Верные спутники моей жизни

Неизменный, наполняющий жизнь многообразием оттенков и смыслов, всё расставляющий по своим местам и всегда спасительный юмор является великолепной составляющей почти всех рассказов писателя. Но странно дело: читаешь, смеешься до слез, а потом вдруг вырастает за этим смехом что-то непоправимо грустное. Как, например, в рассказе о Чудике из одноименного рассказа. Почти беспрерывно хохочешь над нелепицами, в которые попадает этот герой, а в конце рассказа вдруг так защемит сердце об этом наивно-чистом и добром человеке, которому так непросто жить в набирающей жесткие обороты жизни среди «продвинутых» и оборотистых людей.

Не перестаешь удивляться многообразию таких его «чудиков», их спрятанной за внешней простотой глубине. На первый взгляд, они и в самом деле чудаковатые, наивные, даже нелепые. Ну ни странно ли в самом деле главе семьи, где так трудно экономится каждая копейка, потратить целую зарплату на покупку микроскопа (рассказ «Микроскоп»), чтобы, оказывается, с его помощью – ни много ни мало – спасти человечество от болезней. И не наивно ли для 39-летнего человека, приехать в гости к брату и, чтобы порадовать норовистую сноху, раскрасить в отсутствие хозяев детскую коляску акварельными красками (рассказ «Чудик»). Или, например, как ветфельдшер Козулин (рассказ «Даешь сердце!»), среди ночи разбудить спящее село громкими выстрелами, салютуя таким образом победе медиков в Кейптауне, осуществивших первую пересадку человеческого сердца.

Читаешь, смеешься и душевно согреваешься. Ведь столько человеческой теплоты за всеми этими «странными» поступками, столько участия к окружающим людям, столько драгоценного умения каждого из этих героев проживать не впустую, не только для себя. Находясь в далекой провинции, герои Шукшина, подобно Броньке Пупкову (рассказ «Миль пардон, мадам!») с его сногсшибательной байкой о «покушении на Гитлера», мечтают о больших делах, сильных чувствах, о незряшности своей жизни.

Сельских жителей писателя определяет не место, не время, не профессия, а то, что можно назвать их внутренним составом. Непростота, неординарность простого человека из русской глубинки – вот что можно выделить как стержневое в творческой задаче писателя. Поиск героями серьёзного дела и большого смысла, поиск веры и правды, любви и добра, как это зачастую непросто.

«… хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость, в вечную высшую силу, которая всё это затеяла на земле. Я хочу познать эту силу и хочу надеяться, что эта сила – победит. Иначе – для чего всё? А? Где такая сила?» – спрашивает поп из рассказа «Верую!». В рассказе нет готовых ответов, но то, как этот поп размышляет о серьезнейших вопросах бытия, не может не восхитить дерзостной глубиной проникновения в тему.

Загадка человеческого характера, настойчивое желание приблизиться к её тайне, к пониманию того, из чего что произрастает – вот над чем бьется всегда напряженная мысль писателя.

Пронизывающий сердце рассказ «Земляки». Он о как бы нечаянной встрече и незамысловатой беседе двух стариков. Но с первой и до последней строчки рассказ держит читателя в каком-то необъяснимом внутреннем напряжении. И столько в нём скрытого драматизма, столько участия к судьбе этих стариков, что заканчиваешь чтение и долго не можешь унять тревогу. Но писатель далек от того, чтобы показать жизнь своих героев как скорбную. Да она такой и не была. Потому что она – Жизнь (!), полная великой тайны и «непосильной красоты», на которую, к сожалению, в привычной торопливости не всегда успевает человек налюбоваться.

«Тут сам не поймешь: зачем дана была эта непосильная красота? Что с ней было делать?.. Ведь чего и жалко-то: прошел мимо- торопился, не глядел. А выйдешь на свет – и уж жалко своей же грусти, кажется, вот только вошло в душу что-то предрассветно-тихое, нежное; но возрадуешься, понесешь, чтобы и впредь тоже радоваться, и – нет, думы всякие сбивают, забываешь радоваться».

В рассказе «Земляки» не утоляемое временем восхищение красотой родной земли и сожаление, что человек в бесконечной суете своей мало умеет ей радоваться, мало задумывается и часто только в старости с особой силой оценивает.

«Стариковское дело – спокойно думать о смерти. И тогда-то и открывается человеку вся сокрытая, изумительная, вечная красота Жизни. Кто-то хочет, чтобы человек напоследок с болью насытился ею. И ушел. И уходят. И тихим медленным звоном, как звенят теплые удила усталых коней, отдают шаги уходящих. Хорошо, мучительно хорошо было жить. Не уходил бы!».

Как же надо было любить жизнь, как чувствовать красоту земли и живущего рядом человека, чтобы, будучи ещё молодым, так писать об этом. Именно этот рассказ задает тон размышлениям писателя о таких важнейших категориях, как жизнь и смерть. В рассказе «Залетный» читаем: «… человек – это… нечаянная, прекрасная, мучительная попытка Природы осознать самое себя. Бесплодная, уверяю вас, потому что в природе вместе со мной живет геморрой. Смерть!.. и она неизбежна, и мы ни-ког-да этого не поймем».

Об этом и рассказ «Думы», в котором звуки ночной, не дающей уснуть гармошки, рождают у председателя колхоза Матвея Рязанцева неожиданные воспоминания о своём прошлом. Его тревожат мысли о том, а что же была его жизнь, и было ли в ней то, ради чего стоило жить? «Но как вспомнится та черная оглушительная ночь, когда он летел на коне, так сердце и сожмет – тревожно и сладко. Нет, что-то есть в жизни, чего-то ужасно жалко. До слез жалко…».

Поиск правды, размышление о том, как она непроста эта правда – вот предмет особой заботы сельских жителей Василия Шукшина. Правдой ли является то, что выдает за правду по сути равнодушный к людям Макар Жеребцов (рассказ «Непротивленец Макар Жеребцов»). И нужна ли жестокая правда Павла из рассказа «Капроновая елочка»? И за какую такую правду бьется так дотошно, так искренне, до слез, дед Ермолай из одноименного рассказа? Для него правда, то есть честность человеческих слов и ответственных поступков – это то, без чего жить просто нельзя, невозможно. Без такой правды всё теряет смысл. И потому он буквально до слез страдает, когда видит, что мальчишки, сколько дед Ермолай их ни умолял, так и не сознаются в своём обмане.

«Теперь, много-много лет спустя, когда я бываю дома и прихожу на кладбище помянуть покойных родных, я вижу на одном кресте: «Емельянов Ермолай …ич». «Емельянов Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай. И его тоже поминаю, стою над могилой. Думаю. И дума моя о нём простая: вечный был труженик, добрый честный человек. Как, впрочем, всё тут, как дед мой, бабка. Простая дума. Только додумать я ее не умею, со всеми своими институтами и книжками. Например: что был в этом, в их жизни какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или не было никакого смысла, а была одна работа, работа… Работали да детей рожали. Видел же я потом других людей… вовсе не лодырей, нет, но… свою жизнь они понимают иначе. Да сам я её понимаю теперь иначе! Но только когда смотрю на эти холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее?».

Думается, писатель с годами, конечно же, ответил на этот вопрос. А если не успел, ответило время. Жизнь осиротела, скукожилась без таких людей, без их правды и, потеряв несущие опоры, стала такой ненадежной.

Интересен, любопытен и при всей внешней простоте совсем не прост русский человек из сибирской глубинки Василия Шукшина. И то, что видится снаружи (внешность, одежда, профессия, материальная обеспеченность) почти никак его не характеризует, а, главное, практически не важно для него самого.

Казалось бы, ну что такого особенного можно разглядеть в ничем с виду не примечательном Алеше из рассказа «Алёша Бесконвойный». Пастух, скотник, кочегар, у которого пятеро малолетних детей и при этом никем неотменимая установка – в субботу не работать. Пять дней он – безотказный и добросовестный труженик. Суббота – для себя.

«Что же он делал в субботу? В субботу он топил баню. Всё. Больше ничего. Накалял баню, мылся и начинал париться. Парился, как ненормальный, как паровоз, по пять часов парился». Про баню, длинною в день, читать как-то даже не очень хочется. Но рассказ, конечно же, не про баню. Она здесь только фон, хотя написан этот «фон» с таким знанием дела, с такими занимательными подробностями и с такой любовью, что можно было бы с полным правом сделать к рассказу подзаголовок «Искусство топить и мыться в бане». Но это для любителей бань. Рассказ – то об Алеше «Бесконвойном», о насущной его потребности отрешиться на какое-то время от ежедневной суеты и сутолоки и, раскрепостив в теплом уединении тело и душу, подумать. О чём? О важном: о жизни и смерти, о странностях любви, о всегда волнующей красоте родной природы за околицей, о детях, о будущем. И размышления его так интересны, так нетривиальны, что жалеешь, когда рассказ заканчивается. А прозвище односельчан «Бесконвойный», как это часто и бывает у русских сельских жителей, совершенно справедливо, потому, что «конвойным», то есть управляемым он быть никак не желает. Скотник – это внешнее, видимое со стороны, а внутри – полная разнообразных мыслей и глубоких чувств жизнь души. И потому банный день для него – день для души, без которой как же жить русскому человеку?

И как же жить ему без русской народной песни? В творчестве Василия Шукшина такой песне всегда особое место и почет. И рассказ «В воскресенье мать- старушка» как раз о том, что в талантливо исполняемой русской песне – голос народной души, ее полет. Такая песня – высшее проявление самого сокровенного, глубинного, что эту душу составляет.

Ещё один простой- непростой герой Шукшина – Семка Рысь, «забулдыга, непревзойденный столяр» из рассказа «Мастер».

«– У тебя же золотые руки!» – скажут ему. «Ты бы мог знаешь как жить!… «Ты бы как сыр в масле катался…».

«– А я не хочу как сыр в масле. Склизко».

Семке совсем не интересно работать, чтобы только заработать побольше. Ему интересно другое. Заприметил он в трех верстах от родной деревни маленькую, явно старого времени церковку, и стал приходить сюда, чтобы полюбоваться: «И стоит в зелени белая красавица – столько лет стоит! – Много- много раз видела она, как восходит и заходит солнце, полоскали ее дожди, заносили снега… Но вот стоит. Кому на радость? Давно уж истлели в земле строители её, давно распалась в прах та умная голова, что задумала ее такой, есть земля, и сердце, которое волновалось и радовалось, давно есть земля, горсть земли. О чём же думал тот неведомый мастер, оставляя после себя эту светлую каменную сказку? Бога ли он величал или себя хотел показать? Но кто хочет себя показать, тот не забирается далеко, тот норовит поближе к большим дорогам или вовсе на людную городскую площадь – там заметят. Этого заботило что-то другое – красота, что-ли? Как песню спел человек, и спел хорошо».

И Сёмкина душа заболела прелестью этой церковки, и руки его талантливые захотели такой желанной для себя работы – поддержать и сохранить эту необыкновенную разрушающуюся красоту. Жаль только, что чиновников, от которых зависело дело, волновала не красота, не радость людская, не гордость за русского Мастера, а формальности, которые закрывали доступ к финансированию. Как это всё грустно, и как бесконечно жаль и людей, и Мастера, и Семку, с его душой и талантом.

Но для такого честного художника, как Шукшин, было бы не вполне оправданно писать о сплошь особенных людях, наполняющих сибирскую глубинку. Живут в ней и другие, например, трусовато-подловатый Наум Кречетов (рассказ «Волки») или бесчестно проживший свою жизнь Тимофей Худяков (рассказ «Билетик на второй сеанс»), который к старости вдруг так захотел получить шанс на вторую жизнь, чтобы прожить ее по-новому.

Рассказ «Беседы при ясной луне» о том, как в тихом осторожном и незаметном по жизни конторщике Николае Баеве к 63-ем годам, что называется, «…взыграло ретивое – теперь как-то это стало неопасно, и он запоздало, но упорно повел дело к тому, что он – редкого ума человек». И ночные беседы Баева со сторожихой Марьей Селезневой – это почти сплошь похвальные монологи Николая заслугам своего «необыкновенного» ума. И опять-таки исподволь, тонко, с чувством неизменной иронии автор раскрывает Баева как элементарного приспособленца и плута, всю-то жизнь заботившегося исключительно о себе любимом. И только случай выявляет его абсолютное ничтожество.

Любовь, думается, наиболее трудная, наиболее уязвимая тема в творчестве любого писателя. Любовь любая: к земле, к природе, к женщине. Уж очень здесь трудно не сфальшивить. А у Шукшина и тут при всей простоте обстоятельств глубина правды и чистоты.

Как, например, объяснить сколько-нибудь рациональному человеку, зачем Степан Воеводин из рассказа «Степка» сбежал из мест заключения незадолго до освобождения. И даже милиционер возмущен и недоумевает:

«– Зачем ты это сделал-то?».

«– Сбежал-то? А вот – пройтись разок… Соскучился».

«– Так ведь три месяца осталось! – почти закричал участковый.

– А теперь ещё пару лет накинут».

«– Ничего… я теперь подкрепился. Теперь можно сидеть. А то меня сны замучили – каждую ночь деревня снится… Хорошо у нас весной, верно?».

О чём этот рассказ? О неразумном Степке? О нём. Но не о его неумении поступать «по уму», а насквозь – о его любви, той самой, всегда, безрассудной, какой только и может быть неподдельная любовь: и к родительскому дому, и к отцу-матери, и к сестре, и к неухоженной, но такой родной своей улице. Голым рассудком он жить не умеет и не хочет, потому что главное в Степке – любовь, жизнь сердца.

И немного, думаю, найдется в русской литературе произведений о материнской любви, которые могли бы встать в один ряд с рассказом Василия Шукшина «Материнское сердце». Читаешь и какая-то оглушительная, ни с чем не сравнимая боль матери за сына, попавшего в беду, перехватывает дыхание, а помочь нельзя. И потому при внешней обыденности обстоятельств рассказ потрясает.

Любовь, когда она подлинная, чувство не всегда радостное, а подчас и трагическое. В рассказе «Осень» нет цветов и романтических встреч. Но от первых строк и до последних он весь пронизан большим и сильным чувством главного героя, по молодой глупости потерявшего свою, как оказалось, единственную любовь.

И только смерть любимой женщины обнаружила, что всё в его жизни имело смысл, потому что она, «его Марья», жила на этом свете. Тяжкий рассказ, горький. Но вот ведь искусство писателя: заканчиваешь чтение и вдруг обнаруживаешь, что несмотря ни на что, не только не осуждаешь героя, не только сочувствуешь ему, но и поневоле восхищаешься тем, что так можно любить.

А как симпатичен молодой юрист Ваганов из рассказа «Страдания молодого Ваганова». И снова дивишься мастерству автора, который так незаметно, так умно подводит своего героя к тому, что сумел он и обманутому Попову помочь, и при всей своей безоглядной влюбленности разобраться в своих отношениях с Майей.

Открытость чувств, их искренность и полная самоотдача в отношении к любимому человеку по принципу – любить так любить, страдать так страдать – характеризует героев писателя настолько, что, потеряв любимую женщину, можно и пальцы себе отрубить (рассказ «Беспалый»), или, как кандидат наук Михаил Егоров, защищая оскорбленное достоинство, не побояться тяжелых кулаков и расплющить противника нравственно в умопомрачительной словесной перепалке (рассказ «Привет Сивому!»).

Абсолютная погруженность писателя в создаваемый образ, и каждый раз передающаяся читателю теплота, сердечность и сострадание к нему автора. Чтобы так писать, нужна доброта самого пишущего, не громкая, не на показ, а умная и действенная, как в рассказе «Горе». И потому получается у Василия Шукшина не просто создать правдивый образ человека, но и пожалеть его: пожалеть Чудика, у которого несомненно ещё так много впереди болячек, пожалеть трудно проживших и разделенных обстоятельствами братьев (рассказ «Земляки»), пожалеть красивую одинокую Нюру (рассказ «Капроновая елочка»), пожалеть мать, которой помочь нельзя. Всегда пожалеть (!) – вот Шукшин.

Читаем и от рассказа к рассказу вырастает перед нами простой русский человек из сибирской глубинки: всегда очень естественный, всегда думающий, стремящийся наполнить свою жизнь какими-то достойными делами, честный, добрый, умеющий любить, гордый. Иногда чудаковатый. Но ведь если вдуматься, чудачество от слова «чудный», «чудо», то есть нечто необычное, редкое.

Думается, важнейшая (при многих других) заслуга писателя Василия Макаровича Шукшина именно в том и состоит, что герои его, очень простые, очень земные и каждый раз – особенные. В каждом – своя изюминка, в каждом проявляется и просит действия что-то удивительное, редкое, дарованное свыше и даруемое, наверное, для чего-то. Для чего?

Хорошо бы нам, соотечественникам писателя, живущем уже в веке 21-ом, задуматься над этим вопросом, как, впрочем, и над другими непростыми вопросами, так или иначе заданными писателем.

Невозможно рассказать о шукшинских рассказах обычными словами. Подлинное писательское мастерство незаменимо словом со стороны. Но можно вновь перечитать его произведения, вновь порадоваться и вновь ощутить, как всегда пытлива мысль писателя, как глубока его боль за русского человека, за непростоту русской судьбы, что свойственно только писателям – провидцам. И просится сказать про Василия Макаровича его же словами: прожил, «как песню спел человек, и спел хорошо. И ушел. Зачем надо было? Он сам не знал. Так просила душа». Живая, чуткая, умная душа человеческая – как это много… И как же важно понимать и беречь то, о чём эта душа просила.

Хорошо помню: когда писателя не стало, я тогда студентка оренбургского пединститута, не имевшая ещё должного представления о его творчестве, ощутила, что и мои преподаватели, и соседи по дому, и знакомые, и я сама восприняли произошедшее, как большую и дорогую сердцу потерю. Помню пронзительные слова о Шукшине Александра Чаковского в «Литературной газете», точно выразившие чувства тех, кто не знал писателя лично, но ощущал сердцем. И только со временем стала я осознавать по-настоящему всю величину утраченного. По мере понимания росло и моё желание побывать в Сростках, поклониться родине писателя, положить цветы к его памятнику. А поскольку это не осуществимо, пусть эти мои впечатления о его творчестве станут такими цветами к памятнику человека, жизнь и творчество которого считаю предметом русской гордости и русского достоинства.

Пусть же ничто земное не наложит тень на его доброе имя.

Об оренбургских писателях

Подчеркивая значение творчества талантливых авторов из российской глубинки, известный литературовед Виктор Шкловский писал: «Всякая подлинная литература растет краем, растет в известном смысле из „сора“. „Край жизни“ сообщает редкую свежесть, остроту и силу всхожести всем былым истинным впечатлениям жизни». Считаю творчество талантливых оренбургских писателей и поэтов таким благодатным и животворным «краем» подлинной русской литературы, выставляющей надежный духовный щит сегодняшнему околокультурному мракобесию и настойчиво отстаивающей нетленность заветов русских классиков: духовного света, совести, милосердия и сострадания. И четверть века существования нашего краевого журнала «Гостиный Дворъ» подтверждает это.

Сердечно благодарю моё поколение оренбургских писателей, о которых написала, за то, что они участвовали в моей жизни: учили меня, помогали прозревать душе, наполняли жизнь радостью и смыслом.

Журналу «Гостиный Дворъ» – 25 лет!»

«Правда все та же! Средь мрака ненастного

Верьте чудесной звезде вдохновения,

Дружно гребите во имя прекрасного,

Против течения!»

А. К. Толстой

Оренбургскому региональному литературно-художественному и общественно-политическому журналу «Гостиный Дворъ» 25 лет! Прекрасный возраст молодости и силы: период становления пройден, но главный путь – впереди. И какой бы ни был возраст, юбилей – это всегда время осмысления задуманного и пройденного.

Журнал «Гостиный Дворъ» вырос из одноименного альманаха, задуманного как литературное издание, противостоящее наплыву обрушившейся на нас после развала СССР ужасающей лжи, духовно-нравственного опустошения, оскорбительного умаления нашего героического прошлого. Весной 1995-го года с легкой руки много одаренного человека и поэта Игоря Бехтерева, автора проекта и первого главного редактора, вышел в свет первый номер задуманного издания.

Свои непростые задачи альманах определил «Заповедным Словом русскому народу» Алексея Ремизова. Как высоко, проникновенно, почти молитвенно были обозначены цели.

«…Горе тебе, русский народ! Твоё царство прахом пошло. Все народы нахмурились, тускло глядят – никто не верит тебе… Ноги изранены от острых камней, истёрлось железо, а ты идёшь – ты идёшь, светя путь своим светом —

– подвиг и вера

– подвиг и любовь

– Помолись, несчастная мать Россия!

Подымись, стань, моя Русь… Припади запёкшимися губами к холодному камню, поцелуй её, оскорблённую, поруганную тобою землю и, встав, подыми ярмо своё и иди…».

Читаешь это прикипающее к сердцу воззвание и не веришь, что написано оно более ста лет назад, а, кажется, вчера, потому как ещё более «нахмурились» все народы, даже не единожды нами спасенные. Но призыв к подвигу веры и любви важен, думается, для России любой, для всякого ее времени. Идут годы, и мы вроде бы, многое уже поняли про себя, а до подлинного царствия духа нашего ещё так неопределимо далеко. Может, потому, что мало в нас и той веры, к которой взывает Алексей Ремизов, и способности к подвигу, и истинной любви. Но, несомненно, есть движение к этому, трудное и долгое.

И 25 лет успешного существования оренбургского альманаха (теперь журнала) подтверждают это. И потому остается надежда, что одолеем всё и, «светя путь своим светом», выйдем-таки на твердую дорогу. Ведь есть у нас такой надежный и неизменный помощник – великое русское Слово. Пойдем за ним, потому что есть куда идти и есть кому звать. Кому? Тому, кто любит Россию, болеет за нее и умеет неподдельно искренне и правдиво сказать о ней. Ведь как говорит Евангелие, «Из всех исцелений истинное дарует тот, кто исцеляет словом».

«Первое дело культуры – заставить и научить нас быть людьми», – написал в своей работе « Крушение культуры» ученый и философ Сергей Кара – Мурза. Когда есть человек, есть личность как производное подлинной культуры, всё преодолимо. Но как быть сегодня, когда обстоятельства и внутри Отечества нашего, и снаружи всё более усложняются, а взыскательная,к человеку культура (требующая усилий мысли и совести) оттеснена, отторгнута представителями преуспевающего литературного бизнеса как нечто маловостребованное.

Единственный путь – противостояние еще более настойчивое и наращивание культуры, выросшей на подлинных, выстраданных ценностях нашего исторического пути и нашей веры. Писатель и поэт Владимир Одноралов уже в первом выпуске альманаха написал: «Наша история – это пот великих трудов, кровь героев, слезы сирот и вдов, горние высоты духа подвижников и просветителей». Отступить от этого – значит встать на бесчестный предательский путь.

И присутствие в сегодняшней нашей жизни честной, глубокой, напрягающей совесть литературы оренбургских авторов дает надежду на сохранение в отечественной культуре главной, по выражению Федора Абрамова, «статьи ее экспорта – духовного хлеба, духовных ценностей».

Оренбургские (а теперь уже и не только оренбургские) писатели, авторы журнала «Гостиный Дворъ», продолжают сохранять верность изначально избранному курсу, идя по тернистому пути той Правды, о силе которой говорил Александр Невский.

И греет душу, что у писателей наших есть замечательная трибуна для такого достойного просветительства – литературно-художественный и общественно-политический журнал «Гостиный Дворъ».

«…духовную основательность и мужественность гражданской позиции» авторов журнала в сравнении с материалами ряда центральных, некогда ведущих литературно-художественных и общественно-политических столичных журналов» подчеркивает в своём мнении о «Гостином Дворе» замечательный писатель из города Электросталь Василий Киляков.

Вот уже 12 лет журнал возглавляет Наталья Юрьевна Кожевникова, «нежнейший наш поэт» и замечательно зарекомендовавший себя главный редактор. В первую очередь ее усилиями расширились литературные границы издания, увеличился его творческий потенциал, создана крепкая команда единомышленников редакционного совета. Наталья Кожевникова умеет вести и направлять, сдруживать и объединять талантливых, отстаивающих честное слово и правое дело людей. И потому совсем не случайно недавний альманах приобрел совершенно заслуженный им статус журнала. И вот уже четверть века это благодатное литературное издание живет, наполняя культурно – историческое пространство нашего края, а по большому счету, и России, светом разумного, доброго, вечного.

Не может не радовать, что журнал, выйдя из альманаха, сохранил свои классически обстоятельные рубрики, которые помогают многосторонне освятить и культурную жизнь области, и ее историю, и важнейшие общественно – политические проблемы.