Какого лешего?!

– Помощь твоя нужна, приятель.

Услышав, что лешему нужна его помощь, да ещё и что назвал тот его приятелем, злыдень чуть не подпрыгнул от восторга, но сразу взял себя в руки, чтобы о нем ещё глупостей не подумали.

– Помощь, говоришь, – с хрипотцой протянул Рюмашка, делая максимально безразличный вид. В этот момент он был похож на маленькую копию главаря разбойников с большой дороги, к которому пришел обычный смерд с челобитной. По крайней мере, так ему самому казалось. – А в чем заключается эта помощь?

Еле сдерживая улыбку, леший пояснил этому доморощенному «крестному отцу»:

– Тут такое дело… к нам в княжество пожаловал ведьмак, а теремной попросил меня разобраться с ним.

Новость про ведьмака с Рюмашки всю показную напыщенность как слизала как корова шершавым языком.

– Ведьмак, говоришь?! Пожаловал к нам, говоришь?! – засуетился злыдень, семеня из угла в угол по жухлой соломе свинарника. – А, какого лешего, прости Бульгун, он к нам заявился?

– Да это разве важно?! – хмыкнул леший. – Важно, что многие наши могут пострадать.

– Что верно, то верно, пострадать могут многие, – не мог не согласиться с ним злыдень. Устав ходить из угла в угол, он начал наматывать круги по свинарнику. Вдруг он внезапно остановился и настороженно посмотрел на лешего: – Слышь, Бульгун, а как ты собираешься одолеть ведьмака? И зачем тебе я?

И тут леший поделился своей рискованной идеей, которую ему, сам того не ведая, подсказал водяной.

– Ведьмак, суть человек, только силы в нем колдовской немеряно. А каждый человек имеет слабость. Я от кого-то слышал, что ведьмаки имеют слабость к хорошему вину. Вот и подумал не споить ли нам его. Правда говорят, что ведьмаки никогда в жизни не напиваются. Ну да это, мне кажется, все зависит от количества и качества хмельного питья. Если ему вместо хорошего вина, подсунуть плохую водку, то тут даже самый сильный ведьмак не устоит прежде всего на ногах. А там уже его и одолеть будет проще простого.

– Весьма трезвый подход, – оценил Рюмашка «пьяную» идею лешего, делая вид, что не понимает к чему клонит Бульгун. – Ну и причем тут я?

– Как причем?! Кто как не вы злыдни, лучшие в этом деле мастера, способные напоить любого человека, до, как вы сами выражаетесь, «зеленых человечков»! Ты мне как раз и нужен, чтобы помочь споить ведьмака.

Дальше делать вид, что якобы ничего не понимает, Рюмашка уже не мог по вполне понятным причинам, но надо было как-то так деликатно отказать, чтобы не обидеть лешего. Все же тот ему когда-то буквально жизнь спас.

– Извини, Бульгун, не могу. Однажды, да ты и сам знаешь, я вот также по простоте своей напоил одного человека, так потом всю зиму в дупле у тебя в лесу заместо кукушки куковал. Нынче, не дай род что, мне уже некуда будет податься, у тебя то и леса уже нет.

Ничего не скажешь, деликатно отказал злыдень, резанул лешему ухо, и рану душевную вновь растеребил.

– Да и страшно мне, честно говоря, – признался-таки Рюмашка, видя, как помрачнел леший. – Ведьмак ведь не обычный алкаш, не даст так просто себя вокруг пальца обвести. Встрянешь ты с ним и я вместе с тобой, если пойду. Вместе встрянем.

– Так ты пойдешь или нет? – спросил угрюмо леший, который не получил внятного ответа, пойдет с ним злыдень или нет. Без Рюмашки его план не стоил и чеканного гроша, который ведьмак по старой традиции бросит на оставшееся от Бульгуна мокрое место.

– Прости… п-п-приятель, – заикаясь, впервые в свой долгой жизни произнес новое слово Рюмашка. – Я не трусло, но… не мое это ремесло.

Бульгун тяжело вздохнул и в сердцах передразнил:

– П-п-понятно все с т-т-тобой, п-п-приятель.

Получилось очень даже обидно, настолько обидно, что лешему стало неудобно.

– Ладно, покедова! Живи в своем свинарнике и радуйся жизни. За меня не переживай!

Бульгун вылез через щель в стене наружу, на свежий воздух, и направился к лесу.

– Обожди-ка, Бульгун! – злыдень догнал лешего около плетня.

– Что ещё? Совесть заиграла? – пришла пора невесело потешаться лешему, поглядывая сверху вниз на виновато стоящего перед ним низкорослого Рюмашку.

– Нет, не заиграла! – искренне ответил злыдень. – А что это такое, совесть?

– А-а, для тебя это неважно! – махнул рукой Бульгун. – Так что тебе надо?

Рюмашка потешно ощерился, оголив передние резцы, из-за чего стало совершенно не отличить его от обычной крысы.

– Я тут прикинул, а что если тебе с атаманом нашим, со Стопарем это дело не обговорить. Если хочешь, я тебя с ним сведу, а то так он ни с кем левым, якшаться не будет. Что скажешь?

– Что скажу, толку от вашего брата мало, – скептически отнесся к предложению Рюмашки леший. – Ты же сам сказал, что вы не трусло, но не ваше ремесло сделать что-то по-настоящему отчаянное.

– Нет, это я так только про себя сказал, – совершенно не обиделся злыдень. – А Стопарь не такой, он как раз-таки отчаянный и смекалистый. Недаром он у нас атаманом. Поговори с ним, посоветуйся. Если с твоим планом он не согласится, то может чего дельного подскажет.

Рюмашка умоляюще посмотрел на лешего. Может быть злыдень и не знал, что такое «совесть», но где-то глубоко внутри у него теплилось нечто похожее. Как минимум редкое среди злыдней чувство благодарности.

И суровый лешак дрогнул под его просящим взглядом.

– Думаешь, стоит ещё и на вашего атамана время терять?

– Думаю, стоит! Пошли, Бульгун! – Рюмашка потянул лешего за рукав медвежьей тужурки. – Пошли п-п-приятель!

– Ну, давай, сходим!

Бульгун в сопровождении Рюмашки направился в логово злыдней.

– А что тут думать, делать надо! – выслушав план лешего, Стопарь воспринял его идею «на ура!». – Сам бы я никогда до такого не додумался – тут надо отдать тебе должное, Бульгун, – а вот поучаствовать в подобной дикой авантюре у меня ума хватит.

– Ты это серьезно?

Леший не поверил услышанному. Думал, что, как пить дать, Стопарь сейчас тоже начнет увиливать, искать отговорки.

– Более чем! Я в деле, раздави меня домовина! – подтвердил свое участие атаман злыдней. – Я пойду с тобой сам и не из-за желания творить добрые дела. На такие дела, как и на вашего брата мне плевать с высоченной виселицы. Просто засиделся я здесь, разгуляться мне надо. Чую то еще веселье будет. Это же надо додуматься, ведьмака споить. Вот я и подумал, а может действительно праздник душе устроить! Я его долго жду! – врал Стопарь, не было у него души, но врал вдохновенно, – Смотреть тяжело на творящийся вокруг беспредел. Люди все меньше пьют, все меньше дерутся по пьяни, реже от души проклинают друг друга. Сквернословят по пьяной лавочке, но это так, больше ради прибаутки. Мало осталось настоящих потенциальных пропойц и дебоширов. Вот раньше, помню, нажрутся все и давай молотить друг друга по мордасам. Кабаки в щепки разносили. Домой придут на рогах, за топор схватятся и ну гонять жену и тещу, а то и деток малых вместе с ними. Любо дорого смотреть. Не то что нынче. Выпил, пришел, уснул… Выпил, пришел, уснул… Никакой романтики!

Леший, конечно, тактично слушал с прискорбным выражением на лице и даже кивал изредка головой, но никоим образом не разделял душевные терзания бездушного злыдня.

– Кстати Бульгун, выпить не хочешь? – спохватился Стопарь, что гостю до сих пор чарку не поднес по хорошей человеческой традиции. – У нас тут и бражка, и кумышка, и водочка, и винишко, и наливки, и настойки, и даже, вот первачок имеется. Чистый как слеза русалки. Выбирай!

– Нет! Спасибо большое, конечно, но я не пью хмельного. Вообще не пью! – категорично отказался от предложенной выпивки леший.

– Вот это верно, наш хлопчик! – нисколько не обиделся отказу Стопарь. – Правильно, ребятушки?!

– Угу! Верно! Точняк! – весело закивали ближайшие подельники атамана: Жбан, Пузырь и Фуфырь, сидевшие на бочонках и флягах с хмельными напитками.

Рюмашка, скромно стоявший в углу, сиял от радости, как протертый граненый стакан, от того что его лесной протеже пришелся атаману по нраву.

Леший огляделся.

Логово злыдней было завалено бутылями и бочонками разных форм и размеров, заполненных всяческими хмельными жидкостями, и располагалось под полом одного из самых больших кабаков города, куда со всего посада тащили бедные людишки свои кровно заработанные деньги, чтобы пропить их. Отсюда злыдни незаметно сопровождали своих потенциальных клиентов к месту жительства, чтобы поглядеть как тот поведет себя в своем доме, здесь же окаянные нелюди вели счет новым человеческим адептам многочисленной секты почитателей «зеленого змия».

Сами злыдни придерживались сугубо трезвого образа жизни. Никто и никогда из них даже не пробовал хмельных напитков, ибо, как они полагали, все это «добро» должно было достаться людям.

Заметив несколько если не брезгливое, то претенциозное выражение на лице лешего, задетый Стопарь заметил:

– Что, Бульгун, нос воротишь? А ты не вороти! Ты не смотри на нас с высоты своей правильности. Мы здесь тоже хоть и не по принуждению, но и не по собственной воле тянем свою лямку как проклятые. Спаивать оступившегося слабака – такова нелегкая доля злыдней. Ты вот думаешь что человек в кабак идет чтобы напиться и забыться? Нет, человек в кабаке храбрости набирается. Людей столько страхов окружает: жена сварливая, барин драчливый, оброки неподъемные, дети голодные, зимы холодные – в общем полное лукошко. В том числе и ваш полуночный брат с виду весь такой правильный, да непонятный человеком до конца, в стороне не остается, пугает: домовой в доме, банник в бане, леший в лесу, водяной в озере и многие другие наши соседушки невинные, хлевники, гуменные да овинные. Что человеку остается? Идти сюда за храбростью! И тут уже мы подключаемся, помогаем им почувствовать себя не мелкой сошкой, не вошью, не тварью дрожащею, а право имеющим. Согласен, некоторые с ней, с храбростью хмельной, перебирают, срываются, тогда случаются потасовки или другие неприятности. Но в целом мы не худшим делом чем вы, якобы правильные нелюди, занимаемся. По крайней мере мы их никогда не пугаем, даже нечаянно. Зато подливаем без устатку. Так-то!

Стопарь замолчал, продолжая с уязвленной ухмылкой наблюдать за гостем. Лешему, который был не совсем согласен со злыднем, точнее, согласен, но не со всеми словами, все же мысленно пришлось признать частичную правоту сказанного Стопарем.

– Да я ничего такого и не думал, – пожал Бульгун плечами. – Я к вам отношусь как и к другим. Не разделяю по важности и полезности. Каждый свою лямку тянет. Главное, чтобы по правилам все было.

– Вот! – подпрыгнул Стопарь. – По правилам! То-то и оно, что для нас правила очень жесткие установлены стариком Родом испокон веку. Чуток переусердствовал и баста. Из-за чего мы с братвой, как говорится, по лезвию ножа ходим. Другим свободы и творческого простора больше дано, а мы в такие рамки загнаны, что в пору волком взвыть или… спиться. Правильно я говорю, братцы?

– Угу! Верно! Точняк! – теперь уже угрюмо закивали Жбан, Пузырь и Фуфырь, продолжавшие сидеть на своих местах.

А ведь им и впрямь несладко приходится, подумал леший, припомнив ту грустную историю с Рюмашкой, которая, если бы не его вмешательство, могла закончиться весьма трагично для последнего.

– Тут я с вами полностью согласен, тяжела ваша рюмаха! – чистосердечно заявил Бульгун и в эту его честность Стопарь сразу поверил.

– Ладно, проехали! – добившись от лешего признание нелегкой доли злыдней, примирительно произнес их атаман. – Так ты точно не хочешь ничего попробовать, Бульгун? – еще раз предложил Стопарь. – Вот, хотя бы медовушку. Сладенькая, говорят, и идет так легко аки водичка дождевая.

– Благодарю, не буду!

Атаман злыдней многозначительно хмыкнул. Он был доволен твердостью взглядов и понятиями лешего.

Стопарь давно и много слышал про Бульгуна. Странный этот леший был, своеобразный: с одними, с теми, с кем бы не стоило тягаться, он был несговорчивый; с другими, кого можно было не замечать, добродушный. Не такой как другие лешаки. Говорят, дружбу водил с водяным и каким-то банником. Вон Рюмашку у себя в лесу приютил, не постеснялся. А сейчас и вовсе подвязался против ведьмака переть. Стальные видать у него… эти… там ещё буква «Ц» в середине слова… а-а, прынцыпы. С таким чудаковатым лешаком не западло было и скорешиться.

– Ну коли пить не хочешь, чего сидеть, – хлопнул себя по коленкам Стопарь, – пора двигать. Как говорится: время – деньги, деньги на бочку, а бочку до дна, да за воротник.

– Как? Прямо сейчас двинем?! – удивился Бульгун, – Я тут хотел кое какие детали плана обсудить.

– Да, брось ты! Война план покажет! – подмигнул лешему удалой атаман злыдней и добавил, чтобы не показаться безбашенным на всю голову: – По дороге порешаем дела наши скорбные.

– Ну, коли так… – поднялся леший с пивного бочонка. – Двинули!

Бульгун проскользнул в прощелину между половицами.

– Пузырь, ты за старшего! – распорядился напоследок атаман. – В мое отсутствие, чтобы ни одного алкаша не прозевали. Глядите в оба!

– Будет исполнено, бугор!

– Вернусь, проверю!

Стопарь погрозил своим пособникам и выскользнул из логова следом за лешим. Как говорится: время – деньги, деньги в кубышку… ну в общем что-то типа того.

Глава 6. Хороший, плохой, злобный

Ведьмак неторопливо ехал на своем верном вороном коне по лесной просеке и неприятно удивлялся тому, сколько в живописных и, вместе с тем, глухих лесах этого таёжного княжества всякой «нечистой» всячины. Своим колдовским взглядом ведьмак видел сквозь зеленые стены густых зарослей очертания и образы разных тайных сущностей на сотни ярдов, которые испускали невидимое обычному человеческому глазу свечение, вызванное незаурядной силой этих сущностей. К слову сказать, ведьмак мог увидеть «нечисть» и под землей, на глубине до пяти футов, и под толщей воды – до одного кабельтова, и, без сомнения, в самой вязкой болотной трясине, где-то почти до фурлонга. На открытом же пространстве, вся «нечисть» для него была и вовсе как на ладони. До самого горизонта мог он «видеть» этих ненавистных ему окаянных тварей.

Он был одним из тринадцати ведьмаков, точнее тринадцатым. Слава о нем гремела далеко за пределами того эрц-герцогства, где он когда-то появился на белый свет. Его деяния были широко известны как людям, так и нелюдям. И хотя он боролся в основном с "нечистью", боялись его и те, и другие одинаково. Ведьмак же не боялся никого ни людей, ни нелюдей. С последними же он всегда упорно искал встречу, где бы то ни было и сколько бы их не было.

В дорогу ведьмак облачился в свое обычное походное платье, поверх которого был надет черный плащ с глубоким капюшоном. Из-под плаща выглядывала самая главная драгоценность ведьмака – обережный амулет, висевший у него на шее, на толстой золотой цепи. Этот амулет стоил целое состояние, он был выплавлен из золота и инкрустирован девятью магическими камнями, тоже, кстати весьма драгоценными. В оберег были вплавлены: кусок топаза – что помогает от дурного глаза, фрагмент оранжевого опала – чтобы нечисть не достала, осколок аметиста – что уберегает от чудищ когтистых; пятикаратный рубин – держит в норме холестерин, уменьшает адреналин и отпугивает образин; иссиня-красный сапфир – любой яд превращает в кефир, а обычный кефир – в эликсир; ещё камень, что зовут изумруд – сбережет от серьезных вирусных простуд; оливковый морганит – что проклятье всегда отразит; оранжево-желтый гелиодор – порче и пагубе даст отпор; а ещё кусочек лучистого циркона – от оборотней и зомби круговая оборона.

Но самое главное, конечно же, было не во внешней красоте амулета, стоимости камней и их минеральном магизме – сверх всего этого на оберег было наложено тройственное заклятие от происков любой нечисти, которая могла повстречаться на жизненном пути мага.

Медальон был настолько сильным, что только одно прикосновение к нему уничтожало в прах любую тайную сущность, без вариантов, суда и следствия. Да и нахождение поблизости негативно сказывалось на самочувствии даже из числа самых выносливых полуночников.

Помимо этого могучего артефакта, из-за правого плеча ведьмака выглядывала отполированная до блеска рукоять ведовского клинка – двуручного меча-бастарда – выкованного лучшими магами-кузнецами потайных горных требищ. Этот меч легко разил всяческую «нечисть», убивал любое порождение тьмы, порой совершенно безобидное, одним выверенным ударом. К седлу ведьмака были приторочены сумки с дорожным барахлом, плоская кожаная тула, из которой выглядывало оперение заговоренных стрел и исписанный рунами кожух с тисовым луком.

Он уже забавы ради подстрелил заговоренной стрелой одну неосторожную любопытную лесавку, но покамест решил больше не тратить особые стрелы на мелюзгу, которой местная чащоба просто кишела.

Разделаюсь с болотным чудовищем, надо будет зайти к их князю, лениво думал ведьмак, уже заранее зная, что тот побоится отказать ему в аудиенции, и сообщить, что у него в княжестве нечисти пруд пруди – плотину городи, и что она вольготно себя здесь чувствует, ну и намекнуть, что в их стороне работенки не на один месяц, и, соответственно, не на один кошель с чеканной монетой. А там пусть князь сам решает.

Ведьмак с презрением подумал о местных волхвах и ведунах, которые практически не боролись с нечистью, предпочитая её попросту не замечать.

Или действительно не видели?!

В своих-то краях, ведьмак и его сотоварищи, их чертова дюжина, уже давно уже проредили эту мерзостную грядку, практически истребив поганое нечестивое отродье. Изводили они нечисть везде где её находили: на мельницах, в замках, домах, лесах, реках и болотах. Хорошо тогда ведьмаки потрудились. Так потрудились, что те, кто из этих исчадий остался в живых, завидовали своим мертвым соплеменникам, хоронясь в глубоких пещерах и забиваясь в склепы на кладбищах. Вы спросите: почему в пещерах? Потому что туда было лень спускаться ведьмакам. А почему в склепах? А потому, что рядом с мертвецами ведьмаки не видят своим особым зрением «нечистую силу». Почти совсем не чуют родимую.

Об этой их странной особенности, точнее уязвимости, Стопарь с Бульгуном слышали, но проверить на практике им ещё, слава старику Роду, не доводилось. А рано или поздно придется, если они хотят подкрасться к ведьмаку максимально близко.

Сначала леший и злыдень надумали встретить ведьмака на каком-нибудь погосте, надеясь, что там он их точно не «увидит», вот только как его там споить – задачка со звездочкой. Ведьмак же не дурак останавливаться, ужинать и пить там, где он наиболее уязвим. Такие ведьмаки долго не живут. А их оппонент, по слухам, было уже далеко не подросткового возраста, если не сказать больше.

Впрочем, если попробовать…

Нет не стоит!

Тогда, может быть, нужно…

Нет, не нужно!

Так ничего не придумав с погостом, остановились на варианте с ближайшей придорожной харчевней.

Смеркалось, поэтому Бульгун и Стопарь, справедливо предположили, что даже ведьмакам и их лошадям тоже нужен какой-никакой отдых, и что они ни за что не пропустят постоялый двор, к тому же один-единственный на всю округу.

Для приведения в жизнь своей рисковой затеи, то есть для умерщвления ведьмака, главные действующие лица заблаговременно объявились в харчевне, чтобы провести разведку, рекогносцировку и посмотреть какой же план предложит им кабацкая специфика в намечающейся «войне».

Как и следовало ожидать, все нелюди драпали кто куда лишь почуяв приближение ведьмака. Не был исключением и злыдень, смотрящий в харчевне. Так что, получить помощь от кого-нибудь из местных нашим героям не представлялось возможным. Тем не менее удача им если не улыбнулась, то состряпала вполне похожую на улыбку гримасу, причем дважды, но в виде оскала человеческого черепа. В том смысле, что недалеко от выбранного кабака, практически на заднем дворе, у опушки, ими было обнаружено небольшое, в семь холмиков, стихийное кладбище. Вторая удача заключалась в том, что на холмиках не было крестов, а лежали валуны, так, для очистки совести кабатчика. Это означало, что можно будет разделить эти скорбные юдоли с их первыми и вторыми обитателями – покойниками и червями – притаившись рядом с теми и другими до поры до времени.

– Короче, так Бульгун, ты пока притаишься среди этих дохляков, а я займусь первой частью нашего плана, – сказал Стопарь, усевшись на один из холмиков.

– Что ты собираешься делать?

– Пойду в кабак и постараюсь накачать ведьмака хорошим вином или плохой водочкой. Если все пойдет по плану, потом уже будет твой выход.

– Ты собираешься идти туда один? Это опасно. Давай вместе!

– Бульгун, – усмехнулся злыдень, – ты леший, тебе там, – махнул головой в сторону харчевни, – делать нечего. А я в любом кабаке как журавль в небе.

С этим леший поспорить не мог. Что есть, то есть. Кабаки и пивнушки, стихия злыдней.

– Хорошо! Давай так и сделаем! – согласился со Стопарем леший. – Только как я узнаю, когда ведьмак напьется?

– Когда, вернее если, ведьмак дойдет до кондиции, я тебе подам знак.

– Какой?

– Условный! – нетерпеливо заелозил Стопарь, ему ещё самому надо было подобрать верное укрытие, чтобы ведьмак его не обнаружил, а судя по неприятным ощущениям, ведьмак уже был совсем близко к кабаку, где-то в получасе езды от него. – Все, давай! Здесь ховайся. Я помчался. Не дрейфь и жди сигнала.

– Ни пуха! – вспомнил леший людской пароль-приговорку на удачу.

– К ангелу! – выдал свой отзыв злыдень и легкой тенью скользнул в сторону кабака.

Проследив за юрким злыднем, леший выбрал могилу посвежее и притаился рядом с останками какого-то неудачливого забулдыги с пробитым у виска черепом. Зарыт мертвяк был неглубоко, на глубину чуть больше аршина, из-за чего Бульгун опасался быть обнаруженным ведьмаком, вздумай тот прогуляться, например, перед сном, в сторону опушки. Но другой альтернативы у него все равно не было. Пришлось полагаться на фарт и то, что слухи про покойников не врут.

Стопарь же, резво пробежавшись по кабаку, и оценив запасы и местоположение спиртного, к своей радости обнаружил за кабацкой стойкой чан с кипятком, в котором лежало несколько общипанных куриц. Отличное укрытие. Хоть и куры, а тоже ведь мертвечина. По идее не должен ведьмак его здесь обнаружить. Стопарь притаился среди куриных тушек, откуда он все прекрасно видел, а его не видел никто, в том числе, надеялся он, и ведьмак, при условии, что сплетни про жмуриков не пустой звук. Жарковато злыдню в кипятке, душновато, да придется ради дела потерпеть.

К этому моменту на постоялый двор въехал ведьмак и харчевня эта ему сразу как-то не понравилась. Перекусить и ехать дальше в ночь? Можно конечно, ему то что. Коня немного жалко. Весь день под седлом. Ладно, пусть отдохнет до первых петухов, а там видно будет.

Спешился ведьмак и передал узду подоспевшему мальчугану, сынишке хозяина постоялого двора.

– Оботри моего коня, чистой водой напои, отборным овсом накорми и спать уложи.

Мальчонка растеряно лупал глазенками.

– Да шучу я, пацан. Спать можешь не укладывать.

Ведьмак подмигнул мальцу и, звеня серебрянными шпорами, вошел в трактир.

Внутри было пусто. Почти пусто.

Двое крестьян сидели за грязным столом, хлебали деревянными ложками щи. Ещё какой-то пьянчужка лежал лицом в миске с кислой капустой. Рядом с миской стоял ополовиненный штоф водки. В зале больше никого не было, если не считать самого хозяина, пузатого бородача в грязном фартуке, стоявшего за стойкой. И все же у ведьмака не проходило смутное ощущение, что за ним внимательно наблюдают со стороны, но как бы то ни было он больше никого не видел своим всепроникающим взором и ничьего присутствия не чувствовал. Чертовщина какая-то!

– Вечер добрый! – подошел ведьмак к стойке напротив шинкаря и вежливо того поприветствовал.

– Милости просим, добрый человек! – трактирщик выдавил из себя улыбку. По добротной одежде, эксклюзивному оружию и медальону он высоко оценил финансовые возможности нового посетителя, а по тройному шраму от когтей неведомой зверюшки, проходившему через все лицо гостя, пузач сразу догадался кто перед ним. Слышал краем уха от одних деревенских, останавливавшихся на постой, кого они в гости к себе поджидают. Скорее всего это и есть тот самый боевой ведьмак. – Вы только отужинать или на ночлег останетесь?

– А ты что скажешь? Стоит мне у вас останавливаться?

Ведьмак пристально посмотрел на трактирщика, поиграл желваками и бледные рубцы на его лице налились кровью. У шинкаря от острого как иглы взгляда, сердце застучало как-то чересчур быстро, того и гляди выскочит из груди к чертовой бабушке, а вдобавок ко всему нехорошему ещё и дыхание сперло. Хотел бы трактирщик сказать, что лучше бы вам езжать куда подальше, да язык не слушался. Все что он смог выдавить из себя, это сдавленное в районе горла «Угу!».

Когда ведьмак ослабил мертвую хватку своего взгляда, а сердечные ритмы и дыхательная деятельность кабатчика вернулись в норму, хозяин постоялого двора понял, что с этим ведьмаком надо быть максимально учтивым, и упавшим голосом добавил: