Детектив из Мойдодыра. Том 2

Контакта не вышло. Александра Петровна выскользнула из замка, и мы опять разошлись на дистанцию вытянутой руки с вилкой.

Я пожал плечами.

– Мойдодыр.

– Вы шутите! – не поверила Александра Петровна.

– Честно, Мойдодыр. Ассоциируется с чистотой в криминальном аспекте, как сказал один мой знакомый Сема, интерьер-дизайнер. Это, кстати, профессия, а не старинная русская фамилия… Так вот, о чистоте. Я, конечно, благодарен вам за обед. Именно так, вежливо и предупредительно и будет одна половина населения допрашивать другую после очередных президентских выборов, но я заметил так же, что вы старательно увели меня подальше от гнезда… Нет-нет, не надо ничего объяснять. Зачем о неприятном? Лучше расскажите что-нибудь веселое. Например, что сказал про меня питерский коллега.

Она слушала меня очень внимательно, но неожиданно ее глаза заискрились изумрудным блеском, и она весело рассмеялась, продемонстрировав ровные и белые, как у начальника стоматологов, зубы.

– Давайте о приятном. Он сказал, что вы – нахальный, самонадеянный болван, Виктор Эдуардович. Насчет болвана я, пожалуй, не согласна.

– Да что вы? – удивился я. – А мне он показался интеллигентным, тихим человеком. Манеры, платочек в руке – прямо Смольный институт благородных девиц легкого поведения, да и только.

– Да уж… – подвела итог первого раунда Александра Петровна, решительно тряхнув головой. – Что-то у нас с вами не получается. Не беседа, а сплошная пикировка. Может быть, вам мешает, что я – женщина?

– Может быть. А вам не мешает?

– Мне мешает. Но я уже давно женщина, гораздо дольше, чем работаю в милиции. Поэтому привыкла. Привыкайте и вы, – и, взметнув ресницы, предложила:

– Давайте, еще по пельменям? Я схожу, распоряжусь.

Она сходила и распорядилась. Знать бы, о чем.

Вернувшись к столику, Александра Петровна поправила волосы, хотя это делать было совсем не обязательно, и сдержанно покаялась:

– Я сама виновата. Наверное, стоило сразу ввести вас в курс событий, а не ходить вокруг да около. Я исправлюсь.

Гренадерского вида дама в белом чепце и кружевном передничке принесла нам пельмени и открытую бутылку выдохшегося «Боржоми». Она ревниво стрельнула глазами в мою сторону и интимно шепнула Александре Петровне на ушко:

– Что-нибудь еще?

Александра Петровна решила, что с меня хватит, и отказалась.

– Спасибо, Бэллочка.

Бэллочка ушла, демонстративно поигрывая внушительными буграми мышц. Александра Петровна сама разлила по стаканам и кивком поощрила меня не церемониться.

Я поднес свой стакан к лицу и втянул носом воздух. В бутылке, действительно, была вода, но для Александры Петровны и этого оказалось достаточно. Вскоре она как-то незаметно перешла на «ты».

– Все произошло около двенадцати ночи. Патрульная машина остановилась у тротуара – у них забарахлил двигатель. Водитель полез под капот, а его напарник побежал к ларьку. Откуда появился Алеша, ни тот, ни другой не видели. Он навел на водителя пистолет, приказал ему лечь, отворил дверь, взял автомат с сиденья и стал медленно отходить. Женщине из ларька показалось, что милиционер упал, и она сказала об этом его напарнику, стоявшему спиной к дороге. Тот повернулся, оценил обстановку и открыл огонь. Попал со второго выстрела… В общем, тут зацепиться не за что. Показания патрульной группы и женщины из ларька расходятся только в одном. Милиционер говорит, что покупал сигареты, а продавщица утверждает, что он брал водку… Ты чего не ешь?

– Ем… Вы знаете, что их выселили из квартиры?

– Знаю, проверяла… Тут тоже пока не подкопаться. Документы с виду все чистые. Надо бы еще поговорить с Сашей – с Александрой Алексеевной, Алешиной теткой, я имею в виду. К ней сейчас не пускают. Инфаркт у нее. Неделю уже в реанимации лежит… Тебе Лешка-то говорил что-нибудь?

– Говорил, что наезжают. Совета просил.

– Ну, и что ты ему насоветовал?

Вопрос прозвучал несколько напряженно.

– Нет, Александра Петровна, захват автомата – это не моя идея. У меня, вообще, никаких идей не было. Даже деньгами его выручить не сам догадался – секретарша подсказала. Для того и держу… Он ведь не квартиру отбивать собрался. У него девушку в залог взяли, можно сказать, невесту. Ее надо спасти – это были последние слова, которые я от него слышал, его единственная цель. О средствах он не сказал. Так что, все остальное вполне стыкуется и без похищения бомбы «Толстушки». Причем здесь «Тайфун»? Вы уже достаточно выпили, чтобы проболтаться?

Александра Петровна задумалась, но вторую бутылку ей брать явно не хотелось.

– Ты продолжаешь говорить мне «вы», потому что чего-то боишься, или это – почтительное обращение к старшему по возрасту? Если первое – можешь не отвечать. А если второе – то это просто свинство с твоей стороны!

– Когда я говорил тебе «вы»? – встрепенулся я.

– Ну, вот так-то лучше, – сказала она, мгновенно растаяла и решила немного проболтаться.

– Теперь о «Тайфуне». Допустим, я тоже думаю, что ни при чем. Для нас с тобой все стыкуется, потому что мы знаем Алешку… или считаем, что знаем. А вот Колодин, мой шеф, думает иначе. Это его идея: вызвать тебя в Краснореченск как особо ценного свидетеля. И насчет «Тайфуна» у него свои соображения. У нас ведь здесь не только уголь добывают.

Я не стал спрашивать, что у них добывают, и кто у нас шеф. Меня зацепило другое.

– «Тайфун» – это, конечно, здорово. Звезды, интервью, скромные герои. А что девчонка пропала, такая маленькая симпатичная беременная мышка… Или, что твоих знакомых из квартиры прямо на тот свет вышвырнули, тебя не очень беспокоит? Я сегодня в эту квартиру заглянул, посмотрел на новоселов. Даже чуть не позавидовал, но сначала решил у тебя разрешение спросить. Ты же, вроде как, в этом городе власть, или погоны только на новогодний маскарад надеваешь?

Она потухла, сгорбилась и посмотрела на меня совсем недружелюбно. Я бы даже сказал, неадекватно совместно распитому «Боржоми».

– Мы с Сашкой с первого класса дружили. Нас еще вся школа дразнила: «Шуры-дуры». Это потом мальчишки, когда интересоваться начали, стали меня Шуркой звать, а ее Сашкой, чтобы различать. Ты думаешь, мне легко? Думаешь, не грызет, что она сейчас там, в палате между жизнью и смертью мечется, а какие-то подонки…

Александра Петровна осеклась и нервно опустошила стакан. В ее голосе не было ни слез, ни истерики, но искренность присутствовала. Хотя, искренность – тоже чувство наживное и репетируемое.

– Про квартиру она мне ни слова не сказала. Я от нашей бывшей учительницы истории узнала. Мы иногда забегаем к ней поболтать, чаю попить. Я – реже, Сашка – чаще. Она у нее любимицей была. И в больницу Сашку от Риммы Михайловны увезли. Кто-то позвонил и сообщил про Алешку… Я сама тогда к Жанне ходила – к местной царице городской недвижимости. Она сказала, что не имеет к этой квартире никакого отношения, но пообещала выяснить, кто там за ее спиной копошится. Оказалось, имеет… А я ей поверила. Я думала, у нее лучше получится, эффективнее, потому что власть в городе – она, а не я, понял?

– Ну, да, понял…

– Нет, ты не понял, – покачала головой Александра Петровна. – Ты у нас в коридоре фотографии видел? Рядом с кабинетом, видел?

– Видел мельком. Думал, депутаты ваши, или Политбюро забыли снять.

– Это не Политбюро. Это сыскари, лучшие кадра города. Их стреляли дома, в подъездах, на улицах, и всех днем, представляешь, ни одного ночью не убили! А про гражданских я, вообще, не говорю. Два подонка устроили разборку у булочной перед открытием, девять человек из очереди – кто в реанимацию, кто – прямо в морг. Вот что такое война в мирном городе. – Она перевела дух и устало протянула: – Вла-а-сть… Поделили город две банды, и война закончилась. Вот тебе и власть… Теперь понял расклад?

– Понял. И вы в этой войне – побежденные?

– Это вы – побежденные! – запальчиво ответила она. – Мы – партизаны на занятой врагом территории. Причем, половина партизанского отряда – вражеские лазутчики и потенциальные перебежчики. У вас в Питере не так, что ли?

– Да ладно тебе, – миролюбиво пробормотал я. – Наверное, так же. Хотя кого-то, вроде бы, ловят.

– Вот то-то, что кого-то, – хмуро усмехнулась Александра Петровна и подняла голову, закончив, наконец, изучать пустую тарелку. – Что еще хочешь узнать?

Моя тарелка тоже давно опустела, но у Бэллочки было тепло и чисто, а мне предстоял длинный и одинокий вечер. Уходить не хотелось. Не хотелось и преждевременно нервировать чувствительную Александру Петровну, задавая ей каверзные вопросы. В этом, кажется, я и так преуспел.

– А как погиб Алешкин отец? – спросил я.

Она удивилась вопросу и снова задумалась, и отвернулась к окну, пытаясь разглядеть в нем что-то.

– У них в батальоне ЧП произошло. Молодой солдат оглушил часового, взял автомат, троих застрелил и – в бега. Володя сразу выяснил, что для стрельбы у парня имелись все основания, ну, ты понимаешь… Он хороший был командир, батяня-комбат. Любили его… Обложили того солдата у станции Полежаевская, сорок минут от города на электричке. Там водонапорная башня уже сто лет, как стоит, стены – почти полметра, окна-бойницы, вокруг пустырь. Можно целый полк держать, пока патроны есть. Ну, Володя и пошел. Шел и уговаривал. А пацан сверху кричал: «Товарищ майор, не подходите! Товарищ майор, не подходите!» Кричал, кричал, а потом срезал его очередью, да и сам тут же автомат бросил и выскочил. Его окружили, а он рядом с Володей присел, раны руками зажимает… Когда его показательным трибуналом к вышке приговорили, дали последнее слово, знаешь, что он сказал? «Алешка, я не хотел». И все… – Она бессознательно покачала головой, то ли осуждая, то ли не соглашаясь. – Не надо было Володе туда идти. Он этому мальчишке только хуже сделал… Что смотришь? Не согласен?

Лучше бы я спросил что-нибудь про милицию. Александра Петровна не на шутку разволновалась и метала в меня зеленые молнии, ожидая ответа.

Кто-то с ней по этому поводу уже не соглашался. Интересно, кто, если она так переживает?

– Согласен. Не надо было.

Ответ был правильный, и она постепенно погасла.

– Я об этом Сашке сказала в прошлом году. Зря сказала, сама понимаю, но как-то вырвалось. С тех пор она со мной не общается. Поэтому я все узнала не сразу… – и, может быть, предупреждая мои дальнейшие деликатные расспросы, она оттянула рукав куртки, взглянула на часы и заохала:

– Ох, и влетит же мне! Шеф, наверное, уже уехал. Нет, точно, уехал! Не дождался. Заболталась я с тобой.

Бурно попереживав еще с минуту, Александра Петровна заявила, что ничего страшного не произошло, и с шефом мы можем увидеться завтра. Класс привокзальной гостиницы она обозначила как гадюшник и посоветовала мне передать привет в гостинице «Турист» на Советской, 44.

Пригласить меня к себе Александра Петровна не решилась. Причин тут могло быть множество и не менее болезненных, чем все предыдущие истории.

Я не настаивал и даже не намекал. Достаточно и обеда.

***

До Советской, 44 я прошелся пешком, легко ориентируясь по достопримечательностям Краснореченска, подсказанным мне Александрой Петровной.

Я миновал просторную площадь с фундаментальным кинотеатром «Кобальт» и памятником каким-то комсомольцам в телогрейках, ушанках и со штангенциркулем, который они вместе сурово сжимали в огромных гранитных кулаках. За площадью начинался сквер. Сквозь голые ветки просматривалось бледно-желтое в свете фонарей здание гостиницы.

В сквере я наткнулся на еще одну, очень любопытную скульптурную группу. Три бетонные дамы в нижнем белье присели в откровенно развернутых позах, достойных более интимной экспозиции, чем центр города, и тянули друг к другу жадные руки.

Не удивительно, что Александра Петровна стыдливо забыла упомянуть об этом памятнике освобожденным жертвам победившего секс социализма. Наверное, еще каких-нибудь пять лет назад здесь стояла милая и скромная «Девушка с веслом», а скульптор сидел рядом на скамеечке, увлеченно листая журнал «Юный натуралист».

На облезлом, потрескавшемся фундаменте выделялась темным пятном табличка. Я подошел, наклонился и, стряхнув снег, прочел:

«Девушки, играющие в волейбол. 1965 ».

Я пожал плечами. Кажется, я предвзято отношусь к Краснореченску. Вполне возможно, что, когда здесь работали шахты и заводы, убирали улицы и не убивали оперативников, и каменные девушки, действительно, играли в волейбол, а не занимались черт знает чем, этот городок был вполне уютным местом проживания.

Колкий мартовский воздух с привкусом надвигающейся оттепели меня взбодрил, и в гостиничную дверь я вошел со свежей головой, горячим желудком и холодными руками. В результате непродолжительных переговоров с администратором я обменял привет от Александры Петровны на ключ от номера и поселился.

С душем нахлынул дополнительный прилив энергии, но идти на улицу Победы разбираться с бригадой ремонтников не позволяла недостаточная кондиция. В качестве альтернативы я решил поразмыслить.

Разговор с Александрой Петровной мне понравился. Сама Александра Петровна, надо признаться, тоже. Она отнеслась ко мне достаточно уважительно, а главное, при этом мы не переусердствовали в уважении и разошлись своими ногами. Все было в меру: и «Боржоми», и неосознанного кокетства в глазах, ресницах и улыбках. И, к сожалению, пельменей, которые мне понравились не меньше Александры Петровны. Надо надеяться, Бэллочка не добавляет в фарш пропавших без вести краснореченцев.

Но все же я чего-то не понял. Например, я не понял главного: зачем они меня сюда вызвали. И тут возможны варианты.

Первый, который, как мне показалось, усиленно демонстрировала начальник отдела Кравченко А.П. Она знает Алешку с детства, в нападение на улице не верит и хочет провести дополнительное расследование с санкции шефа. Потому она решила, что поговорить нам надо не в кабинете и не в ближайшем кафе, кишащем пока еще живыми оперативниками, и попыталась выяснить под «Боржоми», имелись ли у Алексея причины нападать на милицию.

Это мы выяснили – причины имелись. Ему понадобился автомат, чтобы спасти свою девушку, и ничего лучше, чем милиционер под капотом, он придумать просто не успел. И что дальше? Извини за беспокойство, и давай-ка, дружок, обратно в Питер, а то тут на тебя пельменей не напасешься…

Но Александра Петровна так не сказала. Значит, я нужен ей зачем-то еще.

Тогда первый вариант плавно переходит во второй. Они с шефом ведут какую-то свою игру, пытаются попартизанить в захваченном городе, воспользовавшись попутным «Тайфуном», и окунут меня в военные действия в незавидной роли что-то знающего свидетеля. Александра Петровна сама проговорилась, что вытягивала дополнительные сведения обо мне у майора Сарикяна.

Хм… Так, может, и майор в деле? Что, если он спросил меня об образовании с умыслом, чтобы прикинуть, насколько сложно будет спровадить меня в Краснореченск? Да нет, это уж слишком! Не надо обижать бедного простуженного человека незаслуженным интеллектом.

Ну, и третий вариант, который напрашивается ненавязчиво, мимоходом, но все-таки напрашивается. Алешка убежал из армии, чтобы украсть очередной контейнер плохо лежащего плутония, и из-за этого погиб. В эту идиотскую идею не вписывается ни одно из происшедших после побега событий, но Александра Петровна довольно прозрачно намекнула, что идея имеет место, тем более, на фоне всероссийской операции. И тогда свидетеля будут хватать, клеймить, запугивать и, чего доброго, обвинят в пособничестве, шпионаже, терроризме и антибелорусских настроениях…

Короче, надо отсюда бежать, как можно скорее!

Сделав такой неожиданный вывод, я спрыгнул с койки и побежал вниз.

Разговор заказывать мне не пришлось – автомат в вестибюле оказался междугородным. Я позвонил Наташке и подтвердил, что я без нее ужасно скучаю, и ужасно обрадовался, что она без меня – тоже. Повесив трубку, я подумал, что уже завтра мог бы быть в Питере, но потом сообразил, что с «дипломатом» Чарика меня в самолет не пустят, и уныло побрел наверх.

Перед сном я вспомнил о Новиковой Танечке.

Алешка мне сказал: «Ее надо спасти», чему я совсем не обрадовался. У меня – жена, «Мойдодыр», Ленка, и скоро будут дети. Я попытался перекинуть Танечку Александре Петровне, но она тоже не обрадовалась. Она не хочет войны, она – партизан-пацифист, как, наверное, и положено оперативно-милицейской женщине, и у нее тоже муж, дети и фотографии рядом с кабинетом. Ее оставшемуся за кадром шефу, вообще, Танечка – по барабану, ему надо успеть наловить как можно больше стратегических несунов, пока идет операция «Тайфун».

Но кто-то же, черт нас всех побери, должен ее спасать!

4

С утра я решил ее все-таки поискать. Александра Петровна не обозначила сроки моей явки с повинной, и, если я подойду к обеденному перерыву, ей ничего не останется, как в целях конспирации снова сводить меня к Бэллочке.

Я отправился в институт.

Краснореченск отгородился от высшего образования довольно протяженной и пустынной территорией, и я около сорока минут трясся в старом безропотном трамвае, позволяющем себе укоризненные вздохи только на остановках.

Я зашел в секретариат, еще находясь под впечатлением поездки, и, может быть, поэтому рассказал солидно-неприступного вида, коротко постриженной с проседью даме предельно грустную историю о двоюродной сестре, которую не видел лет десять, но видеть хотел, и, наконец, приехал повидаться по очень важному делу, но не могу найти.

– Помогите мне, пожалуйста, Галина Сергеевна, – со вздохом закончил я свою исповедь, бросив взгляд на табличку, выставленную на испепеляющем порядком столе.

Галина Сергеевна оказалась далека от романтики.

– Да ладно вам ныть, молодой человек! – заявила она, поморщившись. – Что это вы так надрываетесь? У меня тут все приходят только по важному делу. Если ваша девушка беременна, скажите сразу – они у меня в отдельной папочке лежат.

– Беременна, беременна, – радостно подтвердил я.

– Так все десять лет и беременна? – тонко усмехнулась Галина Сергеевна, но папочку достала.

В беременной папочке Танечки не было, но это означало лишь то, что она не писала заявление об академическом отпуске.

– Ну, факультет – ладно, – укоризненно бросила мне Галина Сергеевна, – но, хотя бы, на каком курсе, вы могли поинтересоваться у своей… хм… кузины? Или совсем некогда было?

Я виновато кивнул.

– Конечно же, некогда, Галина Сергеевна. Если бы я всю ночь расспрашивал ее про курс и факультет, она не была бы сейчас беременна.

Моя собеседница неожиданно обрадовалась.

– Вот, это – другой разговор! А то я тут с вами чуть не разрыдалась, молодой человек. Ну, что ж, будем искать.

Она добросовестно перерыла все шкафы и минут через двадцать извлекла две папки с личными делами.

Я указал на одну из них.

– Вот она. Спасибо вам огромное.

Галина Сергеевна солидно приподняла брови и пожала плечами.

– Хм… Ничего особенного, – заявила она то ли по поводу своих поисков, то ли про Танечку.

Кое-то мне удалось узнать. Таня Новикова училась на пятом курсе, но ее группа ушла на преддипломную практику почти месяц назад и в институте не появлялась.

Я вернулся в секретариат с самой большой шоколадкой из буфета и поделился с Галиной Сергеевной своими намерениями продолжить поиски в общежитии.

– Кого вы днем в общежитии найдете? – усомнилась она. – Учатся все или работают. Лучше съездите в районную женскую консультацию и узнайте, когда у вашей… хм… кузины следующий визит к врачу.

– Да вы просто гений детективного жанра, Галина Сергеевна! – воскликнул я с восхищением. – Настоящая Александра Маринина! Краснореченская Мэри Пэйсон!

– Пэрри Мэйсон, – поправила меня Галина Сергеевна, довольно улыбнувшись. – Ну, Талейраном я вас пока называть не стану, молодой человек, но если что – заходите.

– Обязательно зайду, – пообещал я. – Не знаю, как у Талейрана, а у меня много двоюродных сестер.

Насчет того, что до Талейрана я еще не дорос, Галина Сергеевна оказалась абсолютно права. В общежитие меня просто не пустили. Пожилая вахтерша встала двухведерной грудью в проходе, визгливо и неприязненно пояснив, что никого нету, и, вообще, нечего тут. Под тактичным «нечего тут» недвусмысленно подразумевалось, что после моего визита на стол Галины Сергеевны ляжет увесистая кипа заявлений об академическом отпуске.

На сэкономленное в общежитии время я заехал в женскую консультацию, где был дружно и зло осмеян целой ротой будущих мамочек всех возрастов и сроков. Ничего нового о Танечке я не узнал. О себе и о мужиках вообще – узнал достаточно.

Мне ничего не оставалось, как возвращаться в гостиницу. Я еще вполне успевал позвонить в милицию и, прикрыв трубку платком, анонимно намекнуть, что неплохо бы и пообедать.

***

Я не знаю, почему человек, читающий газету в холле гостиницы, мне не понравился. Может быть, потому, что он нисколько не был похож на Николь Кидман. Или потому, что я сам никогда не читаю газеты в вестибюлях гостиниц. Газету он держал нормально, не вверх ногами, и это была не «Правда», но он сразу бросился мне в глаза, и мне не понравилось, как он бросился.

Я направился к лестнице и стал подниматься, но на середине пролета обернулся и крикнул дежурному администратору:

– Скажите, в двадцать четвертую телеграмму сегодня не приносили?

– Нет, не приносили, – ответил дежурный, хотя мог бы и не отвечать, потому что человек с газетой уже стоял на ногах.

Он поправил брюки, одернул сзади длинный кожаный плащ и снова сел. Так удобнее.

Миновав пролет, я побежал. Эта встреча не была назначена, и я к ней не был готов. Я пронесся мимо своего родного второго этажа, взлетел на третий. Выше третьего могла быть только крыша, но ни Карлсона, ни лаза на чердак я не обнаружил.

В поисках запасного выхода я пробежал коротким коридором до развилки, запнулся на миг и решительно свернул налево, услышав присутствие еще одного визитера.

В конце крыла зияла открытая дверь. Рядом с дверью стояли швабра и ведро, а сам проем, уперев руки в бока, загораживала гостиничная бабулька в синем халате и лениво, без задора ругала кого-то на лестнице. Смысл тот же – нечего тут, и на этот раз я с таким утверждением полностью согласен.

– Что здесь происходит? – гаркнул я, добежав до двери.

Бабуля глянула на меня недоверчиво, но на всякий случай посторонилась, по привычке уступая дорогу громкому человеку. Я подхватил ведро и выскочил на лестницу.

Этот тоже с утра влез в плащ и застегнулся на все пуговицы, но вместо газеты обзавелся тонкой книжонкой, которая интересовала его не больше, чем бабулины нотации. Он стоял внизу у окна, наблюдая за выходом со второго этажа, и, увидев меня, узнал по каким-то признакам, и оторвался от стены.

– Эй, а ведро-то куда?! – изумилась бабуля, угрожающе хватаясь за осиротевшую швабру.

Я на ходу качнул ведро и выпустил дужку. Он запоздало попытался увернуться, но грязная, пахнущая тряпками волна выкатилась из ведра и накрыла его с головой.

Вслед за мутным прибоем прилетело ведро, а за ведром поверх перил летел я. Я смял его и уничтожил, как тайфун, обрушившийся на коралловый атолл и, не задерживаясь, кинулся дальше вниз, подгоняемый зычным матом всерьез оскорбившейся бабульки.

Я выскочил наружу у самого торца здания, спрыгнул с крыльца и, остановившись, отметил пустой серенький «Москвич», замерший у гостиничного входа. Прокатитесь на «Москвиче» без меня, ребята. Вот если бы на джипе, я бы, может быть, согласился…

Я не произносил этого вслух, только подумал, но навороченный джип, стоявший на другой стороне дороги, взревел мотором и рванулся ко мне.

Нет уж, я как-нибудь пешком…

Я свернул за угол и побежал во дворы.

Детская площадка не остановила преследователей, но скорость они все же сбросили, лавируя между деревьями, песочницами и горками. Расстояние метров в тридцать я пока сохранял, но легкие уже бурлили где-то сразу за коренными зубами.

За площадкой начиналась неширокая аллея, плотно обсаженная деревьями. Я метнулся наискосок, услышал скрип тормозов и усмехнулся, насколько позволяли внутренние органы.

Добежав до деревьев, я обернулся. Из джипа выскочили трое хрестоматийных кожаных ежиков, и их последующие действия настолько ошеломили меня, что я даже забыл втянуть легкие обратно в организм. Один упал на колено, двое других широко расставили ноги и вытягивали руки в мою сторону.

Я не поверил своим глазам. Может быть, я попал на съемки и сейчас нос к носу столкнусь с самим Арменом Джигарханяном?

Грянули выстрелы. Ушам я поверил. Такое кино лучше смотреть по телевизору, еще лучше – с девушкой в последнем ряду полупустого кинотеатра и совсем замечательно – сквозь смотровую щель БТРа или танка. Ни того, ни другого, ни третьего у меня не было, и я в духе незадачливых комедийных персонажей запетлял между деревьями. Следом за мной под защиту деревьев с аллеи шарахнулась парочка прохожих из непредупрежденной массовки.