Старый дом под черепичной крышей

– Какая крышка? – спросил, Свистопляс и изучающее стал смотреть на ящик, сколоченный из неструганых толстых досок.

– В этом ящике находятся наши глиняшки, – пояснил Гуделка. – Их Никита в ящик сложил и сюда затащил.

– Это он побоялся, что нас новый хозяин с собой увезёт, – проговорила из ящика Дуняша. Новый хозяин забрал и увёз Васька, Белянку и Смуглянку. Ты меня слышишь, брат Свистопляс!?

– Конечно, слышу, – проговорил Свистопляс.– Мы с Гуделкой об этом ничего не знали. Вы потерпите, мы с Гуделкой вас сейчас вызволим, – и он стал вставлять остриё трезубца в едва заметную щель между крышкой и ящиком.

Чтобы вставить в щель трезубец, друзьям пришлось не мало повозиться. И всему был причиной, этот вбитый дворником гвоздь. Наконец остриё зуба было втиснуто между крышкой и верхней доской ящика. Свистопляс навалился на черенок трезубца и крышка ящика стала со скрипом подниматься. Им удалось сразу поднять крышку на целый сантиметр, но дальше зуб трезубца согнулся и Гуделка, оставивши эксперимент с трезубцем, стал на чердаке искать более подходящий для этого дела инструмент, а Свистопляс принялся чинить свой трезубец. Игрушки в ящике стали терпеливо ждать, когда их Гуделка и Свистопляс освободят из заточения.

– Вот какие они молодцы, а мы на них всегда шумим, дескать, неслушники, а они нас из ящика вызволяют, – сказала Дуня.

– Из таких вот, непоседливых, всегда путешественники, археологи, военные, спасатели хорошие получаются, – проговорил Мурлотик.

– Я не против их непоседливости, я только против нарушения нравственных законов, – заметила Катерина. – При любых преобразованиях и прогрессе, нравственные законы, заложенные в человека, никто не отменял. Не могут их отменить ни революции, ни стихийные бедствия… Поэтому, очень важно, чтобы они эти законы в себе не попрали и не увлеклись невесть чем…

– Ты намекаешь на порчу рубашек и платьев, – сказал Заступник, – замечу, что они делали это по неведению.

– Это ошибка на пути к хорошему и доброму, – проговорил Пустолай.

– Здорово вы оправдываете хулиганские действия подростков, – вмешалась в разговор Дуня. – А по мне из добрых побуждений нанесено зло или нет, зло оно всегда остаётся злом в какие бы оно одежды не рядилось. А почему они нас спасают? Спросите. Так потому, что случайно оказались наверху. И так бы сделал каждый из нас, если бы был на их месте.

– Ты, Дуня, почему-то здесь случайно не оказалась, да и каждый из нас, кто сидит в этом ящике,– заметил Пустолай.

– Друзья! Не будем спорить, – промяукал Мурлотик. – Как я понимаю, этот вопрос философский, отложим его решение до лучших времён, тем более условия в этом ящике для философских споров не самые подходящие.

– Правильно. Вы, сначала, выйдите из этого ящика, а потом рассуждайте и спорьте, – поддержал кота Заступник. Все замолчали и стали ждать.

Глиняшки в ящике притихли, Гуделка и кентавр продолжали искать на чердаке подходящий инструмент, чтобы открыть крышку ящика, а в это время по Большой Горной улице не торопясь двигаются Антон и Костя, приглядываясь к домам и заходя во всевозможные тупички, улочки и проезды. Как мы уже знаем, они заняты поиском старого дома под черепичной крышей. Дом от них находится совсем рядом, он уже в пределах видимости, но они пока этого не знают.

....................

– Что он сказал про место, где нашёл камешки? – спросил Костя, – когда братья, изрядно притомившись, в хождениях по Большой Горной улице, зашли в один двор и только хотели от усталости прилечь на травку и отдохнуть, как увидели под вишней лежащего бородатого человека. Лицо его было закрыто шляпой, на нём был старый видавший виды клеёнчатый фартук, а рядом стояла, прислоненная к покосившемуся забору, метла.

– Давай его про дом спросим, может быть чего знает? – сказал Костя шёпотом, и осторожно приблизился к лежащему человеку.

– А если он умер? – боязливо сказал Антон. – Вдруг это мертвец?

– Вряд ли…

– Шляпу давай скинем.

– Заругается…

– А если мёртвый, то не заругается…

– Я боюсь…

– Поднимай…

Костя осторожно поднял шляпу и в этот момент лежащий, а это оказался средних лет, с бородой и усами человек, вдруг открыл один глаз, повращал им, потом открыл другой и спросил, глядя на ребятишек:

– Чего надо?

– Мы дом ищем, – промямлил испуганно Антон и сразу спрятался за спину брата.

– А меня чего тревожите? Ищите, ну и ищите себе на здоровье… – и закрыл глаз.

– А вы кто? – спросил Костя.

– Дед Пихто…

Мужчина вдруг неожиданно принял сидячее положение, поправил шляпу и продолжил:

– Теперь можно сказать, никто. Вот так-то, плюнуть-нерастереть.

– Как это никто?

– А вот так, паря,… был дворник Никита, а стал господин никто… вот так, людишки-человечишки.

– Непонятно… – почти в один голос сказали ребята.

– Чего тут не понять, – сплюнул зло Никита.– Был двор, был забор как забор, а сейчас одна крапива с Глебучева оврага лезет, да гнилые доски с ржавых гвоздей срываются. Их даже отламывать не надо, сами падают. Нету уже двора, что раньше был, одни старухи да старики столетние и дома у них такие же древние. Малых деток раз, два и обчёлся. Э-э-х, жизня! – Не хотят людишки иметь малых деток… не хотят. Желают в вольной вольности жизнь проводить, ни забот, чтоб тебе, ни хлопот. Жить хотят по высокому стандарту. А кто, спрашивается, этот стандарт разработал и установил? Сами и установили. «Множтесь» – сказано, а они не множатся, самовольничают…

– А мы дом ищем, – шмыгнув носом, проговорил Антон.

Человек, назвавшийся Никитой, прервал монолог и больше из профессионального любопытства, чем из надобности спросил, снова ложась под вишню и надвигая на глаза шляпу:

– Вам дом, зачем?

– Бабушка в нём одинокая живёт, дом черепицей крытый.

– Черепицей, говоришь,… бабушка живёт. – Дворник почесал ухо, сдвинул шляпу и, глядя на ребят, прищурился. – Из пионеров что ли? Тимуровцы… или как вас там теперь?…

– Да, не… – начал Антон, но брат его дёрнул за рукав и вовремя.

Никита вдруг снова рывком сел и сказал:

– А я тоже, ребята, бывший пионер, давно это было… И тимуровский отряд у нас был – глаза его оживились. – Всё поломали… гат-паразит, всё через колено и через меня, Никиту, переехали… вот и всё… плюнуть-не растереть. – Он немного помолчал и сказал:

– Все мне Никите желают сделать хорошо, и коммунисты и профессионалисты и филателисты и прочие исты…, а от чего мне Никите хорошо, того не спрашивают… Вот так гат-паразит. А мне может быть под вишней лежать хорошо,… я может быть от этого кайф ловлю,…а? Меня от этих немецких газончиков может скука берёт, я может, глядя на эти газончики,… удавится хочу. А они: «делай, Никита, газончики…» тьфу плюнуть-не растереть. Русскому человеку предначертано о душе заботиться, а не рай на земле устраивать… вот.

– А почему вы рай не хотите на земле? – спросил Антон.

– Молодец, уважаю…. – Дворник ласково посмотрел на Антона. – В корень зришь. Хочешь знать почему я земного рая не желаю? Отвечаю сразу и без запинки – скушно.

– Почему скушно? – спросил Костя.

– А вот скушно и всё. Не подходит это для русского человека. Русский человек должен рай в душе своей создавать и лелеять… Не создав в душе духовного рая, по вашему, комфорта, стоит ли печься о видимом и тварном… – Он немного помолчал и добавил. – Грязи, мусора я тоже не люблю. – Затем так же легко переключился на другую тему. – Скоро все будем искусственные: искусственные цветы, искусственные газончики, искусственное сердце, улыбка, душа и всё такое. Разве так годится!? Умеренность во всём и аккуратность – вот краеугольные камни человеческого прогресса… Так?.. Я вас спрашиваю!?.. – и, не дожидаясь ответа, проговорил. – Домоуправ у нас гат-паразит… Уйду в сторожа… мне много не надо… так-то людишки-человечишки.

Он помолчал, потом вдруг спросил:

– Вы кто будете?… Ах, да, совсем забыл – шефы – пионеры… вы говорили… ну-ну…

– Нет, мы… – начал Антон, но Костя опять его одёрнул и спросил участливо: – Плохо вам? – Но Никита, кажется, не расслышал вопроса, он думал о своём.

– Вчера, гат-паразит, сарай подломали. А чего его подламывать?! Нет,… лезут. Плюнуть-не растереть… Чего ищут? – Костя толкнул брата локтем.

После этих слов сторож помолчал, склонив голову, и, глядя на свою шляпу, проговорил:

– Опоздали вы, ребята,… опоздали… преставилась наша Елена Никаноровна, померла. Светлой души человек была, царствие ей небесное… – и он судорожно перекрестился. Дом её, – он кивнул на большой старый крытый черепицей дом, – теперь никому не нужен. Он один на весь квартал под черепицей… Идите, возьмите чего себе на память, раз её знали, сё равно не сегодня-завтра, гат-паразит, всё порушат. Как там сказано, что всё что вы видите,… всё будет разрушено и не останется камня на камне,… вот так вот, ребятки. А вы идите, дверь открыта, а чё её запирать-то,… всё одно…. и он снова лёг и закрыл лицо шляпой.

Костя посмотрел на дворника и подумал о том, что видимо человек очень переживет. А вот из-за чего именно, то-ли из-за рушащихся жизненных устоев, то-ли из-за падающего забора, то-ли из-за смерти бабки, а может быть от того и другого вместе?

– Пошли, – дёрнул брата за рукав Антон.

– Нам в сарай надо, а не в дом, там Муха разноцветную глину нашёл, – шепотом заметил Костя.

– Он про сарай ничего не сказал, – возразил Антон.

– Он сказал: «идите и возьмите, чего вам надо».

– Это к сараю не относится, – упорствовал младший.

– Относится и к сараю, и к дому, – стоял на своём Костя, – направляясь к крыльцу.

– Нет, не относится, – спорил Антон, – идя за братом.

Они поднялись на крыльцо дома, открыли дверь и вошли в сенцы. В сенцах было пусто и полутемно. Ребята немного оробели.

– Давай поднимемся на чердак, – сказал Костя.

– Зачем?

– Может быть для школьного музея чего из прошлой жизни найдём, вот историчка обрадуется…

– Чего ж мы там найдём?

– Ухват или сковородник…

– Давай…, – и ребята из сеней по скрипучей лестнице поднялись на чердак.

На чердаке было полно паутины, старых вещей валялось тоже немало. Вдруг ребята явственно услышали чей-то голосок.

«Ой! Это мародёры», – пискнул кто-то тоненьким голоском.

– Ты чего там пищишь, – сказал Костя, – думая, что услышанный голос, это проделка и розыгрыш Антона. Любит он иногда вот так попищать.

– Ничего я и не пищу, – сказал Антон, освобождая штанину от зацепившего её гвоздя.

На чердаке было достаточно светло и ребята стали осматривать старые вещи.

– А чего мы здесь ищем? – спросил недовольным голосом Антон.

– Ты на стулья разные внимания не обращай,– ответил брат. – Пал Палыч о чём говорил? Он говорил о том, что в доме могли жить игрушечники, а стало быть и надо искать следы их деятельности.

– Какие такие следы?

– Простые следы,… ты с глиной в «Спутнике» возишься, а меня спрашиваешь. Чем мы пользуемся: дробилкой, киянкой, ситом… вот и ищи нечто подобное, может какая мельничка попадётся. Всё это люди на чердак или в сарай выносят.

– Почему выносят? – не унимался брат.

– Почему?.. да почему?.. почемукалка… Потому что люди по здоровью или по старости перестают заниматься лепкой, а инструмент не выбрасывают, выносят его и кладут куда подальше. Выбросить жалко, память, а в хозяйстве уже не нужен.

– Вроде опять кто-то пискнул только тише?.. – сказал Антон, прислушиваясь.

– Старый гвоздь в доске скрипнул,… ты наступил, вот он и пропищал, – со знанием дела сказал Костя, подходя к ящику из под мыла и перешагивая через него.

....................

– Я думала, что он сейчас на нас наступит, – тихонько сказала Дуня, вслушиваясь в шаги на чердаке.

– Не пищите вы, – проговорил Заступник, наблюдая в щель между досками за посетителями. Глиняшки приникли к щели и тоже стали наблюдать за пришедшими. Все перешли в общении на шёпот.

– Мародёры, наверное, прошептал Пустолай. Надо на них полаять и рогатиной,… а? Вот мой пра-пра-пра-пра-дед, так тот с хозяином на медведя хаживал. У хозяина рогатина была.

– Погодь, брат, – упредил Пустолая Заступник, – понаблюдаем. Нам намерение их знать надо. А то был у меня один случай. Осенью, в охраняемые мной пределы, вторгся один кочевник. Я уж хотел его на копьё поднять, только вижу, что он, как-то неуверенно идёт, останавливается, да осматривается. Потом оказалось, что он в тумане просто заблудился и никаких границ, и не собирался нарушать, вот так то.

– А они тогда кто? – спросил Мурлотик, кивая на мальчишек.

– Может враги, а может быть и друзья… – ответил Пустолай.

– Друзья по чужим чердакам не лазят, – заметил Мурлотик.

– Тоже верно, – подтвердил Заступник.

Игрушки притихли. А в это время с другой стороны, от Глебучева оврага к дому под черепичной крышей, озираясь по сторонам и чуть пригнувшись, подходили Пегас и Муха.

....................

– Бабка преставилась, – сказал Пегас, перебегая через двор. – Теперь можно и на чердак сходить.

– Тебе это что, Сорока сказала? – бросил Муха.

– Вон видишь следы от Пазика, вечером дождичёк был.

– Почему от Пазика?

– Топай давай, следопыт хренов… У нас Пазики покойников возят. Любое похоронное бюро возьми – везде эти автобусы. А ты «почему?.. да «почему?», думать надо.

Пегас и Муха решили проникнуть в дом через полуподвальное помещение.

– Муха, давай… – скомандовал Пегас и стал из-за угла наблюдать за лежащим под вишней человеком, – только без скрипа, а то услышит.

– А это кто?

– Фиг его знает, абориген какой-то…

– Будь спок, – сказал Муха, ухмыльнувшись. Его маленькие глазки моментально прощупали всё пространство около старого дома. Всё было как надо. Он, пригнувшись, трусцой подбежал к наполовину выходившему из земли окошку, вытащил из-за пазухи банку, достал из кармана широкую кисть и быстро намазал чем-то стекло, а потом в его руках появился кусок ткани. Муха быстро приложил ткань к стеклу, притёр и надавил на материю коленом, послышался лёгкий щелчок и через минуту растрескавшееся стекло вместе с материей уже лежало рядом с окном, а в образовавшемся проёме окна сначала мелькнула спина Мухи, а затем и Пегаса.

...................

Костя и Антон не успели как следует всё рассмотреть, как лестница, ведущая на чердак, заскрипела, послышалось сопение. Оба мальчика предусмотрительно спрятались за трубу и стали ждать.

– Влипли, – прошептал Антон.

– Не дрейфь… – ответил Костя.

– Кто это может быть?

– Молчи, увидим, стой тихо, не шевелись…

Костя и Антон затаились и стали ждать. Лестница скрипела и скрип явно приближался.

– Двое топают, – сказал Костя

– Откуда ты знаешь?

– Доски через паузу один скрип издают. Это значит, что на одну и ту же ступеньку два раза наступили, сначала первый человек, а потом второй и первый явно тяжелее второго.

– Почему?

– Потому, что под вторым скрип по времени меньше. Молчи, давай…

Костя и Антон замолчали.

...................

– Точно воры, – проговорил Пустолай, продолжая наблюдать за чердачным пространством. – Хорошие люди за трубу хорониться не будут, это только воры прячутся, чтоб их не обнаружили.

– Твоя правда, – добавил кот. – Нечего хорошему человеку ни от кого прятаться. – Воры это, самые настоящие воры, стоят, не шелохнутся…

– Тише говорите, а то услышат, – Прошептал Заступник.

– Мы и так шепотком, – сказал Мурлотик. Он хотел ещё что-то добавить, но смолк, так как увидел поднимающегося на чердак Пегаса.

Пегас поднимался на чердак уверенно и спокойно. Вот он ступил в чердачное пространство, остановился. Его внимательные, без грамма суеты глаза осмотрели чердак.

– Тут не ступала нога человека, – сказал Муха, поднимаясь следом.

– Ошибаешься,… ступала, – сказал Пегас, всматриваясь в чёткий оттиск Антонова ботинка на пыльной доске. – До нас тут уже побывали, – сказал Пегас, – только не профи.

– Почему? – спросил Муха.

– Вон видишь, на видном месте дверная петля кованая, старинная, – а её даже в руки не взяли. Думаю, что побывали охотники за цветным металлом, эти чёрный металл никогда не возьмут и древность их не интересует. У них в мозгах только килограммы цветмета. Они, Муха, наши главные враги. В металлолом нередко такие вещи попадают, которым цены нет. А то, что этим домом заинтересовались «пчёлки», это лишний сигнал к успеху. Молодец, что мне сразу сказал про то, что братья этим домом интересуются. Пал Палыч – старая лиса. Он мне ничего не сказал, а этих к тебе подослал, на разведку. Чую нутром, что здесь не пудрой пахнет. Пудра только нам с тобой на мозги, вот и всё.

– Откуда Пал Палыч знает, – что здесь может что-то быть? – спросил недоумённо Муха.

– Я видел, с каким интересом он камешки разглядывал…

– Так ведь не золотые… – удивился Муха.

– Как знать,… как знать. Может эта глинка в золото умеет превращаться…

– Тоже мне, отличник, – буркнул Муха, – даже я, троечник, и то знаю, что таких чудес не бывает, это раньше алхимики так думали…

– Бывает, Муха,… бывает. Только всё это в виртуальном значении.

– Что-что? – не понял Муха.

– Ладно,… тебе этого не понять. Ищи лучше, а я покумекаю, что к чему? Обмозговать надо.

....................

– Первые неизвестно, что за птички, а эти точно с недобрым намерением пожаловали, – сказал Мурлотик.

– Может быть эти дружаны тех, что за трубой, – предположил Пустолай.

– Нет, они не в дружбе, чего им от дружков прятаться?

– Возможно, тоже бы спрятались, если бы первые пришли? – буркнул Пустолай.

– Кто там ещё появился? – спросила Дуня.

– Не по нашу ли душу пришли? – в тон ей спросила Катерина.

– Какие-то ещё два мальчишки притопали… – сказал Мурлотик Дуне и Катерине, – у одного глаза бегают, рыжий.

– А у тех, что за трубой хоронятся, глаза не бегают, – заметил Пустолай, – значит те и не воры совсем, а эти воры, что последние пришли.

– Наверное, просто хулиганы, – сказала Катерина.

– Или воры, – добавил Пустолай.

– Тихо вы, – проговорил Заступник, продолжая наблюдать в щель за подростками.

– Ой! Я боюсь, – испуганно проговорила Дуня и отодвинулась в дальний угол ящика. К ней придвинулась и Катерина.

....................

Мухе не хотелось лазить по пыльному чердаку, но не подчиниться Пегасу он не мог. На чердаке валялись старые, изъеденные молью, валенки, расшатанные стулья, ветхие, избитые древоточцем этажерки и прочая рухлядь. Муха, осторожно ступая, стал обследовать чердак.

– Вот старый электрический утюг, – доносится его голос.

– Не бери, – следует сразу ответ Пегаса, – хоть он и старый в пределах жизни одного поколения, но по сравнению с жизнью нескольких поколений – новее не бывает.

– Чайник…

– Брось… Сам ты чайник…

– Почему брось? – возмутился Муха. – Утюг не нужен, чайник тоже… Что надо?

– Так сам подумай… Сколько утюгу может быть лет, тем более электрическому,… не больше чем тебе… Потом, если б ты сказал, что нашёл самовар – тогда… да, а ты чайник.

– А… вот ящик…

– Чего у тебя там?

– Ящик, говорю,… старый, неструганный, из – под мыла.

– А что в ящике?

– Не знаю, крышка гвоздём прибитая, кто-то ковырялся, отдирал. Попробую вскрыть…

Муха взялся двумя руками за крышку ящика и изо всех сил потянул на себя. Гвоздь стал медленно вылазить из доски.

Гуделка до того спрятавшийся в старую галошу, как только увидел, что мальчишка отдирает крышку и вот – вот её отдерёт, чтобы спасти товарищей, схватил горсть древесной трухи и бросил её Мухе за шиворот. Это был героический поступок.

– Тьфу ты, блин!! – ругнулся Муха.

– Что у тебя? – спросил Лёня.

– Труха какая-то за шиворот сыпется. Он бросил отдирать крышку и стал вытряхивать из-за ворота труху. Гуделка тем временем посмотрел на ящик и ужаснулся – крышка была уже поднята на столько, что было видно Дунино платье и Катеринин платок. Муха же продолжал вытряхивать труху и ругаться. Гуделка тем временем вскарабкался на крышку ящика и подпрыгнул – крышка медленно под ним опустилась, а гвоздь вошёл в своё отверстие. После чего Глиня поспешил спрятаться опять в галошу.

В смелости Глине, конечно, не откажешь, сам рискует, а товарищей выручает, но посмотрим, что будет дальше?

После того как Муха вытряс труху, ему почему-то расхотелось отдирать крышку. Он осмотрел пространство около ящика, и вдруг увидел Гуделку.

– Игрушка, кажется, из глины, за ящиком в калоше лежит. Вокруг пыль, а на ней нет, странно. Надо посмотреть… – Он нагнулся, взял в руки Гуделку и стал рассматривать.

....................

Глиня, как только очутился в руках у Мухи, сразу претворился мёртвым. Он даже глаза зажмурил, до того ему было страшно, хотя раньше глаз закрывать и не умел, видно страх так сковал мышцы лица, что глаза сами собой зажмурились, а рот перестал улыбаться. И ещё ему страшно было оттого, что он не хотел попасть в руки к старьевщикам и антикварам. Мамушка говорила, что у старьевщиков будешь всё время лежать среди пыльных вещей и тебя будут стараться, как можно дороже сбыть всё равно кому. У антикваров же прямо наоборот – ты будешь очень чистенький лежать в тёмном ящике с другими ценными старинными вещицами и о вольной жизни, а тем более об играх с детьми, можешь и не мечтать.

....................

– Жмурик какой-то… – сказал Муха, разглядывая Гуделку.

– Так уж прямо и жмурик? – засомневался Пегас. – Жмуриками мертвецов называют.

– Жмурик,… точно… глаза зажмурены, а не закрыты, точно жмурик.

– Ты его лучше, Муха, выбрось, я что-то к мертвецам не очень отношусь. Даже и смотреть не буду… Сделан из чего?

– Из глины похоже.

– Обожженный?

– Не знаю…

– Ты чё, к Пал Палычу не ходил? Не можешь обожженную глину от не обожженной отличить.? Дурка вяленая.

– Не обожженная вроде…

– Значит не керамика, а обыкновенная сушка. Помнишь, Пал Палыч про местную игрушку рассказывал. Он, наверное, и сейчас её поисками занимается?

– Я что-то не очень помню… – ответил Муха.

– К нему ещё учёный какой-то приходил и они долго с ним беседовали. Что, вспомнил? Это когда мы только ходить в клуб начинали…

– Не-а,.. это у тебя память лошадиная.

– А ты откуда знаешь, какая у лошадей память?

– Не знаю, поговорка такая. А точнее всего – у лошади голова большая, в ней много и помещается.

– У тебя голова больше моей, а что-то мало чего помнишь, – насмешливо сказал Пегас.

– Может быть Пал Палычу отдать?

– Кому?

– Пал Палычу.

– Ты чё… сдурел? Начнут допытываться, неприятностей не оберёшься. Нам, разумеется, от этого ни навара, ни привара. Сейчас, даже если это и историческая, саратовская – всё равно ничего не стоит. Глина дороже.

– Почему?

– Потому, что не раскрученная. Никто о ней в мире ничего не знает, да и в Саратове тоже. Пал Палыч занимался, только давно, когда мы в кружок ходили, тогда, кажется, и поостыл, а учёный тот – совсем исчез.

– Откуда знаешь?

– Прессу надо читать. Статья недавно была напечатана в газете. Мировое научное сообщество интересуется, куда делся профессор Позолотин… и так далее. Большая статья. Кембридж интересуется, даже австралийские учёные о нём спрашивают. Видно большой был учёный. Я как прочитал фамилию, так и вспомнил, хотя до конца не уверен, что это о нём, возможно однофамилец?

Вдруг Пегас насторожился и стал осматриваться.

– Ты чего, – опешил Муха.

– Вроде дышит кто-то.

– Почудилось, – сказал Муха.

– Вроде как в той стороне, – и Пегас кивнул в сторону трубы. – Надо проверить, – и он сделал шаг в направлении трубы.

В это время Костя, чтобы отвлечь внимание Пегаса незаметно швырнул кусочек штукатурки от трубы в сторону.

«Швык…» – раздалось в том месте, куда упал брошенный предмет.

– Что это? – спросил Муха, насторожившись.

– Кошка или мышь… кому тут ещё быть.

Пегас сделал ещё один шаг в направлении трубы и тут же услышал, как где-то в стороне что-то звякнуло и прошуршало.

– Это, Пега, уже не мыши, – проговорил, испугавшись, Муха

– А что это по-твоему?

– Крыса… – сказал Муха, перестукивая от страха зубами.

– Тогда что дышало?

– Ветер в трубу задувает, – смекнув, сказал Муха.

– Твоя правда, – ответил Пегас и решительно направился к лестнице.

На этом чердаке ему делать было нечего. Кроме старых чёсок для расчёсывания шерсти они ничего не нашли.

– Может всё-таки игрушку в музей сдадим?… – опять спросил Муха.

Вместо ответа Пегас выхватил из рук Мухи Гуделку и бросил в валяющийся хлам.

– Пошли отсюда, – сказал он и направился к лестнице. Муха же наклонился, поднял Гуделку и сунул незаметно от Пегаса в карман.

– Охота была по музеям шляться… – проговорил Пегас.

– Зачем выбросил? – спросил Муха.