Сокровище викинга

Наконец, взор Ханны заметил поселение, расположившееся на зеленеющем холме. Присмотревшись, девушка разглядела десятки домов. Сердце Ханны дрогнуло, подсказывая ей ответ – именно здесь она появилась на свет. Именно здесь живет её мать. При мысли о том, что ей, возможно, представится случай встретиться с родной матерью, Ханна испытала смятение.

Она не знала, как поведет себя. О том, как воспримет кровная мать появление собственной дочери, Ханна старалась не думать.

Девушка, чувствуя, как волнение стало окутывать её, медленно втянула в себя пока еще прохладный, пропитанный сладким ароматом солнца и цветов, воздух. А затем, не позволяя себе отступиться от задуманного, решительно вжала пятки в бока лошади.

Этот путь до поселения показался Ханне одновременно и долгим, и слишком быстрым. Бывает же такое противоречие. К тому моменту, когда девушка оказалась возле деревянных, распахнутых настежь ворот, Ханна сгорала от нетерпения и сжималась от страха неизвестности. К счастью, сил у неё хватило, чтобы сделать эти чувства незаметными для окружающих. Нацепив на лицо холодное, почти высокомерное выражение (что, впрочем, не являлось отражением истинной сущности Ханны, а являлось её защитной маской), девушка направила лошадь вперед.

Все ближе и ближе становились домики, крыши которых покрывал зеленеющий дерн. Всадница так же заметила, что чуть подальше, ближе к озеру, обособленно возвышалось несколько домов, построенных из серого камня. Вероятно, они принадлежали правящей династии этих земель. Ханна, теряясь в догадках, кем именно окажется её мать, ощутила, как учащенно забилось сердце в груди.

Её появление не осталось незамеченным. Оно и понятно – разве возможно было проигнорировать красивую, воинственную всадницу, гордо восседавшую на белоснежной лошади? Люди, что трудились возле домов – развешивали треску, чистили рыбу, как зачарованные, остановились и устремили свои взоры на Ханну. Другие же, те, что работали в кузницах и лавках, один за другим, стали выходить на улицу, обращая все свое внимание на светловолосую всадницу.

Таким образом, когда Ханна оказалась уже посередине одной из узких улочек, кругом стоял народ. Девушка скользнула по ним медленным, изучающим взглядом. Эти люди были озадачены её появлением, однако в их глазах Ханна не обнаружила недоброжелательности или затаенной злобы по отношению к себе. Тогда девушка еще сильнее расправила плечи и громким, уверенным голосом обратилась к собравшимся:

– Я ищу женщину по имени Сольвейг.

Люди переглянулись меж собой, но ответа сразу не дали. В какой-то миг, Ханне показалось, что она зря приехала сюда, но девушка ошиблась, потому что следом, из толпы, раздался голос:

– Вы про Сольвейг? Весть о её мастерстве давно ушла далеко за пределы нашего селения. Идемте, госпожа, я покажу вам дорогу.

Ханна, крепче сжав поводья, направила вслед за светловолосым юношей свою лошадь. С каждым её шагом сердце в груди девушки все сильнее и ощутимее стискивало напряжение. Оно было столь мощным, что Ханне стало трудно дышать. Её ладони были влажным, в горле запершило. Девушка разозлилась на себя за собственную слабость. Она же – воин! Ей нужно было совладать со своими, такими ненужными сейчас, чувствами!

– Пришли, госпожа, – останавливаясь возле просторного дома, дверь которого была выкрашена в белый цвет, сообщил юноша. Он, своими большими, серыми глазами с нескрываемым интересом разглядывал Ханну. Девушка, окинув его строгим взором, с усмешкой на губах наблюдала, как юноша виновато опустил свой взгляд.

Ханна, ловко спрыгнув с лошади, вручила поводья юноше, не забыв при этом грозно добавить:

– Если с лошадью что-то случится, я отрежу тебе… – она прошлась взором по парню, – уши.

Не дожидаясь реакции, Ханна решительно толкнула дверь вперед. Первое, что ощутила девушка, это аромат в доме. Он показался ей отчего-то знакомым. Теплый, с легким ароматом трав, этот запах окунул Ханну в прошлое. По телу девушки прошлась дрожь. Руки задрожали, и Ханна сжала ладони в кулаки.

Девушка пошла дальше. В доме было тихо и светло. Откуда-то, из дальней комнаты, доносился приглушенный шум. Ханна пошла на него. Игнорируя усилившуюся дрожь, девушка подошла к комнате. Дверь в неё была полуоткрыта. Ханна остановилась возле неё. Её взгляду предстала высокая, светловолосая женщина. Она стояла возле окна, спиной к Ханне. И снова, в который раз, девушке захотелось убежать. Она, повернулась было, намереваясь отойти в сторону, однако в этот момент, женщина, видимо, ощутив на себе взгляд, так же повернулась и увидела Ханну.

Светлое, немолодое, но по-прежнему красивое лицо женщины, было приветливым.

– Вы что-то хотели? – распахивая дверь, вопросила хозяйка дома. Она, разглядев лицо Ханны, непроизвольно нахмурилась. В светло-голубых глазах мелькнула догадка. Женщина взмахнула рукой и прижала её к груди. В этот миг рукав платья сполз, обнажая взору Ханны то самое родимое пятно в форме полумесяца.

– Я – твоя дочь, которую ты продала, – не сводя горящих, от невыплаканных слез, глаз с лица матери, произнесла Ханна. – Я пришла сказать тебе, что ненавижу тебя.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Лицо женщины исказилось от боли. В глазах блеснули слезы. Ханна поморщилась – от отвращения к самой себе, потому что ей самой захотелось плакать. Ноги еле держали девушку, а сердце… Её сердце захлебывалось от боли. Она и представить не могла, что будет так больно!

Девушка попятилась назад. Хозяйка дома, вытянув руку, словно желая остановить Ханну, тихо произнесла:

– Ты имеешь право ненавидеть меня. Но у меня просто не было другого выбора.

И тут, сквозь стену самообладания, прорвалась волна прежде сдерживаемых чувств.

– Не было другого выбора?! – вскрикнув, вопросила Ханна. – Ты продала меня, как вещь, как какой-то товар. Неужели твое материнское сердце не дрогнуло, когда ты отдавала свое дитя в чужие руки?

Сольвейг, схватившись за грудь, обессилено прислонилась к стене. Лицо женщины побледнело.

– У меня не было другого выбора, – повторила она.

Ханна, ощущая горечь во рту, грустно улыбнулась. Сердце её располовинилось: одна часть злилась на Сольвейг, другая – испытывала к ней искреннее сочувствие. Вдруг, она не лжет, и обстоятельства действительно вынудили её отдать дочь?

– Я ухожу, – процедила Ханна, буквально заставляя свои ноги сдвинуться с места. – Я получила ответ на свой вопрос.

Девушка, резко развернувшись, направилась в сторону двери. Следом, до ушей Ханны донесся крик, в котором явственно ощущалось отчаяние:

– Я была тяжело больна и умирала! Повитуха, что была на родах, с трудом помогла мне разродиться. Я не могла ни кормить тебя грудью, ни даже брать на руки. Вот тогда-то на пороге и показалась Рунгерд. Она стала спасением для тебя, и моей надеждой, что ты выживешь.

Ханна, чувствуя, как в висках застучала кровь, резко остановилась. Смежив веки, девушка глухо произнесла:

– И все-таки, ты продала меня…

– Если ты позволишь, я кое-что покажу тебе, – мягко попросила Сольвейг.

Ханна, качнув головой, повернулась к матери. Та, глядя на дочь большими, блестящими глазами, махнула рукой в сторону комнаты.

– Сюда.

Ханна, сохраняя молчание, последовала за Сольвейг. Они прошли в небольшую комнату, заставленную сундуками разных размеров. Хозяйка дома, протиснувшись к дальней стене, откинула крышку старого, местами потертого, сундука. Женщина извлекла из него небольшой мешочек. Раскрыв его, Сольвейг высыпала на деревянный поднос серебряные монеты.

– Здесь было 7 монет, лишь одну я взяла, чтобы купить все необходимое для своего мастерства, – женщина собрала монеты в ладонь и посмотрела на Ханну. Девушка, сглотнув, тихо, с укором, сказала:

– Ты ведь умирала…

– Да, я и сама была уверена, что мой час пришел, однако все, в том числе и я, ошибались. Мой срок на этой земле еще не завершен.

Сольвейг обхватила запястье дочери и протянула другую руку. Раскрыв ладонь, на которой разместились монеты, женщина произнесла:

– Это твои деньги. Забери. Последнюю монету я совсем скоро верну тебе.

Ханна не поняла, каким образом эти 6 монет оказались у неё в ладони. Девушка смотрела на них, чувствуя, как они прожигают кожу на руке. Подобные ощущения Ханна испытывала и в сердце. Теперь оно не ныло, а горело от боли. Сольвейг, совладав со своими чувствами, мягко коснулась ладони дочери. Ханна подняла на мать глаза. Встретившись с ней взглядом, Сольвейг сказала:

– Даже если ты все еще ненавидишь меня, это не убавляет моей любви к тебе, дочка.

Из глаз Ханны брызнули слезы. Следом раздалось глухое рыдание, и девушка не сразу поняла, что рыдание принадлежало ей. Не успевая избавиться от мокрых потоков на своих щеках, Ханна спешно стирала их дрожащими пальцами, но слезы, снова и снова, лились из её прекрасных глаз.

Не выдержав, Сольвейг шагнула к дочери и обняла её за плечи. Не сразу, но Ханна, все же, прижалась к матери. Теперь пришел черед плакать и самой Сольвейг…

Мать и дочь сидели за одним столом. В деревянных чашах был налит ароматный, травяной чай, на подносе лежали наспех испеченные лепешки, для сытности, присыпанные сыром. В доме, впервые за эти мучительно долгие годы, царило то спокойствие, которое Сольвейг потеряла, когда отдала свою дочь Рунгерд. Не веря счастью, женщина с любовью смотрела на своего ребенка, отмечая каждую черточку на родном лице. «Она выросла настоящей красавицей», – мелькнуло в голове Сольвейг. Мать хотела бы озвучить это вслух, но боялась, что дочь воспримет её слова как обычную лесть. Им нужно было там многое сказать друг другу!

– Ты останешься? – не выдержав, спросила Сольвейг, подливая чая Ханне. Девичьи пальцы сильнее обвили деревянную чашу. Девушка подняла на мать глаза. В этот раз взгляд Ханны разительно отличался от того, что был прежде – в нем не было ни злобы, ни нетерпения. Лишь задумчивое спокойствие и уверенность.

– Останусь, – накрывая ладонь матери своей ладонью, ответила Ханна.

Решение было принято.

Итак, жизнь Ханны теперь претерпела изменения. Обретя свою мать, девушка выбрала жить вместе с ней и заниматься ремеслом, в котором преуспела Сольвейг. А преуспела она в ткачестве. Из рук этой женщины выходили красивые, добротные ткани. Со всей округи шли к Сольвейг, чтобы заказать у неё не только ткань для праздника, но и для парусов. Последнее, конечно, требовало немало усилий. Для начала нужно было заготовить шерсть. Именно за эту работу и взялась Ханна.

Теперь, вместо того, чтобы упражняться с мечом и луком, Ханна занималась отсортировкой шерсти, которую она тщательно вычесывала гребнями или просто руками. После, за дело брались помощницы – пряхи, которые пряли на веретене, получая из заготовленной шерсти гладкую, ровную нить.

Сама же Сольвейг каждое утро вставала возле ткацкого станка и принималась за работу. К основе станка были подвешены небольшие каменные грузы, и хозяйка дома, словно волшебница, умело контролировала их и нити, творя своими руками красоту.

Ханна, каждый раз заканчивая отсортировку шерсти, приходила в комнату, где работала её мать. Садясь возле дальней стены, девушка молчаливо наблюдала за Сольвейг, жадно впитывая в себя её движения, вновь и вновь, осознавая, как же ей не хватало матери. Сольвейг же, замечая присутствие дочери, улыбалась, и следом начинала петь. Голос её – мелодичный, ласковый, убаюкивал Ханну, и наполнял сердце девушки миром.

Нельзя было сказать, что Ханна окончательно забыла о своей прежней семье, однако девушка укрепилась в мыслях, что сделала правильный выбор, и что её место здесь, а не в доме конунга. Конечно, иногда, особенно перед сном, Ханна тосковала по семье конунга. Она хотела снова взять на руки малыша Тессы и Хакона, хотела послушать легенды о великих воинах из уст конунга, а еще – участвовать в сражениях на мечах вместе с Хальвардом. При мыслях о человеке, которого она все эти годы считала старшим братом, сердце Ханны болезненно сжималось.

Быть может, ей стоит послать им весточку и известить о том, что у неё все хорошо? Да, именно так она и сделает! Найдет человека, хорошо заплатит ему, и отправит письмо. Наверное, найти такого смельчака будет непросто, но она, Ханна, заплатит ему двойной ценой. Девушка тяжело вздохнула – кажется, она готова на многое, лишь бы самой не ехать туда, где прожила все 18 лет.

Но, как оказалось следующим утром, искать смельчака Ханне не пришлось. Потому как к их дому приехал человек, которого девушка знала хорошо. То был воин, верой и правдой служивший конунгу. Арн. Одетый, как простой торговец, под плащом которого, впрочем, скрывалось оружие, он был послан на эти земли с одной целью – передать Ханне письмо.

Девушка как раз замачивала в корыте шерсть, когда взгляд её зацепился за проезжающего мимо всадника. Их глаза встретились. По лицу Арна скользнуло легкое удивление.

– Госпожа! – вырвалось у воина.

– Прошу – не нужно так обращаться ко мне, – вытирая мокрые руки о передник, произнесла Ханна. Девушка чуть улыбнулась, забавляясь комичностью ситуации. Еще бы! Прежде ни один воин конунга не видел её такой – в простом платье, да еще занимающейся замочкой шерсти. Заметив смятение в глазах Арна, Ханна добавила:

– Ты ведь не просто так приехал сюда?

– Нет, – придя в себя, ответил воин, – я привез для вас письмо.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ханна пробежалась глазами по хорошо знакомому почерку. Да и как она могла не узнать его, когда сама учила ту, кому принадлежало это письмо, грамоте?

«…Я скучаю по тебе и беспокоюсь. Быть может, ты найдешь время, и мы сможем увидеться с тобой, Ханна? Вся семья ждет тебя на свадьбу Хальварда, которая состоится в первый день лета. Ты приедешь? Прошу тебя, если тебе нужна помощь, дай мне знать, и я сделаю все, что в моих силах…»

Ханна смахнула с кончиков ресниц одинокую слезинку. Тепло и забота, которым было пронизано это письмо, не оставило сердце девушки равнодушным. Воспоминания, подобно своенравной волне, поднялись в груди Ханны, возвращая её на короткий миг назад.

Перед её глазами вновь были улыбающиеся лица прежней семьи. Отец, Хакон, Тесса и их малыш, Хальвард…

Подумать только, её старший брат совсем скоро свяжет свою жизнь с Марной. Ханна не было с ней знакома, но слышала, что будущая жена Хальварда из знатного и влиятельного рода. Достаточно ли это для счастливого союза? Полюбит ли он её? При мысли об этом Ханна ощутила неприятное жжение – оно, обжигая, расползалась от груди вверх, к горлу, оставляя во рту привкус горечи.

Ханна вся сжалась. Это чувство было незнакомо ей, и оно напугало девушку, когда она поняла, какое название оно имело.

Ревность.

Она ревновала Хальварда к его будущей жене.

Испытывая к себе презрение, Ханна попыталась погасить это чувство. Она твердила себе, что не имеет права на него, что чувствовать так – постыдно. В конце концов, осознав, что это чувство плохо поддается контролю, Ханна написала ответное письмо, в котором сообщила, что не сможет приехать на свадьбу брата.

Не мешкая, девушка вышла наружу и вручила письмо, ожидающему возле дома, Арну. Тот, спрятав его за пазуху, вопрошающе посмотрел на Ханну.

– Благодарю тебя, Арн, – девушка чуть улыбнулась, – передай письмо лично госпоже.

Арн, кивнув головой, окинул Ханну прощальным взглядом и добавил:

– Возвращайтесь, госпожа.

Не дожидаясь ответа, воин направил коня в противоположную сторону от Ханны. Девушка смотрела ему вслед и понимала, что, вероятно, видит последней раз в своей жизни человека с тех земель, где она выросла. И снова, сотни новых чувств, пронзили сердце Ханны. Закололо – заныло девичье сердце, тихо заплакала душа.

Нет, Ханна не жалела о том, что осталась здесь!

Просто… ах, она сама не могла понять все те чувства, что продолжали пробуждаться в ней. Быть может, когда придет время она, Ханна станет лучше понимать себя. А пока… её ждала работа.

Год спустя

Целый год миновал с того дня, когда Ханна покинула свой прежний дом. Эти месяцы не прошли даром для девушки. Она научилась многому тому, что должна была уметь женщина – убирать дома, готовить вкусный обед, а еще, Ханна приноровилась работать возле станка, все чаще и чаще подменяя мать и давая той время для отдыха.

За все это время Ханна практически не покидала материнский дом. Самое дальнее, куда ходила девушка, был местный рынок, но и туда Ханна наведывалась всего лишь раз в несколько месяцев. Она не признавалась самой себе, но правда заключалась в том, что девушка опасалась увидеть кого-то или что-то, что могло пробудить в ней воспоминания и тоску по прежнему дому. Ханна не могла честно сказать себе, что скучает по той семье, что осталась на земле, которую разделяли горы от неё.

Стоял солнечный день, Ханна подметала возле дома, когда до её ушей донеслось цоканье копыт. Первые мысли девушки были о том, что к ней прибыли с вестью от родных. В груди тут же зашевелилась тревога – а не случилось ли что с кем-то из членов семьи конунга?

В этот раз она ошиблась, потому как, когда взору Ханны предстал всадник, она поняла, что видит его впервые. Девушка задержала на нём взгляд – это был воинственный, широкоплечий мужчина, своим силуэтом напоминающий Хальварда. У всадника были темные волосы, небольшая борода и оценивающая улыбка, от которой у Ханны тут же начал подниматься протест внутри.

– Я не видел тебя раньше, – вместо приветствия, произнес незнакомец. Он, попридержав своего черного коня, остановился возле калитки. Мужской взгляд изучающее скользил по лицу Ханны.

Девушка тоже разглядывала мужчину. Он был явно не из простых жителей – на нём была туника, сшитая из тканей, наверняка привезенных с востока. Взор Ханны заметил и блестящую рукоять меча. Его эфес украшал рубин.

– Я здесь недавно, – уклончиво ответила девушка, с трудом отводя взгляд. Не привыкла Ханна игнорировать присутствие других людей. Её воинская сущность требовала, чтобы она смотрела в глаза возможному противнику.

– Я тоже недавно прибыл сюда, – мужчина улыбнулся, – но я и не знал, что на моей земле есть такая красивая женщина.

Слух Ханны резануло от фразы «на моей земле» и «красивая женщина». Девушка не считала себя таковой, мало того, последний год её совершенно не волновала собственная внешность. Нет, Ханна не запустила себя. Но теперь девушка старалась избегать того, чтобы смотреть в отражение, опасаясь увидеть в своих глазах тоску и печаль.

А вот слова «на моей земле» дали Ханне понять, что, вероятно, перед ней стоит человек, которому эта земля принадлежала. Стало быть, этот темноволосый мужчины – правитель. Она, сохраняя молчание, продолжила подметать. Мужчина, удивившись такой реакции, соскочил с коня и подошел к калитке. Обычно, женщины иначе реагировали на его появление. Не сводя глаз с девушки, он размышлял. Незнакомец не кривил душой, когда назвал Ханну красивой. Её светлые волосы сверкали под солнечными лучами подобно золоту, её лицо – молодое, утонченное, притягивало к себе внимание. Тело же девушки, скрытое под простым платьем, пробуждало в мужчине такие мысли, от которых забурлила кровь.

– Как твоё имя, прекрасная дева? – вопросил он.

– Ханна, – девушка отложила в сторону метлу и посмотрела прямо в бархатисто-карие глаза мужчины. Тот улыбнулся. Надо добавить, улыбка шла ему, делая его и без того привлекательное лицо, особенно красивым.

– Я – Ансгар, правитель этих земель, – начал воин, не сводя взора с Ханны. Видимо, он ожидал какой-то особенной реакции, но Ханна всего лишь качнула головой, отчего её светлые волосы золотистыми волнами рассыпались по плечам.

Не дождавшись каких-либо слов от девушки, Ансгар добавил:

– Завтра, на площади, состоится ярмарка. Приходи туда, – он тепло улыбнулся, – придешь?

– Приду, – чувствуя, как грудь окутало зарождающейся симпатией к этому мужчине, ответила Ханна.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Кто это был? – обеспокоенно вопросила Сольвейг, стоило Ханне перешагнуть порог дома.

– Ансгар, – стараясь говорить ровным тоном, ответила девушка. Пройдя на кухню, Ханна налила себе из кувшина в чашу прохладной воды. День был довольно жаркий, и девушка страстно желала пить, а еще – унять волнение, которое вызвало у неё появление этого красивого мужчины.

– Ансгар?! – переспросила Сольвейг. Округлившимися от удивления глазами, женщина смотрела на свою дочь. Та, делая вид, что ничего не случилось, медленно, чтобы не подавиться, пила воду.

– Наш правитель? – спросила Сольвейг. Женщина тоже налила себе воды. Залпом, выпив её, Сольвейг произнесла:

– Что ему было нужно? Что он сказал?

Губы Ханны дрогнули в задумчивой улыбке:

– Он пригласил меня завтра на ярмарку.

Сольвейг еще больше округлила глаза.

– На ярмарку? – женщина, вдруг, широко улыбнулась. – Впервые слышу, чтобы правитель снизошел до простого народа. Но, видя тебя сейчас, я прекрасно понимаю, почему он это сделал. Ты – настоящая красавица, один взгляд на которую, лишает мужчин разума и высокомерия.

Ханна звонко рассмеялась:

– О, мама, я даже не знаю, что надеть на ярмарку.

– Об этом можешь даже не беспокоиться, – тепло, улыбнувшись, ответила Сольвейг.

Следующим утром Ханна, облаченная в небесно-голубой наряд, отправилась на ярмарку. Её длинные, светлые волосы украшали белые ленты из шелка. На ногах, вместо привычных сапожек, были туфельки – они казались такими невесомыми, что первое время Ханне думалось, что она идет босиком. Под мягкой подошвой ощущался каждый камушек и любая неровность. К счастью, путь до ярмарки шел через луг, поросший густой травой. И совсем скоро Ханна позабыла о временном дискомфорте, и буквально запорхала, быть может, навстречу своей судьбе.

Теплый ветер игриво колыхал волосы Ханны, ветер скользил по её женственному силуэту и, дразня, чуть поднимал юбку платья. Ощущая странное волнение в душе, девушка, миновав луг, подошла к месту, где проводилась ярмарка – как раз перед стенами господских домов. Повсюду были расставлены яркие палатки, на деревянных столах разложены различные товары – тут были и продукты: румяные пироги, куски мяса, золотистый, блестящий на солнце, сыр, яйца, кувшины с густой, нежнейшей сметаной, а так же вещи – украшения из деревянных бус, одежда и обувь.

В воздухе ощущался праздник. Нарядные жители веселились и пели песни. Повсюду, хохоча, носились дети. Задержав на них взор, Ханна тут же вспомнила ребенка Тессы и Хакона. Наверное, их сын уже так же быстро бегает… Сердце Ханны закололо холодными иглами. Девушка спешно отвела взгляд – и тут же столкнулась глазами с бархатисто-карими глазами Ансгара. Мужчина, завидев Ханну, заулыбался. Покинув своего собеседника, Ансгар стремительным шагом направился к девушке. Прежняя грусть уступила место для волнения.

– Ты пришла, – радостно-удивленно выдохнул Ансгар, окидывая Ханну восхищенным взглядом.

– Я же сказала, что приду, – ответно улыбаясь, сказала девушка.

– Пойдем? – Ансгар кивнул в сторону ярких палаток.

– Пойдем, – согласилась Ханна.

Они обошли все палатки и попробовали почти все угощения. Жители поселения щедро делились теплыми, аппетитными пирогами, давали попробовать блюда и примерить наряды. Ханна, чувствуя легкость и веселье, шла рядом с Ансгаром – от одного торговца к другому. Люди, глядя на эту пару, перешептывались. Оно и не удивительно, на то было много причин, самая безобидная из которых – Ханна и Ансгар гармонично смотрелись вместе.

Если девушка и слышала эти перешептывания, то делала вид, что не замечает их. Влюбленное состояние, которое коснулось её сердца, лишило Ханны присущего ей воинственного настроя. Впервые за эти долгие месяцы, девушка ощущала себя так хорошо – счастливой, красивой и желанной. Она думала, что это – предел её чувств, но когда Ансгар, купил для Ханны яркие бусы и повесил ей их на шею, сердце девушки до краев наполнилось новыми чувствами – девичьим волнением и, что таить, влюбленностью. Это были новые ощущения для Ханны, непривычными, и девушка, испытывая смятение, робко улыбнулась Ансгару.

Красивое, мужское лицо отобразило удовлетворение. Ансгар, вглядываясь в лазурно-голубые глаза Ханны, вдруг, посерьезнел, а после, добавил:

– Ты знаешь, я подумал: «если она придет – я женюсь на ней». И вот ты здесь, – бархатисто-карие глаза мужчины влюблено засверкали. – И я хочу этого.

Признание мужчины застало Ханну врасплох. Девушка, ощущая, как её подхватывает волна восторга и недоверия, задала вопрос:

– Разве может быть такое, чтобы столь высокородный муж, как ты, брал в жены, женщину из простого народа?

– В тебе нет ничего простого, – аккуратно беря Ханну за ладонь, выдохнул Ансгар. Девушка, смутившись от его слов и прикосновения, чуть нахмурилась.

– К тому же, – продолжил мужчина, – правитель этих земель – я, а значит, мне решать, кто станет моей женой.