Три дня Коленьки Данцевича

Взял на её нижней полке банку с солью, бросил две щепотки в щи, поставил банку на место, ложкой размешал соль в миске.

–Вечно Мама щи недосаливает,– вспомнились Коленьке слова Отца, с которыми в этом он был согласен.

Взмахом руки отогнал от миски крутившихся над ней и раньше мух. Подошёл к полатям и начал будить Витьку. Проснувшись, тот уселся на полатях, обводя сонным взором окружающее пространство. Осмотревшись, полез ручкой под рубашечку, пошарил там и вытащил из-под неё ладошку, взглянул на неё. На маленькой ладошке братика показалась блоха.

–Скочка, – указывая взглядом на находившуюся на ладошке блоху, произнес Витька.

Маленькое, коричневое, чуть побольше макового зернышка насекомое, как ни странно, не упрыгнуло, хотя и должно было по обыкновению это сделать, а как-то боком неестественно ползало по ладошке. Не доверяя младшему, Коленька, ещё не поняв в чем дело, схватил блоху своими пальцами и переложил её на свою ладошку и быстро зажал её в кулачок. Братья переглянулись. Боясь упустить блоху, Коленька медленно начал разжимать кулачок. Блоха не запрыгала, а по-прежнему заползала по ладошке. Братья, вместе уставившись на ладошку, наблюдали за странным поведением блохи. И тут Коленьку осенило. Он вспомнил, как ещё утром поймал у себя на теле кусачую, растер её на мочках пальцев, чем, видимо, повредил ей ноги, но не раздавил тогда.

–Да, точно, это та блоха, опять она попалась, – ясно понял он.

Взял её, аккуратно положил на ноготок большого пальца левой руки, и ноготком большого пальца правой руки надавил сверху. Послышался тихий треск раздавленного насекомого. Слезли с полатей, усевшись за стол, начали есть щи с картошкой. Картошка была старая и уже совсем не вкусная. А кушать хотелось. Проголодались.

–Скоро Мама начнет копать в огороде молодую, та вкусная будет, – вспоминая, подумал Коленька о картошке. Но, по словам Мамы, ещё пока рановато, надо недельки две подождать. Может, после Петрова дня или попозже. Не выросла она ещё.

–А ещё лучше сейчас бы с хлебом, – подумал Коленька, кусая картошку. Но хлеба не было.

Витька отложил недогрызенную, с потемневшими пятнами картошку на стол и ложкой, не торопясь, хлебал щи из миски. Видя это, Коленька заставил младшего опять взять картошку в руку.

–Ешь с картошкой, а то будешь голодный, – заставляя несмышлёныша, со знанием дела, повторил старший слова Матери. Глиняная чашка была уже наполовину пустой, а кушать всё ещё хотелось. Коленька взглянул на неторопливо черпающего из миски щи Витьку, и сам начал помедленнее орудовать в чашке ложкой.

–Хорошо бы сейчас ещё по кусочку сальца с хлебом, – пронеслась мысль в его голове. Сало находилось под строгим учетом Мамы в прохладе, отгороженной части сеней, называемой каморой, сало в доме было единственным ценным и значимым продуктом питания. Оно полагалось лишь тяжело работающим и в питании семьи считалось роскошью. С глубокой осени обильно пересыпанные солью и сложенные в деревянной кадке, называемой уже кубликом куски, мамой равномерными дневными расходами распределялись до следующей осени. И отступления от ежедневного нормированного расхода мамой не допускалось.

–А может, сходить и отрезать тоненький ломтик, – подумал Коленька. Ещё немного помучившись, выбросил лукавую мысль из головы.

–Мама увидит, что след от ножа будет не такой, как у неё, и крышка не так будет закрыта, хоть и отрежешь тоненький ломтик. Было уже раз такое, – вспомнил Коленька. Тогда не наказала, но выговор сделала.

Стук в окно вывел Коленьку из задумчивости. Во дворе у окна стоял Мишка с Надькой и Ленька Бакулов. Соседские мальчишки руками вызывали братьев на улицу. Быстро доев щи из чашки и накрыв её с ложками полотенцем, как учила Мама, чтобы мухи не разгуливались, Коленька, поторапливая Витьку, вышел из хаты во двор.

–Что вы так долго? – укорил Мишка Коленьку. Вон Ленька говорит, на соседскую улицу песок начали возить, пойдем, посмотрим!

–Машины такие большие, их целых пять, сами одна за другой песок на улице высыпают. А дед Аркадий им показывает, куда высыпать – где бывают большие лужи, туда и высыпают, – пояснил Ленька.

–Там уже все ребята играют, – добавил он.

Быстро закрыв дверь сеней и набросив металлическую пластину на вбитый в косяк двери пробой, Коленька воткнул поверх пластины в дужку пробоя, висевшую для этого рядом на веревочке деревянную палочку, обозначавшую, что дома никого нет. Вышли из двора. Коленька закрыл калитку и все впятером быстро направились к магазину.

Вспомнившись, мысль о деньгах испугом отозвалась в его душе. Выпустив руку Витьки из своей руки, Коленька быстро засунул свои руки в карманы штанишек и начал там судорожно искать монету. В одном из карманов нащупал заветный полтинник, о котором за делами уже совсем забыл. От сердца отлегло.

–Хотя бы не потерять, – подумал Коленька, опять беря младшего за ручку.

Пятерка загорелых, с выжженными на солнце волосами ребятишек, босиком по раскаленной уличной пыли заторопилась к деревенскому магазину. Невдалеке от магазина посередине улицы лежало пять больших куч песка. Бегая по ним, играли дети. Рядом на лавочке, у одного из дворов, с самокруткой в руке, сидел в ожидании дед Аркадий и с улыбкой на устах смотрел на играющих детей. Дед Аркадий жил на бабушкинской улице и был хорошим столяром. Во дворе у деда была своя столярная мастерская. Стол-верстак стоял под большим навесом, а вокруг было всё усыпано белой чистой стружкой. По ней мягкой, шелестящей под ногами, было приятно ходить, как в лесу по мху. Ещё под навесом лежало много досок и других деревяшек, из которых всё дедом и делалось. Остальную часть пространства занимали изготовленные дедом для людей: корыта бочонки, кадки и дежечки. Чистенькие, пахнущие вкусно свежим деревом с аккуратными крышками. Коленька все их трогал и осматривал. А прямо над верстаком, на всей большой стене, на полках и в ячейках находились инструменты деда. Их было много, и каждый из них находился на своем месте. Коленька их всегда рассматривал и пытался узнать, для чего каждый из них предназначен.

Весь двор деда был уставлен телегами и санями, новыми, сделанными дедом и отремонтированными старыми. Дед Аркадий их изготавливал и ремонтировал для колхоза. Коленька, когда приходил с Отцом к деду, очень любил лазить по новым красивым телегам и саням. Всякий раз по приходу, дед Аркадий прекращал свою работу, снимал свои очки и о чем-то разговаривал с Отцом, а Коленьке зажимал в верстаке небольшую дощечку и давал построгать её настоящим своим рубанком. Коленька до пота, стараясь, строгал, как учил дед, чтоб стружка была ровной и длинной. Но не всегда получалось. А однажды даже поранил руку. А сейчас дед Аркадий как старый житель улицы, хорошо, с детства знавший все лужи на ней, показывал шоферам, куда ссыпать песок.

Ребята бегали по кучам песка, рассовывая их, и дед Аркадий ребят за это не ругал. Хотелось тоже присоединиться к играющим.

–Сначала дело, – подумал про себя Коленька.

–Пойдем к магазину, узнаем насчет хлеба, а потом и мы придем сюда играть, – предложил он Мишке с Ленькой.

Оставив Надьку с Витькой, уже игравших на куче песка, друзья направились к магазину.

У магазина, на послеобеденное дежурство, в ожидании привоза хлеба, вновь собирался прежний в своем лице народ.

В тени деревьев занимали свои на час покинутые насиженные места немногочисленные старики и старушки. Рядом на солнцепеке компаниями устраивались прибывающие малыши. Скоро на велосипеде к магазину подъехал и кооператор.

–Так привезут сегодня хлеб или нет? – задала одна из старушек вопрос магазинщику.

–Привезут ли хлеб, не знаю, а вот песок уже привезли, – пошутил в ответ дядя Миша.

–А кто его знает, часа два можно ещё подождать, возможно и будет, – уже серьезно ответил он старушкам, ставя свой велосипед к забору.

–Песок – это хорошо, – произнесла та старушка. Хоть лужи позасыпают, но лучше бы они хлеба привезли, – разочарованно добавила она.

Открыв замок, кооператор до конца раскрыл створки дверей магазина и исчез в тени помещения.

–Интересно, все улицы будут засыпать, или только эту улицу? – от нечего делать зарассуждали старики. Не прошло и полчаса, как в деревню со стороны города, пыля, въехало одна за другой пять больших машин. В их кузовах горкой, просыпаясь от тряски на землю, виднелся песок. Проехав в стороне от магазина, колонна направилась туда же к месту разгрузки. Повскакав с мест, туда же, наперерез, другим более коротким путем, бегом, пытаясь не опоздать, направилась и вся детвора от магазина.

–Если хлеб привезут, то увидим машину и вернемся, – звучало предложение из их уст колеблющимся, ещё не побежавшим.

Уж очень всем хотелось увидеть, как машины будут сами, опрокидывая кузова, высыпать песок.

Привезенный песок был желтый и чистый, не сухой и пыльный, а ещё влажный, и из него все хорошо лепилось детьми.

Дети помладше рассевшись по краям куч, с изображавшимися на их молчаливых в этот момент лицах нотками серьезного рассуждения, ладошками, неторопливо лепили из песка, разные, одни им ведомые поделки. Ребята постарше резво бесились, то заскакивая на вершины куч, то спрыгивая или скатываясь с них вниз. Выкапывали руками в песке глубокие ямы-норы, залазили в них с головой, потом, засыпанные друзьями, выползали оттуда, отряхиваясь от песка.

Заботой на душе Коленьки лежала мысль о хлебе.

–Не прозевать бы его привоз, – часто вспоминал он всякий раз, при этом забираясь на вершину кучи повыше и обращая свой взор на видневшийся невдалеке магазин. Но машины там не было. И тут же сразу ему вспоминался должный быть в одном из карманов полтинник. В каком именно кармане уже и не помнилось. Он быстро опускал в оба кармана штанишек руки, отыскивая на их дне монету. Нащупав её в одном из них, мальчик успокаивался.

–Не потерять бы, – в который раз опасаясь худшего, думал он.

– А что, если завязать карман, – вдруг пришла в голову Коленьки мысль. Небольшой кусочек алюминиевой проволоки, лежащий на уличной пыли возле одной из куч, он видел раньше. После пришедшей этой в голову мысли, ему сразу вспомнился и этот кусочек проволоки. Вновь отыскав блестящий на начавшем уже склоняться к закату солнце валявшийся на земле белый кусочек проволоки, Коленька просунул руку за резинку штанишек, вытащил оттуда мешочек кармана с находившейся в нем монетой и туго замотал его проволокой, чтобы монета не могла вывалиться из кармана. Быстро забросил мешочек назад за пояс внутрь холщовых штанишек за резинку, и дальше, не опасаясь, присоединился играть к ребятам.

Скоро рядом начали проходить расходящиеся по домам дежурившие у магазина старушки. Справившись у них о хлебе, заковылял домой и дед Аркадий. Уличное стадо коров появилось у куч с песком неожиданно. Друзья, заметив это, тревожно переглянулись между собой и, без слов прекратив свои игры, и взяв за руки младших, быстро направились на свою улицу по домам. Каждому из них вспомнились наказанные родителями вечерние обязанности.

–Если мы с покоса припозднимся и придем домой позже стада, то встретишь корову, загонишь её во двор и напоишь водой, – возобновилось в памяти Коленьки указание Мамы.

Вечно непонимающие, не торопящиеся, оторванные от своих игр малыши хныкали. Таща их за руки, прошли по узкому проходу, соединяющему соседние улицы и оказались на своей. Несмотря на зашедшее уже за горизонт солнце улица была ещё пуста, лишь редко бегали по ней дети, загоняя вовремя не встретивших своих только что пришедших с пастбища коров во дворы. Как обычно, вот-вот с минуты на минуту должны были чередой, одна за другой появляться семьями люди с покоса. Мишкина корова была старой, и спокойно жуя жвачку, стояла у калитки двора в ожидании хозяев. Увидев это, Мишка обрадовано побежал загонять свою корову во двор. Своей коровы Коленька на улице не увидел. Жили они на краю улицы и видимо, не встреченная корова, постояв у двора, как не раз уже бывало, могла опять уйти на выгон, понял Коленька.

–Оставлю Витьку во дворе, а сам побегу на выгон искать корову, – быстро решил он. Войдя во двор, Коленька услышал тоненький, еле слышный голосок старой соседки.

–Коля, у тебя кабан в огороде давно гуляет, – заметив наконец-то появившегося во дворе соседа, как всегда слабым голоском пропищала из-за забора бабка Аньдя. Известие тревогой обожгло душу мальчика. Вспомнилось то, что в обед, после кормежки, он забыл его загнать в хлев и оставил в загородке.

Со страхом, не чувствуя под собой ног, Коленька побежал в конец двора, пробежал через загородку и открыв калитку, оказался в огороде. В заборе, отделявшем загородку от огорода, зияла проломанная кабаном дыра. Кабан, хрюкая, мирно прохаживался у забора в конце огорода. С палкой в руках, полный ненависти к глупому животному, Коленька сквозь картофельные ряды побежал к кабану. Увидев Коленьку, тот испуганно, понимая своё положение, остановился, уставив на него свой полный ожидания взгляд. Быстро загнав кабана в загородку, а потом в хлев, Коленька начал по-быстрому устранять дыру в заборе.

–Только бы не узнали об этом родители, – сквозь частое биение сердца испуганно думал он.

–А как теперь будет с порушенными рядами картошки, – тревогой отзывалось в душе мальчика.

Бегая за кабаном по огороду, он видел множество разрытых им, испорченных мест в картофельных рядах.

–Ведь Мама рано или поздно всё равно это увидит, – с тревогой подумал он.

Быстрее надо, покуда не появились родители, бежать искать корову, – вдруг осенило мальчика. Пробежав мимо сидящего на крыльце с усталым видом Витьки, Коленька выбежал на улицу. С выгона на улицу уже вошли Мать с Отцом и старшими братьями. Впереди себя они гнали корову. Чувствуя неладное, с тревогой в душе Коленька медленно направился им навстречу.

Все усталые, черные от дневной жары и болотной пыли, нагруженные инструментами, они молча приближались к двору.

–Почему корова по выгону бродит? – послышался грозный окрик Отца. Пройдя мимо Коленьки, Галка, увидев открытую калитку, вошла внутрь двора. Вслед за коровой во двор вошли и все остальные. Увидев Маму, Витька обрадовался, слез с крыльца и с распростертыми ручками ринулся к ней навстречу. Все начали снимать связанные для удобной переноски в связки инструменты с плеч и ставить их к забору.

–Надя, посмотри свою картошку. В огороде полдня кабан пасся, – опять раздался из-за забора слабый голосок соседки. Коленьке на этот раз голосок вечно больной старушки показался ужасно противным, а слабая, казалось ранее – безвредная, вызывающая сожаление старушка, противной и вредной змеей, выносящей ему злой приговор. Услышав это, поставивший уже к забору свою связку инструмента, Отец встрепенулся. Грозно взглянул на Коленьку.

– Что?! – раздалось в его устах.

– Тебя зачем здесь оставили?! – строго спросил он сына.

–Хлеба купил? – почему-то тут же опять спросил он, расстегивая ремень на поясе.

–Нет! Его не привезли! – зная тяжелую руку Отца, испуганно рыдая, закричал в ответ Коленька, приятно себя осознавая, что хоть в этом он не виноват. От шума находившийся у Мамы на руках Витька испугался и тоже заплакал. Коленька увидел поникшие жалеющие его взгляды старших братьев. После двух ударов ремня Коленьку из рук Отца отняла Мать.

– Хватит! – грозно глядя на мужа, произнесла она, прижимая рыдающего сына к своим ногам. Начала его успокаивать. Отец отошёл к колодцу, достал ведро воды, начал поить корову.

–Мишка, – обращаясь уже к старшему сыну, произнесла Мать.

–Умывайтесь, ужинайте, да ложитесь спать, а я пойду в огород, посмотрю что там, – распорядилась она.

Мать подошла к колодцу, достала из него ведро воды, сняла с гвоздя висевшую рядом с колодцем на заборе кружку, напилась воды. Глубоко вздохнув, посмотрела на находившихся у крыльца детей.

–А ты пойдешь со мной в огород, будешь мне помогать, – обращаясь к провинившемуся, приказала она.

–Горшок со щами хоть не опрокинул? – словно вдруг вспомнив, с легкой улыбкой на лице и тенью подозрительной тревоги в душе, чтоб удостовериться в отсутствии дальнейших возможных неприятных сюрпризов, спросила она Коленьку.

–Нет, не опрокинул, – с гордостью в душе, также с чувством достоинства, как он ответил и Отцу насчет покупки хлебе, ответил Коленька Матери, потирая ещё больно зудевшие места от ремня.

– Мой горе хозяин. Видимо, рано тебя ещё дома оставлять, да нет другого выхода, – произнесла она, направляясь в конец двора. Коленька, с виноватым видом, уже совсем успокоившись, пошёл за мамой.

Мама ходила по огороду, осматривая ряды картошки и овощные грядки.

–Хоть всю ночь не ложись. Не жизнь, а каторга какая-то, – слезливо произнесла она, в очередной раз устало нагибаясь над очередным, разрытым кабаном местом в картошке. Коленька, чувствуя свою вину за то, что создал и так без того уставшей на покосе Маме еще, дополнительные заботы, ходил за ней, также нагибался и вслед за Мамой, глядя, как она это делает, руками поправлял соседний порушенный ряд картошки, закрывая землей открывшиеся клубни, попутно внимательней посматривая на ботву.

–А вдруг жучка увижу, – надеждой зароилось в его сознании.

–Не видно. Да и какой жучок, тут не до жучка…, – тут же отвёл от своего сознания он вдруг пришедшую мысль.

–Иди, принеси кошёлку, я насобираю немного молодой картошки покрупнее. Наварим завтра, – приказала Мать сыну.

Коленька ушёл за кошёлкой. Отец возился в загородке, устраняя дыру в заборе. В хлеву за дверью, требуя корма, шумели вечно голодные свиньи. Во дворе, жуя жвачку и отмахиваясь хвостом от мух, в ожидании дойки стояла корова. Принеся кошёлку, Коленька подал её Маме, нагнулся и опять начал ей помогать.

–Расскажи, как же всё это произошло? – вдруг потребовала Мать.

–Наверное, забыл загнать после кормежки кабана в хлев, – взглянув на сына, высказала своё предположение она.

Коленька, вспоминая, в душе хоть и винил за это Мишку с Ленькой, которые тогда торопили его идти играть на песке и отвлекли от главного, но с себя вины не снимал. И рассказывать это Маме не стал.

–Да, – после недолгого молчания тихо произнес он в ответ Матери.

–Коля, Коля, что ты себе думаешь, как же ты такое допустил! Я же тебе говорила, что этого борова нельзя без присмотра в загородке оставлять, – напомнила Мать.

–Ты думаешь, что всё маленький, – опять произнесла она и замолчала.

–Нас ведь свой огород да хозяйство и кормит, без них не выживем. Без них нам – голодная смерть. А ты вот весь этот огород свиньями стравил. Какой тут урожай будет? – упрекая сына, спросила она и тут же ответила, – Не видать теперь по осени хорошего урожая.

Мать замолчала. Закончив работу в одном месте, перешла на другое.

От того, что мы в колхозе от зари до зори всей семьей работаем, проку нет. Здесь с нас за просто так три шкуры сдирают, – поменяв тему, продолжила Мать.

–Бежать из этого колхоза надо в город, там хоть полегче. Мы же здесь хуже рабов. Больше их работаем, и ни абы как, спустя рукава по распорядку. А день и ночь напрягаемся, только бы не умереть с голоду. Ни сторожить нас не надо, – никуда мы не разбежимся. Ни кормить нас не надо, – сами кормимся. Хитро придумано, – в сердцах произнесла непонятное мать и замолчала.

–Вся надежда на этот огород, да свое хозяйство. Хотя и это всё так налогами обложили, дыхнуть не возможно, – неизвестно в чей адрес, рассуждая, упрекнула Мать.

–За землю плати, за хату плати, за корову плати, за поросенка плати, за курицу и ту плати. Всё посчитано, за всё платить надо, – в сердцах начала перечислять она налоги.

–Вон, за яблоньки, хоть ещё и яблок на них нет, посчитали уже, платить придется, – вспомнив, добавила Мать.

–Говорила я Отцу, зачем насажал этот сад, картошка нам нужнее, и так огорода мало, – начала сетовать на затею мужа она.

–Так нет же. Яблочки детям тоже нужны, съесть хочется, чтоб на чужие сады не поглядывали… – вспоминая, повторяла она его упрямство.

–Какие яблочки? Нам не до жиру – быть бы живу, – заключила Мать и замолчала.

Скоро, наверно, и вас посчитают, налогом обложат. Нарожала на свою шею, – с упреком, продолжая, произнесла она.

– А как кормить и одевать вас, их это не интересует, – слетело сердитое с её уст.

–А придёт вам время в Армию идти, – заберут и Мать не спросят, – продолжала стенать она.

В словах Матери Коленька почувствовал какую-то вину своего появления на свет. Мать прекратила работать, разогнувшись, осмотрелась. Уже начинало смеркаться.

–Ладно, горе помощник, с улыбкой произнесла Мать. Прощение и нежность уже светились на её лице. Коленька, глядя на Маму, тоже повеселел. Ему стало легче, чувство вины начало уменьшаться.

–Поздно уже. Иди, умывайся, поешь, да ложись спать, – произнесла она, глядя на сына. Обрадованный Коленька направился из огорода к хате.

–Да не забудь помыть ноги перед сном, – услышал он вдогонку.

На столе стояла недоеденная чашка холодных щей. Рядом стояла кастрюлька с картошкой, да валялись ложки, которыми ели братья, уже мирно посапывающие на полатях.

Коленька взял из кастрюльки одну картошку, доел щи и подошел к полатям.

Начал снимать штанишки. Заметил свои немытые грязные ноги. Вспомнилось указание мамы на счет их помывки перед сном. Вдруг Коленьке вспомнился намотанный на мешочек кармана кусочек алюминиевой проволоки, который как бы кололся и неудобно тер бок ноги раньше. Этого неудобства в последнее время он уже не ощущал, а когда оно прекратилось, Коленька не заметил.

–Пятьдесят копеек?! – сильной тревогой встрепенуло душу мальчика. С волнением, торопясь, он поочередно прощупал оба кармана уже снятых штанишек. Монеты там не было.

–Ещё и деньги потерял, – невольно тихое прозвучало в устах Коленьки, а на глазах появились слезы. Он устало положил на лавку, поверх уже лежащих братьевых, свои штанишки, в растерянности задумался.

–Правильно говорят взрослые, что беда не ходит одна, – вдруг вспомнилось Коленьке. Это даже Мама чувствовала, поэтому и спросила насчет горшка, – вспомнилось Коленьке.

–Как будет недовольна Мама, когда узнает ещё и о потерянных деньгах. А Отец, наверное, опять всыплет ремня, – не зная, что делать, подумал он. В хате уже темнело. Стало почему-то жаль Маму. Он представил её, поправляющую в огороде порушенные кабаном картофельные ряды.

А ей ещё надо кормить свиней, доить корову и ещё…, – подумал он и усталый, с мокрыми глазами, уже забыв о ногах, полез на полати.

–Ведь два раза уже оставался с Витькой, и всё было хорошо. Мама даже похвалила, а сегодня… – засыпая, подумал Коленька. Зевая, мальчик ещё раз потёр кулачками уже просохшие и начавшие чесаться глазки и уснул крепким сном.

В тишине хаты раздавалось лишь мерное тиканье висящих на стене ходиков, да доносимые с улицы глухие звуки ударов от чинимого отцом забора.

День второй

Воспоминания вчерашнего дня в сознании Коленьки мигом пролетев, прекратились.

Сквозь настежь раскрытые двери, с запахом цветущих в палисаднике растений, в хату продолжала литься прохлада свежего летнего воздуха. Звенящие звуки отбиваемой Отцом косы прекратились, и во дворе, у раскрытого окна хаты послышался грузный мерный и неспешный топот. Тяжелые шаги топтания коровы, её отрывистое со свистом дыхание. Покончив с молоком, Мать подошла к печке, начала ухватом орудовать внутри. Послышался треск прогоревших в топке дров.

–Вставай, чего притих. Ведь я знаю, не спишь уже. Да и вставать пора, – поставив громко в угол ухват, обращаясь к Коленьке, произнесла Мать.

Неожиданно несколько звонких, похожих на выстрелы щелчков от арапника пастуха, раздалось снаружи, вначале улицы.

–Выгоняй коровы, – тут же глухо прозвучало вслед оттуда.

Мать, оставив все дела, спешно вышла из хаты выгонять со двора корову на пастбище. Коленька встал, слез с полатей, осмотрелся. Вспомнился утерянный вчера полтинник, и настроение сразу ухудшилось, а на душу начала темной тенью наползать тревога. Его взгляд остановился на правом углу хаты, в котором на клинке стояли покрытые рушниками образа святых. По бокам и поверх рушников находились оставшиеся ещё от Троицы уже высохшие ветки березы, всё это время дополнительно украшавшие образа. Строгие лики святых смотрели на Коленьку.

–Чтоб опять не всыпали ремня, надо попросить у Николая Угодника, – пришла в голову Коленьки мысль.

–Николай Угодник, сделай так, чтоб Мама не ругала меня за утерянные деньги, – перекрестившись, как он видел, вставая утром с кровати, подходит к образам и молясь всегда крестится Мать, но получилось как-то непривычно, неумело, и как бы украдкой, взглядом впиваясь в свою последнюю надежду, обратился к своему Святому Коленька. Не отводя взгляда, он так и остался покорно смотреть в глаза своей надежды. Строгий лик Святого, в полумраке не совсем ещё освещенного угла оставался неизменным. Коленька начал молиться вновь.