Джинсы мертвых торчков

Лицо Саймона кривится, когда он читает эсэмэску, выскочившую на экране.

– Кажется, проблема в том, чем я не занимался, – фыркает он. – Некоторые женщины, зрелые женщины, не принимают отказа. Жизнь – сумасшедшая череда потерь… Или, наоборот, старых знакомых. Нужно поддерживать связи – это просто правила вежливости, – подчеркивает Саймон, откупоривая шампанское, пробка со щелчком ударяется в потолок, и шурин разливает пузырящийся эликсир по узким бокалам, которые взял из горки со стеклянной посудой. – Если кто-нибудь подает тебе шампанское в пластиковом стаканчике… это не комильфо. Есть одна история, которая тебя заинтересует, в профессиональном плане, – резко заявляет он тоном, не терпящим возражений. – В прошлом месяце я был в Майами-Бич, в одном из этих отелей, где строго пользуются стеклом. Это же Флорида – там не разрешается делать ничего такого, что не представляет потенциальной опасности для окружающих: пушки за поясом, сигареты в барах, наркотики, после которых пожираешь незнакомых людей. Я, понятно, обожаю такое. Я строил глазки красоткам у бассейна, которые резвились в откровенных тонюсеньких бикини, и тут в процессе пьяных игрищ разбился стеклянный бокал. Одна из упомянутых красоток наступила на осколки. Когда ее кровь распустилась цветком в голубой воде у края бассейна, к ужасу тех, кто находился поблизости, я тут же подошел и, беря пример с тебя, проделал свой фокус «яжеврач». Потребовал, чтобы персонал принес бинты и пластырь. Их живо доставили, а я перевязал ногу девушки и помог отвести ее обратно в номер, успокаивая, что швы накладывать не нужно, но лучше немного полежать. – Он прерывает свой рассказ, чтобы протянуть Юэну бокал, и поднимает тост: – С днем рождения!

– Будем, Саймон. – Юэн отпивает, наслаждаясь шипением и алкогольным приходом. – Сильно кровь текла? А то…

– Угу, – продолжает Саймон, – бедная лапонька чутка запереживала, что кровь просочилась сквозь повязку, но я сказал, что скоро свернется.

– Ну, это не факт…

Однако Саймон не позволяет себя перебить:

– Конечно, она принялась расспрашивать по поводу акцента, как у Коннери, и где я учился на врача. Само собой, я задвинул ей старую телегу, вдохновляясь тобой, корешок. Даже рассказал, в чем разница между подиатром и ортопедом, ебать-колотить!

На самолюбие Юэна льется сладостный елей.

– Ну и, грубейше сокращая удивительно долгую историю, – большие глаза шурина вспыхивают, и он залпом допивает остатки в узком бокале, призывая Юэна сделать то же самое, после чего доливает обоим шампанское, – вскоре мы уже поскакали. Я сверху, дрючу ее до беспамятства. – Видя, что Юэн удивленно поднимает брови, Саймон любезно добавляет: – Молоденькая, стройная, что твоя газель, приехала на каникулы с Южной Каролины. Но когда мы кончили, я с тревогой замечаю, что постель вся в крови, бедная красотка с края бассейна это тоже замечает, и у нее шок. Сказал ей, надо бы вызвать «скорую» – лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Боже… это же могла быть латеральная подошвенная или, может, одна из дорсальных плюсневых…

– По-любому, «скорая» прибыла в срочном порядке, ее забрали и оставили на ночь. Хорошо, что я утром уехал.

Саймон продолжает травить байки о своем недавнем отпуске во Флориде, и у Юэна впечатление, что в каждой не обходится без секса с различными женщинами. Он стоит и терпеливо слушает, потягивая шампанское из бокала. Когда они приговаривают бутылку, он уже приятно захмелел.

– Надо бы прошвырнуться по пивку, – предлагает Саймон. – Скоро нагрянет маман и нагрузит привычной херней, типа куда катится моя жизнь, а мы будем просто путаться под ногами у Карры, пока она готовит еду. Итальянки и кухня – сам понимаешь.

– А как же Бен? Ты, вообще-то, мало с ним виделся, с тех пор как вы здесь.

Саймон Уильямсон презрительно закатывает глаза:

– Парня пиздец разбаловала ее родня – богатые, консервативные, хуесосущие, дрочащие на гончих, молящиеся на монархию и палату лордов говнюки-педофилы с графства Суррей. На Новый год поведу его на «Хибзов» против «Рейтов»[7]. Ну да, он скучает по Эмиратам, но пацан должен знать реальную жизнь, а мы в представительской ложе – в общем, не сказать, что я его прям кидаю как щенка на глубину… Забей… – Он щелкает по горлу. – По пивчеллу?

Юэна логика Саймона убеждает. За долгие годы он слышал множество историй о шурине, но Саймон живет в Лондоне, и они ни разу не занимались ничем на пару. Было бы неплохо выбраться куда-нибудь на часок. Возможно, если они немного сдружатся, Рождество пройдет веселее.

– Для постояльцев «Коллинтон Делл Инн» есть очень классный эль из…

– Да ебать этот «Коллинтон Делл Инн» с его элями для постояльцев в их мелкобуржуазные сфинктеры, – говорит Саймон, отрываясь от телефона. – Сюда уже едет таксо – мигом нас в город подкинет.

Через пару минут они выходят на улицу, где дует свежий порывистый ветер, и садятся в такси: за рулем крикливый хамоватый мужик с копной длинных кучеряшек. Они с Саймоном, которого таксист называет Больным, кажется, обсуждают достоинства двух сайтов знакомств.

– Слайдер – это топчик, – доказывает водила, к которому Саймон обращается по имени Терри. – Тут и спорить нехуй, ты хоть зайди туды!

– Отстой. Тиндер рулит. Нужен хоть какой-то романтический флер. Интрига обольщения – лучшая часть всего предприятия. Перепихон в конце – это просто как сумку разгрузить. Процесс завлечения и соблазнения всегда составляет львиную долю волшебства. Сам я обычно не пользуюсь тиндером для секса, это больше инструмент подбора кадров в агентство. Если что, я собираюсь открыть филиал «Коллег» в Манчестере. Раз Би-би-си уже в Солфорде… – Саймон достает телефон и пролистывает, кажется Юэну, фотографии женщин, в основном молодых.

– Что это… телефонное приложение для знакомств?

– Какое ж хуевое название для эскорт-агентства, – упирается Терри, пока такси с грохотом мчится в центр города.

– Сам ты, блядь, хуевый, – возражает Саймон, не обращая внимания на Юэна. – Это не агентство шалав, Терри, оно рассчитано на профессиональных бизнесменов. Получить секс сейчас может кто угодно. Речь идет о лице, имидже: бизнесмены хотят произвести нужное впечатление. Ничто так не свидетельствует об успехе, как наличие понятливых, шикарных спутниц. Тридцать два процента наших девушек – МБА.

– Минет-бондаж-анал? Уж я надеюся.

– Магистры бизнес-администрирования. У нас в «Коллегах» они должны уметь говорить о делах, а потом уже переходить к делу. Вся суть в утонченности.

– Угу, но их по-любасу пердолят. По мне, так это шалавой и называется, угу.

– Это уж девушкам самим договариваться, – нетерпеливо говорит Саймон, глядя в свою приблуду. – Мы берем плату как агентство и получаем обратную связь от клиентов, чтобы убедиться, что девушки соответствуют требуемым стандартам. Но хватит об этом, – грубо обрывает он, – перейдем к делам праздничным. – Он пробегает глазами экран. – Три перспективных объекта в «Бухгалтерии»: две молоденькие и одна матерая профи, которая на вид стоит своей цены. – Саймон тычет фотку надутой брюнетки в лицо Юэну: – Ты б ее того? Если б, конечно, женат не был?

– Я не… ну наверное…

– Та ты б отдрючил ее за милую душу, братан, – нараспев говорит Терри с водительского сиденья. – Мы ж все на это запрограммированы. Зуб даю. Я ж просто Ричарда Аттенборо пересказую. Этот пиздюк всю планету нахуй облазил, перевидал все, чё движется, и изучил все повадки сношательные. – Он стучит себя по голове. – Верь Дикки.

Саймон смотрит на другую пришедшую эсэмэску.

– Гоняться за бабами, которых хочешь, и убегать от тех, которых не хочешь, – какая ж тягомотина… – Он вскидывает взгляд на затылок Терри, пока они переезжают через Северный мост на улице Принцев. – И не Ричард, а Дэвид Аттенборо, особо одаренный ты, блядь, мутант. Ричард – тот пиздюк, который уже умер. Актер. Задушил и отодрал Джуди Гисон в «Риллингтон-плейс, дом десять». Хотя мы-то за тибя в курсах, ты, видать, Ричарда в виду имел, – прибавляет Саймон, и они с Терри начинают ржать и подначивать друг друга, а Юэну все это кажется похабным и плоским.

Они пробираются к стойке паба на Джордж-стрит, набитого празднующими гуляками. Гремят рождественские песни семидесятых и восьмидесятых. Когда Юэн приносит выпивку, Терри сразу же начинает клеить женщину, с которой, по словам Саймона, договорился о встрече по слайдеру. С воинственной самоуверенностью Саймон освобождает себе место для локтей у стойки, Юэн с вежливой аккуратностью пытается добиться того же, а Терри исчезает вместе со своей спутницей.

– Так просто? Он с ней ушел? – спрашивает Юэн.

– Да, дело в шляпе. Видать, отпердолит ее на заднем сиденье таксо. – Саймон поднимает свой бокал. – С днем рожденья!

Терри действительно возвращается через пятнадцать минут с застывшей на лице улыбкой. Его собутыльники успели выпить только по полпива.

– Миссия выполнена, – подмигивает он. – Туда, сюда, обратно – и пена на ебле.

С трудом завоевав выгодную позицию у стойки, Юэн ожидает еще одного круга, но Саймон, проверив телефон, предлагает переместиться в заведение дальше по улице.

Мороз снаружи уже кусается. Юэн рад, что они лишь немного проходят по Ганновер-стрит, после чего Саймон ведет их в подвальный этаж. Когда шурин направляется к стойке, Юэн поворачивается к зевающему Терри:

– Вы с Саймоном старые друзья?

– В курсах за Больного дофига лет. Он литский, сам стенхаусский, но мы завсегда ладили. Обое ёбари, обое за «Хибзов», так почитай.

– Да, на Новый год он ведет Бена на «Истер-роуд».

– Следишь за футбиком, кор?

– Да, но, вообще-то, не болею ни за какую команду. У нас на острове не так сильно страсти кипят.

– Для сношания берегете, братан, так ж? Сельские чикули, видать, боевые шо пиздец. Почитай, там и делать-то больше нефиг, да ж, братан?

Юэн лишь неловко кивает, но не успевает покраснеть: Саймон возвращается от стойки с напитками неуместно летнего вида и уводит обоих в относительно спокойное местечко рядом с туалетами.

– Пора втихаря налакаться самого гадостного коктейля на свете. Если сможете опрокинуть это залпом, то вы охуенные мужики, – заявляет он, всучивая Терри и Юэну пойло, похожее на пина-коладу.

– Бля… щас же Рождество, да ж, – говорит Терри и, зажав нос, опрокидывает в себя бокал. Саймон следует его примеру.

Юэн делает маленький глоток. Несмотря на ананас, кокос и лимонад, вкус едкий и металлический: в основе что-то горькое и противное.

– А что это?

– Мой личный особый рецепт. Специально для твоей днюхи! Пей, пей, осуши свой бокал – подыми повыше бокал![8] – нараспев командует он.

Юэн пожимает плечами, словно говоря «ладно, сегодня же мой день рождения и сочельник», и заглатывает коктейль. Какая отвратительная бурда туда ни намешана, лучше выпить одним махом.

Саймон переводит взгляд с экрана телефона на женщину в зеленой кофте, которая окидывает взглядом бар.

– Видать, эта ходит на блядки в одно и то же место, с тех пор как я приходнул ее на прошлое Рождество!

Терри живо оглядывается. Он копирует голос Дэвида Аттенборо:

– Коль зверь пришел на водопой, он не уйдет домой сухой… – Он откидывает назад свои длинные кучеряшки, подмигивает женщине и направляется к ней.

Юэн и Саймон наблюдают за ним в действии. Когда женщина начинает хихикать над каким-то его замечанием, запуская руку себе в волосы, они понимают, что баланс сошелся. Юэну кажется, что ненасытный взгляд Саймона пристально изучает не только новую спутницу Терри, но и его самого.

– У Терри феноменальные способности. С женщинами определенного типа, – злобно говорит он.

От его реакции Юэну становится не по себе и хочется сменить тему.

– Ты на прошлое Рождество приезжал маму проведать?

– Да… Ха-ха, – говорит он, суетливым пальцем пролистывая каталог девичьих лиц – большинство на вид двадцатилетние. – Тиндер-призрак нынешнего Рождества!

– Ясно, почему это такой мощный сайт знакомств, – нервно говорит Юэн.

Вдруг начинает тошнить под ложечкой, затем пощипывает руки и грудь. Становится жарко, бросает в пот. Приступ паники недолго борется с возбуждением, и по телу разливается странное тепло, будто на плечи набросили золотистый плащ легкомыслия.

– Юэн, эту приблуду можно установить за пару сек, – уговаривает Саймон. – Серьезно. Ну, или я с радостью приценюсь от твоего имени. – И он переводит взгляд на стайку женщин, вынуждая Юэна сделать то же самое.

– Мне же нельзя! Я женат… – с легкой грустью говорит Юэн, вспоминая о Карлотте, – причем на твоей же сестре!

– В бога душу мать, в каком столетии я очутился? – обрывает его Саймон. – Давай насладимся благами неолиберализма, пока он не накрылся пиздой, а эта задрипанная планетка не взорвалась наконец у нас под ногами. Прямо здесь на наших телефонах – идеальный синтез всего самого лучшего из свободного рынка и социализма! Решение величайшей проблемы всех времен – одиночества и горя, вызванных тем, что не можешь найти себе дырку на Рождество, и все это задаром!

– Но я же Карлотту люблю! – торжествующе кричит Юэн.

Его шурин в раздражении закатывает глаза.

– «При чем здесь любовь, при чем же здесь любовь»[9], – напевает он, а затем с наигранной терпеливостью объясняет: – На современном рынке секс – такой же товар, как и все прочие.

– Я не на современном рынке и не хочу туда, – говорит Юэн, и у него начинают скрежетать зубы. Во рту пересохло. Нужно выпить воды.

– Какой допотопный протестантизм. Джонни Нокс[10] мог бы гордиться. Мне-то повезло: паписты подарили мне исповедь, чтобы всегда начинать с чистого листа, и я охотно этим пользуюсь раз в пару лет.

Юэн прикладывает ко лбу носовой платок и вздыхает. Огоньки и блестящая мишура на новогодней елке кажутся необычайно яркими.

– Что-то мне в голову ударило от шампанского и этого мерзопакостного коктейля… Что это, кстати, было? Этот твой овечий свитер, – он трогает руку Саймона, – такой мягкий на ощупь.

– Само собой, я ж туда МДМА подсыпал.

– Чего… я же не принимаю наркотики, я никогда не принимал наркотики…

– Значит, уже принимаешь. Короче, забей, расслабься и получай удовольствие.

Юэн вздыхает и опускает свои размягченные кости на стул за внезапно освободившимся столиком, а Терри, болтавший с женщиной в зеленой кофте, подбегает к Саймону совершенно упоротый:

– Ты туда чё, ешек поклал? Сделал с миня нахуй лесбуху, диверсант ебаный! Я, короч, в сортир – снежком закинуся, чёбы вычленить с этой бурды любовь и вернуть блядскую еблю обратно. Ебаный ты дристун! – Он встряхивает кучеряшками и направляется в туалет.

ВЖУХ!

Юэн вылетает из тела и стремительно взмывает вверх. Ему хорошо. Юэн вспоминает отца и тот экзальтированный кайф, что старик получал от молитв и песнопений по воскресеньям. Юэн думает о Карлотте и о том, как сильно ее любит. Он не так часто ей об этом говорит. Показывает, но слов не произносит. Совсем мало. Надо позвонить ей сейчас же.

Он обсуждает это с Саймоном.

– Хреновая мысль. Скажи ей трезвым или не говори вообще. Она просто решит, что это трындеж под наркотой. Так оно и есть.

– Нет, не так!

– Тогда скажи ей завтра за рождественским ужином. При всех при нас.

– И скажу, – решительно заявляет Юэн, а потом рассказывает Саймону о Россе и собственном сексуальном опыте. Точнее, его отсутствии.

– Экстази – наркотик правды, – говорит Саймон. – Я решил, что пора нам друг с другом познакомиться. Все эти годы мы были родственниками, но почти не разговаривали.

– Да, мы, конечно, никогда так не развлекались…

Саймон толкает зятя в грудь. Жест не кажется Юэну агрессивным или бесцеремонным – это больше похоже на мужскую дружбу.

– Тебе нужно с другими бабами попробовать, – голова Саймона отворачивается от стойки, и айфон наконец-то сползает ему в карман, – а то неудовлетворенность рано или поздно разрушит твой брак.

– Не разрушит.

– Разрушит. Сейчас мы все потребители – секса, наркотиков, войны, оружия, одежды, телепрограмм. – Он взмахивает рукой с напыщенной издевкой. – Взгляни на эту толпу несчастных кретинов, которые делают вид, будто развлекаются.

Юэн заценивает гуляк. Во всем чувствуется какая-то безысходность. Кучка молодых парней в рождественских свитерах пальцуются с неискренним дружелюбием, а на самом деле просто ждут той дозы, после которой можно будет оторваться на каких-нибудь незнакомцах или на крайняк друг на друге. Стайка офисных девушек успокаивает болезненно ожиревшую коллегу, ревущую навзрыд, а две другие, сидя слегка поодаль, ехидно, заговорщицки потешаются над ее горем. Бармен с опущенной нижней губой и тусклым от клинической депрессии взглядом приступает к безрадостному занятию – сбору пустых бокалов, что плодятся на столах, словно крольчата на весеннем лугу. И все это – под несмолкаемое попурри из рождественских поп-хитов семидесятых и восьмидесятых, которые стали настолько неотъемлемым атрибутом святок, что люди бормочут их слова себе под нос, точно демобилизованные участники боевых действий, страдающие от посттравматического синдрома.

В этой-то обстановке Саймон Дэвид Уильямсон усаживается на любимого конька:

– Мы не должны останавливаться, пока поезд не упрется в буфер: лишь тогда мы сдадим в архив помешательство и невроз и построим лучший мир. Но мы не сможем этого сделать, пока данная парадигма не подойдет к своему естественному завершению. А покамест мы просто смиряемся с неолиберализмом как социально-экономической системой и безбожно культивируем все эти зависимости. В данном вопросе у нас нет выбора. Маркс ошибался насчет того, что капитализм сменяет богатая и образованная рабочая демократия, – его сменяет нищебродская, шарящая в железе республика кобелей.

Очарованный и шокированный мрачной антиутопией Саймона, Юэн возбужденно качает головой.

– Но должен же быть выбор, – возражает он, пока Рой Вуд в очередной раз жалеет, что Рождество бывает не каждый день[11], – нужно же поступать по совести.

– Все меньше и меньше. – Саймон Уильямсон запрокидывает голову, запуская руку в серебристо-черные пряди. – Поступать по совести – это нынче только для лузеров, лохов и терпил. Вот как изменился мир.

Он достает из кармана ручку и маленький блокнот и рисует на чистой странице схему.

– На самом деле можно выбирать только между запрещенными, лишь слегка отличающимися вариантами того, как поступать не по совести, но по сути это альтернативные маршруты в один и тот же повальный ад. Боже, этот порошок совсем уж ламповая херня… – говорит Саймон, вытирая пот со лба. – Хотя, – он переводит свои глаза-плошки на Юэна, – все это не так уж хреново, – потом отворачивается и пялится на девушку, стоящую неподалеку с подругой. Показывает свой телефон. Она пялится в ответ и смеется, после чего подходит, говорит, что ее зовут Джилл, и подставляет щеку, а Саймон встает и легко, чинно ее целует.

Пока она беседует с шурином, Юэн балдеет от того, как рассеиваются его опасения. Джилл совсем не похожа на конченых персонажей, знакомящихся по интернету, которых он себе нафантазировал. Она молодая, уверенная в себе, смазливая и явно не дура. Ее подруга, примерно ее ровесница, но слегка попышнее, смотрит на него:

– Я Кэти.

– Привет, Кэти, я Юэн. Ты, м-м, тоже с тиндера?

Кэти секунду его оценивает, прежде чем ответить. На музыкальном автомате включается «Мэднесс» с «Моей девушкой»[12]. Юэн вспоминает Карлотту.

– Я изредка им пользуюсь, но это угнетает. Большинство людей просто ищут секса. Оно и понятно. У всех у нас свои потребности. Но иногда уже перебор. А ты пользуешься приложением?

– Нет. Я женат.

Кэти поднимает брови. Она трогает его локоть, глядя с апатичным снисхождением.

– Хорошо тебе, – говорит она нараспев, но уже отрешенно.

Потом она замечает кого-то и перепархивает через весь бар. Юэн потрясен тем, что после ее ухода наступает глубокое чувство утраты, смягчаемое лишь мыслью о том, что все нормально.

В бар входит стройная блондинка, вероятно, за тридцать, предполагает Юэн, и пристально смотрит на Саймона. Она очень эффектная, с почти прозрачной кожей и незабываемыми светящимися голубыми глазами. Встретившись с ней взглядом, шурин громко вздыхает. Тиндер-призрак ушедшего Рождества. Он извиняется перед Джилл и идет поздороваться. Джилл и Юэн молча наблюдают, как Саймон с блондинкой перекидываются парой фраз, по ощущениям Юэна эмоциональных, после чего Саймон возвращается к ним. Он подталкивает Джилл и Юэна к свободному столу.

К удивлению Юэна, блондинка присаживается к ним с бокалом белого вина в руке, не сводя глаз с Саймона. Он занят: тискается с Джилл. До Юэна доходит, что женщина, возможно, старше, чем он сначала подумал: кожа безупречная, но взгляд отягощен опытом.

Она поворачивается к Юэну, по-прежнему глядя на Саймона:

– Ну, он-то уж явно не будет нас знакомить. Я Марианна.

Юэн протягивает руку, поглядывая на шурина, чьи пальцы теперь гладят ляжку Джилл в черном чулке, а девушка засовывает ему в ухо язык.

Юэн смотрит на Марианну, наблюдающую за этой сценой в полном отвращении. Да, рассуждает он, может, она даже почти мне ровесница, но есть в ней что-то величавое. Все признаки старения – морщины, мешки, гусиные лапки – как будто заретушированы. Неужели все дело в наркотике? Юэн видит лишь квинтэссенцию невероятно красивой женщины.

– Юэн, – представляется он. – А вы давно Саймона знаете?

– Много лет. Еще подростком познакомилась. Я бы сказала, это на двадцать процентов счастье, а на восемьдесят – проклятие, – сообщает она монотонно – так говорят на раёнах и в пригородах.

– Ну и ну. В каком смысле? – спрашивает он, придвигаясь ближе и глядя на Саймона.

– Он угроза для девиц, – буднично говорит Марианна. – Девицы на него западают, а он их потом использует.

– Но… вы же все равно здесь, с ним.

– Значит, я по-прежнему в его власти, – невесело смеется она, а затем срывается и злобно пинает Саймона в голень: – Козел.

– Чё? – Саймон отпускает Джилл и зыркает на Марианну. – Ты ебанулася? Попустись!

– Козлина блядская. – Марианна снова лягается, а затем, глядя на молодуху, язвительно замечает: – А ты несчастная малая, блядь, коза. Он же старпер уже. Меня-то хотя б охмурил молодой интересный чел. – Она встает и выплескивает на Саймона остатки вина из бокала.

Саймон Уильямсон сидит неподвижно, вино капает с лица, а вокруг охают и ахают выпивающие соседи. Юэн выуживает свой носовой платок и передает шурину.

– Пойди за ней, – уговаривает его Саймон, кивая на уходящую Марианну. – Поговори с ней. Неделями меня преследует, с тех пор как узнала, что я прикачу из Лондона на Рождество. Она страдает, что уже не молодая, но это ж со всеми нами случается. В смысле, спустись уже, блядь, на землю, – произносит он нараспев, с возрастающей мольбой обращаясь ко всему бару, а затем поворачивается к Джилл: – Повторяй за мной: я никогда не превращусь в свою мать!

– Я никогда не превращусь в свою мать, – с нажимом говорит Джилл.

– Умничка. – Саймон с благодарностью хватает ее за колено. – Все это у нас в голове сидит. У тебя явно темперамент для больших матчей.

– Щекотно, – фыркает она и отпихивает его руку, а затем спрашивает: – Как по-твоему, я смогу работать в «Коллегах»? МБА у меня нету, но зато есть диплом по менеджменту с Нейпира[13], и просто надо сдать еще четыре зачета, чёбы бакалавра получить.

– Если бакалавра дают за красивую задницу – а я думаю, в твоем случае это так, – мне кажется, все необходимые атрибуты у тебя есть! Впрочем, потенциальные партнерши, как мы их называем, обязаны пройти самую строгую и доскональную процедуру собеседования, – вкрадчиво говорит он.

Юэна общество Саймона уже достало. Как ни странно, шурин, наверное, хотел как лучше, в своем извращенном понимании, но при этом накачал его наркотой и попытался заставить изменить жене – родной сестре Саймона! Юэн секунду медлит, а затем встает и идет за Марианной. Оказалось, она дошла лишь до стойки и зависла там с сумочкой в руках, будто кого-то ждет.

– Вы нормально?

– Я хорошо, – говорит Марианна, прошипев последнее слово.

– Вы…

– Такси жду. – Она взмахивает телефоном, и этот жест как бы вызывает звонок. – Поехала.

– М-м, если можно спросить, вам в какую сторону? Я тоже собираюсь откланяться.

– Либертон, – рассеянно отвечает Марианна, заправляя волосы за ухо. – Устроит?

– Да. Здорово.

На заднем сиденье такси довольно жарко, и Юэн ловит еще одну серию приходов от ешек. Они едут по Мостам к бассейну «Королевское содружество». Это не так уж далеко от его дома. Но он не может прийти туда в таком состоянии.

Она замечает его беспокойство.