Когда палач придет домой

Я поудобнее устроился в кресле и с усмешкой подумал, что любой киллер упал бы в обморок от организации нашей работы, если бы ему довелось оказаться в этом кабинете. Обычный наемный убийца никогда не только не видит своего заказчика, но даже не слышит его голос. Платный душегуб никогда не встречается даже с посредником, общаясь с ним только по защищенной от прослушивания линии или через блокированную от проникновения посторонних компьютерную сеть, чтобы в случае его поимки нельзя было установить личность нанимателя. Но наша контора действовала настолько тайно, что никто, кроме сотрудников класса 0 и А, располагавших полным доступом к секретной информации, не должен был даже подозревать о ее существовании. Попавший в руки правоохранительных органов исполнитель был бы освобожден, если он ценный работник, или устранен, что случалось гораздо чаще, задолго до того, как оказался бы на первом допросе.

К тому же организация с обширными и разветвленными связями имела возможность планировать свои мероприятия таким образом, что из нескольких десятков, а, может, и сотен тысяч проведенных за 20 лет операций было провалено всего лишь четыре. Мы были намертво отрезаны от всего остального мира невидимой стеной. Ни одно слово не должно было и не могло просочиться за ее пределы. Но внутри, в своем узком кругу, нам дозволялось спокойно обсуждать любые вопросы. Только поэтому я, едва вернувшись после ликвидации очередного объекта, мог спокойно сидеть и разговаривать со своим «заказчиком».

– Да, у них там, в американском бюро, хорошие сотрудники, особенно та девчонка, – сказал я, вспоминая оставшееся в недалеком прошлом задание.

– Какая девчонка? – Глаза сэра Найджела вонзились в меня не хуже стальной рапиры. Благодушие шефа как рукой сняло. Не меньше, чем глаза, от простых смертных его отличают эта постоянная тигриная готовность к прыжку и поистине дьявольская подозрительность. Впрочем, не имей он этих качеств, он никогда не стал бы главой нашей службы.

– Ну, эта, из их подмоги, она стояла там, на остановке, еще скорую для Слейда вызывала, – растерянно выдавил я, с трудом выдержав замораживающий взгляд босса.

– Американцы никакой девчонки нам не присылали, – твердо произнес мой собеседник, продолжая уничтожать меня глазами. – От бюро США в операции участвовали двое парней, которые тебя и прикрывали вместе с нашими оперативниками. Но никакой девчонки не было. И в протоколе полиции она не упоминается, следовательно, ее не допрашивали.

– Ты еще скажи, что рехнулся из-за несоблюдения правил информирования, – проворчал я.

Взгляд моего руководителя помрачнел. Сошедшие с ума от своего нелегкого бытия исполнители сильно затрудняли жизнь коллегам. Нередко они превращались просто в маньяков, уничтожавших всех подряд. В России один такой идиот начал охоту на своих сослуживцев и вырезал половину московского бюро прежде, чем его смогли ликвидировать с помощью сотрудников соседних отделений нашей организации. Ситуация была настолько сложной, что дошла даже до Центрального комитета Всемирной Организации Здравоохранения, председатель которого взял дело под свой личный контроль.

– Что за девчонка? – спросил Лысый Дьявол.

– Да черт ее знает, – ответил я и подумал, почему же, посмотрев на нее, я сразу решил, что она из наших. Нет, не сразу, а после того, как она вызвала скорую, а затем попыталась оказать Слейду первую помощь, причем делала это совершенно хладнокровно, несмотря на кровоточившие ссадины на голове профессора, на что вряд ли была бы способна любая другая женщина, окажись она на ее месте. И двигалась эта девушка как тренированный профессионал. Она настолько отличалась своей уверенностью в себе, решительностью и хладнокровием от обычных людей, что я сразу записал ее в число людей «необычных».

А в той ситуации сознание или подсознание подтолкнули меня к выводу, что пшеничноволосая красавица тоже сотрудник ВОЗ, причем из американского бюро, поскольку я ее не знал, и вдобавок, судя по ее поведению, молодой и неопытный. Я тогда еще, кажется, удивился, что такого исполнителя прислали для охоты за столь важной персоной в иностранную державу, но решил, что это сделано специально, чтобы не отвлекать от работы настоящих профессионалов, поскольку мы все равно не позволим гостям самостоятельно ликвидировать Слейда на нашей территории.

– Опиши ее, – потребовал мой шеф, одновременно нажимая какие-то кнопки на своем пульте.

– Рост чуть более 170 сантиметров, возраст приблизительно 26-27 лет, стройная, с хорошей фигурой. Волосы длинные, светло-рыжие, лоб высокий, брови темные, глаза широко-посаженые, светло-серые, нос небольшой, слегка курносый, широкие скулы славянского типа, губы полные, подбородок резко очерченный. Одета была в простое белое платье, в руках была сумочка из белой кожи, кажется, натуральной.

Сэр Найджел кивнул и отдал короткий приказ в интерком. После его распоряжения один из помощников Лысого Дьявола отправит в полицию запрос обо всех людях, находившихся в тот день в этом секторе. После того, как их личности будут установлены с помощью межзональных пропусков, будут подняты досье на каждого из них, данное мною описание будет сравниваться с каждым подходящим по полу и возрасту человеком, пока среди них не отыщется та девушка с пшеничными волосами. А потом придется решать, что с ней делать. Но об этом я пока думать не хотел.

– Так я и знал, что ничего хорошего сегодня не будет, – как всегда спокойно произнес мой начальник. – Все было слишком хорошо, чтобы просто так закончиться. Черт побери! – Только на мгновение в его голосе появились какие-то эмоции, но он тотчас подавил вспышку гнева, поскольку свято верил в то, что настоящий профессионал должен всегда держать себя в руках. Прежним невыразительным размеренным голосом шеф продолжил:

– И ты туда же, надо же было так глупо проколоться. Как какой-нибудь зеленый стажер. Теперь попробуй выясни, что она видела, а чего не видела. – Он бросил на меня полный хорошо контролируемой злости взгляд.

– Нечего так смотреть на меня, – сказал я таким же невыразительным голосом. – Это твои ребята из группы прикрытия проморгали. Это они должны были следить за всеми перемещениями в операционном секторе и не допустить ее любым способом к остановке, так что нечего на меня бочку катить. Свою работу я выполнил чисто, план операции был одобрен лично тобой, – я вздохнул, чувствуя, что к горлу подкатывает бешенство за хорошее настроение, которое теперь было безнадежно испорчено совершенно необоснованными претензиями к моей работе, и злобно добавил: – А отслеживать свидетелей – не мое дело! Так что, с какой стороны не посмотри, я в этом провале не виновен!

– Чего это ты так раскочегарился? – поинтересовался Лысый Дьявол, невозмутимо глядя на меня. – В срыве операции тебя никто не винит, во всяком случае, я точно тебя ни в чем не обвиняю. Я только сделал тебе замечание, что ты действовал неосмотрительно и не сразу доложил о том, что при выполнении задания тобой в опасной близости от объекта был замечен нежелательный свидетель, которого необходимо проверить. Во всем остальном спланированная тобой ликвидация была проведена чисто и не вызывает с моей стороны никаких нареканий.

– Вас понял, сэр, – ответил я, переходя на официальный язык, что делал в разговорах с Тизермитом крайне редко. Про то, о чем я сейчас подумал, боссу я говорить не стал, а то он еще больше расстроится. Мне только сейчас пришло в голову, что девушка была в ПЛАТЬЕ, да еще в длинном. Кто из наших женщин носит длинные платья на задании?! Да никто! Это же неудобно и непрактично, особенно если надо бежать или вступить в рукопашную схватку. И вообще одно из главных неписанных правил для всех сотрудников спецслужб: одежда должна прикрывать уязвимые места, что позволяет смягчить эффект от ударов, но не мешать быстро двигаться, поэтому, к примеру, сочетание джинсов и короткого кожаного пальто до середины бедра – один из лучших вариантов. Глава бюро, похоже, тоже пока не обратил внимания на мои слова о платье. Хотя, возможно, он еще подумает об этом.

– Ладно, без обид, – произнес сэр Найджел. – Кстати, пока мы ждем результатов проверки, зайди к Биллингему, пусть выпишет тебе документы.

Я кивнул и направился к выходу.

– Да, и еще. Загляни к Дженис, она говорит, что ты давно не проходил у нее проверку на адекватность реакций.

– Обязательно, – сказал я, с трудом сдерживая злость от напоминания о необходимости посетить психолога. Можно подумать, Тизермит считает, будто мне и в самом деле нужны эти мозгоправы!

Выйдя из кабинета своего начальника, я первым делом направился в бар. В такую редкостную жарищу трудно прожить без нескольких глотков пива, к тому же мне хотелось расслабиться. Слава Богу, в питейном заведении никого не было. Ни начальства, ни коллег, так что можно спокойно пропустить стаканчик. Потирая руки в предвкушении удовольствия, я торопливо зашагал в сторону стойки.

– Привет, Роджерс, – раздался внезапно за моей спиной негромкий женский голос.

Резко обернувшись, я сказал симпатичной голубоглазой шатенке с тоскливым взглядом:

– Здравствуй, Дженис.

– Что-то ты в последнее время стал редко навещать меня.

– Что поделать, работа, – ответил я и подумал о том, как тяжело, наверно, быть психологом у некоторых полусумасшедших из числа моих коллег и стараться, чтобы они не обезумели окончательно. Это только в теории ремеслом палача могут заниматься лишь совершенно нормальные люди, не имеющие никаких психических отклонений и способные выносить любые перегрузки. И что только таких и набирают для работы в различные спецслужбы, занимающиеся подобной работой, в том числе в наше бюро.

На самом же деле почти у каждого из сотрудников класса А было свое отклонение от нормы, и не одно. Причем мои соратники старательно берегли и лелеяли эти аномалии, всячески изводя смотрителей нашего разума, которые старались не дать разного рода идиотам скатиться до полного сумасшествия. Порой мне было жаль и тех, и тех. Психологам и без выкрутасов некоторых исполнителей приходилось нелегко, но ведь и нам доставалось. Ради спасения всех мы несли самый тяжелый крест. И если в буквальном смысле плечи он не натирал, то это не означало, что для души и тела наша работа проходила совсем уж бесследно.

А вообще интересно, как часто пастыри наших душ сами отдыхают в чудесной лечебнице ВОЗ для буйнопомешанных. Я думаю, довольно часто. Тем более, что психологи лучше, чем кто-либо, даже, наверно, лучше, чем наше руководство, представляли себе, что творится в стенах бюро, получая цельную картину всего происходящего во время сеансов восстановительной психотерапии. Я уверен, что все боги безумны именно потому, что всеведущи. Иначе и быть не может – нельзя знать обо всех ужасах, ежесекундно творящихся на Земле, обо всех опасностях, подстерегающих каждое из их творений без перерывов и выходных, обо всех мерзостях, совершаемых «сделанными по образу и подобию», и оставаться в своем уме.

– Рабо-о-о-ота, – протянула Дженис.

– Да, работа, – ответил я немного резче, чем хотел. Потом изобразил философскую улыбку и сказал:

– Подавляющее большинство людей делятся на три группы: для одних работа – средство самоуничтожения, для других – средство от самоуничтожения, а для третьих – всего лишь способ раздобыть денег на приобретение наиболее приятных для них средств самоуничтожения. И только единицы относятся к своей работе как к искусству. Именно они – настоящие профессионалы. И никакая помощь им не требуется.

– Очень непривычно слышать такие рассуждения от наемного убийцы на государственном содержании, – заметила моя собеседница. – Сам придумал или где-то прочитал?

– Не пытайся вывести меня из себя, – максимально спокойно сказал я. – Я сказал, что был занят, значит, был занят.

– Не надо вешать мне лапшу на уши, Роджерс. Ты такой же, как и все твои коллеги. Вы все стараетесь как можно реже приходить к психологу, и каждый ссылается на крайнюю занятость.

– Что касается меня, то так и есть, – отрезал я. – Я сотрудник класса А, а значит, человек занятой. Не то, что вы, мозгоправы. Сидите, прохлаждаетесь в своих кабинетах и занимаетесь ничегонеделаньем. Никому не нужные бумажки перекладываете. А случись что – расплачетесь как дитятки малолетние.

– Попридержи свой язык, Роджерс, иначе я отрежу его твоим собственным ножом, – разозлилась Дженис.

Я улыбнулся. Всегда приятно видеть, как теряет контроль над собой тот, кто привык контролировать других. К тому же именно те, кто представляет для окружающих наименьшую ценность, острее всего реагируют на правду о своей никчемности.

– А теперь пошли ко мне в кабинет. Мне лично сэр Найджел звонил меньше трех минут назад, отчитал, как маленькую девочку, за то, что я давно тебя не тестировала, и приказал немедленно проверить адекватность реакций.

– Ах, вот почему ты такая сердитая сегодня, ругаешься, угрозами и оскорблениями бросаешься, – продолжая улыбаться, сказал я. – Хорошо, я сейчас пойду, только выпью немного пива. Мне сейчас это просто необходимо. Ты понимаешь, о чем я?

– Тогда я с тобой, – уже почти остыв после своей вспышки, произнесла психолог.

– Ладно, я угощаю.

Мы вместе подошли к табло введения заказа, которое в нашем баре, как и почти во всех барах Великобритании, заменило живого бармена, и я дважды нажал кнопку с надписью «пиво», выбрал сорт и поднес к считывающему устройству руку с «ючем» – так называют универсальный чип, на котором записана вся информация о человеке. «Юч» в наши дни выполняет те же функции, что и кредитные карты, водительские права, удостоверения, пропуска, мобильные телефоны, истории болезней и многое другое вместе взятое. Вся человеческая жизнь со всеми ее горестями и радостями, возможностями и ограничениями, свободами и запретами умещается в крошечном сгустке современной электроники, втиснутом в маленький металлический футлярчик.

Робот-бармен хмыкнул и выдал мне пиво. Напитки, еда и сигареты в нашем кабаке всегда продавались с огромной скидкой, обходясь сотрудникам в сущие копейки, а выбор и качество продуктов были выше всяких похвал. Начальство бюро палачей умело заботиться о своих сотрудниках.

– Может, здесь и протестируешь меня на эту чертову адекватность? – улыбнувшись, предложил я, вынимая из пластикового чрева раздатчика заказанное пиво.

– Пытаешься меня подкупить, Роджерс? – с ироничной усмешкой спросила Дженис. – Или мне это только кажется?

– Неужели ты думаешь, что я попробовал бы отделаться от тебя с помощью такой жалкой взятки, как одна бутылка пива? – язвительно спросил я, откупорил обе емкости с вожделенной жидкостью и, протянув одну из них психологу, сделал из второй большой глоток.

– Учитывая то, что ты явно стараешься уклониться от тестирования, такой прогноз развития событий выглядит вполне оправданым. Между прочим, твои попытки избежать обследования говорят мне о том, что у тебя наличествует неадекватная реакция на эту часть твоей жизни, – ответила она, наливая пиво в стакан.

– Послушай, Дженис, мне сейчас необходимо зайти к Биллингему, так что ты иди лучше к себе в кабинет и подожди меня там. Я обязательно приду сразу после того, как поговорю с ним, – сказал я и вновь приложился к бутылке, ополовинив ее.

– Две минуты назад ты утверждал, что придешь, как только выпьешь свое пиво, – вновь начав злиться, заметила моя собеседница.

Я залпом допил остатки напитка, выбросил опустевшую емкость в урну и твердо сказал ей:

– Я приду к тебе через полчаса.

На сей раз она ничего не ответила мне. Я счел это еще одной маленькой моральной победой над психологом и уже в нормальном настроении направился по более важным делам.

Еще один из начальников нашего бюро – главный бухгалтер London Pharmaceutical Company Александр Биллингем – был больше известен в узком кругу оперативников как Апостол Петр или просто Апостол благодаря сходству его работы с деятельностью библейского Петра. Он выписывал пропуска в рай, официально визируя приговоры, вынесенные специальной комиссией ВОЗ, а также курировал сбор всей необходимой для работы исполнителей информации об объекте, обобщал ее и предоставлял сэру Найджелу. В свою очередь, Лысый Дьявол оценивал полноту информации, сложность задания и срочность его выполнения, а затем выбирал подходящего сотрудника, которому Биллингем должен был выписать соответствующий документ.

Оформленная им санкция на ликвидацию считалась последней спасительной соломинкой для провалившегося «перехватчика», составленной по всем правилам индульгенцией, которую, тем не менее, разрешалось пускать в ход только в самом крайнем случае. Таких случаев на моей памяти еще ни разу не было, поскольку бюро, опасаясь утечки информации, предпочитало ликвидировать неудачливых «киллеров», стараясь представить это как несчастный случай или самоубийство, так что наше разрешение на устранение объекта носило чисто символический характер и было рассчитано на обман дурачков. Которые, естественно, узнавали об этом, когда уже становилось слишком поздно. Но я, в отличие от остальных, давно выучил наизусть все тайны этого двора и умел обходить любые местные рифы и мели.

Разумеется, руководство делало все, чтобы его сотрудники не попадались, но если такое происходило, то на самом деле рассчитывать провалившемуся «охотнику», как правило, было не на кого и не на что – неудачники такой организации не нужны. В нашей конторе выживали только те, кто не совершал ошибок или умел их исправлять раньше, чем они приведут всю операцию к неблагоприятному исходу. Не имеет значения, сколько раз ты попадал в цель раньше, важно, чтобы ты не промахнулся в этот раз.

При благополучном окончании операции тот же Апостол Петр выписывал документ о выполнении задания, который вместе с оригиналом санкции на ликвидацию отправлялся в досье палача, а копии выдавались самому исполнителю и отправлялись в его личный сейф. Это считалось своего рода страховкой для обеих сторон от любых неадекватных действий. И это тоже было полнейшим враньем, поскольку пресловутые личные сейфы могли быть вскрыты в любой момент по закону о борьбе с терроризмом, так что компрометирующие документы исчезали в мгновенье ока. Но с этой ложью приходиться мириться, потому что в мире иллюзий и призраков, в окружении фальшивых представлений и выдуманных идеалов подавляющему большинству людей жить намного легче и проще, чем в реальном мире. Да и вообще, есть наши внутренние инструкции, есть слова наших начальников, планы операций, а обо всем остальном и вовсе думать не стоит.

Тем не менее, благодаря своей бумажной власти над жизнью и смерть Апостол официально был вторым человеком в бюро после Лысого Дьявола, имел не меньший авторитет и оказывал столь же существенное влияние на всю жизнь нашей конторы. Даже я старался быть вежливым и почтительным с ним, хотя и знал, что значительная часть его работы – обычная бутафория, рассчитанная на упивающихся самообманом идиотов, которые верят в чудесное избавление от последствий своих глупости и некомпетентности, забывая, что в нашем деле спасение – дело твоих и только твоих рук.

Постучавшись, я сказал:

– Добрый день, мистер Биллингем. Разрешите войти?

– Заходи, Роджерс. Сэр Найджел мне уже звонил, так что я тебя ждал, – ответил мне хозяин кабинета. Как и Лысый Дьявол, он был невысок и недавно отметил свое пятидесятилетие, но этим внешнее, заметное с первого взгляда сходство двух начальников исчерпывалось, так как Апостол был полным брюнетом с карими глазами, длинным носом, похожим по форме на вороний клюв, и двойным подбородком, прикрывавшим короткую толстую шею. Такой же ничем не примечательный тип простого бюргера, как и у Тизермита. Но глаза выдавали и его. Даже пресловутый Шерлок Холмс не смог бы обнаружить в них ни единого проблеска каких-либо человеческих чувств – лишь постоянную холодную сосредоточенность на очередном деле, как у робота, штампующего бомбы на военном заводе. И ничего сверх этого.

– Твои документы уже почти готовы, осталось только снять с них копии да поставить подпись на акте принятых работ.

– Спасибо, сэр.

С ним я не позволял себе такой фамильярности, как с главой бюро. Биллингем был высокомерен, самолюбив, злопамятен и мстителен, а при его положении отношения с ним портить не стоило, какой бы пост ты ни занимал. Малейшей нелояльности к Апостолу было достаточно для того, чтобы навсегда оказаться в его «черном» списке. Однако как организатор он не имел себе равных в нашей конторе, за исключением разве что сэра Найджела, отдавая всего себя ради общего дела. Не говоря уже о его умении устраивать наши маленькие внутренние спектакли для доверчивых дурачков.

В кабинет вошла секретарша Биллингема, положила на его стол приличного размера пачку бумаги и сказала:

– Вот все документы по последней сделке Роджерса.

– Спасибо, Сандра. Можешь быть свободна, – буркнул Апостол, не поднимая головы.

Девушка кивнула и молча удалилась, осторожно закрыв за собой дверь, словно та была сделана из драгоценного китайского фарфора. Я проводил ее глазами. Разумеется, она ни сном, ни духом не ведала об истинной сущности нашей конторы, а если что-то все же подозревала, что крайне маловероятно, то очень старалась ничем не выдать свои предположения.

Впрочем, все вышесказанное относилось к большинству служащих London Pharmaceutical Company. Эти люди ни о чем даже не догадывались, считая, что работают на обычную фармацевтическую фирму. Некоторые из них со временем могли достичь уровня, на котором высшему руководству было уже слишком трудно утаить шило в мешке. В этом случае новичкам скармливали какую-нибудь незамысловатую байку о секретных операциях отдела по борьбе с наркоторговлей или терроризмом, разведке, контрразведке или еще о чем-нибудь в этом же духе в зависимости от ситуации и уровня их доверчивости. Одновременно тщательно проверялись досье этих людей, и они становились сотрудниками класса В1, о чем, правда, сами новообращенные не подозревали. Их деятельность была уже не столь невинна, как у работников класса С2, однако и с работой исполнителей класса А она была несравнима.

Некоторые из таких новичков иногда заражались вирусом любопытства, однако им почти никогда не удавалось подобрать ключи к настоящим секретам London Pharmaceutical Company и наших партнеров и покровителей из ВОЗ. А два исключения из правил были ликвидированы прежде, чем успели распорядиться полученными сведениями. В отношении возможных утечек информации дело у нас было поставлено строго. Молчи обо всем, делай, что скажут, не совершай ошибок, всегда доводи операцию до конца – и тогда без проблем доживешь до своей законной и очень большой пенсии.

Главбух бюро палачей достал авторучку и быстрыми энергичными движениями поставил свою жирную роспись на принесенных секретаршей документах, которые и на первый, и на второй, и на третий взгляд были совершенно невинны. Во всей Великобритании лишь несколько сотен посвященных могли понять истинный смысл и значение этих обычных на вид бумаг, которые на самом деле были не простой ведомостью, а распиской в исполнении смертного приговора.

– Вот твоя копия, Роджерс, – сообщил Биллингем, протягивая мне один из только что подписанных документов.

– Спасибо, сэр, – произнес я, беря бумагу. – Я могу идти?

– Разумеется, можешь, – сказал Апостол. – Да, чуть не забыл, Мартинелли просил тебя зайти к нему.

Мартинелли был руководителем отдела кадров нашего бюро, и я мог только догадываться, зачем я ему потребовался. За последние два, а то и три года я не был у него ни разу, да и раньше не часто к нему заглядывал. Просто не возникало такой необходимости, так как завкадрами занимался в основном нарушениями дисциплины среди сотрудников класса 0, А и B. Конечно, мелкие грешки за мной водились, как и за всяким нормальным человеком, но не настолько тяжкие, чтобы быть вызванным на ковер к Мартинелли. Однако сегодня я, как видно, понадобился всем и сразу, и никого из них нисколько не волновало, что я только что вернулся с очень сложной операции. Похоже, денек будет труднее некуда.

– Да, сэр. До свидания.

– До свидания, Роджерс. Желаю удачи, – сказал Биллингем, не поднимая голову от бумаг.

«Что, интересно, имел в виду Апостол, когда желал мне удачи? Похоже, меня ждут крупные неприятности. Хотел бы я знать, за какие же грехи?» – подумал я, выходя в коридор. Однако выбора у меня не было, и я, обмахивая лицо своей фиктивной индульгенцией, бодро направился к завкадрами, чей кабинет располагался метрах в 10 от офиса бухгалтера палачей.

Глава 3.

Цена любого предательства – это всегда чья-то жизнь.

Стивен Кинг.

Постучавшись в дверь Мартинелли, я сразу вошел внутрь, не дожидаясь разрешения. Кроме хозяина этой резиденции – похожего на опереточного итальянского разбойника здоровенного черноглазого брюнета лет 45 со сломанным носом, смуглым лицом и сросшимися кустистыми бровями – в комнате сидел еще один человек. В отличие от нашего завкадрами он был невысоким и худым. Ему было уже за 60, однако сухая желтая кожа, похожая на старинный пергамент, туго, без единой морщинки, обтягивала его узкое остроносое лицо, напоминавшее формой лезвие ножа. Правый глаз закрывала небольшая черная повязка, из-под которой по щеке змеился темно-коричневый шрам. Левый глаз, маленький, глубокопосаженный и темно-серый, походил не то на шляпку стального гвоздя, вбитого в пожелтевшее от времени дерево, не то на винтовочный ствол в амбразуре старинного дота. Это был начальник службы внешнего наблюдения бюро, руководитель всех наших «стукачей» Дэвид Майлз – человек, которого все сотрудники боялись почти так же, как и Лысого Дьявола. Все, кроме меня.