bannerbanner
Петр Струве. Революционер без масс
Петр Струве. Революционер без масс

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

Как было сказано, в 1870–1880-е годы для оппозиционных кругов в России Германия служила образцом не только регулярного полицейского государства, но и образцом социал-демократии, которую преследовал «Исключительный закон против социалистов» канцлера Бисмарка и кайзера Вильгельма Первого[66]. Именно этот закон прямо принуждал социал-демократию к сведению всей своей деятельности в имперском и местных парламентах как единственной форме легальности. И прямо запрещал партийные организации, партийную печать, партийные собрания. Таким образом вся партийная жизнь СДПГ была нелегальной, а её политический результат в виде числа парламентских мандатов и её интеллектуальное влияние – единственными формами легальности. Интеллектуальная верность человека своей партии становилась делом личного самоопределения в сфере науки и идеологии. Интеллектуальное влияние социал-демократии и марксизма вместо политики институционализировалось в университетском катедер-социализме и «Союзе социальной политики», в частности. По итогам этих лет Энгельс даже в применении к СДПГ говорил в 1891 году о «немецкой социалистической науке» как о факте и факторе, имеющем внутри партии особые права на независимость, равную независимости партийной печати[67]. Следуя практике статусных народников и практике СДПГ, С. впервые для марксистской революционной среды в России – осознанно и рискованно – выбрал для себя путь «публичного марксиста», с юности предпочитавшего выступать в печати под своим именем и стремившимся к публичному участию в качестве лектора в социал-либеральных институциях – Комитете Грамотности, Вольном Экономическом Обществе, на ежегодных праздниках Петербургского университета 8 февраля. И всё это – параллельно с многолетним участием в подпольных марксистских кружках для самообразования и подготовки агитаторов среди рабочих, изданием нелегальной литературы. Ясно, что образцом в этом ему служила Германия с её марксизмом и социал-демократией.

Кроме того, Германия последней четверти XIX века была для России образцом успешного национального объединения, науки, техники и экономического прогресса, обеспеченного эффективной политикой в области образования, милитаризацией и протекционизмом. Новый кайзер Вильгельм Второй в 1888–1889 гг. инициировал ряд мер социальной политики и лишь после этого, в 1890 г. прекратил действие «Исключительного закона против социалистов», демонстративно соединив в этих первых мерах «государственного социализма» полицейский контроль и социальную политику. Первый же после этого съезд СДПГ в Эрфурте и затвердил в программных принципах СДПГ, проверенных Энгельсом с точки зрения их верности Марксу и практике, религию (включая философское мировоззрение) как «частное дело» партийца (именно поэтому секретарь Энгельса Бернштейн после многолетних ревизионистских выступлений, осуждённых партией, так и не был исключён из СДПГ, что до крайности удивило Плеханова). Это стало дополнительной санкцией для интеллектуальной свободы социал-демократов при соблюдении их политической лояльности партии. В России эта среда социал-демократической интеллигенции, по немецкому образцу, в 1890-е гг. звалась «академиками»[68] и нашла себе специальное критическое исследование в известной книге Е. Ю. Лозинского об интеллигенции как классе[69]. Именно за такой «академизм», риторически противопоставленный партийности, старый партийный друг С. – Потресов – упрекал С., изображая его идейные поиски как враждебные подпольной партийной работе и посрамляя их тем, что к ним близким оказался ревизионизм Бернштейна, которого сам же С. внятно осудил именно за безыдейную бескрылость и «филистерство»[70]. И тем не менее – выбор, который рафинированный интеллектуал, генеральский сын Потресов сделал в пользу «пролетарской» революционной идентичности (подобно тому, как это сделал сын гражданского генерала В. И. Ленин) носил явный характер искусственности (и заставил Ленина развить для преодоления этой искусственности целую доктрину «внесения [интеллигентами] социалистического сознания» в пролетариат – «Что делать?» (1902)). Против этого, в свою очередь С. никогда не предпринимал таких попыток и не изображал из себя ни «пролетарского революционера», ни «вносителя социалистического сознания», хотя до определённого времени и был руководящим публичным пропагандистом и теоретиком социализма, создателем социалистической политической инфраструктуры и участником нелегальной подготовки социалистических кадров. Собственно, он и был более всего социал-демократическим «академиком», но именно теоретиком, философом, экономистом и историком высшего (для партии) уровня квалификации. Иное дело, что реальный массовый политический спрос (и в русском подполье – особенно) на столь квалифицированные кадры был ничтожен. Например, даже в 1903 году (после десятилетий политической борьбы), даже в германском профсоюзе рабочих-металлистов (наиболее квалифицированной части рабочего класса), в библиотеке его правления из 21.287 томов, взятых рабочими для чтения, лишь 1.825 (8,6 %) относились к сфере истории и философии и 404 (1,9 %) – к политической экономии и партийной литературе[71]. Именно на этих последних научных сферах и специализировался С., видимо, чувствуя себя оригинальным «русским Марксом».

Вплоть до 1891 года СДПГ вполне эффективно боролась за выживание и рост в условиях полицейских ограничений, развивая нелегальную инфраструктуру. Разветвлённая нелегальность в соединении с парламентско-интеллектуальными трибунами позволила СДПГ втрое увеличить число своих активных избирателей на имперском уровне.

Принимая полицейский вызов, СДПГ выработала особое отношение к легальности, которое осталось действительным и после её полной легализации и которое ясно выразил Энгельс в письме Каутскому, отвечая на его сетования о том, что уход видного марксиста (и затем ревизиониста) Конрада Шмидта наносит ущерб партийной печати, в которой тот мог бы работать:

«Я не могу поставить в упрёк Шмидту его приват-доцентство, оно издавна было его мечтой и мечтой его родителей. К тому же в Швейцарии теперь и у марксиста имеются некоторые шансы»[72].

Высокая степень внутрипартийной терпимости к разноголосице философских и иных исповеданий «эрфуртского образца» может быть истолкована (по крайней мере, так была истолкована и воспринята в России того времени, и служила образцом для большей части русской социал-демократии вплоть до 1917 года) как форма поддержания и удержания внутри партии стабильности широкой радикальной коалиции, зримо, на мирных парламентских выборах идущей к власти в стране (в России она явно к власти не шла, но с отставанием на четверть века широко проникала как аналог катедер-марксизма). П. И. Новгородцев в своём глубоком исследовании социалистической практики конца XIX— начала XX века писал так:

«Те разнообразные влияния, которые отразились на Эрфуртской программе, по существу своему были несогласимы, и потому они поместились в ней рядом не органически примирённые, а только механически связанные. Но так как социализм революционный и утопический нашёл себе место лишь в теоретической части программы, все же практические требования получили характер государственный и реалистический, то в соответствии с этим и вся программа, как партийное credo действующего социализма, приобрела очевидный уклон к реформизму. Теоретические принципы Маркса, выраженные в программе, оказались висящими в воздухе, так как практическая часть программы не только от них не исходила, но самым решительным образом их опровергала. Принципиальные, как и исторические, корни этой части лежат… вне революционных основ марксизма. Непререкаемые и незыблемые положения марксистской догмы торжественно открывают собою Эрфуртскую программу; но оказывается, что это торжественное начало имеет чисто декларативный характер, практические же положения марксизма вытекают не из марксизма, а их теории правового государства, из принципов Руссо, Канта и Гегеля, проникших в немецкий социализм под влиянием Лассаля»[73].

Отстаивая совместимость идеализма с революционностью, его независимость от реакционного мистицизма и вообще независимость политических программ от философских мировоззрений, С. совершенно в духе Новгородцева вычленял в философской традиции примеры соединений, которые придавали особую «легитимность» доктринам: «Фихте – идеалист и социалист, Кант – идеалист и либерал»[74].

К традиции Энгельса и Бебеля в СДПГ следует отнести и неоднократно публично выраженный в ней консенсус вокруг признания приоритета национальных интересов «немецкого отечества» в случае войны, в которой главным противником ожидалась именно феодальная и «варварская» Россия. В этом контексте манифест Базельского конгресса Интернационала 1912 года об отрицании единства национальных интересов в войне и приоритете классового интернационального единства пролетариата в борьбе против войны – был эпизодом, непосредственно привязанным к повестке Балканских войн, где Балканы выступали в образе почти колоний великих держав, что создавало иллюзию дистанции по отношению к ним. Первые же залпы 1914 года похоронили Базельский манифест, принятый единогласно. И СДПГ шла в первом ряду этих похорон.

Зимой 1893/1894 года, находясь, после ряда опубликованных им немецких статей, уже на вершине дебютного признания в немецкой социал-демократической литературе в качестве специалиста по капиталистическому развитию России и отмеченный (возможно, косвенно известным ему) вниманием живого классика марксизма Ф. Энгельсом, С. решил выступить в России в качестве нового интеллектуального лидера марксизма, место которого в результате давней эмиграции Плеханова оставалось вакантным. Здесь С. уже имел богатый опыт обзоров, рецензий и публицистических выступлений в легальной (с 1890 г. – в либеральной газете «Русские Ведомости», журналах «Русская Школа» и «Вестник Европы», ведомом К. К. Арсеньевым)[75] и нелегальной печати[76].

Но, готовя текст своей первой книги, С. предпочёл ложно заявить, что для выражения своих взглядов не имеет места в периодической печати (что противоречило его же собственным ссылкам на свои публикации в «Вестнике Европы»), имевшем значительное распространение в образованной части аудитории. Обязанный Арсеньеву многолетней, начиная с ранней юности, интеграцией в либеральные политические и журнальные круги, обязанный ему лично как редактору очень почётной возможностью стать автором энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона по ряду ключевых статей, в это время С., однако решил дистанцироваться от своего учителя. Видимо, мотивом к этому стал отказ Арсеньева поддержать радикализацию своего ученика (и позже именно он приветствовал сближение С. с либералами и либеральной программой). С. весьма прозрачно вспоминал об этом в эмиграции: «когда А. И. Чупров или К. К. Арсеньев как (…) руководители либерально-оппозиционного против самодержавия общественного мнения России отклоняли участие в активной революционной борьбе с властью и какую-либо солидаризацию с тогдашними революционерами, он могли ссылаться на факт безвозбранного существования и огромного культурного влияния своих (и очень многих других) терпимых самодержавием оппозиционных органов печати»[77].

В конце лета 1894 года на средства Калмыковой С. издал первый и анонсировал второй выпуск (он никогда не был написан даже частично) своей книги «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России» (СПб., 1894): вышедшая тиражом 1200 экземпляров15 (из них 750 были проданы в первые две недели)[78], она получила весьма широкое распространение и сразу же попала в центр внимания правящих кругов, которые увидели в ней манифест одного из сторонников капиталистической индустриализации, проводимой С. Ю. Витте как экономическим последователем теоретика протекционизма Ф. Листа. Внимательный современник даже зафиксировал презрительный оттенок отношения части читающей публики к этому идейному сближению марксиста С. и властвующего протекциониста Витте, назвав тогдашнего С. «подыгрывавшимся к Витте в силе своею шумихою с марксизмом»[79]. Поставив в переписке с Н. Ф. Даниельсоном проблему необходимой достаточности внутреннего рынка для развития капитализма в России, Энгельс так и не дал определённого ответа: остановит ли голод и обнищание аграрной России развитие русского капитализма, сократив для него объём внутреннего рынка. Но поместил проблему в контекст политики протекционизма как фактора становления крупной национальной промышленности при недостаточной зрелости национального капитализма. Этим он «легализовал» начатое ещё Плехановым[80] и продолженное С. обращение русских марксистов к наследию Ф. Листа как идеолога германского протекционизма, политика которого была реализована одновременно с объединением, экономическим развитием Германии и рождением пролетарской социал-демократии в этой стране. Ещё в 1891 г. в письме к П. Лафаргу (тогда же опубликованном в печати) Энгельс заключал: «Россия много потрудилась над созданием крупной национальной промышленности; развитие этой промышленности сразу приостановится, так как голод лишит её единственного рынка сбыта – внутреннего рынка»[81] – и это сильно укрепляло теоретические позиции русских народников, как тут же следом отсылал адресата к той части «Капитала» Маркса (Т. 1. Гл. 24. § 5), где тот описал «создание внутреннего рынка для промышленного капитала». И описал его, в частности, в формулах, которые разрушали народнические построения о сжатии внутреннего рынка по мере обнищания крестьянства: «Экспроприация и изгнание из деревни части сельского населения не только высвобождает для промышленного капитала рабочих, их жизненные средства, материал их труда, но и создаёт внутренний рынок»[82]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

См. примечания на стр. 428.

2

Richard Pipes. Struve: Liberal on the Left, 1870–1905. Camb. (Mass.), 1970; Richard Pipes. Struve: Liberal on the Right, 1905–1944. Camb. (Mass.), L., 1980 (Русский перевод: Ричард Пайпс. Струве: левый либерал, 1870–1905. М., 2001: Ричард Пайпс. Струве: правый либерал, 1905–1944. М., 2001). О русском переиздании этого труда Пайпса в контексте современных российских исследований см.: Б. М. Витенберг. По направлению к Струве // Новое литературное обозрение. № 67. М., 2004.

3

«Русские лишены исторической памяти… Русские вообще не очень любят углубляться в свою историю. Мои книги переведены на русский язык, но продаются там слабо» (Русским нужен правитель: с Ричардом Пайпсом беседовал Пётр Зыхович (Rzeczpospolita, Польша, 7 ноября 2007): www.inosmi.ru/translation/237696.html).

4

М. П. Афанасьев. Либеральная экономика Петра Струве // Вопросы экономики. 1994. № 12. А. Л. Дмитриев. Экономические воззрения П. Б. Струве // Факты и версии. Кн. II. Из истории экономики. СПб, 2001; М. А. Колеров. Сборник «Проблемы идеализма» (1902): история и контекст. М., 2002; М. М. Савченко. П. Б. Струве // П. Б. Струве. Торговая политика России. К этому направлены и усилия автора этих строк: М. А. Колеров. От марксизма к идеализму и церкви (1897–1927): Исследования, материалы, указатели. М., 2017; М. А. Колеров. Археология русского политического идеализма: 1904–1927. Очерки и документы. М., 2018.

5

Главные библиографии см.: Richard Pipes. Struve: Liberal on the Right. P. 467–510 (отдельно: Bibliography of the Published Writings of P. B. Struve / Ed. By Richard Pipes. Harvard University, 1980); И. А. Кондакова. «Он не был бунтарём…» // Советская библиография. 1991. № 6; О. Л. Гнатюк. П. Б. Струве. Библиография печатных работ и исследований о его творчестве // Вече. Альманах русской философии и культуры. 11. СПб, 1998; А. Н. Нарбут. Струве. М., 2004 (Родословные росписи. Вып. 20).

6

Мемуарные свидетельства даны в десятках газетных и журнальных статей Струве. Самый крупный их сводный корпус см: P. Struve. My Contacts and Conflicts with Lenin // Slavonic Review. XII, XIII (№№ 36, 37). L., 1934 (Русский перевод: П. Струве. Мои встречи и столкновения с Лениным // Возрождение. Париж, 1949. №№ 9, 10, 12).

7

С. Л. Франк. Биография П. Б. Струве. Нью-Йорк, 1956 (В переиздании восстановлено аутентичное название «Воспоминания о П. Б. Струве», см. в сб.: С. Франк. Непрочитанное… / Сост. А. А. Гапоненкова и Ю. С. Сенокосова. М., 2001.

8

А. М. Воден. На заре «легального марксизма» // Летописи марксизма. М., 1927. Т. 3. С. 17.

9

См. зависимость такой линейной схемы от публицистического языка эпохи: «От обороны к нападению» Г. В. Плеханова (1910), «На пути к государству будущего: От либерализма к солидаризму» Г. К. Гинса (1930). Потому и не стоит автоматически следовать навязанной схеме «эволюции от А к Б».

10

Пётр Струве. Дневник политика. 211 (10). «Русский Колокол» И. А. Ильина // Россия. № 6. Париж, 1 октября 1927.

11

М. А. Колеров, Н. С. Плотников. Творческий путь П. Б. Струве. С. 91. Публикация: Юношеский дневник П. Б. Струве (1884) // Исследования по истории русской мысли. 8. Ежегодник за 2006/2007 год. М., 2009.

12

ГА РФ. Ф.5912. Оп.2. Ед. хр. 101. Лл. 118 об – 119.

13

См. материалы к этому: «Проблемы Великой России» (1916). Роспись содержания // Исследования по истории русской мысли. [3] Ежегодник за 1999 год. М., 1999; «Национальные проблемы» (1915). Роспись содержания // Исследования по истории русской мысли. [4] Ежегодник за 2000 год. М., 2000; Национализм. Полемика 1909–1917. Сборник статей / Сост. М. А. Колерова. М., 2000.

14

Д. Лутохин. Публицист-академик (К юбилею Струве) // Руль. № 725. Берлин, 1923.

15

Д. Святополк-Мирский. Современная русская литература [1925] // Д. Святополк-Мирский. История русской литературы с древнейших времён по 1925 год / Пер. Р. А. Зерновой. Новосибирск, 2005. С. 723.

16

ГА РФ. Ф. 5912. Оп. 2. Ед. хр. 38. Л.2 об.

17

Составительски реконструированные автором этих строк из отдельных текстов, анонсированные Струве, но не реализованные им авторские замыслов тематических сборников статей «Культура и свобода» (1905), «Государство, интеллигенция и революция» (1908), «Основы политической экономии» (1923) см. в собрании: П. Б. Струве. Избранные сочинения.

18

Б. С. Ижболдин. П. Б. Струве как экономист. С. 357.

19

К. И. Зайцев. О Витте, Столыпине и Николае II (по поводу очерка П. Б. Струве «Витте и Столыпин») // Россия и Славянство. № 128. Прага, 1931.

20

Ф. Берсенев [Ф. Дан]. Нечто о критерии истины [1901] // Н. А. Бердяев. Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н. К. Михайловском [1901] / Сост. В. В. Сапова. М., 1999. С. 358.

21

Здесь и далее фамилия Струве даётся внутри авторского текста в сокращении (С.), полное её написание даётся внутри цитат и в библиографических описаниях – там, где фамилия самим автором была указана полностью.

22

Н. В. Устрялов. Врангель [1920] // Н. В. Устрялов. Национал-большевизм. Избранные статьи 1920–1927 гг. / Ред. – сост. М. А. Колеров. М., 2017. С. 77.

23

Н. Бухарин. Фокус-покусы г-на Струве // Просвещение. СПб, 1913. № 12. Декабрь. С. 81.

24

П. Б. Струве. Об Евгении Ивановиче Ламанском (21 декабря 1925) // П. Б. Струве. Дневник политика. С. 83.

25

См.: М. А. Колеров. Юношеский дневник П. Б. Струве (1884) // Исследования по истории русской мысли. 8. Ежегодник за 2006/2007 год. М., 2009. Подробно о предках и юности С. см. классическое исследование: Ричард Пайпс. Струве: левый либерал, 1870–1905 [1970]. М., 2001. С. 14–47.

26

К. Арсеньев. Воспоминания о В. Д. Спасовиче // Вестник Европы. СПб, 1906. Т.VI. Кн. 11. С. 460.

27

М. А. Колеров. П. Б. Струве и русский марксизм: 1888–1901 (Опыт политической биографии). Автореферат… кандидата исторических наук. М., 1993. С. 10–11.

28

Пётр Струве. М. Е. Салтыков // Русская Мысль. СПб, 1914. Кн. V. II о. С. 142.

29

Глава семьи А. Я. Герд, по свидетельству Короленко, был «личным другом» Гаршина: (Неизданный В. Г. Короленко. Дневники и записные книжки 1914–1918 / Публ. Т. М. Макагоновой и И. Т. Пяттоевой. М., 2013. С. 107). Он был одним из организаторов издания мемориального сборника: Памяти В. М. Гаршина. Художественно-литературный сборник. СПб, 1889 (Стихотворения Д. С. Мережковского, А. Н. Плещеева, А. Жемчужникова, Д. Минаева, проза А. П. Чехова, очерки Н. К. Михайловского, В. Г. Короленко, Г. Успенского).

30

В. А. Герд был однокурсником С. на естественно-математическом факультете Санкт-Петербургского университета в 1889 году: В. А. Оболенский. Воспоминание о Струве [1944] // Вестник РХД. № 134. Париж, 1981. С. 103.

31

В. А. Оболенский. Воспоминание о Струве. С. 106–107.

32

У С. были основания, вслед за молвой, обвинять свою мать в неудачной карьере своего отца и, видимо, осуждать её за материально нескромный образ жизни.

33

См. об этом: Е. А. Галимзянова. Фёдор Ольденбург и его друзья: у истоков Приютинского братства // Вестник Московского университета. Серия 8: история. М., 2015. № 3. А также с указаниями на литературу вопроса: К истории «Братства Приютино» [Письма Ф. Ф. Ольденбурга, В. И. Вернадского, И. М. Гревса и А. А. Корнилова о проекте организации Братства «Приютино», 1887] / Публ. А. В. Лубкова // Идейное наследие русской философии / Отв. Ред А. Ф. Замалеев, И. Д. Осипов. СПб, 2000. С. 146–147.

34

Пётр Струве. Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. Сборник статей за пять лет (1905–1910 гг.). СПб, 1911. С. 182 («Профессор" Шварц и "куратор" Мелиссино», 1908).

35

Подробно о них: Р. А. Казакевич. Социал-демократические организации Петербурга конца 80-х – начала 90-х годов (кружки П. В. Точисского и М. И. Бруснева). Л., 1960.

36

В. В. Святловский. На заре Российской социал-демократии // Былое. М., 1922. № 19.

С. 149. С. 150, 153.

37

Там же. С. 153.

38

Однокурсник С. свидетельствует об этом времени вплоть до осени 1891 года: В. А. Оболенский. Воспоминание о Струве [1944]. // Вестник РХД № 134. Париж, 1981. С. 104–105.

39

В. В. Святловский. На заре Российской социал-демократии. С. 150, 153.

40

В. С. Голубев. Страничка из истории рабочего движения (памяти Н. В. Шелгунова) // Былое. СПб, 1906. № 12. С. 111.

41

К. Тахтарев. Ленин и социал-демократическое движение (по личным воспоминаниям) // Былое. Л., 1924. № 24. С. 5.

42

См. письма Ф. Энгельса 1891–1892 гг. к К. Каутскому и А. Бебелю (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2. Т. 38. М., 1965. С. 17, 31, 77, 436, 442). Представителей социалистической науки и партийной прессы в СДПГ было принято называть «академиками»: это именование было воспринято и в ранней русской социал-демократии (об этом см.: А. Н. Потресов. Письма к П. Б. Струве (1898–1899) / Публ. М. А. Колерова // Вестник Московского университета. Серия 8, история. 1992. № 6; Е. Лозинский. Что же такое, наконец, интеллигенция? Критико-социологический опыт. СПб, 1907 (переизд.: М., 2003)).

43

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2. Т. 38. М., 1965. С. 51 (письмо к М. Оппенхейму 24 марта 1891).

44

В 1890-е годы С. был товарищески и человечески близок с соучредительницей эмигрантской марксистской группы Г. В. Плеханова «Освобождение Труда» В. И. Засулич (1849–1919), которая, в свою очередь, была лично знакома с Марксом и Энгельсом и получала от них важные теоретические и практические рекомендации по применению марксизма к русской действительности и, таким образом, была прямым посредником между Энгельсом и С. В течение всей своей жизни С. сохранил о Засулич самые трогательные и добрые воспоминания, на которых никак не отразились их острые политические разногласия.

На страницу:
4 из 5