, ел небольшими порциями, пил, пытался шевелиться, отдыхал, дремал, потом опять двигал руками, ногами, напрягал пресс, поднимал голову, потом опять ел, пил, и так до утра. Утром я затребовал санитара покрепче, мне чуть позже его предоставили, и вообще все мои просьбы выполнялись достаточно быстро и без споров, наверное, главврач действительно оставил исчерпывающие распоряжения. Пётр, так звали санитара, поднимал меня, водил из угла в угол в палате, потом возвращал обратно в постель отдохнуть, позже всё повторялось опять. И, как и в предыдущий день, всё это перемежалось едой, питьем и уже почти самостоятельным хождением в туалет. Также я не преминул искупаться в душе. Правда это было всего лишь вялое сидение на табуретке, которую занес в душ Пётр, привалившись к стене, но и такое купание было для меня великим наслаждением. На следующий день я лишь опирался на санитара. Попросил отвести меня к главврачу. Когда Пётр завел меня в кабинет, Фёдор Иванович был изрядно удивлен. Хоть наверняка ему и докладывали о моих телодвижениях в палате, он никак не ожидал, что я решусь почти самостоятельно прийти к нему в кабинет.