Слава КВКИУ!

Как будто всё правильно. Но кто и когда нам объяснит, почему немецкие офицеры и генералы питались по общей норме из одного котла со своими солдатами? А к нашим выходцам из народа, если они в звании полковник и выше, приставляли отдельного повара!

А ведь из тех поваров можно было не один полк сформировать, который бы с оружием в руках защищал Родину, а не прислуживал «красным командирам из народа».

И ещё! Судя по всему, немецким генералам их офицерская честь не позволяла на фронте под бочком содержать полевых жен или любовниц.

Не знаю, может, у них так выходило лишь потому, что немецкие генералы и офицеры оказались слишком далеки от своего народа? Или они по недомыслию полагали, будто на фронте все силы следует отдавать для победы над врагом, а не для всяческих утех?

Бог им судья, этим непонятливым немцам! Но наши-то, молодцы! Всё себе позволяли! И у всех на виду! И как нам их не понять! У них ведь жизнь одна!

И сколько их на фронте было, таких же морально и нравственно уродливых красных командиров? Всех и не счесть, как не счесть и суммарный вред от них! Но везде считалось, будто они – выходцы из народа! Стало быть, все тяжести своего народа чувствуют! Вместе с народом страдают! Кровь людскую берегут, ибо без неё нет жизни!

Даже интересно – из какого только народа тех выходцев призывали? Не похоже, что из нашего?

34

Скажу честно, очень не хотелось мне старое дерьмо ворошить! Но ведь всё оно – только продолжение воспоминаний о командирах, об их истинной сути! Как же не отдать им должное, не разобравшись в этой сути? Кого-то обязательно помяну добрым словом, пусть и с опозданием, кого-то – словом иным.

Но, вспоминая настоящую войну, придётся плясать от печки, выявляя ту самую «жуковщину». Чтобы не путали истинных героев с приспособленцами и негодяями. И чтобы большие начальники задумались, почему многое тогда делалось не для победы, а вопреки ей! И совсем не по глупости, значит, умышленно. Кто-то специально культивировал предательство. Потому и столько погибших. Особенно, в самом начале войны. Это трагическое для нас начало и было, как раз, следствием невиданного по размерам предательства генералов.

Наркомат внутренних дел сразу после войны это успешно выяснял. Виновные в пособничестве и измене попадали под суд и получали сроки. Но до суда доходили лишь сравнительно мелкие сошки. Да и такую практику восстановления справедливости по мере удаления от войны решили упразднить! То ли для общего спокойствия, то ли для спокойствия прятавшихся где-то пособников.

А деятельность наших генералов-пораженцев после победы в войне так и остались в тени. И даже оказалась под надёжным прикрытием тех виновников трагического начала войны, которые потом заняли высоченные посты, прославились и потому могли уже легко менять официальное представление о прошедшей войне. Могли кое-что затушёвывать, а кое-что, напротив, выпячивать для привлечения общественного внимания или его дезинформации. Особенно просто это делалось через художественную литературу, генеральские мемуары и кинематограф.

На вершине пирамиды, с которой велось наблюдение за «правильностью понимания войны», уверенно держался маршал Жуков. Тот самый, который в значительной степени и повинен в страшных поражениях Красной Армии в начале войны, ибо сам их, видимо, и организовывал, а потом постарался всё свалить на мертвого Сталина! Думаю, что и Павлов, и Кирпонос, и множество других генералов должностями пониже именно с согласия Жукова открывали вермахту все пути-дороги вглубь страны. Слышал я, будто без его рецензии, правки или рекомендации никакие книги о войне, даже мемуары, в свет не выходили. Разумеется, всё, неугодное Жукову, из истории войны вычёркивалось, но кое-что надуманное, но его прославляющее, приписывалось! Я ничего не придумываю. Например, в последних грехах его после войны открыто обвиняли Конев и Рокоссовский.

Неплохо Жукову помогали в этом деле и остальные маршалы, прикрывая друг друга и искажая былую реальность в своих интересах. Одна лишь постыдная сдача Севастополя чего стоит! Правду о предательстве рядовых защитников города всеми командующими и командирами, всеми политработниками и старшими офицерами, которые удрали на большую землю, спасая свои шкуры, потом выдали за непревзойдённый героизм всех!

Почему всех? Если командование проявило трусость и оказалось предателями, а героями были только солдаты и матросы, сражавшиеся за город, пока оставались живы!

После победы правда войны, ее невидимая многим суть, умышленно подменялась героизацией самой войны. Выходило некое приключение, а не война. Настоящая правда столь чудовищного явления как война была задвинута на дальний план. И это процесс, на первый взгляд, был даже полезен для воспитания патриотизма, но в действительности – крайне вредоносный.

Война умышленно представлялась прекрасным временем и пространством для подвигов и свершений! Молодёжи внушалось, будто ей не повезло родиться и жить без войны. Мол, молодёжь многое потеряла из-за того, что ей негде проявить себя в полной мере, а вот на фронте можно было развернуться во всю ширь…

В действительности война всякий свой миг, это невыносимое горе и немыслимые страдания народов. И если на ней есть место подвигам, то еще больше места она оставляет для гибели самых лучших, как правило, людей, для самой отвратительной подлости, для человеческой низости, трусости, предательства, измены и самых отвратительных поступков. Даже после окончания войны ее раны не заживают десятилетиями, а моральные травмы и деформация морали в обществе остаются навсегда.

Знаете, как красиво сегодня красавец Лещенко поёт: «День победы порохом пропах! День победы со слезами на глазах, с сединою на висках, и прочее!»

Как будто всё правильно. Но в этой красивости мне видится та самая, недопустимая героизация войны. И какая-то красивая неправда, притворяющаяся истиной. Неуместны там красивые слова. Люди это чувствуют, потому на могилах они молчат. И молчанием говорят о своих чувствах ещё выразительнее.

Может, я и не замечал бы всего этого, и во мне не протестовало бы всё против этих душещипательных фраз, если бы не один фронтовик… Незнакомый. И говорил он не мне. Но я замер тогда и слушал его. Почти мальчишкой был. Что-то, наверное, не понимал. Что-то представлял по-своему. Но я тогда понял главное.

Он говорил, что люди на фронте никогда не мечтали о дне победы. Ну, какой еще день победы?! Они мечтали о конце войны. У них это даже выродилось в некое заклинание, в поговорку. Они только и спрашивали друг друга, спрашивали себя, не надеясь услышать ответ, когда же она, проклятая, закончится? Когда? И при этом думали только о себе – доживут ли? Повезёт ли домой вернуться? Боялись своим вопросом судьбу спугнуть? А если суждено погибнуть, то как? Лишь бы не как те, кто на их глазах мучился с распоротыми животами, из которых… Лучше бы сразу. Так бывало. Раз – и уже ничто для человека не важно. Так – хорошо!

И порохом война не пахнет. Порохом – это опять чересчур красиво! Романтично! Возвышенно! Это годится для стихов и песен. В жизни война пахнет очень дурно. Особенно в обороне, в окопах. Она пахнет трижды прокисшим на солдате потом и старой мочой, которая тут же, в окопе хлюпает. А ещё война пахнет поносом. Да, да! Настолько гадко пахнет, что лучше бы никого рядом не было, а всё равно к товарищам жмёшься, несмотря на свои и их запахи, поскольку без товарищей на войне, ты вообще ничто.

Да! В войне красивого ничего нет! Она всегда пахнет страхом. Стоит выпрямиться в своём неглубоком окопе, где тебе приказано держаться до последнего дыхания, как снайпер сделает своё дело. Он давно тебя дожидается! Он очень терпеливый и настойчивый. Он обязательно дождётся тебя, как дождался уже многих твоих товарищей, если только расслабишься. При таких порядках, посмеялся тогда фронтовик, в кусты не сбегать! Там всё при себе приходилось держать. А это – хуже всего! Настолько унизительно, что лучше бы пуля…

А чего стоило непрекращающееся гниение трупов? Этот гадко сладковатый запах, когда ветер с нейтральной полосы в нашу сторону… Этот запах доводил до сумасшествия. Если морозы, то как-то легче переносилось, но летом… После захлебнувшейся атаки даже раненных под обстрелом вынести не могли, а уж о погибших до поры и не думали. Так они и лежали, непогребённые. К ним и ночью подчас подобраться было невозможно. От ракет светло как днём. Огонь ураганный. Кто пытался, рядом лёг.

Ещё более страшное с людьми случалось при ожидании скорой атаки. Такое внутреннее напряжение у всех, что никак его не описать. Такой страх! Такая надежда! И даже согласие на собственную гибель, лишь бы скорее! И полное смирение со своей судьбой! Тут любой к богу обращался! Любой крестился! И всё же – борьба с врагом где-то внутри всегда была на первом месте. Готовность бороться насмерть в себе подогревалась. Оттого всё в человеке находилось под столь высоким давлением, что немца и штыком колоть не приходилось. Впрочем, как и нас. Стоило лишь обозначить укол, слегка дотронуться до человека, как он замертво падал от разрыва сердца, от ужаса, от того, чего всегда больше всего боялся, но всегда ждал и теперь понял, что дождался. И сердце не выдерживало. Там уже не штык вершил судьбы, а крепкость нервов, умение забыть все земное, все человеческое. Забыть жалость! Только вперёд через их тела! Пока не упадёшь.

После тех откровений фронтовика я несколько ночей вскакивал в поту. Мама говорила, будто кричал в полный голос, куда-то бежать всё порывался. Я тоже помню свой ужас. Какая уж там красота?! Какая героизация, к чёртям?!

Потому люди, считающие себя порядочными, должны предостерегать человечество от войны любыми средствами – хоть действиями, хоть заклинаниями! Война – это не место для испытания себя! Это не место для демонстрации каким-то ребятам своих возможностей миру! Война – это самое жуткое чудовище, создаваемое против себя самими людьми!

Но куда меня занесло? Если верить моим глазам, то, куда ни глянь, всюду одни враги! А я еще и отношения между собой предлагаю выяснять? Что получится после такого поиска справедливости?

Ясно, что! Беда получится. Народ наш итак сегодня не то чтобы разобщён – он до критического состояния пропитан враждой друг к другу, которая вызвана и усилена массовой нищетой. Люди ненавидят шикующих воров, бессовестных торгашей, ненавидят развратную молодёжь, ненавидят чиновников, откровенных коррупционеров у всех на виду и «успешных» жучек. Все вместе дружно ненавидят Москву – отдельное государство, пирующее на крови народа. Москва в ответ презирает всех остальных. Такое же происходит с Татарстаном, Башкирией, Дальним Востоком, Сибирью… В эту среду остаётся лишь искру внести, и всё сразу повалится по принципу домино. А заграница нам поможет! Она давно руку на нашем пульсе держит. Вот со своими делишками чуток разберётся, и тогда нам точно поможет!

А загранице помогут многочисленные диаспоры, будто специально для этого пригреваемые олигархами. Сколько теперь здесь диаспор, ненавидящих своих местных, якобы русских работодавцев за их алчность, ненавидящих всех, даже честных местных жителей. Сколько на нашей территории прочно закрепившихся китайцев, молдаван, азербайджанцев, армян, киргизов, казахов? Им же только сигнал дай, как они бросятся завоёвывать себе жизненное пространство, уничтожая нас! Нам они на нашей же земле места точно не оставят!

Что уж говорить, если родная по крови Украина, ближе некуда, теперь наш злейший враг, открыто готовящийся к войне с нами. Да ещё с активной помощью Запада. И в этой помощи можно не сомневаться – она будет на все сто! Впрочем, разве сейчас с Украиной нет войны? А преданная, по сути, Малороссия? Это что? А Донбасс? А разве вырванный у Украины вопреки двухстороннему договору Крым, плохой катализатор войны?

А Прибалтика – это разве не лютый враг при всей ее внешней интеллигентности? В годы Великой Отечественной разве не фашиствующие прибалтийцы стали добровольными палачами белорусов и украинцев? Правда, тогда и западэнцы оказались не менее кровавыми помощниками немецких оккупантов, уничтожая население «родной» Украины. Так ведь сегодня прибалтийцы, западэнцы, а с ними и остальная украинская молодёжь с уже хорошо промытыми мозгами, настроенная агрессивно против русских, якобы сделавших Украину нищей, бросится вырезать русское население без размышлений и сожалений!

А ведь есть ещё и агрессивное окружение более развитых и лучше вооружённых стран! Они-то всегда хотели к нам прийти без приглашения! А сегодня и желание, и возможности усилились.

Мне смешно, как бывшему, но всё же неплохо подготовленному военному, слышать о том, что наша прежняя мощь и наше ядерное оружие надежно нас защищают от любой агрессии. Это очень наивно, поскольку в разных частях планеты войны идут непрерывно, но ведь никакого ядерного оружия в них не применяется! Сначала точно такие же войны могут возникнуть на окраинах РФ. Мало ли где? Подойдут Японские острова, Калининградская область, Кавказ, Осетия? Разве этих вариантов мало?

Эти периферийные войны, как, например, были чеченские, опять покажутся недостаточными для того, чтобы махать тяжёлой ядерной дубиной! Разумеется! Первое применение даже самого маломощного ядерного оружия – это ведь чрезвычайно серьёзный шаг, который снимет все запреты на начало ядерной войны. А другой-то дубины у нас давно не осталось! Одна видимость и тщетные надежды. Уж мне-то, ракетному полковнику, это как не знать?

Потому в тех незначительных, на первый взгляд, войнах, учитывая одновременную активизацию вражеских диаспор, западной диверсионной агентуры, побежавших за рубеж крыс, торговой и, в первую очередь, продовольственной блокады, Эрэфии никак не победить. Теперь соотношение экономических, людских и военных ресурсов сложилось для нас значительно хуже, чем в сорок первом. Но тогда, ко всему прочему, была крепкая ещё и воля со стороны мудрого вождя, знавшего что делать, был глубокий тыл, были резервы всего и вся, предусмотрительно заготовленные за Волгой и Уралом, был, в конце концов, народ, ставший в беде великим. А теперь что от этого осталось?

В сложившейся обстановке внутри нашего разрозненного и накаленного народа нельзя выяснять отношения! Нельзя провоцировать вражду! Но как ее избежать, если она объективно существует?

Как? Да очень просто! Понять, что всем нам объединяться следует! Объединяться и подниматься во имя спасения страны, народа, себя! Вот и вся национальная идея – объединяться, чтобы выжить! Такую идею нельзя от народа скрывать, как нельзя скрывать чрезвычайную сложность положения страны и все угрозы! Народ в них не очень-то верит!

Национальная идея должна во всех укорениться осознанно! Каждый гражданин должен почувствовать себя спасителем своей страны в ситуации, в которой ее, кажется, уже ничто спасти не может! Но надо хотя бы попробовать, если мы остались народом, а не сделались безропотным стадом!

Ради такой национальной идеи даже наши отъявленные воры, по-моему, смогут немало полезного сделать. Не всегда же о мошне думать! Производство надо обязательно разгонять на полную мощность! Людей работой и зарплатой обеспечивать! Сельское хозяйство «на себя» перетягивать! Налоги с богатых брать по 90%! Им вполне хватит и того, что останется! Смертную казнь матерых преступников, то есть, врагов, возобновить! Воспитательную работу вести без давно въевшихся в нашу жизнь лживых выкрутасов, без подлой рекламы и тайных алчных расчётов.

В столь сложнейшей, прямо-таки, безвыходной ситуации и руководство страны, пусть даже прежнее, показавшее свою несостоятельность, должно людей нацеливать и объединять в единое целое. Оно обязано проявлять прямо-таки небывалую мудрость и невероятную активность, дабы нам подольше продержаться до внешней агрессии, одновременно изменяя любую ситуацию в свою пользу. Вон как Сталин пакт с Гитлером заключил! В том пакте невероятная мудрость проявилась! Благодаря ей Германия принялась всей своей промышленной мощью нас к войне готовить, а не себя! Но от нынешней власти я такой мудрости не видел и полезной деятельности не замечаю. Мне кажется, что всё делается как раз наоборот. И народ не чувствует смертельной для себя опасности совсем. На уме большинства лишь размер зарплаты да платежи за ЖКХ. А «благополучные» озабочены лишь возникшими вдруг препятствиями на пути в Турцию или Таиланд.

Потому и возможный результат я предвижу. Жаль мне страну! Жаль мой одураченный и сильно поглупевший народ! Сам собой он организоваться никогда не мог! А уж теперь – и подавно!

Народ, народ… А что же такое народ, если по существу? Пользуемся все этим термином, будто он всем понятен, а объяснить-то редко, кто может.

И всё-таки! Что ты сам-то думаешь? Думаю, что народ это не все люди нашей страны. Не всё население. Народ – это всего лишь наибольшая часть населения, но всё же часть. Часть того населения, именно та часть, которая никогда вовремя не понимает, что ее обманывают. Прозрение у народа происходит всегда с опозданием. Чаще всего, со столь большим, что уже и руками махать поздно! Так в народе говорят: «После драки кулаками не машут!» Потому и организоваться народ сам не может, что вовремя не понимает, когда его обманывают. А после драки…

А мне кажется, будто присказка лживая! Дезорганизующая! Расслабляющая! Лишающая воли! Ведь воевать за справедливость нужно и после неудачной драки! Воевать до полной победы!

35

Но опять в голову лезет всякая ерунда. Хорошо хоть, в воспоминаниях мне самому себе ничего не приходится доказывать. Мне давно всё ясно! Причём мнения своего я не скрываю, но и трубить о нём не вижу смысла. Зачем? Всем известно, что русские люди никогда не верят в то, чему верить не хотят! Интеллектуальное упрямство! И никакие аргументы их не подвинут к истине! Они даже собственными глазами всё будут видеть, но этим же глазам не поверят, если решили не верить! Где уж с таким настроем им в истине разобраться!

И всё же, действительно, сдался мне этот Жуков! Он уж похоронен почти полвека назад! Но стоит поперек моих мозгов опять! Многое, видно, в нашей жизни напортил! Казалось бы, шут с ним! Ну, был он самовлюбленным, болезненно тщеславным, был человеконенавистником, готовым на всё, лишь бы забраться на самый верх, где воплотился бы в абсолютного вурдалака. Именно таким бы он и проявил себя, каким сам рисовал советскому народу образ Сталина после смерти вождя. Но мне-то он зачем? Может, затем, что слова фронтовиков никак не забываются? То же не обыкновенные слова были! То были выплеснувшиеся наружу страдания.

Он после войны ещё больше наворочал! Уязвленное самолюбие Жукова не могло смириться с тем, что в мирное время он, якобы самый великий полководец всех времён и народов, не возглавил нашу страну, как это сделали у себя на родине генералы Эйзенхауэр и де Голль.

«Даже неполноценный Хрущёв, тоже мне, липовый генерал, и тот меня обошёл!» – злился Жуков. Ведь его даже министром обороны не назначили. Недооценили или Сталин понимал, с кем имеет дело?

И как же хорошо, между прочим, что не назначили! Когда Хрущев сделал его все же министром на короткое время, то Жуков всё равно успел наворочать! Например, перевёл вооруженные силы на ночной образ жизни! Зачем? Он сам-то это понимал? Конечно! Только, чтобы показать всем, будто он может всё, что ему вздумается.

Или ещё. Заставил всех подтверждать спортивные нормы, независимо от возраста и состояния здоровья. Всех, кроме себя, разумеется! Тогда покинули Армию очень многие боевые генералы и немолодые офицеры, особенно, когда-то раненные, прошедшие войну, но способные боевым опытом принести своей стране еще немалую пользу.

Хрущёв, сам подлец, каких свет не видывал, подлеца Жукова видел насквозь, потому скоро сам и снял его с должности Министра и отправил на дачу как в заключение. Боялся Никита Хрущёв, кабы Жуков ещё один государственный переворот не устроил! Боялся, чтобы и его самого не скинул! Опять ведь его недооценили. Опять его обидели! Опять с его заслугами не посчитались!

Но хватит! Вперёд надо смотреть! Сам ведь только что решил, что людей наших объединять нужно, а размышления о Жукове их разобщают. Не хочу свои воспоминания о нём смешивать с воспоминаниями о людях, которых есть за что уважать. Которые не имели столь высоких должностей и такого множества наград, но в любых ситуациях оставались людьми.

Для меня последнее обстоятельство всегда имело решающее значение. На таких людей и надо сегодня опираться. В нашем народе их всегда находилось тем больше, чем тяжелее наступали времена!

36

Вот! Вспомнились, наконец, наши училищные генералы. В Казанском ракетном их было два. Люди, совершенно разные по любым признакам. Так нам казалось. Разные военные судьбы. Разный стиль работы. Разное отношение к подчиненным.

Старшим по должности был начальник училища генерал-майор Ромашкин. В представлениях курсантов (может, мы со своего уровня и не сумели многого разглядеть) он был военным барином.

Все пять лет учёбы мы только и видели его то на трибуне, то проезжающим мимо в персональной «Волге». И хотя в машине он объезжал совсем немалые территории вверенного ему училища, но и в других случаях предпочитал видеть нас на почтительном расстоянии.

Подробности деятельности из его кабинета нам, разумеется, были не доступны. Даже мне! А ведь я раз тридцать нёс службу часовым у Знамени. То есть, много часов простоял напротив его кабинета. Туда входили самые разные офицеры, потом они выходили в том или ином настроении, но разведать что-то конкретное мне так и не удалось!

«И что с того? – вправе спросить меня каждый. – Почему же решил, что он барин?»

Так ведь, чего стоит одна его дистанция? Показная важность и неприступность! Прямо-таки величественность! Но мне не приходилось от кого-то слышать восторгов в адрес нашего начальника училища как человека. (Просто мне не повезло?) Более того, складывалось впечатление, будто его уважали лишь за погоны генерал-майора!

Зато заместителем начальника училища к нам сослали, да еще с понижением, генерал-майора Савельева. Раньше он командовал дивизией РВСН. Это само по себе вызывало к нему наше уважение! Но не только это.

Тамошняя сорока на хвосте принесла, будто сняли Савельева с дивизии за тяжелое происшествие с гибелью нескольких человек. Такое в войсках случается! Не кондитерская же фабрика! И совсем не факт, что генерал Савельев был хоть сколько-то виновен. Но он как командир за всё должен отвечать! Он и ответил! Наказать-то, как принято в армии, всё равно кого-то следовало! Если кто-то наказан, значит, меры приняты! Дело завершено!

Мы, курсанты училища, Савельева опасались и одновременно любили. И было за что!

Он нас не чурался, был крайне въедливым и знал даже скрытые стороны курсантской жизни. Не считал для себя унизительным остановить любой взвод и проверить, словно старшина, обувь, состояние каблуков, чистоту портянок, носовые платки… Его интересовало всё! И не только наш быт, но и умонастроение, потому задавал вопросы, выяснял мнения.

Думается мне, по своему богатому фронтовому опыту генерал понимал, что подчас ничтожные мелочи определяют исход самых важных дел, вот и нас подводил к тому же выводу.

Савельев всегда, где должны быть курсантские подразделения, появлялся неожиданно. Не следил и не выслеживал, нет, он просто жил нуждами училища и потому считал необходимым знать всё в нём обо всём.

Если во время перерыва между занятиями его замечали на главной аллее, когда взвода строем переходили из одного учебного корпуса в другой, поднималась «тревога» и все стремительно перетекали на параллельную аллею. Куда угодно, лишь бы с его глаз долой!

Почти наверняка остановит и начнёт выяснять, почему, например, заместитель командира взвода идёт не впереди строя, а сбоку? Или почему последняя шеренга не заполнена? Или почему не у всех курсантов есть перчатки? И почему старшина до сих пор не наказал курсанта за утрату выданных ранее перчаток и не выдал ему другие? Или сделает замечание, чтобы свои портфели и папки убрали внутрь строя…

Мелочи? Конечно! Но таков уж воинский порядок! Что останется, если его перестанут соблюдать? Вполне возможно, опять кто-то погибнет на стартовой позиции, как случилось когда-то у генерала Савельева. Он не мог повторно такое допустить.

Наши приёмы с увиливанием генерал, конечно, всегда разгадывал. Случалось и так, что взвод только свернёт за спасительный угол учебного корпуса, как сразу с генералом и повстречается! Савельев с доброй улыбкой уже поджидал за углом! «Попались, голубчики?!»

Но генерал не имел обыкновения выискивать, к чему бы придраться, коль уж встретились. Он не выдумывал недостатки, если их не было в реальности. Ему лишь во всём требовался порядок. Как хорошая хозяйка не может потерпеть в своём доме того, что её способно опорочить, так и генерал Савельев наводил порядок в доме, за которым ему поручено следить.