Принцесса тьмы

Все дружно бросились на поиски пропавшего гримера. Опросили сторожей и вахтеров, монтажников, технический персонал. Никто не видел его выходящим из театра – ни одного, ни тем более в сопровождении.

– Чудеса да и только! – беспомощно разводил руками администратор. – Чертовщина какая-то. Мистика.

– Может гуманоиды его того…на своей тарелочке умыкнули? – сделал предположение осветитель. – Предлагаю прочесать крышу.

– Не к месту шуточки, – раздраженно огрызнулся администратор.

– Взгляните сюда! – Топтавшийся позади всех Степан указал на кусочек шерстяной ткани, застрявший на гвозде.

– Батюшки! – воскликнул актер-трагик. – Клочок его шарфа!

Этого можно было и не говорить. Никто в театре не представлял себе Альберта Арнольдовича без длинного шарфа из шотландской клетчатой шерсти, неизменно, в любое время года обмотанного вокруг его шеи, и ультрамаринового берета набекрень.

Гвоздь, обладатель ценной улики, торчал в косяке дверей ведущих в подвальные службы сцены. Собравшиеся переглянулись.

Сунув голову в дверной проем, но не переступая порога, режиссер громко позвал: – Альберт Арнольдович!

Подвал ответил недобрым молчанием. Всем стало как-то неуютно и каждому захотелось домой – в свою тихую, защищенную квартиру.

– Что за ерунда… – пробормотал режиссер, отступая назад, к толпящейся в смятении труппе.

Обыскивать обширные, многоярусные подвалы, заставленные нужными и ненужными приспособлениями, было делом гиблым и небезопасным. Особенно если верить Марье Семеновне, что в театр проникла целая банда злоумышленников. И, чтобы как-то скрыть малодушие, не признаться в нем ни себе, ни тем более собственной труппе, режиссер подозвал администратора:

– Вы позвонили в милицию, голубчик?

– Разумеется. С минуты на минуту прибудут.

– Вот они пусть и разбираются. Тут нужны квалифицированные специалисты, а не такие как мы дилетанты. Мы им можем только улики затоптать.

Его замечание сразу всех устроило, тем более что собственного режиссера положено слушаться. И незадачливые следопыты, тревожно озираясь по сторонам, поспешили убраться восвояси.

Отступая последним, Степа снял с гвоздя всеми забытую улику и, повертев ее в руках, сунул себе в карман.

– Эй, парень! – окликнул его осветитель. – Ты-то, надеюсь, никуда не спешишь?

– Не-а. А что?

– Да скинуться бы надо на пузырь. В таком деле, брат, сам понимаешь, без поллитра не разобраться.

– Уволь, Трофимыч. Я пасс. – Степа виновато опустил лохматую голову.

– Увиливаешь, – обидился Трофимыч. – Компанию портишь. Начальству перечишь.

– Мне бабки на другое нужны.

– Это на что же? Уж не жениться ли собрался? А может за кордон драпануть?

– Лосины задумал купить. Лайковые, – нехотя признался Степа.

– Балда! Да тебе на них ни в жисть не скопить. Не по себе дерево рубишь.

– Ну это мы еще поглядим. – Глаза Степана полыхнули зеленым пламенем и затаились, как в пещере, в тени длинных ресниц.

Засунув руки в карманы потрепанных джинс, он, не прощаясь, направился к выходу. Пальцы правой руки погрузились в мягкое тепло шерстяного лоскутка.

«Небось таких никчемных, как я или Трофимыч, не украдут, – подумалось Степану. – Никому и в голову не придет сказать: Лучший осветитель Москвы и Московской области. Такое всей своей жизнью заслужить нужно. Да и то не у всякого и получится.

ГЛАВА 4

Светлана отказывалась принять случившееся. Возможно ли? Два человека, с которыми она еще днем болтала и шутила, вдруг ни с того, ни с сего оказываются холодными, бездыханными трупами! И один из этих двух – ее родной, любимый дядя… Нет, она не плакала. Ее глаза были сухи и горячи. Горячи от жжения. Распахнув ресницы, она лишь изумленно смотрела на отца. Или сквозь него. И это немое оцепенение пугало Вадима больше, чем если бы она кричала и плакала навзрыд. Он искал и не находил нужных слов, чтобы утешить ее. Не находил, в первую очередь, потому, что острое предчувствие, возникнув внезапно, не покидало его: Вот оно, началось!

И все же именно ему надлежало взять себя в руки. Ноша, которую он добровольно взвалил на свои плечи, исключала малейшее проявление слабости с его стороны. Календарные странички осыпались с быстротой и неотвратимостью осенней листвы, ни на минуту не позволяя забыть, что колесо истории катит их к краю пропасти. Каждую ночь в своих навязчивых кошмарах он созерцал дно этой пропасти.

Чтобы не оставлять Светлану одну, Вадим старался почаще брать ее с собой. Дочь не могла понять, куда и зачем отец так настойчиво ходит, чего добивается. Сопровождать его было еще большей пыткой, чем оставаться одной дома. На улице она то и дело оглядывалась, нервничала. Ей постоянно мерещилось, что за нею следят, что и она должна умереть так же внезапно и необъяснимо, как это случилось с Андреем и Стасом.

– Да успокойся ты, Светик-Светлячок! – тщетно увещевал Вадим. – Выкинь глупости из головы. При чем же тут ты?

– Не знаю, папа. Но мне страшно. Я спиной чувствую на себе чей-то пристальный, враждебный взгляд. У меня от него мурашки бегают.

– Ну тогда тебе, наверное, лучше несколько дней побыть дома. А я постараюсь не задерживаться.

– Ой, нет! Дома еще хуже! – запротестовала Светлана. Но, видя как помрачнело лицо отца, поспешила смириться: – Не обращай на меня внимания, папка, занимайся своими делами. Мне действительно лучше побыть дома… Но ты ведь не долго, правда?

Оставшись одна, Светлана бесцельно слонялась по комнатам и не могла заставить себя хоть чем-нибудь заняться. Чем больше думала она о двух смертях, тем очевиднее становилась для нее их некая таинственная связь с произошедшим в тоннеле. Они увидели кого-то, кого видеть им не полагалось. Но ведь и она была там! Она первая увиделаэто! А значит… Неприятная дрожь прошла по телу – озноб, возникший в костях. Такого противного, леденящего тело и душу, холода она еще никогда не испытывала.

Светлане безумно хотелось поделиться случившимся с отцом, но нарушить обещание, данное Андрею, особенно теперь, когда его уже нет в живых, она не могла. Ее захлопнули как шкатулку. Заперли на ключ снаружи, а ключ унесли в другой мир. В шкатулке нет окон. В ней душно, тревожно и одиноко.

А что если для конспирации изменить внешность? – возникла малодушная мысль. Светлана подошла к зеркалу, пытаясь взглянуть на себя как бы со стороны. Темно золотистые крупные локоны лежали на, совсем еще по-детски, хрупких плечах. Мальчишеская фигура, будто и не ей пошел шестнадцатый год. Зрачки такие огромные, что сливаются с темно-синей радужкой в один бездонный колодец. Пухлый рот приоткрыт буквой «О», и даже нос почему-то кажется вопросительным знаком. Лицо бескровное. Не лицо, а черно-белая гравюра под названием «Страх».

– Ну на кого ты похожа? – разозлилась на свое отражение Света. И, подхватив первую попавшуюся книгу, поспешила вон из квартиры.

Она спустилась во двор. Было около семи часов вечера, но солнце и не собиралось покидать небосвод. На детской площадке еще играли дети. Поодаль, на лавочке судачили старушки. Где-то под крышей громко и настойчимо ворковал голубь. Развалясь на боку, жмурилась на солнце тигроподобная рыжая кошка. Толстый веснушчатый парень выгуливал такого же толстого пятнистого боксера. Завидев их, кошка с шипением вскочила и в мгновение ока взлетела на ствол липы. Кругом были люди – обычная, каждодневная, будничная жизнь. Никто из окружающих, преимущественно детей и старушек, не мог вызвать у Светланы подозрений. Под нежными касаниями ветерка листва над головой что-то тихонько нашептывала, успокаивая, баюкая.

Светлана сидела на скамейке с нераскрытой книгой на коленях, бездумно глядя в выгоревшее на солнце летнее небо, изливавшее на нее целебный покой.

«До чего ж хорошо жить на свете! Просто быть и все, – невольно подумалось ей. – Просто видеть Солнце, засыпать и просыпаться вместе с ним. Улыбаться, когда небо сияет и хмуриться если хмурится оно. Вслушиваться в говор листвы, журчанье ручья, голоса людей. Сколько удивительного, волнующего во всей этой кажущейся обыденности.»

Впервые подобные мысли посетили ее, когда для мамы весь этот великолепный мир, полный звуков и красок, перестал существовать. И вот теперь снова… Должно быть лишь сталкиваясь со смертью дорогих тебе и близких людей, понимая вдруг, что жизнь конечна, что она может внезапно оборваться в любую минуту, по-настоящему осознаешь ее бесценность.

На другой конец скамейки тяжело и бесцеремонно плюхнулась незнакомая девица. Вздрогнув от неожиданности, Светлана недовольно покосилась на незнакомку. Она выросла в этом дворе и практически знала всех, кто гулял здесь, но эту видела впервые. Конечно и с улицы любой мог забрести в их уютный зеленый дворик.

Девица была тонкая, длинная и бесцветная, как тянущийся из корзины к свету худосочный картофельный росток. Не обращая внимания на Светлану, она вытащила из-за пазухи пушистый живой комочек и стала забавляться с ним.

Демонстративно раскрыв книгу, Светлана попыталась углубиться в чтение, но почувствовала, что перечитывает одну и ту же страницу, не вникая в смысл. Ее внимание привлекала незнакомка. Блеклые, неопределенного цвета волосы рыхлой косой свисали с макушки. Она казалась бледной, даже болезненной. Серый балахон, который и платьем-то не назовешь, делал ее похожей едва ли не на нищенку, если бы не две детали ее «туалета»– небрежно брошенная на скамейку дорогая сумочка из тонкой кожи с узорчатым тиснением и золотой медальон на достаточно массивной золотой цепи поверх балахона.

– Ну же, погуляй немного. Подыши воздухом, – ворковала меж тем девица, опуская своего питомца на скамейку.

Теперь Светлана могла сполна удовлетворить свое любопытство. Вид зверька, беспомощно тыкавшегося в деревянные рейки, настолько поразил ее, что, отбросив книгу, она во все глаза уставилась на диковинное создание. Мордочка у зверька была очень узкая, вытянутая, с прозрачным шариком на конце. Шарик-нос покрывали бесчисленные дырочки или ноздри. Изящные нежные лапки заканчивались гроздью розовых, хрупких на вид коготков с подушечками- присосками на концах. Хвоста у зверька не было вовсе. Прозрачная ноздрястоя носопырка беспрестанно двигалась, обнюхивая скамью.

– Ой, мамочки, что это!? – не удержалась Светлана.

– Это?.. Плут, – ответила незнакомка неожиданно низким, грубоватым голосом. И равнодушно осведомилась: – Нравится?

– В жизни не видала ничего подобного! – призналась Светлана. – Что это за зверь?

– А шут его знает. – Девица небрежно пожала плечом. И, бросив на соседку по скамейке быстрый, изучающий взгляд, со скрытой завистью проговорила: – Какие у тебя красивые волосы. Как с картинки.

– Волосы как волосы, – отмахнулась Светлана, целиком поглощенная созерцанием зверька.

Луч заходящего солнца, пробившись сквозь листву, коснулся лица незнакомки. Слабенький, утративший дневную силу луч. Болезненно сморщившись, она заслонилась от него рукой.

– Что, глаза болят? – проявила участие Светлана.

– Вот досада. Забыла солнечные очки. – Порывшись в сумочке, девица в сердцах отшвырнула ее.

– Не велика беда. Солнце-то уже садится. А почему он так странно ведет себя?

– Кто, Плут? Безглазый потому что.

– Как это!?.

– Ну как-как, слепой он.

– Совсем-совсем? Как крот?

– …Ага.

– Бедняжка. Как же он живет? Как находит пищу?

– Не переживай. Без проблем.

– Кусается?

– Не-а.

– А можно его потрогать?

– Валяй.

Светлана с опаской коснулась полосатой шкурки. Шерсть оказалась и жесткой, и податливой одновременно, как иголки у прирученного ежа. Расхрабрившись, она подсунула ладонь ему под брюшко, голое и холодное.

Зверек, ощутив тепло, тотчас доверчиво устроился у нее на ладони, свесив лапки.

– Какой милый, – растрогалась Светлана.

– Ты ему понравилась… Хочешь меняться?

– На что!?

– Я тебе Плута, ты мне свои волосы.

– Скажешь тоже, – обидилась Светлана, возвращая зверька на место.

– Да пошутила я. Бери так. Дарю.

– Тоже шутка?

– Бери, бери, пока я добрая. – «Картофельная» девица впервые улыбнулась. – Тебя как зовут-то?

– Света. А тебя?

– Найт.

– Как?!.

– Найт, – повторила та. И видя ее удивление, объяснила: – Мамина фантазия… Забавно получается. Правда? Ты – свет, я – ночь. Кормить знаешь как?

– Нет, конечно.

– Червяками. Земляными.

Светлана нахмурилась:

– Да где же я их возьму?

– Во дворе под цветами накопаешь. Их полно, где земля жирная. Можно и мухами. Ночными бабочками, термитами, пчелами… А вообще-то он запросто обходится целый месяц без еды.

– Спасибо тебе. Огромное. – Светлана прижала к груди полосатый, шумно сопящий комочек и вскрикнула: – Ой, какой у него нос! Как рашпиль.

– Ты где живешь? – деловито осведомилась Найт.

– Вон в том подъезде. На третьем этаже. Квартира 17, – тотчас сообщила Светлана.

– Ладно. На днях загляну. Посмотрю как с ним справляешься. Может червяков принесу. – И, закинув на плечо сумочку, она как бы сползла со скамейки, а потом только осторожно выпрямилась во весь рост. – Пока.

Странная незнакомка в сером балахоне словно бы и не ушла, а растворилась с последним лучом схоронившегося за домами солнца. Такое совпадение поразило Светлану. На всякий случай она покрепче прижала к груди свое сокровище, чтобы и оно чего доброго не исчезло. Удивительно, но благодаря этому полосатому беспомощному комочку тоска и тревога вдруг отступили. Появилось существо куда более несчастное чем она. И оно нуждалось в ее заботе.

– Лана? Что ты тут делаешь, одна, в сумерках?

– Вернулся! Наконец-то! – Девочка вскочила. – Я не одна. Вот, смотри! – Она протянула отцу зверька.

– Что это?

– Не что, а кто. Его зовут Плут.

– Ничего не понимаю. – Вадим с недоумением разглядывал диковинное существо. – Не щенок. Не котенок. Не морская свинка. Не хомяк. И даже не крыса. Тогда кто же?

– Это неизвестный науке зверь, – улыбнулась Светлана. Улыбнулась впервые после того как узнала о гибели Андрея. – И он теперь мой.

– Очень мило. Но как он к тебе попал?

– Подарили.

– Не говори загадками. Кто?

– Да так, одна девочка со двора. Вышла с ним погулять, увидела, что он мне понравился и отдала.

– Странно…

– А что тут странного? Ты же знаешь, как это у ребят бывает. Сначала страсть как хочется завести кого-нибудь, потом каждодневные заботы надоедают. И вот…

– Ага, теперь понятно. Нашла, так сказать, кому сбагрить. Ну ладно. Может оно и к лучшему. Отвлечешься немного. Пошли домой, я ужасно голодный.

– Ой, да я ж ничего не приготовила! – спохватилась Светлана.

– Очень хорошо. Я тут всякой всячины накупил.

– Какой же ты молодец, папка! Ты меня спас. – И она засеменила рядом с отцом к подъезду.

Устроив зверька в коробке из-под обуви, она отправилась на кухню.

Они сидели друг против друга. Монотонно тикали часы, бубнил из гостиной телевизор. Вадим молча жевал, глядя в одну точку, не замечая, казалось, что ест. Светлана сочувственно поглядывала на него.

– Опять неудачный поход?

– Неудачный, – вздохнул Вадим, не меняя позы. – И еще… Сегдня стали известны результаты повторной экспертизы.

– Ну и?..

– В крови обоих обнаружен один и тот же, не известный науке яд.

– Яд!?! – Светлана побледнела. – А может… может они напару отравились чем-нибудь во время перерыва? Может съели что-то некачественное?

– Это был яд мгновенного действия.

– Может укусила какая-то пакость?

– В разных местах и в разное время?

– Тогда, значит, их отравили.

– Исключается. Ни в пищеварительном тракте, ни в легких присутствие яда не обнаружено. Только в крови. При полном отсутствии следов внешних повреждений.

Забыв о еде, Светлана озадаченно смотрела на отца:

– А разве так бывает?

– Не знаю, солнышко, не знаю. – Он отключенно теребил салфетку. Потом встал, швырнув ее на стол. – Пойду в кресло. А ты готовь чай. Только со свежей заваркой.

Погруженный в свои мысли, Вадим полулежал с закрытыми глазами, не глядя в экран, пока одна информация не привлекла его внимание. Неведомые грабители неведомым путем проникли на московскую продовольственную базу и унесли все, что там было. Не килограммы – тонны продуктов. При этом ни замки, ни окна взломаны не были. И вообще никаких следов чьего-либо присутствия обнаружить не удалось. Комментатор классифицировал случившееся как ограбление века.

«Создается впечатление, что месячный запас продовольствия просто испа- рился, как ртуть, сам по себе, – резюмировал он. – Сработано настолько чисто, что одни склонны винить во всем изголодавшихся на чужбине инопланетян, другие намекают на вмешательство потусторонних сил. Так или иначе, о результатах ведущегося расследования мы будем вас информировать.»

Тихий скребущийся звук коснулся слуха Вадима.

– Ла-на! – крикнул он. – Поди-ка сюда. Ты что-нибудь слышишь?

Светлана остановилась в дверях. Прислушалась. Звук был равномерным и монотонным, как если бы кто-то старательно пилил лобзиком кусок фанеры.

– Ой, да это ж наверное Плут! – сообразила она, бросаясь к обувной коробке. – Совсем про него забыла.

Новое местожительство зверька было пусто. Светлана ползала на коленях по полу, заглядывала во все углы, под мебель, за занавески, под и за батареи. Зверек, оправдывая свою кличку, затаился, притих. Решив перехитрить его, затаи- лись и Светлана, выжидая, кто кого. Она победила. Пилежка возобновилась. Не поднимаясь с колен, девочка крадучесь поползла на звук. Заглянула под сервант:

– Па! Он где-то здесь. Но ничего не видно.

Отец принес фонарик и, опустившись рядом с дочерью на колени, направил луч под сервант. Зверька там не было. Только круглая дырка величиной с грецкий орех в стене, над плинтусом. И горка рыжего порошка перед ней.

– Папа, папа, посвети-ка туда!

Дырка оказалась довольно глубокой, и внутри ее, что-то темнело.

– Вот это да… – озадаченно пробормотала Светлана. – Настоящий подкоп.

– Но здесь капитальная кирпичная кладка. Как же он мог прогрызть ее?

– Ты лучше скажи, как его оттуда выковорить. И как он вообще там помещается. Дырка-то по диаметру в несколько раз меньше его. Задохнется ведь.

– Может спицей его кольнуть? Или вилкой поддеть?

– Скажешь тоже, – рассердилась Светлана. – Что же делать-то, а? Ну что мне с ним делать? – Она чуть не плакала.

А зверек, не обращая уже на них внимания, самозабвенно пилил, уходя все глубже в стену. Горка рыжего песка у плинтуса росла на глазах.

– Плут! Миленький Плут… Ну пожалуйста…

Пилежка вмиг прекратилась. Послышалась возня, и из норки вывалился круглый, покрытый рыжей пылью задок. А потом они увидели его всего целиком. Встряхнувшись по-собачьи, он окутался облачком пыли.

– Плут. Плутишка. Лапочка мой, – умильно ворковала Светлана.

Повернувшись на голос, зверек затрусил прямиком к ней. Она подхватила его на руки, стряхнула остатки кирпичной пыли и прижала к себе.

– Лана, а ведь он вылез на твой зов!

– Ну да. А что тут особенного?

– Так не кошка ведь, не собака, а кличку свою знает.

– И вообще для слепого он ориентируется просто потрясающе.

– Слепого, говоришь?

– Ну да. У него и глаз-то нет.

– Не может быть! Дай-ка я посмотрю.

Они все еще сидели на полу перед сервантом. Вадим даже фонарик выключить забыл. Он внимательно обследовал мордочку зверька и вынужден был согласиться: – Действительно нет… Странно. Очень странно. – Ухватив зверька за прозрачную ноздрястую пуговку, он заглянул ему в пасть и даже присвистнул от удивления. – Вот это да! Похлеще рыбы пиррани.

Челюсти зверька были усеяны двойным рядом зубов – мелких, острых, скошенных назад, как зубья пилы.

– Да с таким подарком природы не то что кирпич, гранит перепилить можно. – Вадим вдруг нахмурился и строго спросил: – Лана, откуда у тебя это чудо-юдо?

– Я же тебе рассказывала еще там, во дворе.

– Вернешь обратно. Завтра же. У нас будут из-за него неприятности.

Она и сама понимала, что будут. Такого стенопроходца на месте не удержать. К тому же он наверняка и спать им не даст.

– Ты знаешь, где живет его хозяйка?

– Нет, но она обещела зайти.

– Ну а пока что делать с ним будем?

– Может в ванну на ночь посадим? Надеюсь, эмалированный чугун ему не по зубам.

– Окей. А завтра я хотел бы забрать его с собой.

– Куда??

– В одну лабораторию. Покажу кой-кому. Он меня очень заинтересовал. Если я не ошибаюсь, это милое создание живет глубоко под землей и прогрызает себе норы в твердых, окаменевших породах.

– Может его вывезли с каких-нибудь заморских островов?

– Не знаю, не знаю… – задумчиво проговорил Вадим, как- то странно глядя на зверька. – Не нравится мне все это.

– Что именно?

– А все, что последнее время вокруг нас происходит.

Показать диковинное существо специалистам Вадиму так и не удалось. По той простой причине, что наутро никакого зверька в ванной не оказалось. Плут бесследно исчез. Напрасно Светлана бегала по квартире, выкрикивая и нашептывая его имя. Они обследовали всю ванную комнату – ни на кафель, ни на чугун зверек явно не покушался.

– Вариант только один, – Вадим в раздумье почесал затылок. – Он ушел через сливной трап.

– Да на трапе же железные перегородки. Что он таракан что ли?

– На то и плут, – невесело улыбнулся Вадим. – Видимо, набор уникальных зубов и ноздрей не единственная его компенсация за отсутствие глаз. Жаль, если твой Плут не отыщется. Ну ладно, я побежал. Говори, хозяюшка, что к ужину принести?

– На сегодня у нас все есть. Разве что хлеб. И приходи сам поскорее. А деньги зря не трать. Мама говорила, надо быть экономным. А еще знаешь, что она говорила? – Светлана улыбнулась. – Когда муж гений, с ним нельзя расслабляться. Так вот, теперь мне достается за нее.

– Иногда ты мне ее так напоминаешь, что хочется выть от боли. Интонации. Манеры. Выражения.

– Понятное дело, ведь я ее дочь, – тоном мудрой женщины подтвердила Светлана и добавила, грустнея: – А мне не иногда, мне постоянно выть хочется. И днем… и особенно ночью. Кстати, ты снова стонал во сне. Опять кошмары?

– Пустяки, – отмахнулся Вадим, не желая тревожить дочь. И, поцеловав ее в макушку, с виноватым видом взялся за свой дипломат. – Я очень люблю тебя, девочка моя. Знаю, маму мне тебе не заменить, но дороже тебя у меня нет никого на целом свете.

– И у меня тоже, папа. Не задерживайся, беги. Пусть тебе повезет хоть на этот раз.

ГЛАВА 5

Рассеянно расплетая и заплетая косу, Найт сидела перед телевизором. Его экран был единственным освещением в комнате. В призрачных отблесках мелькавших изображений ее лицо казалось мертвенно бледным.

Неожиданно возникший гул заставил ее насторожиться. Утробный, набираю-щий силу, он рождал безотчетный панический страх. Найт вскочила. Пошатнулась. Осела, будто ее ударили под коленки. В шкафах задребезжала, танцуя, посуда. С треском побежали по экрану помехи, а потом стало совсем темно – телевизор сам выключился… Гул прекратился. Тревожная гнетущая тишина подступила со всех сторон.

– Мама! Ма-ма! – срывающимся голосом позвала Найт.

– Я здесь, – отозвался женский голос. Сквозь распахнувшуюся дверь в комнату ворвался электрический свет. – Испугалась?

– А то нет. – Найт отвернулась. От света или от матери?

– Не впервой ведь.

– Так сильно еще не было. Там что-то случилось. Серьезное. А может эти гады прокладывают новую линию метро?

– Может. – Голос женщины прозвучал отчужденно, почти враждебно, и вместе с тем безучастно. Казалось, потрясение, пережитое дочерью, не затронуло ее.

– Дрожь в ногах не проходит, – ворчливо пожаловалась Найт.

– Это от страха.

– Глупости. А посуда все еще дребезжит тоже от страха?

– У нас тут постоянно что-нибудь дребезжит, – отмахнулась женщина. – Да только своды видно очень прочные. К сожалению.

Найт злобно уставилась на мать, но не успела ничего ответить. В комнату стремительно вошел отец.

– Папа, что это было? – бросилась к нему Найт.

– С вами все в порядке?

Женщина хранила молчание.

– Ничего не разбилось? – Он подошел к резному застекленному шкафу и, обследовав содержимое полок, облегченно вздохнул.

– Ты скажешь, наконец, что произошло? – Найт ухватила его за рукав и с силой дернула.

– Река обвалилась, – будничным тоном ответил отец.

– Река???

– Не беспокойся. Это в трех километрах отсюда. Нам ничего не угрожает. Зато там грохот невообразимый. Хорошо что у нас не слышно. Терпеть не могу шума.

– Ну если она разрушила мои замки! – Найт погрозила кулаком невидимой реке.

– Не разрушила, – успокоил ее отец. – Это ей не под силу.

– И что теперь будет?