Задушевный разговор

Сергей Зеньков

Задушевный разговор

© Сергей Зеньков, 2021

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2021

* * *

Примите эти истории… как признание в любви.

Иолай (комедия)

Пьеса посвящается

Дмитрию Червоткину,

Максиму Павлюкову,

Евгению и Вячеславу Куровичам.

Действующие лица

Иолай.

Старуха.

Аристомах, 16 лет.

Девушка-рабыня, 15 лет.

Раб-египтянин, за 60 лет.

Тень.

Часть первая

Призвали в суд Геракла за это убийство. Оправдываясь, сказал сын Алкмены:

– Ведь говорит же справедливейший из судей Радамант, что всякий, кого ударят, может ответить ударом на удар.

Н. А. Кун. Легенды и мифы Древней Греции

Гром, блеск молний.

Г о л о с. И настал день, и родила Алкмена в день этот двоих сыновей. Первым родился сын Зевса, и был наречён он именем Алкид. Вторым был сын Амфитриона, и назван он был Ификлом. И были похожи братья как две капли воды.

Огромный, с длинными седыми волосами и бородой, древний старик в тоге спит, сидя в тени заросшего плющом и виноградом маленького дворика, в центре которого – высокий мраморный фонтанчик. Справа и слева (как кулисы) – стены большого дома. На правой стене, высоко от земли, маленькое квадратное окно. Возле старика находится крепкий рослый юноша. Он в короткой тунике и сандалиях. Это Аристомах. Тело его поджаристо-коричневого цвета, зубы белы как снег, короткие волосы черны как уголь. Движения его резки и точны. Слева входит светловолосая девушка-рабыня – дитя далёкого северного народа. Она в просвечивающемся длинном наряде, который не может скрыть белизны её кожи. Девушка несёт глиняный горшок с пёстрыми цветами. Ставит горшок на авансцену, где уже стоят четыре десятка таких же глиняных горшков. Аристомах делает мягкий прыжок и оказывается рядом с девушкой. Он пытается обнять её. Та, хихикая, ловко вывёртывается и убегает в дом. Справа входит раб-египтянин.

Юноша прыжком перемещается на прежнее место, делает вид, что ухаживает за стариком. Снова входит девушка-рабыня, неся очередной горшок. Аристомах поправляет подушечку на затылке старика, ставит ему под ноги скамеечку. И всё это юноша проделывает, искоса глядя на девушку. Старик просыпается. Девушка-рабыня тут же садится рядом, по правую руку от старика (в другой уголок тенистого дворика), берёт кифару, не спеша играет. Юноша садится с другой стороны, берёт свитки, заострённую палочку, ставит рядом флакончик. Он готов писать.

Старик (Долго смотрит на девушку, потом на юношу. Трёт глаза. Такое чувство, что он никого не узнаёт и не знает, где находится. Вдруг он выпячивает вперёд грудь, отчего становится ещё больше и шире. Поднял руку, указывая на юношу). Ты, Аристомах, внук Гилла, потомок великого Геракла, сына громовержца Зевса… Ты в третьем поколении плод семени Гераклидов. Тебе предстоит отвоёвывать венец и земли царства твоих предков.

Аристомах (смотрит на старика, откладывает письменные принадлежности. Тихо себе). Начинается… (Плюёт в сторону.)

Старик (с пафосом). Ты слушаешь меня, Аристомах?!

Аристомах (скороговоркой). Да, Иолай, сын Ификла и Автомедусы, племянник и соратник Геракла, внук Амфитриона, победитель Олимпийских игр и супруг прекраснейшей Мегары. Я слушаю тебя… о… великий!

Иолай (повелительно). Тогда пиши. (Большая пауза, во время которой старик клюёт носом.)

Раб-египтянин (Иолаю). Хозяин, там пришла нищая женщина. Она так стара, что своим видом может напугать самого Кербера. (Виновато.) Я отдал ей свою ячменную похлёбку. Я надеюсь, ты не накажешь меня за это, хозяин.

Иолай (равнодушно). Зачем ты мне всё это рассказываешь, раб?

Раб-египтянин (с поклоном). Она хочет посмотреть на тебя… о… великий.

Иолай. Пусть смотрит из скотного двора.

Раб-египтянин. Она слаба зрением. Если верить её речам, глаза её смотрят на этот свет больше ста лет. (Опускается на колени в поклоне.) Прошу твоего разрешения привести эту женщину сюда, хозяин. Дабы она смогла увидеть всё твоё величие. К тому же она умна и может развлечь тебя беседой.

Иолай. Раб, ты напрашиваешься на десяток ударов плетью. Ну. да ладно. (Аристомаху театрально.) В последнее время я мало кого вижу и не бываю вне дома… (Рабу.) Зови её… Пусть посмотрит на меня и убирается прочь. И никаких пустых разговоров… Я занят!

Раб кланяется и уходит.

И о л а й (поправляет край тоги. Ещё больше выпячивает грудь. Подушку из-под головы передаёт Аристомаху). Посмотрим, так ли она уродлива, как сказал раб. На своём веку я видывал множество чудовищ…

Входит старуха, за ней – раб-египтянин.

Старуха (входя без поклона). Да хранят боги хозяина этого дома, его родных, (рабу) а также этого щедрого раба за то, что он поделился со мной своей пищей.

И о л а й. Начнём с того, что эту пищу даю ему я. Ты хотела посмотреть на меня, старуха? Вот он я, смотри и уходи! Я занят.

Старуха в лохмотьях, на голове длинный платок, поверх которого дырявая соломенная шляпа. Старуха опирается на длинный посох. Угристое лицо её земляного цвета изуродовано длинным горбатым широким носом, на котором восседает бородавка величиной с горошину, утыканная жёсткими белыми волосками. Губы цвета лица, испещрённые бороздками морщин, скрывают беззубый рот. Ладони её рук невероятно велики по сравнению с телом и напоминают когти орлицы. Взгляд её остёр и внимателен. Он не пропускает ни одного слова, движения, жеста присутствующих.

Старуха (Иолаю, не кланяясь). Позволь мне задать один вопрос, мудрый старец, хозяин этого богатого дома, человек, дающий похлёбку своему рабу.

И о л а й. Спрашивай и уходи, старуха.

Старуха. О гостеприимнейший из смертных… не сын ли ты Ификла? Не тот ли герой, что сражался плечом к плечу вместе со славным Алкидом и правил его колесницей в поединке Алкида с Кикном, колесничим которого был сам бог войны Арес?

Иолай (с блеском в глазах, гордо). Это я, старуха.

Старуха. И имя твоё Иолай?

Иолай. Иолай перед тобой. Смотри и уходи, старуха.

Старуха. Я ухожу, Иолай, племянник Алкида.

Аристомах. Перед тобой, женщина, племянник богоподобного Геракла.

Старуха (как бы уходя). Да… да… Алкида. (Аристомаху.) Если назвать глиняный горшок золотым сосудом, он не станет от этого золотым сосудом, а так и останется глиняным горшком.

Иолай. Что ты мелешь, старая ведьма?

Старуха. Так! Это я себе… чтобы не запутаться, славный племянник Палемона.

Иолай (гневно). Геракла!

Старуха. Ах… да… да… Геракла, Палемона, Алкида. Какая разница?.. Однако я знала твоего дядю как Алкида. Точнее… ещё когда он звался Алкидом. (Пауза.) Или Пале- моном?! Я запуталась и забыла, о чём мы говорили.

Аристомах. О Геракле, бабушка.

С т а р у х а. Ах… да… да… да… Алкид! Я держала его на руках, когда он был малюткой. Я даже кормила его своей грудью… Я нянчилась с ним… (Иолаю.) И с твоим отцом тоже.

Иолай (растерянно). Ты была одной из нянек в доме Амфитриона? Ты нянька Алкида?

Старуха. И Ификла… твоего отца. Твой отец был ласковым ребёнком. Он часто улыбался, почти не плакал и уже тогда отличался весёлостью характера. Казалось, во всём свете не найти было более спокойного ребёнка. Он уже тогда был умнее твоего дяди. Как говорится, ласковое телятко двух маток сосёт. Он был смирен, послушен и любил спать. Во всём доме, я не побоюсь соврать, во всём городе не было женщины, которой не хотелось бы взять его на руки и пожмякать, а то и дать ему свою грудь. (Хихикает, с нежностью.) Так нежен, красив и мил был твой отец малюткой. Чего нельзя было сказать о его брате-близнеце, тучном Алкиде. Беспокойном, грубом, непослушном ребёнке. Он то и дело царапался, пытаясь ухватить няньку за мочку уха зубами. Одной из нянек он выколол глаз пальцем. А своим криком он не давал спать всему дому. Испорченный ребёнок! Амфитрион боялся наказывать мальчишку. Как-никак сын Зевса. А уж твоего-то папеньку частенько по попке хлопали. Сейчас, через много лет, я могу сказать, что твой отец был более достоин быть принятым в сонм богов, Иолай.

И о л а й (Аристомаху и рабам). Уйдите все! (Раб-египтянин, девушка и Аристомахуходят.) Я хочу говорить с тобой, старуха. Как твоё имя?

Старуха (бормочет). Если обозвать золотой сосуд глиняным горшком, он от этого не станет глиняным горшком, а так и останется золотым сосудом. Или тебе трудно называть меня старухой?

И о л а й. Хорошо, старуха! Расскажи мне поподробнее, каким был мой отец в детстве.

В окошке, что на правой стене, появляется Аристомах.

Старуха. Твой отец рос болезненным ребёнком, Ио- лай. У него была страшная болезнь. Впрочем… он её затем перерос. Чего нельзя сказать о его брате. Тот был болен хронически.

И о л а й. Алкид был болен? Не знал об этом. Говори, что это за болезнь.

Старуха. Болезнь близнецов.

Иолай. Впервые слышу о ней, старуха. Она заразна? Как её лечат? В чём её зерно?

Старуха. О да… Это одна из самых заразных болезней на свете. С ней очень трудно бороться. В большинстве случаев она неизлечима. И чаще всего она встречается у близнецов.

Иолай. Геракл никогда не говорил мне, что болен.

Старуха. Он и сам не знал этого.

Иолай. Хороша болезнь!.. Болен, а не знаешь, что болеешь. Значит, у Геракла ничего не болело?

Старуха. В том-то и дело, что можно прожить всю жизнь, да так и не узнать, что болен. (Пауза.) А начинается всё с младенчества… Когда двух прелестных, похожих как две капли воды, близняшек отец несёт на руках по городской улице, редкий прохожий не остановится и не посмотрит на две очаровательные одинаковые мордашки. Все дивятся, шепчутся, то и дело указывают на парочку: «Как похожи, как похожи! Дар богов!»

Иолай. Эдак можно сглазить малюток!

Старуха. Ты прав. И дети заболевают. Нет, они не маются животиками, не страдают температуркой, не вскакивают по ночам от страшных снов… Нет… Внутри их обоих в тот момент, вот здесь, под сердцем… образуется зародыш. Зародыш этот есть обманное чувство избранности. Эти два маленьких существа уже с детства обречены на то, чтобы на них невольно обращали внимание, оглядывались на них, восхищались ими, говорили о них, что они избранники богов. При этом им ничего не надо делать для этого. Им нужно было только родиться… Только и всего… Вдобавок ко всему твой отец, которого нарекли Ификлом, был сыном царя, хотя и изгнанного, но царя. А уж его брат-близнец, названный в день рождения Алкидом, и того паче, был сыном самого бога – метателя молний. Где уж тут не зазнаться!..

И о л а й. Я тебя не понимаю, старуха.

Старуха. Болезнь эта есть не что иное… как щемящее необузданное стремление к славе, стремление быть всегда первым, стремление к тому, чтобы на тебя везде, где бы ты ни был, обязательно обращали внимание. Причём идти к этому – любой ценой. Подсознательное чувство избранности, неуправляемая жажда власти. Вот что такое болезнь близнецов. Потому что, если бы, идя по улице, отец нёс двух разных по внешности сыновей, никто бы не обратил на них никакого внимания. Таких мальчишек тысячи, а близнецы – дар богов.

И о л а й (тускло). Мой отец не был подвержен этой болезни.

Старуха. Сын Зевса и сын Амфитриона оба были больны этим недугом, только в разной степени. (Пауза.) Только вот одному досталось всё, а другому – ничего… Одному – слава, другому – забвение. Одному, первому по рождению, помогал сам верховный повелитель Олимпа. Меч ему подарил Гермес, лук и стрелы – Аполлон, золочёный панцирь сделал ему Гефест, а Афина сама соткала ему одежду! А теперь скажи, Иолай, кто и когда помогал твоему отцу? Кто? Кто помогал второму сыну Алкмены?

Иолай. Меч ему выковал лучший оружейник в Фивах, лук и стрелы ему подарил его отец, одежду соткала мать.

Старуха. А панцирь?

Иолай. А панцирь он купил себе сам.

Старуха. Вот и посуди, Иолай. Кто был более достоин стать бессмертным? Ификл или Алкид?!

Иолай (задумался). Если бы не Алкид, моего отца в первые же сутки после рождения задушили бы змеи, посланные Герой.

Старуха. Не будем говорить плохо о богах, а то они разгневаются и нашлют напасти. Гера – любимая жена Зевса, и она своенравна.

Иолай. Не будем гневить богов, согласен. Но змеи были… Их послала Гера, чтобы они задушили детей Алкмены.

Старуха (нервно). Я была в ту ночь у колыбели сыновей Алкмены. И всё видела. Малышам ничего не угрожало… Змеи были… это правда… Два больших гада. Гера собственноручно положила их в колыбельку с детьми. Она была в ту ночь в спальне Алкмены. Да ослепнут мои глаза, если я вру.

Иолай. Ты видела Геру?

Старуха (просто). Она была в одежде нянечки. Что тут такого? Гера – богиня-покровительница матерей.

Иолай. Ты видела и ничего не сделала, чтобы остановить её?

Старуха. Если уж богине Гере чего вздумается, то она, поверь мне, не будет спрашивать позволения у простой деревенской девушки. К тому же у Геры не было злого умысла. Она запустила в колыбель змей, чтобы те язычками прочистили ушки младенцам, как это случилось… к примеру… с Тиресием. Без прочищения ушей змеями Алкид не сумел бы понимать язык птиц и зверей… Однако, как только змеи прочистили язычками ушки малютке Алкиду, он схватил их и задушил. Тем самым лишив своего брата возможности понимать язык живых тварей. А Гера… Если бы она действительно хотела убить Алкида и его брата, направила бы к ним гарпию. А уж эта особа угрызениями совести не страдает.

Иолай. Значит, ты оправдываешь царственную хозяйку Олимпа, старуха?

Старуха. Оставим это.

Иолай. Но младенец Геракл задушил двух больших змей…

Старуха (нервно). Разбудив при этом Ификла, его отца и свою мать. Какой поднялся переполох!.. Женщины-няньки, увидев змей, завизжали, Алкмена упала без чувств, Амфитрион – с обнажённым… (хихикнула) мечом на пороге комнаты.

Иолай. Злые языки говорили потом, что гадов в колыбель подбросил он. Якобы для того, чтобы узнать, кто из близнецов его сын. И после случившегося сомнений у него не осталось.

Старуха. Он пинал коленом рабов, орал, чтобы дали больше света. Рабы зажгли масляные светильники и послушно держали их у колыбели, потирая ушибленные чёрные нубийские задницы.

Иолай. Тебя, похоже, это забавляет.

Старуха. Тогда я была моложе! С годами страшное становится смешным.

Иолай. Да, время не пощадило тебя, старуха.

Старуха. Мне грех жаловаться на время. Оно отмерило мне большой жизненный путь. Да и тебя, я вижу, тоже не обидело.

Иолай. Грех жаловаться, это правда.

Старуха. Итак, вернёмся к Алкиду и Ификлу, Иолай. (Деловито.) Поражённый силой Алкида, Амфитрион призвал прорицателя Тиресия.

Иолай. Ты его уже упоминала, повествуя мне о прочищении ушек у детей с помощью змей.

Старуха. А… да… да… да!.. Так вот, Амфитрион призвал прорицателя Тиресия, уши которого вылизал змей Эрихтоний, дабы он мог понимать язык вещих птиц.

Иолай (зло). Что всё же сделал Амфитрион?

Старуха. Он призвал прорицателя Тиресия и вопросил его о судьбе сына самого. (Указывает вверх.) Слепой старец поведал, сколько всего совершит Алкид…

Иолай. …И предсказал, что к концу жизни он достигнет бессмертия… Это я и без тебя знаю, старуха.

Старуха. А… да… да… (Указывает на Аристомаха.) Этот юноша писал что-то похожее под твою диктовку.

Иолай. Что ты ещё знаешь, чего не знаю я, старуха?!

Старуха. Ты многого не знаешь, Иолай. Человек, который играет в кости, увлечён игрой. А тот, кто наблюдает за игрой со стороны, объективнее судит о происходящем. Я смотрела со стороны.

Иолай. А я, значит, играл?!

Старуха. И ты был увлечён игрой. Ты был в самой гуще игр, битв и событий. У тебя не было времени и возможности рассмотреть все малюсенькие детальки. (Кашляет.) Узнав, какая великая слава ждёт первого сына Алкмены, Амфитрион дал ему образование, достойное героя. (Аристомаху.) Запомни это… слово в слово! Его учили писать, читать, танцевать, петь, играть на кифаре. Но в науках, танце и музыке Алкид не достиг таких успехов, как в кулачном бою, борьбе, стрельбе из лука, умении владеть оружием. А где был всё это время твой отец?

Иолай. Его тоже учили писать, читать, петь, танцевать, играть на кифаре, борьбе, стрельбе из лука.

Старуха. Амфитрион не мог допустить, чтобы его сын был хуже образован, чем сын самого Зевса. Он сам научил сыновей управлять колесницей, проходить самые крутые повороты. Кастор обучал братьев владению оружием, учил приёмам, тактике боя в пешем и конном строю, а также основам стратегии. Автолик, один из сыновей Гермеса, учил мальчиков кулачному бою. Сам Аполлон обучал их стрельбе из лука…

Иолай. Это говорит о том, какие славные учителя были у Геракла.

Старуха. И у его брата… Ну и что получилось? (Берёт оставленную рабыней кифару, проводит по струнам.) Этот музыкальный инструмент тебе ни о чём не говорит? А ведь всё началось именно с него…

Иолай (угрюмо). Юный Алкид случайно убивает Лина, учителя музыки и литературы, убивает ударом кифары.

Старуха. Поправлю: не случайно, а преднамеренно.

Иолай. Он сделал это в порыве гнева.

Старуха. Хорошо, хорошо… Алкид в порыве гнева убивает учителя Лина, брата Орфея. Ничего себе прилежный ученичок!.. Впрочем… в руках умельца и щепка становится оружием.

Иолай. Лин ударил Алкида за то, что тот плохо приготовил урок.

Старуха. Скажем точнее… За то, что тот не желал учиться игре на этом прекрасном инструменте. Ты всё знаешь, Иолай. Ответь мне, чего не мог простить твой отец своему брату Алкиду до конца своих дней?

Иолай (долго молчит). Не знаю. Ификл любил Геракла и прощал ему всё.

Старуха (дразнится как ребёнок). А вот и нет… Он так и не смог простить брату убийства… (пауза) своего учителя музыки и литературы Лина.

Иолай. Откуда ты знаешь?

Старуха. Ификл учился лучше Алкида. Он божественно играл на кифаре. Вот отчего ты слушаешь её целыми днями. Отец играл тебе на ней у твоей колыбели. Он восхищал современников стройностью стиха, он написал девять комедий для театра Диониса. В юности, во время игрищ, он в танце прыгал через спины разъярённых быков, поражая храбростью и ловкостью своих сверстниц. Твой дядя мог похвастаться таким багажом достоинств?! Ификл не хуже Алкида стрелял из лука, не хуже владел мечом и копьём. Он был мастером борьбы и кулачного боя, был великолепным наездником, и никто во всей Греции не мог искуснее его управлять колесницей. Этот талант он передал тебе, Иолай!

Иолай. Не понимаю. Куда ты клонишь, старуха?!

Старуха. Ификл был остёр умом, его любили женщины, им восхищались товарищи, его речей боялись в полемике оппоненты. (Аристомаху.) Ты можешь записать это, мальчик. И большинство красивых девушек в Фивах желали его. Во всём городе не было женщины, которая бы не мечтала оказаться в объятиях Ификла. Так прекрасен, силен, умён и обаятелен был твой отец.

Иолай. Потому что он был… был братом Геракла и сыном Амфитриона, потомком самого Персея.

Старуха. Да нет же… Твой отец сам дал бы фору любому герою Эллады. Никогда не забуду его объятий… Страстный, пылкий, неуправляемый, неистовый. Твой отец умел любить женщин. В этом деле он был лучшим… Куда там до него твоему дяде Гераклу!..

Иолай. Как? Он и с тобой?.. Со своей нянечкой?!

Старуха. А чего тут такого? Я бабёнка хоть куда! Ты меня ещё не знаешь. У меня гладкие бедра и упругая грудь… На вот потрогай, пощупай… На вот…

Иолай. Отойди, отойди, говорю!

Старуха (с огоньками в глазах). Как знаешь, потом жалеть будешь.

Иолай. Я слышал, что отец был любвеобильным человеком. Но чтобы…

Старуха (наступает). Почему ты не пишешь о нём книгу, Иолай?

Иолай. Он не стал бессмертным! (Отступает.)

Старуха (жестом предлагает себя). Так сделай его таким. (Указывает на Аристомаха.) Его пером.

Иолай. Отец не совершил ни одного известного Греции подвига. А Алкид… тьфу… Геракл совершил двенадцать.

Старуха (нервно). Подвиги, подвиги… Двенадцать подвигов. (Остановилась.) Начнём с того, что их было десять, два не в счёт. Так сказал Эврисфей.

Иолай (тоже остановился). Хорошо… десять!..

Старуха. Дались тебе эти подвиги! Что умел делать Алкид?

Иолай. Геракл.

Старуха. Геракл… Разве мог он в танце, под музыку, перепрыгнуть через рога свирепого быка, дотронувшись ладонями до спины зверя? (Зло, с горячностью.) Нет! Он мог только уложить этого быка ударом палицы промеж глаз. Как он это сделал с критским быком. Седьмой подвиг Геракла, если читать твои воспоминания, Иолай. Согласись, не было в Алкиде тонкости, изящества, изысканности. Согласись, Иолай.

Иолай. Разве может женщина судить о подвигах героя?!

Старуха. Слова игрока, но не зрителя. Прости, что я говорю известные тебе вещи… Но ведь твой отец и Алкид были близнецами.

Иолай (ждёт подвоха). Само собой, ты повторяла это много раз сегодня.

Старуха. Они были близнецами. Не двойняшками, а именно близнецами?!

Иолай (в напряжении). Это так. Да.

Старуха. Я думаю, что от твоего зоркого взора не ушёл тот факт, что они были похожи внешне? Правда?

Иолай молчит, ждёт подвоха. Старуха достаёт из кармана медную статуэтку Геракла высотой в локоть и ставит на край фонтанчика.

Старуха. Ну, там мелочи всякие… лицо, глаза, уши, нос… манеры, голос?

Иолай (вяло). Конечно, похожи.

Старуха (достаёт вторую, но точно такую же статуэтку, тщательно трёт её рукавом. Весело). Вот то-то и оно. (Ставит на край фонтана.) Братьев путали. Алкида часто принимали за Ификла, и наоборот.

Иолай. Геракл был выше отца и шире его в плечах.

Старуха. Ну… когда они рядом, то разница действительно была заметна… А когда порознь?! Разве не было случаев, когда твоего отца принимали в чужом городе за Геракла?

Иолай. Было (нервно)… и очень часто.

Старуха. И он не спешил раскрывать правду горожанам. Это давало ему привилегии, преимущества. Это, наконец, развлекало его. Сейчас я могу сказать тебе правду… (Шёпотом, но так, чтобы слышал весь дом.) Большинство похотливых похождений, приписанных тобой Гераклу… это всего лишь мелкие любовные интрижки твоего папаши. Это твой отец… (Хихикает.) Чтоб мне ослепнуть! (Нижним концом посоха тронула один из свитков на камне.) Тут вот у тебя написано, что. когда Гераклу было восемнадцать лет…

Иолай (вытирает рукавом лоб). Значит, дочери царя Феспия.

Старуха. Во-во, во-во-во! Ты понимаешь меня, Иолай. Геракл выслеживал киферонского льва, нападавшего на стада твоего деда Амфитриона и его соседа Феспия… Этот Феспий был известный чудило. Вообще, все феспийцы отличались лёгкостью нравов… Впрочем, что взять с народа, у которого покровитель Эрос?! (Аристомаху.) Так вот, у этого Феспия было полсотни дочерей… Пятьдесят смазливых девиц. (Подмигивает Аристомаху.) Боясь, что дочери выберут себе плохих женихов, Феспий решил, что все они должны родить по ребёнку от Алкида. Расчёт старика был точен. Таким образом его внуки становились потомками самого Зевса, который не оставит их в будущем без покровительства. Тут и пригодилось внешнее сходство братьев. (Меняет статуэтки местами.)

Иолай. Ты хочешь сказать, что дочерей Феспия познал мой отец?

Старуха (переставляет одну фигурку). Не всех, конечно… Алкид иногда захаживал… (Переставляет другую фигурку.) Но большей частью твой отец… (Снова меняет фигурки местами.) Можно сказать, он старался за двоих.

Иолай. Но как же Геракл? (Взял одну из статуэток, не знает, куда поставить.)

Старуха (взяла у Иолая фигурку, ставит на край фонтанчика). Он было попробовал переспать с первой, самой старшей – Прокридой… Он её, конечно, осеменил… Но ему не очень понравилось… Зрелая девственница… Ему больше нравились шустрые развязные шлюхи… Вот он и попросил брата помочь… Невинные девушки – это был профиль твоего папочки, его, так сказать, специализация.

Иолай. Значит… дети, родившиеся у дочерей Феспия, являются моими родными братьями?

Старуха. Не все, но в большинстве… Так можно сказать. А вот кто точно, этого никто не знает… (Несколько раз быстро меняет статуэтки местами.) Кто сейчас разберёт, где сын Ификла, а где Алкида?! Однако результат налицо: пятьдесят один мальчик. Прокрида родила близняшек, и самая младшая из сестёр также разрешилась близнецами.