За стеной сна

Где, как не в поезде дальнего следования, отоспаться, почитать, поговорить с пассажирами, услышать удивительные и такие непохожие истории о судьбах людей! Так позже и рождаются рассказы и повести – из самой гущи жизни. Три дня без городской суеты с её осенней слякотью и непросыхающими ботинками. Поздняя осень!

На нижних полках две старушки наперебой то расхваливали своих внуков, то жаловались на высокие цены, а то и про политику говорили. Полка напротив меня была свободна. Ноябрь, пассажиров мало, и полвагона пустовало.

Наконец на очередной станции в каком-то небольшом городке в купе вошёл мужчина лет тридцати шести-тридцати семи. Щупленький, рано полысевший, борода отпущена и выглядит неряшливо, впрочем, он был весь неухоженный: сразу видно, что либо давно уже не женат, либо никогда женатым и не был; одет так, как будто только что из дальнего странствия по святым местам. Достал билет, стал смотреть номера мест. Я поздоровался, он что-то невнятно ответил и занял верхнюю полку напротив меня.

Какое-то время он лежал с задумчивым выражением лица и неотрывно смотрел в окно, но только смотрел он вслед убегающим назад сопкам. Казалось, он весь был в прошлом и только о нём и думал. Будто ехал из прошлого в прошлое, которое замкнулось в его голове и крутилось там без остановки.

– Вам далеко ехать? – неожиданно спросил он меня.

Я назвал город, и он грустно покачал головой:

– Вот и я туда же. К морю. Возвращаюсь. Полгода не был дома, а ведь я там родился и всю жизнь прожил. Обстоятельства сложились так, что в своё время решил уехать оттуда, попытался всё забыть, да нет, не забывается и тянет обратно к морю.

– Сейчас у многих финансовые трудности, уезжают из родных мест в поисках работы, – попробовал угадать я.

– Нет, деньги тут ни при чём, – тихо и внятно произнёс он. И мы оба надолго замолчали.

Через некоторое время я решил, что разговор наш прервался чересчур неожиданно, и представился, назвав себя и кем работаю.

– Василий, – тоже представился он. – Отец так решил назвать в память о своём отце – моём деде. Отца звали Трофим – вот и получилось Василий Трофимович, – подытожил он. – А вы, значит, пишете? Много ездите по стране, много людей повидали, много общались, много о судьбах людских слышали? – спросил Василий.

– Работа такая, да и меня всегда люди привлекали, их жизнь, беды и радости, одним словом, судьба, – ответил я.

Снова разговор наш оборвался; Василий вроде как обдумывал мои слова.

Я уже решил, что общение наше на этом закончилось, а тут он неожиданно спросил меня:

– Вы в мистику верите?

– В мистику, не в мистику, а что бывают вещи совершенно необъяснимые – верю, – ответил я. – Вот только необъяснимое не надо путать со случайным. А то навещал я как-то знакомого в больнице, у них в палату привезли мужчину, упавшего с девятого этажа строящегося дома – упал и живой остался. Так это не чудо, а случайность: внизу коробки картонные были, сложенные в несколько рядов.

– Но ведь кто-то положил их на то место, где мужик и упал? – тихо, вроде как размышляя про себя, сказал Василий и надолго замолчал.

Я возражать не стал.

Очнувшись от задумчивости, попутчик мой сказал вдруг:

– Нет, я не про то! А хотите, расскажу?

Я согласился, и он, немного помедлив, начал рассказывать. Историю эту я хорошо запомнил.

Наконец-то закончилась ещё одна рабочая неделя, ничем, впрочем, не отличающаяся для Василия Трофимовича от многих других. И на два дня – целых два дня! – можно было забыть об обязательном в конторе галстуке и необязательных, но так необходимых нарукавниках. Расставшись ещё засветло с сослуживцами около кафе, он медленно пошёл в сторону порта, подышать прохладным морским воздухом и посмотреть на заход солнца. Улицы были пусты, город притих, готовясь вот-вот окунуться в ночное пятничное гулянье.

Дойдя до порта, сел на опрокинутую кем-то бочку и стал наблюдать за водной гладью. В порту никогда не было тихо: кто-то грузился, кто-то разгружался, слышались крики крановщиков и портовых рабочих. Весь этот шум, знакомый с детства, не мешал ему спокойно думать о своей жизни и вспоминать.

Когда-то в детстве, вот так же сидя на бочке или ящике на причале, тогда ещё маленький Вася мечтал стать моряком. Больше всего он любил смотреть на море, когда оно бушевало, когда необузданный ветер срывал пенистые гребешки, дико веселящиеся на верхушках волн, но сегодня море было спокойно, уверено в себе и навевало тихую грусть. Солнце не спеша уходило за горизонт, а к берегу от горизонта ползла серая мгла облаков, суливших затяжные дожди.

Здоровье не позволило ему осуществить свою детскую, а затем и юношескую мечту, и он был вынужден сидеть в конторе и давно уже не мечтал о морских путешествиях и приключениях, об экзотических странах и знойных креолках.

Его жизнь была скучна, однообразна, одинока и, в общем-то, предопределена. Он завидовал кораблям, стоящим на внешнем рейде: кто-то войдёт завтра в порт, кто-то отправится в открытое море к далёким берегам, где их кто-нибудь ждёт. Самого его никто и нигде не ждал, и судьба его не сулит ни-че-го…

«Умирают не от болезней и старости – умирают от одиночества и тоски в душе», – пришла ему в голову мысль.

Когда солнце полностью нырнуло в море и стали надвигаться сумерки, Василий Трофимович встал, ещё раз взглянул вдаль и не спеша пошёл по направлению к дому. Как и всегда, вид моря успокоил его, и он медленно брёл по улицам, на которых уже всё чаще попадались прохожие, идущие парами или семьями, – начиналось традиционное вечернее гулянье горожан. Он всегда уходил домой, чтобы не видеть этот «праздник жизни»; по своей натуре он был замкнут и любил быть один.

Василий Трофимович брёл, не замечая начавшегося моросящего дождя; серость вокруг сливалась с его настроением. На мгновение показалось, что кто-то наблюдает за ним. Оглянувшись и не заметив никого, кто на него бы смотрел, он пошёл дальше.

Только дома он заметил, что промок весь до нитки, и почувствовал, что его сильно знобит. Раздевшись, лёг в кровать и, чтобы согреться, укрылся одеялом с головой.

Ему снилось бушующее море и корабли, тщетно пытавшиеся прибиться к берегу.

Василий Трофимович проснулся глубокой ночью и продолжал лежать с закрытыми глазами, как вдруг ощутил, что кто-то смотрит на него. Штора на окне была задёрнута – свет уличных фонарей и реклам магазинов, расположенных на другой стороне улицы, не мог проникнуть внутрь. Он весь напрягся, осторожно протянул руку к ночнику и включил его. Слабый свет чуть осветил комнату. Оглядевшись справа от себя и ничего необычного не заметив, он повернул голову в другую сторону и чуть не вскрикнул: слева от него на кровати лежала женщина и смотрела, не мигая, прямо ему в глаза.

Лоб и спина у Василия Трофимовича мгновенно покрылись испариной, он не мог выговорить ни слова: взгляд женщины парализовал его, заставляя смотреть и смотреть неотрывно в её глаза.

Казалось, прошла вечность, пока он начал понемногу овладевать собой. Зажмурив и открыв глаза, он снова увидел её, выключил и включил ночник – снова она перед ним.

С трудом шевеля губами, шёпотом спросил:

– Ты… то есть вы… вы кто?

Молчание.

– Вы… как… почему… здесь?

«Так…» – послышалось ему, хотя губы женщины оставались неподвижны. Василий Трофимович, так и не поняв, сказала она что-то или нет, стал оглядывать её. Незнакомка вся была накрыта одеялом, кроме головы, нога её была согнута в колене, и в этом месте одеяло было чуть приподнято, возможно, немного приоткрывая её тело, но в сумерках ничего было не разглядеть. Он слегка дотронулся до женщины ладонью: нет, всё было наяву! Неожиданно одеяло сползло с её колена, и стала видна нога в чёрном чулке.

Он смотрел и смотрел в её глаза, боясь отвернуться, оставив её у себя за спиной. «Больше всего в жизни бойся собак и женщин. Никогда не знаешь, что от них ждать, и не поймёшь, укусит или нет», – вспомнились ему слова матери.

На мгновение он сел на кровати спиной к незнакомке и тут же быстро обернулся и снова увидел ту же картину: нога в чёрном чулке и глаза, внимательно смотревшие на него. Одеяло было тонкое, и, ещё раз окинув её взглядом, он не мог не отметить, что по изгибам тела фигура женщины была красивой и необычайно привлекательной.

Он встал, походил по комнате, не отворачивая головы; её глаза неотрывно следили за ним, но голова оставалась неподвижной, и ни одного движения её тела он так и не увидел.

«Какой взгляд!» – подумал он, стоя посредине комнаты, и машинально пригладил свои редкие волосы.

Наконец он произнёс:

– Сейчас сварю кофе. – И по-прежнему не смог даже шелохнуться.

Неожиданно на кухне загремела посуда, и он метнулся туда в надежде, что, может быть, именно сейчас всё разъяснится. Там он увидел кота, гонявшего пустую миску по полу. «Проголодался, – подумал Василий Трофимович. – Хотя такого ещё не было, чтобы кот просил кушать среди ночи».

Быстро сварив кофе и почти бегом, чуть не споткнувшись о порог кухни, но всё-таки удержав равновесие, вбежал в комнату с кофейником и двумя чашками. Пора было решительно разобраться в сложившейся ситуации. Но… в комнате никого не было, хотя вся двуспальная кровать была смята, а одеяло лежало на полу.

Василий вернулся на кухню, налил себе кофе и стал вспоминать вчерашний вечер: «Ничего особенного вчера не было: посидели в кафе с сослуживцами, как и каждую пятницу, попили кофе, съели по паре пирожных и разошлись. Никакого алкоголя, никаких женщин. Затем сидел в порту. Путь до дома не помню, хотя тоже вроде без каких-либо событий. Дома лёг спать – и всё!»

«Померещится же такое! Ну как наяву! А женщина красивая, – подумал он. – И вроде я уже видел эти глаза».

Он стал вспоминать всех своих знакомых женщин: с кем работал, учился, командировки, поездки в отпуск, но никого похожего не было. «Может, галлюцинации? Надо выбросить всё это из головы и больше об этом не думать, а то действительно свихнёшься», – подумал он и на этом успокоился, отметив про себя, что шерсть на коте стояла дыбом и что мяукал тот как-то уж очень недружелюбно, да и скорее кот не играл с миской, а раздражённо швырял её по кухне.

Опять вспомнилось детство, мама. Отца он не помнил.

Когда врачи сообщили, что мальчик родился с отклонениями и, скорее всего, они будут прогрессировать и дальше, отец стал убеждать маму оставить ребёнка в роддоме. Мама наотрез отказалась расстаться с новорожденным сыном, и отец ушёл из семьи. Позже, через несколько лет, когда он, так и оставшись одиноким, начал пить, хотел вернуться в семью, но мать даже слушать его не стала. Она считала его уход предательством и простить этого не смогла. Опасения врачей оказались чересчур пессимистичными, и мальчик вырос вполне нормальным человеком, хотя и не без странностей. «А у кого их нет?» – думала мать. Он был чудаковат, доверчив и прост. Ни разу не был женат: отношения с женщинами как-то не складывались, всё искал какого-то идеала – идеала не внешности, а души, – может, оттого, что всех он сравнивал с мамой, которая и была для него идеалом, а никто не был даже близко похож на неё.

Наконец, немного придя в себя, помыл чашки и кофейник, в комнате отодвинул штору на окне, чтобы не было очень темно, лёг в кровать и снова уснул.

Рассвело. Солнце заглянуло в окно комнаты, и Василий Трофимович проснулся. Оглядевшись по сторонам и ничего особенного не заметив, обнюхал кровать и вторую подушку: никакого запаха косметики и женского тела не почувствовал. Решил, что всё-таки это действительно был только сон, а не какие-то галлюцинации и ничего мистического этой ночью не было, да и не могло быть.

Уже полностью успокоившись, он заправил кровать, умылся, выпил чашку кофе и сначала решил подмести и вымыть пол. На сегодня у него ещё были запланированы стирка и поход в магазин за продуктами на неделю. Он уже давно привык всё делать сам и не испытывал неудобств от отсутствия женщины в доме.

Каково же было его удивление, когда он вымел из-под кровати… клипсу. Поднял и, сев на кровать, долго смотрел на неё.

Наконец решительно сказал себе: «Сон! Всё! Проехали! Надо делами заниматься». И положил клипсу в один из ящиков комода.

Следующая неделя прошла без каких-либо событий; о ночном случае он ни разу не вспомнил.

В пятницу, идя как обычно из порта домой, он в какой-то момент почувствовал, что за ним наблюдают. Посмотрел по сторонам, оглянулся назад: нет, никто на него не смотрел. По улице шла компания из трёх мужчин, и они были увлечены разговором и торопливо удалялись в противоположную сторону.

Пройдя ещё немного вперёд, он почувствовал, что ощущение наблюдения за ним исчезло. Он вернулся назад и снова понял, что за ним следит чей-то взгляд. Паника охватила его, и, добежав до перекрёстка и свернув за угол дома, он немного постоял, затем резко выглянул на улицу: никого. Так он проделал несколько раз и с тем же результатом. Наконец, сказав себе: «Да это же сумасшествие какое-то! Возьми себя в руки!», вышел из своего укрытия и снова пошёл по улице к своему дому, разглядывая по сторонам витрины магазинов.

И вдруг… их взгляды встретились – той ночной гостьи и его. Он стоял около магазина женской одежды, и на него смотрела… женщина-манекен – смотрела нежно и удивлённо. Брюнетка, фигура идеальная, одета неброско, но элегантно, одна нога у неё стояла на подставке и была согнута в колене. Чёрные чулки! В какой-то момент взгляд её стал тёплым и влюблённым. В правом ухе у неё была клипса, в левом – ничего! Он сломя голову побежал домой, с трудом разыскал в комоде найденную под кроватью клипсу и быстро вернулся к магазину. Войдя туда, сделал вид, что разглядывает продаваемый товар, даже не заметив, что мужской одежды в магазине нет. Дождавшись, когда на него перестанут обращать внимание, подошёл к манекену. Он слишком долго завозился около манекена: клипса никак не хотела прикрепляться на прежнее место. Наконец девушка-консультант подошла к нему.

– Мужчина, что вы делаете с манекеном? – удивлённо и недружелюбно спросила она.

– Да вот смотрю: на полу лежит. Решил обратно на манекен повесить. – И он показал клипсу.

– Спасибо, не надо, я сама повешу, – сказала консультант.

Василий шёл домой в отличном настроении и что-то еле слышно напевал.

Всю ночь он не ложился спать: всё ждал, не появится ли она опять, как неделю назад. Она не появилась.

В ту ночь в его жизни появился смысл, и он подумал, что даже безответная любовь может сделать человека счастливым!

Уснул только под утро и спал полдня, улыбаясь и что-то иногда говоря во сне. Ему снилось ночное море в лунном свете и он – он с ней, с любимой, в маленьком утлом судёнышке, которое только чуть касалось гребешков волн; волны нежно передавали лодку одна другой, уводя всё дальше и дальше от берега к горизонту, помогая двум влюблённым догнать зашедшее солнце, чтобы эта ночь любви никогда не кончалась, чтобы время остановило стрелки часов на этом мгновении и мгновение превратилось в вечность – вечность любви.

– Ты только мой? – спросила она.

– Да! Только тво… – не успел договорить он и проснулся.

Одевшись, счастливый, он побежал к магазину. Всё было по-прежнему, как и всегда. Он ясно видел, что она чуть улыбнулась ему, и тихо сказал: «Доброе утро, любимая». Клипса видна была только одна: ту, что он нашёл и принёс, закрывали волосы.

С этого дня для Василия началась новая жизнь: с утра он, проходя мимо неё, говорил ей: «Доброе утро», а вечером подолгу стоял напротив магазина на противоположной стороне улицы и смотрел на манекен, про себя беседуя с ней, так, ни о чём, как умеют говорить только влюблённые.

Он по-прежнему ходил по пятницам к морю и представлял, что они вдвоём, обнявшись, смотрят на горизонт. Теперь он радовался не только бушующему, но и спокойному морю. Буря? Буря чувств была у него в душе!

– Мы когда-нибудь уплывём далеко-далеко? – спрашивала она.

– Да, любимая, обязательно! – отвечал он.

Так продолжалось почти полгода, пока в один из серых ненастных дней он не увидел на витринном стекле магазина надпись «Ремонт», на витрине ничего не было, а в помещении суетились рабочие.

Он зашёл внутрь и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Надолго ремонт?

– Месяц, может, два, – ответили ему. – Вот только магазин будет не одежды – другой, а какой, не знаем.

Он на какое-то время остолбенел и, только придя в себя, спросил:

– Переехал?

– Нет, ликвидирован, – ответили ему.

– Как же так? А где всё: прилавки, шкафы и другое? На свалку вывезли?

– Нет ещё. На заднем дворе пока свалили.

Он оббежал дом и сразу увидел её, лежавшую рядом с кучей столов, стульев и другого имущества бывшего магазина. На ней не было ничего – только чулки и клипсы; не было даже парика; накрашенные глаза растеклись по лицу. Он прикрыл её раздвинутые ноги какой-то тряпкой и посмотрел ей в глаза: взгляд был не бездонный, как раньше, в котором его душа могла утонуть и раствориться вся без остатка, а пустой и бессмысленный.

Василий встал на колени рядом с ней, прикрывая её от дождя своим пиджаком, прижал её голову к своей груди и немного покачивался, будто баюкая ребёнка. Он укачивал свою судьбу, стараясь заглушить тоску.

Прохожие с удивлением смотрели на плачущего мужчину, прижимающего и целующего голову манекена. Не замечая никого вокруг, он чувствовал только одно: стремительно надвигающееся одиночество, быстро и неотвратимо опустошающее душу.

Смеркалось. Моросящий дождь насквозь промочил его. Он снял на память клипсы и, сгорбившись, старческой походкой побрёл домой.

Ночью его лихорадило, поднялась высокая температура, он бредил и метался по кровати. Проболев почти два месяца, он уехал из города.

– Вот и скажите, уважаемый попутчик, мог ли я не уехать хотя бы на время из этого города и не мистика ли это? – спросил Василий Трофимович.

– Да, история! – удивлённо сказал я, не зная, что ему ответить.

– Я могу показать клипсы, – сказал он.

– Не надо. Я вам и так верю.

– Я всё-таки покажу, тем более что я сам, как снял и завернул в платок, больше их и не видел, – настаивал он.

Он долго рылся в чемодане, наконец достал платок, завязанный уголками, как когда-то делали наши бабушки, положил на столик и развернул.

Мы оба стояли и удивлённо смотрели на клипсы.

Клипсы были разные…

Александр Ведров

Выпускник Уральского политехнического института, инженер-ядерщик. С началом нового века издал две повести и роман «Школьный вальс».

В 2015 году стал членом Российского союза писателей (РСП) и лауреатом литературной премии «Писатель года России». Финалист ряда конкурсов, проводимых РСП. Дипломант конкурса Российского Императорского Дома «Наследие». На сайте «Проза. ру» опубликовано двести пятьдесят авторских произведений. Председатель Иркутского отделения РСП. В 2018 году издал роман «Амурская сага» по теме освоения Сибири, следом – исторический роман «Муравьёв-Амурский, преобразователь Востока» и книгу «Урановая буча» о становлении атомной отрасли СССР.

За стеной сновидений

Этот мир лишён смысла, и тот, кто осознал это, обретает свободу.

А. Камю

Во второй половине бурного двадцатого века средства массовой информации запестрели сенсационными сообщениями о нашествиях на Землю неких космических обитателей. На печатных страницах появились «неоспоримые» свидетельства о полётах загадочных неопознанных объектов, об установлении контактов инопланетян с землянами и другие таинственные истории на злободневную тему.

Один из вечеров некая благочестивая семья, проживавшая в сибирском городке, посвятила обсуждению очередной газетной статьи о посланцах космических цивилизаций. Под впечатлением фантастических явлений, вторгающихся в повседневную прозу земной жизни, дружное семейство мирно погрузилось в царство ночного покоя и сновидений, отрешившись до утра от муторной людской суеты. За полночь, когда в доме установилась полная тишина, Ольга Степановна, хозяйка семейства, ткнула безмятежно почивавшего супруга под бок и тревожно зашептала ему на ухо: «К нам в квартиру кто-то зашёл…» Тот, очнувшись ото сна, прислушался… Тихо…

– Никого нет, – прошептал Сергей Михайлович, которому в темноте передалось беспокойство жены.

– Не знаю… У нас кто-то есть, – твердила одно хранительница домашнего очага.

Сергей Михайлович, мужчина не робкого десятка, выбрался из-под одеяла и пошёл в разведку. Он осторожно, не включая свет, выглянул из спальни в коридор и понял, что в квартире действительно творится что-то неладное. Дверь на лестничную площадку была приоткрыта, через неё пробивалась узкая полоска света… Полуночный разведчик на цыпочках подошёл к приоткрытой двери, потянул её за ручку на себя – и обомлел от увиденного…

На лестничной площадке стояла тонкая девичья фигура. Из-под простынки, наброшенной на плечи, виднелись босые ноги, взгляд устремлён в окно лестничного проёма, на мерцавшие в нём звёзды… Это была Светлана, их пятнадцатилетняя дочурка. Глава семейства невольно вгляделся туда же, где за мутными разводами немытых стёкол тускло светились далёкие небесные тела. И что бы она там увидела? Ночь как ночь и звёзды как звёзды, такие же, как всегда…

– Света! – позвал Сергей Михайлович, но та осталась в неподвижной позе.

Он подошёл к полуночнице – глаза в глаза – и понял, что она не видит его. В широко распахнутых, чем-то завороженных очах полыхали синие отблески космических свечений. Она вся была там, в альтернативной жизни, в неведомых пространствах за оконным проёмом… Здесь же, на лестничной площадке, оставалось лишь физическое обличье подрастающей девы, встрепенувшаяся душа которой ринулась навстречу влиятельным силам небесного происхождения…

Сергей Михайлович бережно обхватил рукой хрупкие девичьи плечи и повёл заблудшую в комнату, где прошли её уединённые детские годы. Светлана, находившаяся в каком-то гипнотическом состоянии, покорно двигалась по затемнённому коридору, поддерживаемая заботливым поводырём. «Идём, Света, на своё место, – приговаривал тот, – там тебе будет хорошо…» Он уложил босоногую небесную странницу на кровать, поплотнее прикрыл одеялом и пошёл в свою опочивальню.

– Что там было? – встретила Сергея нетерпеливым вопросом Ольга Степановна. Выслушав подробный отчёт о ночном происшествии, она помолчала какое-то время, обдумывая информацию о странном поведении дочери. Что же случилось с ней в соседней комнате, за стеной сна? В голове сами собой всплывали фантастические идеи космической жизни и картины, в которых люди оказывались заложниками иноземных экспедиций, изучающих быт и физиологию землян.

Да, Светка была бы для них желанным объектом для установления познавательных контактов. Что-то она переняла от родного отца, пожизненного эгоцентриста, культивирующего дух нравственного и физического совершенствования. Его уход из семьи стал душевной драмой для маленькой девчушки… Безотцовщина, появление отчима… Конечно, Сергей прекрасно к ней относится, но всё-таки с ним пришли новые ощущения себя в семье и новые переживания… Так и растёт она наедине с собой, замкнутая, не допускающая даже самых близких к своим сокровенным раздумьям…

– Серёжа, это не она, – снова зашептала Ольга Степановна, озадачивая мужа новым ребусом для ночного разгадывания.

– Кто не она? – попросил разъяснения Сергей. Будучи на производстве толковым начальником участка, он осознавал свою неспособность самостоятельно выбраться из лабиринта нахлынувших посреди ночи загадочных явлений.

– Это не Света. Свету они забрали, а вместо неё оставили оболочку, – рассказывала Ольга непонятливому супругу суть происходящих событий. Сергей Михайлович, всегда уважавший мнение разносторонне развитой супруги и активистки местной художественной самодеятельности, в наступившей неразберихе и вовсе подпал под её влияние. Он вдругорядь за неспокойную ночь выбрался из-под уютного одеяла и, признавая существование подстерегающей в темноте неведомой опасности, пополз на четвереньках к покоившейся в детской комнате Светкиной оболочке.

Приглядевшись под лунным освещением к мирно посапывающей виновнице ночного переполоха, отчим не обнаружил в ней чего-либо подозрительного и тем же манером пополз обратно. За ним пристроился сиамский кот Микки, привлечённый необычным способом ночного передвижения хозяина.

– Нормально? – коротко спросила хозяйка.

– Нормально, – доложил хозяин.

– Тогда чего на карачках приполз?

– Мало ли чего, – он и сам себе не мог объяснить, что заставило его принять смиренную позу перед притаившимися мифическими силами.

Сергею не спалось. Его растревожила вспыхнувшая работа мысли. Ноосфера! Не в ней ли кроется загадка дочкиной выходки на встречу с иноземными существами? Когда-то, ещё в военные годы, академик Вернадский написал статью о новой составляющей биосферы Земли, созданной, по его заключению, благодаря деятельности мыслящего человечества не только в его интересах, но и каждой отдельной личности. Что-то он говорил в статье о мыслящей оболочке земной атмосферы. Конечно, Светланка – та личность, которая тянется туда, в сферу общепланетарного сознания и свободного душевного полёта, в стремлении вырваться из рутины серой будничной жизни, придавленной силой земного тяготения. Вот и болгарка Ванга не иначе как обитает в околоземных мирах, вещая людям свои небесные истины. Это здесь, на Земле, она ослепшая женщина, а там, в зоне космического Разума, Ванга – ясновидец и прорицатель для людей. На том Сергей отошёл в забытье, перенесясь через тонкую стенку между сном и явью.