– А вы еще не поняли, что там проходной двор? Выставка там, выставка сям, – Тофтен раздраженно махнул рукой. – Как вы думаете, кто позаботился о том, чтобы собрать все ключи в тот день, когда школу закрыли навсегда?

– Вы? – попытал удачу Рино.

– Никто. Сегодня никто ни за что не отвечает. Я уже двенадцать лет не директор, а вот ключи у меня есть. Входную дверь, правда, поменяли, но замок от подвала все тот же.

– А вы могли бы меня туда пустить?

Тофтен внимательно изучал мужчину, стоявшего перед ним.

– Прямо сейчас?

– Пожалуй, да.

– Знаете, я мог бы прямо сейчас пройти несколько метров до школы, зайти внутрь, проникнуть в подвал, и никто бровью бы не повел, но я все-таки человек порядочный. Я не буду ничего открывать без разрешения.

– Чьего?

Тофтен пожал плечами.

– Такие решения принимает директор.

– А мы можем ему позвонить?

– Ей. А мы – это значит я?

– Если это не слишком вас затруднит.

– На вас полицейская форма, и вы проявляете столько усердия. Я в состоянии сделать выводы. Но я такой старый человек, что пользуюсь только домашним телефоном, так что мне нужно зайти в дом, чтобы позвонить.

Через пять минут Тофтен вернулся.

– Вы так и будете там стоять как вкопанные?

Здание школы состояло из новой и старой частей, современная пристройка хорошо подходила к классическому двухэтажному строению.

– Ты здесь учился, Бергер? – спросил Тофтен, спускаясь в подвал.

Фалк внимательно разглядывал стены и потолок.

– В старшей школе.

Винтовая лестница поскрипывала под их шагами, некоторые ступеньки немного проседали.

– Как же тут грязно, – простонал Тофтен, и Рино почувствовал, как что-то шуршит под ногами.

– Как же я не подумал! – Тофтен дергал выключатель, но лампочка над головой так и не зажигалась. – Видимо, такая же разруха и в самом подвале.

С легким сопротивлением дверь поддалась. Тофтен вслепую пошарил по стене, и вдруг подвал осветился мягким желтым светом.

– Парадокс, вам не кажется? Здесь стоят коробки с папками, заполненными четким каллиграфическим почерком, а новому поколению наплевать на аккуратность: все выброшено и забыто, – Тофтен, близоруко щурясь, водил пальцем по корешкам папок. – Винстад внезапно стал популярен, как я понимаю.

Продолжение повисло в воздухе, и полицейские поняли, что бывший директор прекрасно понял, в чем цель их визита.

– Вот они. Здесь несколько архивов. Вас какой-то конкретный год интересует?

Рино, весь в пыли, переглянулся с Фалком.

– Середина пятидесятых или около того.

Какое-то время Тофтен перелистывал папку в тишине и вдруг замер и пригляделся.

– А вот и ты, Бергер. Выпуск 1957-го. Вас было всего пятеро в классе?

Фалк был слегка удивлен.

– Кажется, да.

– Я ищу информацию о мальчиках, которые поступили в школу на год или два раньше. Один был прикован к инвалидной коляске.

Тофтен поднял глаза от папки.

– Случается, что кто-то из учеников навсегда остается в твоей памяти, как и в системе. Именно таким был и мальчик в коляске, наверное, из-за того, что он единственный инвалид, с которым я был лично знаком. Бедняга. Ему приходилось нелегко, это было очевидно с первого взгляда.

– Почему?

– Его ущербность была на виду, но дело не только в этом: он был глубоко несчастным. Многим в те времена приходилось довольствоваться малым, но все же совсем нищими были далеко не все. А эта семья как раз подходила под эту категорию. Помню, парень рос с отцом, пьяницей и дебоширом. Мать я не помню.

– А брата?

Тофтен остановился и посмотрел наверх.

– Да, у него был брат, но о нем я ничего не могу сказать.

Рино взглянул на Фалка, который все так же был не заинтересован в происходящем.

– Годом раньше, посмотрим. Семь учеников… Двое по фамилии Стрём. Руалы… кажется, именно так и звали того мальчика? Да, именно: Руаль Стрём.

– Мальчики были двойняшками, раз они ходили в один класс?

– Нет, двойняшек я бы запомнил. Что думаешь, Бергер?

Фалк пожал плечами.

– Возможно, он год проболел, – Тофтен говорил уверенно.

– А как звали второго брата?

– Оддвар.

– Есть фотография мальчиков?

– Наверняка, только искать нужно в другом месте.

Неуверенными движениями Тофтен начал доставать папки с полок. Несколько раз он останавливался передохнуть, успокоить шатающиеся ноги, но было видно, что он увлекся поиском.

– Фотографии. Господи, как они пожелтели с годами! Конечно, лежать здесь в этой пыли. Смотри-ка, даже красавица Сёльви выглядит так, словно ей за пятьдесят.

Рино наклонился поближе, то же самое сделал Фалк, наконец проявив толику интереса.

– Это учителя. Я помню Сёльви. ангел во плоти. Ученики ее боготворили. Она была доброй и заботливой, редкость в те времена. Тогда учителя были строгими – я тоже. Но Сёльви относилась к ним, как мать. Если им хотелось с кем-то поделиться, они доверялись только ей. Ну хватит об этом, посмотрим дальше. вот и ученики.

Тофтен листал фотографии медленно и внимательно.

– Вот он, – семеро детей осторожно улыбались фотографу, даже мальчик с левого края, сидящий в простом инвалидном кресле. – Руаль Стрём, да. Помню его.

Мальчик выглядел худым и нескладным, как и трое его одноклассников. Но в нем проглядывала особая хрупкость.

– Ходили слухи, что отец его избивал, – сказал Рино.

– Совершенно не удивлен.

– Но вы точно не знаете?

Тофтен покачал головой.

– Я никогда там не преподавал, а здесь они проучились очень недолго.

– А который из них второй брат?

Еще до того, как Фалк неуверенно указал пальцем на мальчика, стоявшего, уперев руки в боки, Рино заметил сходство. Этот парень излучал жесткость. Самопровозглашенный глава класса.

– Вспомнили его? – спросил Рино.

Фалк забрал бумаги и поднес их ближе к свету.

– Кресло, – прошептал он, слегка дрожащим голосом. – На правом подлокотнике.

Рино наклонился над фотографией. И увидел. К подлокотнику был привязан вязаный носок с пришитыми глазками и носиком.

Глава 15

Он с трудом отличал сон от бодрствования. Раньше, когда ему удавалось отвлечь мозг – во сне или в мечтах о том, как Дьявола раскроют, – тошнота и самая страшная боль проходили. Больше этого не случалось. Боль присутствовала постоянно, хуже того, она захватила новую территорию – помимо горла и легких распространилась на уши. Теперь, когда пансионат просыпался, звуки поступали к нему как будто из глубокой металлической трубы. Он понимал, что это значит: скоро он потеряет слух. Он так долго боролся, пытался быть сильным, что сейчас резко почувствовал себя слабее и беспомощнее, чем когда бы то ни было. Он стал плакать, лишенный глаз и слезных каналов, он плакал. Он знал, что жить ему осталось очень недолго, и против собственной воли смирился с этим. Но он не хотел умирать так, страдая до последней минуты и зная, что убийца останется безнаказанным. Внезапно он осознал, что кто-то стоит возле кровати. А ведь шума вентиляции он не слышит. Может быть, он уже не в состоянии его услышать?

– Уже утро.

От ее голоса у него подскочил пульс.

– Ты проспал целый день.

Целый день? Ему казалось, что он глаз не сомкнул.

– Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Ты заставил нас поволноваться!

Он больше не мог выносить эту пытку.

– Кстати, к тебе пришли. С восьми часов ждет. Вы, видимо, старые знакомые, по крайней мере, так он написал на листочке.

Это мог быть только Йоар, но в такое совпадение было трудно поверить, к тому же зачем ему писать свое имя на листке?

– Не знаю уж, что выйдет из этой встречи, но, может, и неплохо будет повидаться. Пригласить его войти? Или хочешь сначала провести утренний туалет?

Он кивнул изо всех сил.

– Пригласить?

Он снова кивнул.

– Хорошо, но у вас будет всего десять минут на первый раз. Пусть лучше зайдет еще.

Он слышал ее голос в коридоре, затем дверь открылась. Судя по шуршанию вентиляции, ее открыли медленно, как будто входящий сомневался, стоит ли это делать. Он сначала обрадовался, что все еще мог различать, как открывалась и закрывалась дверь, но потом ему стало не по себе, что-то было не так. Йоар закричал бы в ужасе, увидев его в таком состоянии, стало быть, он понятия не имел, кто к нему пришел. Комнату заполонила отвратительная вонь. Пахло старостью, и гнилью, и еще чем-то, чего он не мог распознать. Звук неуверенных шагов, гость изучал его, подходя поближе. Больше всего на свете ему хотелось накрыться одеялом с головой, но что-то подсказывало, что Дьявол была права – посетитель его знает. Он слышал его дыхание, быстрое и неровное, слышал, как тот открыл рот, как язык шлепал по небу, затем последовали короткие вздохи – и он понял, что гость не мог произнести ни слова. Сначала он решил, что тот лишился дара речи, увидев, в каком он состоянии, но потом внезапно понял, почему слова так и не появились. И зачем посетитель к нему пришел. Заика. За опознанием всплыл самый темный глубокий ужас, и скоро стук его сердца заглушил звероподобные звуки, которые издавал гость. Рука зажала рот и нос, и до того, как остановился приток кислорода, он успел подумать, что рука пахнет чем-то кислым.

Глава 16

Когда телефон зазвонил, Рино как раз занимался исполнением первого пункта из списка тетушки: перевернув кухонный стол, он решил разобраться, почему тот качается.

– Че это ты там делаешь? – пометавшись между двумя тембрами, голос Иоакима все-таки успокоился и стал на октаву ниже.

– Ну, я тут.

– Ты стонешь, как свинья.

– Это потому, что я стою на коленях между двумя чертовыми ножками стола!

– Че?

– Пытаюсь починить кухонный стол.

– Ты? – Иоаким хорошо знал, что отец был абсолютно безруким в том, что казалось практического домашнего хозяйства.

– Что за.

– Дерьмо?

– Дерьмо, да. Этому столу сто лет в обед, и чего она не купит себе новый?!

– Может, именно поэтому.

– Да это не чертов антиквариат, а.

– Дерьмо?

Рино встал и стукнул ногой по столу.

– Да пошел он, стол этот. Как дела?

– Хорошо.

– По шкале от одного до десяти?

– Шесть.

– А чего не восемь?

– Потому что тебя тут нет.

– Окей, считай, я купился. Но я вернусь через неделю-другую. А может, ты приедешь?

– В Рейне?

Это прозвучало, как будто Рино находился на одной из планет соседней галактики.

– Ну, было бы странно приехать куда-то еще, если я пока здесь.

– А там есть чем заняться?

– Мы могли бы съездить на рыбалку.

– No, thanks[4].

– Что-нибудь придумаем.

– Конечно. Знаешь что?

– А?

– У мамы кое-кто появился.

– Да ну.

Рино хотел, чтобы это прозвучало как самая естественная ситуация на свете, но все-таки почувствовал укол ревности.

– Он тебе не нравится? – спросил Рино, так как с другой стороны трубки никакого ответа не последовало.

– Да нет.

– Но.

– Новые правила.

– Приходится приспосабливаться, – Рино почувствовал, что начинает заводиться.

– Она стала такой стервой.

– А он?

– Да нет, Рон прикольный.

– Рон?

– Да, он из Голландии.

– И ведь маме никогда не нравились мои деревянные башмаки.

– Че?

– Шучу.

– Отключусь. Сообщение пришло.

– Срочное?

– Ага. Рене. Перезвоню.

Разговор оставил неприятное послевкусие, Рино захотелось поехать на бензоколонку, чтобы свободно пофлиртовать с продавщицей, но он удержался. Вместо этого он взглянул на сабо, которые валялись прямо посреди пола. И ведь именно над этой обувью она много лет посмеивалась. А теперь, значит, у нее голландец. Ирония судьбы, мать ее.

Рино вполсилы попытался исполнить еще несколько пунктов из тетушкиного списка, но добился лишь того, что разозлился еще больше. Мысли постоянно возвращались к больному мальчику, и в первую очередь к вопросу о том, почему же его братец решил навсегда исчезнуть из семьи за несколько недель до трагических событий. Загадкой оставалось и то, почему никто не сообщил в полицию о его исчезновении. Рино пометил себе, что нужно обязательно спросить у Фалка, не переезжало ли управление полиции. При переезде, возможно, бумаги просто потерялись.

Первая мысль, которая возникла у инспектора, когда он услышал историю этой семьи, была, конечно, что тот самый отморозок вернулся в Винстад и лишил жизни брата и отца. И ведь если эта мысль пришла в голову через пятьдесят лет ему, то наверняка в те времена должны были ходить слухи. Удивительно, что Фалк, живший совсем рядом с местом событий, едва их вспомнил! Особенно учитывая, что он все-таки стал полицейским в этом самом районе.

Фалк.

Сначала Рино подумал, что безразличие коллеги объясняется усталостью от жизни отшельника-полицейского и что он считал дни, когда наконец пополнит ряды пенсионеров. Но сейчас он был вынужден признать, что ситуация гораздо сложнее, потому что Фалк не просто погружен в себя, он выглядит отстраненным и явно подавленным. Что-то его тяготит.

Очень сильно.

Благодаря фотографии в школьном альбоме они смогли установить личность мальчика, найденного в могиле. Очевидно, коляску выбросили в море, чтобы сбить полицию со следа, а само тело убийца закопал там, где, как ему казалось, его никогда никто не найдет. То, что на упокой вместе с ребенком оправили и его домашнюю игрушку, возможно, говорило о некоем раскаянии, которое почувствовал преступник.

Носок, привязанный к ручке кресла, прочно засел в память Рино. Иоаким давно вырос из мягких игрушек, но и у него были какие-то вещи-утешители. И несмотря на то, что иногда парень испытывал терпение родителей, Рино ни разу не поднял на него руку. Иоаким все еще оставался ребенком. И хотя дело об останках можно было считать раскрытым, Рино знал, что ему нужно составить полное представление об этой несчастной семье и надеяться, что что-нибудь наведет его на причину, по которой кто-то мог совершить такое чудовищное преступление. Оставить все так было бы, прямо сказать, предательством мальчика.

Тяжелые тучи наползли с моря и на время стерли из вида крутые горные махины. Без неба и без открытого моря казалось, что поселение съежилось, Рейне превратился в крошечный кармашек, пристроченный к краешку Лофотенских островов. Все дикое и загадочное исчезло, и Рино, спускаясь к пансионату, вспомнил, что идет по вымирающей рыболовецкой деревушке. Прежде чем войти, он взглянул на свое отражение в одном из окон и решил, что ему пора бы исследовать местный рынок парикмахерских услуг. Его прическа, промокшая от моросящего дождя, с трудом напоминала привычный маллет[5].

Он пришел сюда не для того, чтобы навестить тетушку, но прекрасно понимал, что избежать этого не удастся. Поэтому сначала решил покончить с обязательной частью программы. Он услышал ее голос еще до того, как ему показали, как пройти в гостиную. Она сидела в углу, окруженная дряхлыми товарками, и, как понял Рино, их поддерживающие разговор кивки скорее объяснялись проблемами с нервной системой, чем согласием с ее высказываниями. Он подождал, пока она заметит его, и в этот самый момент свита перестала для нее существовать.

– О, Рино, как приятно! – сказала она, пристально разглядывая его руки.

– Зашел поздороваться.

– Как тебе дом? – она не сводила взгляда с его рук.

– Отлично, – соврал он.

– Ты тщательно моешь руки, – она ехидно подморгнула ему. – Пятен краски не видно, – добавила она, поняв, что он не уловил ее мысль.

– Неееет. – он зачем-то тоже оглядел свои руки.

– Я подумала, что ты уже покрасил коридор.

Рино вспомнил. Покраска коридора была первым пунктом списка.

– Я ведь только что заехал, – извиняющимся тоном пояснил он. – Но я починил кухонный стол. Думаю, теперь с ним все будет в порядке.

– Ооо, как здорово! – она по-королевски величественно всплеснула руками. – Весной я вернусь домой.

Но скоро приеду тебя навестить. Так интересно посмотреть, как все изменилось!

Рино осознал, что заключил договор с сатаной.

– Дай мне немного времени, – сказал он и подумал, что ему как можно скорее нужно нанять кого-нибудь рукастого.

– Главное, закончить к Рождеству, – она дружелюбно улыбнулась товаркам, те безразлично посмотрели на нее.

– Мне нужно поговорить с заведующей, – сказал Рино и огляделся. Он насчитал восемь постояльцев, за исключением одного всем им было за восемьдесят.

– Зачем она тебе? – напрямую спросила тетка.

– По работе, – Рино постарался улыбнуться, но не смог выдавить улыбку.

– Мой племянник полицейский, – в этот раз тетка обратилась ко всем обитателям гостиной, хотя реакции при этом также не последовало.

Наиболее сообразительные из постояльцев уже давно приметили его форму.

– Ее зовут Ингрид Эйде, – сказала тетка.

– У нее же есть какой-нибудь кабинет?

– Да, дальше по коридору.

– Попробую ее найти.

– Уже уходишь?

– Я лишь заскочил на минутку. Навещу тебя по-настоящему в следующий раз.

– Заскочил. – тетушка хвастливо взглянула на сидящую рядом женщину, как будто краткий визит, которым ее одарили, был большой редкостью в этом доме.

Рино поспешил вырваться, пока тетушка не нашла новую тему для разговора, и направился в коридор. Медсестра, приветливо улыбаясь, показала ему, как найти кабинет заведующей.

Женщине, которая встала из-за стола и подошла поприветствовать его, было слегка за пятьдесят. Своим крепким телосложением она напоминала восточноевропейскую метательницу ядра. Рука, которую она протянула для рукопожатия, по размеру не уступала руке Рино. Представившись и ответив на обязательные вежливые вопросы о том, как ему нравится в Рейне, инспектор перешел к делу.

– Я ищу сведения о человеке, который умер около пятидесяти лет назад.

– Ой. Для меня это далековато.

– Я подумал, что, возможно, кто-нибудь из ваших постояльцев его знал.

– А как его звали?

– Мужчину звали Стрём, он жил в Винстаде. Он упал со скалы в одну из штормовых ночей в 1963 году.

Женщина – она казалась твердой и строгой, как и полагается заведующей подобным заведением, наморщила лоб.

– Так, кто бы мог вам помочь? Единственный житель Рейнефьорда у нас – Карстен Крог, но он жил в Киркефьорде. Это деревня на другой стороне фьорда.

– Надо в любом случае попробовать.

– Единственная проблема, – заведующая закусила нижнюю губу, – Карстен не совсем в себе, я бы так сказала. Не так уж просто жить, когда тебе за девяносто.

– Но он вменяемый?

– Он периодически уходит в свой мир, но да, мы считаем его дееспособным.

– Могу я с ним переговорить?

– Конечно, мы не имеем ничего против.

Заведующая постаралась улыбнуться, явно давая понять, что все, чего бы они хотели, это чтобы Рино оставил старика в покое.

– Но я бы на вашем месте не ждала многого от этого разговора. Либо он ничего не вспомнит, либо вспомнит то, чего никогда и не было.

– Богатое воображение?

– Бывает по-всякому, знаете ли. Я бы, в любом случае, не очень доверяла тому, что он рассказывает. У нас тут ходит много разных легенд.

Рино представил свою тетушку и не мог не согласиться с заведующей.

– Буду иметь это в виду, – сказал он.

Заведующая проводила его в одну из палат, на двери которой висела написанная от руки табличка с именем ее обитателя. Постоянных табличек не было. Очевидно, постояльцы менялись довольно часто. Карстен Крог сидел в старом кресле. Видимо, мебель перевезли сюда вместе с обитателем палаты. В свои лучшие годы Крог, очевидно, весил около девяноста килограммов, но сейчас в нем было не больше шестидесяти. Руки толщиной не превышали колбаску для жарки, рубашка висела на теле, как плащ-палатка. Заведующая прошептала что-то на ухо старику, Крог вытянул шею и посмотрел на посетителя. Она ласково провела рукой по щеке мужчины, поправила ему рубашку и вышла из палаты.

Рино протянул руку для приветствия, Крог ответил слабым пожатием. Взгляд отрешенный и невидящий, рот приоткрыт.

– Вы жили в Киркефьорде? – спросил Рино, присаживаясь в другое кресло.

Крог поклонился.

– И выросли там, да?

Снова поклон, свидетельствующий о глубоком уважении к авторитету властей.

Рино снял куртку, надеясь, что так будет не видно полицейского значка.

– Вы помните Стрёма из Винстада?

Лицо по-прежнему ничего не выражало.

– У него было два сына. Один на инвалидной коляске.

Старик медленно кивнул, но Рино был не совсем уверен, значило ли это, что тот его понял.

– Он упал со скалы и разбился.

Снова кивок.

– Вы помните этого мужчину?

Несколько секунд старик молчал, потом облизал кончиком языка пересохшие губы.

– Стрём?

Голос был хриплым. Очевидно, после осенней простуды в легком и горле еще скапливалась мокрота.

– Да, Стрём.

– Да.

Это прозвучало вполне убедительно, Рино ждал продолжения.

– Вы его родственник?

– Нет, – Рино улыбнулся. Крог явно не собирался противодействовать представителю закона.

– Его у нас все знали.

– Да, я уже понял.

– Алкоголь, – Крог наморщил нос, как будто вспомнив запах плохого самогона. – И драки. Где бы ни была вечеринка, он обязательно там всплывал и устраивал побоище.

– У него было два сына, – Рино попытался направить разговор в нужное ему русло.

Старик отрешенно смотрел в потолок. Возможно, перед его глазами все еще стояли картинки деревенских праздников прошлого.

– Вы их помните? Один был болен, сидел в инвалидном кресле.

– Кресло, да. Помню.

– Его звали Руаль.

– Руалы…

– А его брата – Оддвар. Около года разницы.

– Боа?

– Оддвар, – Рино попробовал снова.

– Если мы говорим о сыне Элдара Стрёма, все звали его Боа.

– Как мне рассказывали, тот еще сорванец?

Крог перевел на инспектора заинтересованный взгляд.

– Боа был подонком.

– Вы его помните?

Старик кивнул.

– Шастал везде. И в Киркефьорде тоже. У меня была маленькая ферма, – Крог снова наморщил нос. – Однажды утром все двери оказались нараспашку, все загоны открыты. Коровы умные, они стояли на месте, а вот за овцами мне пришлось побегать.

– Это сделал он?

– Так говорили.

– Но он не признался?

– Признался, он этим и промышлял. Где бы он ни появлялся, тут же всплывала какая-нибудь дьявольщина.

– Вы с отцом пытались поговорить?

– Другие, еще до меня, пытались. Ему было плевать.

– Этот Боа пропал за несколько недель до той штормовой ночи, когда погиб отец.

– Пропал? – Крог был искренне удивлен.

– Так говорят.

– Он шастал повсюду. Наверняка промышлял каким-нибудь очередным воровством.

– Вы что-нибудь помните о той ночи?

– По ночам часто штормит, – Крог одернул рубашку. – Живешь в Киркефьорде, привыкай к непогоде.

– Мальчик в инвалидном кресле тоже погиб в эту ночь.

Старик снова оживился.

– Я помню, – сказал он. – Он скатился в море и утонул.

У Рино были другие сведения, но он решил оставить Крогу ту версию истории, с которой он прожил больше пятидесяти лет.

– Да. Но его брат – этот Боа – он так и не появился.

– Правда?

Рино снова удивился тому, что исчезновение мальчика не вызвало никаких разговоров или слухов:

– Да, Руаля так и не нашли, Оддвар навсегда исчез.

– Думаю, никто о нем особо не скучал. О Боа. Может быть. Люди, очевидно, подустали от этого хулигана.

– Вы знаете что-нибудь о том, что отец жестоко обращался с сыновьями?

Крог снова облизал губы.

– Пожалуй, так.

– Мне говорили, что особенно тяжело приходилось Руалю. Кто-то даже утверждает, что именно из-за этого мальчик оказался в инвалидной коляске, из-за многолетних избиений со стороны отца.

– Когда речь идет об этом отребье, я ничему не удивляюсь.

– Но точно вы не знаете?

Крог протянул руку и поднял ко рту пустой стакан.

– Попросите Йориль принести мне воды, пожалуйста.

– Медсестру?

– Золотые волосы. Йориль хорошая, – голос задрожал.

– Сейчас.

Рино нашел первую попавшуюся медсестру, судя по цвету волос, это была именно Йориль. Старик осторожно сделал два глотка, а затем продолжил.

– Люди говорили, да. Что он бил мальчиков. Боа точно этого заслуживал, но избивать калеку…

Крог взглянул на свое инвалидное кресло, стоявшее между кроватью и шкафом.

– Да, я помню. Люди в Винстаде говорили, что отец жестоко обращался с мальчиком. Вы говорите, его тело так и не нашли?

На глазах старика появилась пелена.