Бузовьязы. Люди и судьбы. Книга вторая

Но для отца падение Берлина еще не было концом войны. Несколько недель передышки – и снова он в пути, только путь этот лежал на Восток. Отец с нескрываемой гордостью изредка рассказывал о своем участии в Японской войне в августе-сентябре 1945 года.

– Пришлось мне тогда, – говорил он, – пройти и проехать с боями всю Маньчжурию, Мукден повидал… А войну закончил в Порт-Артуре.

Помню, как отец с какой-то горечью в голосе после некоторой паузы круто менял тему:

– Эх, ошибся все же Никита Хрущев, не надо было отдавать ему китайцам морскую крепость. Жалко до слез… Сталин сполна оплатил японцам за ошибки царя Николая. За гибель «Варяга», за падение Порт-Артура.

Вообще, отец дома редко вспоминал о войне. Только 9 мая и 7 ноября, когда приходили к нам гости – бывшие фронтовики, все они вспоминали лихое военное время. Многого я не понимал в их разговоре, изредка подавал голос. Однажды при упоминании Сталина я спросил отца:

– А что такое Цусима и Порт-Артур?

– Вот вырастешь, прочитай книги писателей Степанова «Цусима» и «Порт-Артур», тогда и узнаешь. Это те места, где мне пришлось когда-то воевать.

И еще один разговор о войне запомнился мне. Мама с папой сидели за столом и тихо беседовали. Мама завела разговор о том, что жизненный путь человека предопределяет прежде всего труд. Тот, кто много работает, тому и благоволит судьба.

– Мне кажется, – продолжала она, что свою судьбу человек строит сам.

– Так-то оно так, – поддержал разговор отец. – Однако в жизни все сложнее. Есть факты, которые говорят, что судьба у каждого своя. Порой не знаешь, из-за какого угла она подстерегает тебя. Вот нас, солдат, летом 1945 года перебрасывали с Запада

на Восток. Через Маньчжурию мы пробирались с боями. Японцы жестоко сопротивлялись.

В кузове грузовика ехал с нами один сержант, разбитной такой парень из Сибири. На малейшее подозрение, что где-то рядом затаились самураи, он выпрыгивал за борт машины и автоматными очередями бил по зарослям редкого кустарника, по посевам чумизы. Раза три-четыре действительно натыкался на японцев. Когда сибиряк, возвращаясь, залезал в кузов, гордо смеялся: «Пули меня не берут, всю войну прошел, Берлин брал и даже ранен не был. Судьба у меня такая».

Но от судьбы не уйдешь. Прошли мы Маньчжурию, и уже в Китае, когда до конца войны оставалась всего-то дня три, раздался одиночный выстрел. Сержант рухнул наземь. Мы подбежали к нему, а он уже мертвый. Пуля угодила прямо в сердце. Как тут не поверишь в судьбу…

Да, война не обошла стороной отца. Хотя и краем своим, но она коснулась его юности. Понюхавшим порох, прошедшим огненные пути Кенигсберга и Маньчжурии вернулся он домой. Война наложила свой отпечаток на его характер. В работе всегда был горяч и цепок, требовал с других и нам спуску не давал, но в строгости своей был справедлив.

На лице его постоянно сияла улыбка. Помню, уходя утром на работу, он, не переставая улыбаться, давал мне задание сделать что-либо по хозяйству. Не дай Бог, если к его приходу я что-то из указанного не делал. Улыбка сходила с его лица, и отец с твердостью в голосе упрекал меня за нерадивость.

К несправедливости относился жестко. Был, например, такой случай, о котором рассказала мне Акрама Хамитовна Бикметова. Отец работал тогда заведующим столовой в Бузовьязах. В районе проводились итоги работы Кармаскалинского потребсоюза за год. В Доме культуры собрались работники торговли пищеблока. Уже зачитали список победителей, как вдруг отец попросил слова. «Как это так получается, – обратился он к президиуму собрания, – самые высокие показатели, как видно по данным статистики, в нашей бузовьязовской столовой, а первое место почему-то присуждается другим?» В президиуме замешкались. Председатель президиума пошептался с представителем райкома партии и тут же перед всеми собравшимися признал ошибку. Первое место было присуждено столовой, которую возглавлял мой отец. Премия и подарки за лидерство получили работники его предприятия.

Трудовую биографию отца помнят до сих пор многие бузовьязовцы. По их воспоминаниям, не заглядывая в архивы, можно проследить его послужной список.

Рашид Нуруллович Рязяпов работал в райпотребсоюзе водителем.

– С Мударисом, – говорит он,– мы с первого класса учились вместе. С самого начала войны почувствовалась в колхозе нехватка мужчин. Учиться стали урывками. Дня два-три в школу ходили, потом недели полторы – на колхозных работах. В 1944 году Мударис на фронт ушел, а я был на год моложе, и потому попал в армию, когда война уже закончилась. Но вернулись из армии мы почти одновременно. Я баранку крутил, а Мударис разные должности занимал. Работал он в заготконторе, в страховом агентстве… Занимал, по районным масштабам, высокие посты: был директором универмага, заведующим чайной в Бузовьязах, председателем Уршаковского сельпо. Хороший был работник, заботливый…

* * *

Летний вечер выдался теплым-теплым. Мы босиком, в одних майках сидели с отцом на крылечке. В небе зажигались звезды, над крышами домов, за горизонтом опустилось солнце. Но и невидимое, оно продолжало излучать свет, золотые снопы прорезали темень небес. Мне тогда едва перевалило за десять лет, хотелось поребячиться, поговорить с отцом, а он молчал. От летней духоты, дневных забот на высоком лбу его серебрились капли пота. Отец вытащил носовой платочек и смахнул пот с усталого лица. О чем же думает он? Какие мысли тревожат его сердце? Даже незатухающей улыбки не было в его глазах.

Позднее мне припомнилась это вечерняя картина. Как-то он спросил у мамы, не она ли в день проводов на войну подарила ему платочек с десятью рублями? Мама, смутившись, ответила, что в тот день их, девчонок из Тугая, послали в Бузовьязы на демонстрацию и предупредили, что прямо оттуда будут отправлять новобранцев.

– Тогда вся женская часть деревни готовила подарки для фронтовиков, – сказала мама. – Был и у меня заготовлен платочек с вышивкой. До сих пор помню его.

– А почему именно мне? – улыбнулся отец.

– Ты же выделялся из всех… Самым красивым был, вот и облюбовала тебя.

Ближе мои родители познакомились на одном из вечеров в Доме культуры. Стали встречаться, а вскоре и поженились. Именно тогда я услышал из уст отца страшное слово – «Хиросима».

– Ясно помню, – говорил он маме, – день, когда американцы впервые за всю мировую историю войн сбросили атомную бомбу. Хотя и держалось все в большом секрете, все же до нас, солдат, моментально докатился слух об этой зверской бомбежке. И до этого на фронте ходили разговоры о какой-то атомной бомбе. Но это были только слухи. А в тот день, 5 августа 1945 года, нас подняли по тревоге. Командиры кричали: «Всем ждать очередной команды!». Приказывали то прыгать в грузовики, то обратно на землю. Вот так и допрыгался, платочек твой где-то впопыхах обронил. Может, и сейчас пользуется им какой-нибудь китаец…

В жизни всегда так: трагичное перемешивается с обыденным, великое – с низким. Намного позднее я узнал, что самолету, летящему на Хиросиму с дьявольским грузом, давались с земли радиосигналы, указывающие путь. В наушниках пилота звучала потрясающая мелодия «Болеро» французского композитора Мориса Равеля. Какое кощунство – соединять великую музыку с дьявольской бомбой!

Пишу эти строки, и в глубине души возникают слезы. Неведомо мне, что хотел выразить этой музыкой композитор. Но, слушая ее, перед взором моим рисуется картина горячей пустыни. По жгучему песку медленно движется караван верблюдов, которые несут в дальние страны и города продукты, товары, драгоценности, – несут людям радость. Несут терпеливо, долго – через песчаные степи, через неведомые края.

Медлителен путь к радости, к беде же – летит с неимоверной скоростью: путь пули измеряется секундами, воздушная дорога бомбардировщика к Хиросиме – двумя-тремя часами. Звучит «Болеро» Равеля. Замолкает оглушительный взрыв атомной бомбы. Но стоны пострадавших от нее слышны до сих пор.

Для тех, кто сгорел в сраженье,

Кто видел большой рассвет,

Есть только дата рожденья,

Даты смерти нет.

Память об отце я несу всю жизнь в своем сердце, она будет со мной до скончания дней моих. Вдвойне приятно, когда о нем помнят земляки на его родине, в Бузовьязах. Теплые и добрые слова их воспоминаний греют мою душу.

На несколько лет перерос я своего отца. За плечами у меня полвека. Ему же было 42 года. В работе он горел, любое дело спорилось у него в руках, с улыбкой, быстрым шагом шел он по земле. Как и у отца, нет у меня свободного времени, чтобы поразмышлять о смысле бытия или посвятить вечер разговорам с друзьями.

Вот выдалась минутка. Иду по луговой тропинке и вижу: ползет по земле улитка, упрятавшись ото всех и от всего в броню. Так же, как отец, улыбаюсь, вспомнив из детства: «Улитка-улитка, высуни рога – дам с калиной пирога». Не медлительной походкой прошел по земле мой отец. Он – как лучший Тулпар на беговой дорожке – красивым шагом летел вперед, к цели.

Пусть земля будет тебе пухом, отец. Троих сыновей оставил ты на земле, и не опозорят они светлой памяти о тебе!

Подруга матери моей

Есть в природе одна удивительная закономерность: когда по весне начинает зацветать черемуха, вдруг наступают холода. Казалось бы, только что стояла жаркая-прежаркая погода – и вдруг холод. А черемуха вся пенится белоцветьем, в прибрежном тальнике буйствуют соловьи… По всей округе воздух наполнен духмяными запахами весны. Вечером холодок довольно ощутим: в одной рубашке на улицу не выйдешь. Но как только осыплются белые лепестки черемухового цвета, солнышко опять набирает силу – долгожданная весна окончательно вступает в свои права. Все вокруг оживает, веселится, радуясь теплу и солнцу.

Порою мне кажется, что жизнь человеческая очень похожа именно на эту причуду природы. Человек рождается, подрастает, наконец, мужает – и уже начинает маячить такая нежданная, непредвиденная, угрюмая старость. Цветущая весна, солнечное лето, плакучая осень, седая морозная зима… Действительно, в этом есть сходство человеческих судеб и природы…

Было дело, засиделся я что-то в Уфе. Неотложные дела, необходимые заботы не давали покоя, не отпускали из города. Оглянулся назад – не увидел ни минуты покоя, посмотрел вперед – там то же самое. Махнул рукой на все и уехал в родные Бузовьязы. Всегда, когда на душе становится тяжко, меня все сильнее и сильнее тянет в родные края.

Как-то вечером я вышел из родительского дома на улицу. Шла страда, сельчане были заняты на уборке хлеба. Людей на улице почти не было. Вдруг вижу – на скамеечке у калитки одного из домов сидит бабушка. Дом этот известен мне с детства, да и бабуля хорошо знакома. Это подруга моей матери – почтальонша Фаузия Нурмухаметовна Бикметова.

Фаузия-апа после окончания Бузовьязовской средней школы в 1948 году начала работать почтальонкой. Потом ее отправили на учебу в Управление связи. С июня 1949 года работала в районной конторе связи оператором, а в 1970 году – заместителем начальника. Была очень старательной. Награждена многими Почетными грамотами. С мужем, Ахметгареем Давлетгареевичем Бикметовым, вырастили троих детей.

Еще до войны ее отец Нурмухамет по вербовке уехал вместе с семьей в Златоуст, где его определили работать на лесопильный завод. Перед самой Великой Отечественной случилась большая беда: во время распилки смолистой сосны неожиданно порвались стальные цепи пилы, и сучковатое дерево всей своей тяжестью навалилось на рабочего-пильщика. Трое детей остались сиротами, а молодая жена, Бисбикамал Нургалеевна, – вдовой. Вернулись они в родное село Бузовьязы сразу же после первомайских праздников. Вернуться-то вернулись, да их дом к тому времени был уже занят другими людьми…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.