Лабиринты любви

– Нет у меня женского счастья, – бывало, взгрустнет Маша. – Другие по третьему разу замуж выходят, а я…

– Ох и разборчивая ты невеста,– журил её начальник отдела кадров Осип Семенович Кидер, который не однажды заигрывал со своей работницей, но неизменно получал решительный отпор. – Еще год-два, и останешься вековухой. Если уж не мужа, так хоть хахаля заведи. «…был бы милый рядом…» – козлиным голоском намекал начальник.

Маша поначалу отмахивалась от таких разговоров, но со временем стала задумываться. Украдкой начала выискивать среди работников предприятия, соседей и просто знакомых мужчину, разведенного или вдовца, с прицелом завести с ним долгосрочные отношения. Но одни не нравились ей, а другие, зная Машу не первый год, не воспринимали её как потенциальную невесту. Время летело, женщина уже и не надеялась на то, что изменится её устоявшаяся одинокая жизнь, что и её улыбнется пресловутое женское счастье.

Однажды, возвращаясь из деревни от родителей, она долго простояла на остановке у автовокзала, ожидая рейсового автобуса. Народу было немного, да и тот топтался на платформе у закрытых дверей двух междугородних автобусов. Еще один автобус с красной надписью «Москва» на белом боку стоял чуть поодаль, на смотровой яме. Возле него вытирал измазанные машинным маслом руки водитель. Вдруг он глянул в сторону Маши, потом еще и еще. Женщина заволновалась, потому что никто так, по-особенному, на неё не смотрел.

Тут из-за поворота вырулил автобус, Маша отвлеклась лишь на минуту, глянуть на номер, а когда посмотрела в сторону ремонтируемого автобуса, то мужчины там уже не было. Чувство потери так овладело бедняжкой, что она чуть не разревелась.

– Здравствуйте, – вдруг послышалась за её спиной. Маша резко обернулась и наверняка упала бы, запутавшись ногами в сумках, но крепкие руки удержали её, а со склоненного к ней лица смотрели невообразимо красивые, ласковые, в пушистых ресницах глаза водителя.

– Здравствуйте, – чуть слышно ответила Маша.

– Вы, я заметил, давно ждете автобуса, – сказал водитель. – Хотите, я вас подвезу на своем?

Маша от неожиданности онемела, а мужчина ловко подхватил её тяжелые сумки и пошагал к смотровой яме. Женщина двинулась за ним, чувствуя одновременно и сильное смущение, и необыкновенную радость.

Через полчаса они уже были возле её дома. За время поездки женщина не произнесла и нескольких фраз, зато водитель говорил за двоих. Поднимаясь на третий этаж, он все шутил, что в сумках у неё, очевидно, кирпичи.

– Да нет, – улыбнулась Маша в ответ. – Родители картошки наложили, банок с соленьями и вареньем. Мне и не надо всего этого, но не обижать же стариков.

– Верно, – согласился мужчина, – обижать стариков не следует. – Меня Олег зовут, – представился он.

– А я Маша.

Войдя в квартиру, Маша смущенно предложила незнакомцу пройти, «выпить чаю». Тот не стал ломаться, а тут же прошел на кухню, по-хозяйски расположившись на стуле возле окна.

– Я ничье место не занял? – внимательно глянул гость на хозяйку.

– Нет, что вы! Я живу одна… – она чуть замялась, – и люблю сидеть вот здесь.

Маша показала на узкое пространство между кухонной стенкой и столом.

– Такая красивая женщина и одна? – удивился гость. – Куда же смотрят ваши мужчины!

Женщине приятно было слышать эти слова, и в душе она молилась, чтобы мужчина вдруг не глянул на часы и не заторопился уходить.

Но страхи её были напрасны. Олег, видимо, никуда не спешил, и компания одинокой женщины его вполне устраивала. Его глаза неотступно следовали за женщиной, суетящейся на кухне, от его внимания не ускользнули ни забитый продуктами холодильник, ни отличного качества чай, ни сияющая чистота жилища Маши.

– Люблю ветчину, – сообщил Олег, уминая бутерброд и запивая его чаем. –Особенно с водочкой.

Сказал он это вскользь, но осчастливленная вниманием Маша тут же кинулась к холодильнику, вытащила нераспечатанную бутылку.

– После дня рождения осталась, – смущенно проговорила она, боясь, как бы мужчина не заподозрил её в пьянстве.

Они выпили по рюмке.

– Сейчас бы горячего, – протянул Олег. – Борща или мяска тушеного.

Второй раз повторять не пришлось. Маша резво начала рубить мясо, а гостю предложила отдохнуть в комнате. Олег ничего против не имел, и скоро, вольготно развалившись на диване, смотрел по телевизору криминальную хронику.

Минут через тридцать его внимание переключилось с экрана на божественные запахи жареного мяса. Щелкнув пультом телевизора, мужчина направился на запах и застал раскрасневшуюся Машу, хлопочущую над сервировкой стола. Теперь там, вместо тарелки с бутербродами и чайными чашками, стоял хрустальный салатник, на керамическом блюде исходили жиром и специями хорошо прожаренные куски свинины. Рядом с початой бутылкой водки стояло марочное вино.

– Хлебца, дай, – гость потирал ладони в предчувствии славного ужина.

– Ой, забыла, – хихикнула Маша и поставила перед ним плетенку с хлебом.

Олег одарил женщину нежным взглядом, потом потянулся к бутылке.

– Тебе водочки или вина налить?

Маша вообще-то пила редко и помаленьку, но в тот вечер разрешила себе «гульнуть» на полную катушку.

– Мне как вам…

– Слушай, к чему такая напряженка – вам, нам…Давай сразу на ты! Хочешь, выпьем на брудершафт?

Женщина промолчала, а гость, загоревшись идеей, наполнил их рюмки почти до краев, переплел свою руку с рукой Маши и одним глотком выпил. Женщина отпила маленький глоточек, но в ожидании неизбежного в таких случаях поцелуя даже не почувствовала едкую горечь водки. Её сердце молотом колотилось у самого горла, позвоночник будто размяк, руки и ноги заледенели. Но все тут же прошло, как только губы Олега властно захватили в плен её губы. Его руки крепко сжали тело Маши и потянули к себе. Поцелуй был недолгим, но крепким. Впервые в жизни её так целовали. Каждая частичка её тела загорелась огнем, в голове зашумело, и она ничего не видела вокруг и не слышала.

Для Олега же в этом поцелуе, по всему видать, ничего особенного не было. Он разглядывал раскрасневшееся от желания лицо Маши, понимающе улыбался, а его глаза обещали ни с чем не сравнимые ласки. Потом…после ужина.

Самые смелые мечты Маши Кожухиной сбылись в ту ночь. Правда, ей не с чем было сравнивать, и поэтому грубость и нахрапистость мужчины она приняла за бешеную страсть. Олег был не романтическим любовником из классической литературы, а захватчиком, варваром, который берет все, что ему надобно. Но грубые ласки неожиданного гостя ничуть не расстроили женщину: большой, сильный мужчина и ведет себя соответственно, думалось ей. Странно было бы слышать от него ласковые словечки, ощущать легкие прикосновения. Нет, Олег был властным, опытным мужчиной и за одну ночь дал понять, кто в их союзе главный и чьей воле отныне будет подчиняться Маша.

Так Маша Кожухина познакомилась с мужчиной, можно сказать, своей мечты. Олег Коноров работал водителем междугороднего автобуса, проживал в Долгопрудном, а в их городе бывал через три дня на четвертый. Высокий, широкоплечий, с усами, которые придавали ему вид казачьего атамана, Олег предпочитал кожаные куртки, джинсы, зимой и летом носил солнцезащитные очки.

А в ту первую незабываемую ночь Маша испытала то, о чем только читала в дамских романах и побывала на «вершине блаженства» три или четыре раза. Разумеется, после этого она стала рабыней своего мужчины, но перед работницами отдела кадров наутро она предстала королевой. Все отметили, как изменилась Маша.

– Уж не влюбилась ли ты? – смеясь, спрашивали девчата.

– Дал бы Бог, – тихонько проговорила старшая из них, отметив накусанные, горящие губы Маши.

А начальник отдела, Осип Семенович, крякнув, стал подсчитывать, в каком месяце Кожухина соберется в декретный отпуск.

Следующие три дня Маша жила в ожидании автобуса из Москвы. Но не просто ждала, а готовила достойную встречу любимому. То, что она влюбилась в Олега, сомнений не было, но думать о том, что и тот в неё влюбился, боялась – вдруг сглазит.

К следующей встрече Маша накупила продуктов в одном из самых дорогих магазинов, запаслась дорогущим вином и по штуке выбрала на рынке самые свежие и красивые фрукты.

Она и себя не оставила без внимания, вернее, ту одежду и белье, в чем решила встретить Олега. Рассматривая себя в зеркало, Маша находила, что выглядит привлекательно и даже сексуально в бледно-лимонном шелковом комплекте, состоявшем из крохотных трусиков, которые на её широких бедрах и вовсе превратились в незаметную полоску, и коротенькой комбинации, состоящей наполовину из золотистых кружев.

– Олег, Олеженька, милый… – шептала своему отражению Маша и представляла, как крепкие руки мужчины медленно, но уверенно стянут с неё это лимонное великолепие, а потом начнут мять и тискать её безжалостно, впиваться пальцами в нежные места, а потом творить с её телом все, что пожелают.

Автобус с пассажирами из Москвы приходил часов в семь вечера, а назад отправлялся в семь утра. И каждый рейс Олег приходил к Маше и оставался у неё до утра. Соседи всегда знали, когда приезжает Олег: аппетитные запахи говорили сами за себя, а наутро страстно-просящий шепот и уверенный бас гостя указывали на то, что пришла пора любовникам расставаться.

Заимев любовника, Маша, разумеется, втайне мечтала, что Олег оценит её женственность и покладистость, убедится, какая она хорошая хозяйка, и предложит ей замуж. Но прошло полгода, а решительных действий водитель автобуса не предпринимал. Зато с завидным постоянством приходил к Маше с обязательной бутылкой водки, наслаждался поистине царским ужином, а потом валился на белоснежную постель и небрежным жестом звал к себе Машу. Только если раньше он демонстрировал приемы африканской страсти, то через несколько месяцев снисходительно позволял женщине любить себя, говорить ему ласковые слова, демонстрировать готовность к любым сексуальным фантазиям мужчины.

Иногда Маша задумывалась над тем, что её женское счастье немного ущербное, может, чуть постыдное. Но мысль расстаться с Олегом повергала её в отчаяние. Ладно, уговаривала она себя, пусть у неё не так, как у других, и не дарит Олег ей, своей любовнице, подарков, не показывается с нею на людях и не соглашается на то, чтобы позвать кого-нибудь в гости. Зато у неё теперь есть мужчина, который со временем станет законным мужем. Только нужно подождать.

Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но однажды Олег забыл у неё барсетку с документами. Маша это обнаружила минут через тридцать после его ухода. Не теряя ни минуты, она рванула на автовокзал, чтобы успеть до отхода автобуса. Ей это удалось, а он из благодарности поцеловал её на виду у всех. Женщина решила, что это неспроста.

Автобус тронулся после того, как контролер проверил у пассажиров билеты. А контролером была Машина знакомая.

– Что, у тебя теперь пригрелся? – спросила она.

– То есть? – не поняла Маша.

– А что тут непонятного? Человеку надо где-то переночевать, поужинать да позавтракать. В гостинице дорого, вот он и пристраивается к одиноким, вроде тебя. Переночует с комфортом, поест с аппетитом, а за все удовольствие – бутылка водки. Да и ту, поди, сам вылакает, так?

Маша смотрела на знакомую контролершу и не могла сообразить, о чем идет речь. Та заметила изумление на лице Маши и безжалостно закончила:

– Не расстраивайся, ты не первая у него и не последняя. И не женится он на тебе: жена у него в Долгопрудном и двое детей.

Сказала и пошла, а Маша долго не могла с места тронуться. А когда домой вернулась, так за уксус схватилась. Хорошо девчата к ней пришли, когда она в тот день на работу не вышла. Спасли.

Подарок к серебряной свадьбе

Когда в присутствии Марины Николаевны Погодиной произносят слова «серебряная свадьба», она вначале вздрагивает как от прикосновения льдинки к теплому после сна телу, потом облегченно улыбается, а под конец безудержно смеется, чем приводит собеседников в недоумение. Ей приходится оправдываться тем, что именно с серебряной свадьбой у неё связаны смешные воспоминания. Мол, погуляли на славу, есть, что вспомнить в старости.

На самом же деле Марине Николаевне в день собственной серебряной свадьбы было не до смеха.

Во-первых, решили «молодые» устроить банкет на даче, а это дополнительные неудобства и хлопоты, хотя дачный домик у Погодиных был оборудован всем необходимым в смысле бытовых удобств.

Во-вторых, они с мужем, Владимиром Ивановичем, сошлись во мнении, что на «серебро» пригласят тех, кто гулял на их свадьбе тогда, двадцать пять лет назад. А их пришлось разыскивать: одни давно перебрались на другое место жительства, с другими почти не поддерживались отношения.

В-третьих, следуя собственной логике, Погодины решили, что количество гостей не должно превышать двадцати пяти человек, а это проведение жесткого отбора среди возможных участников торжества.

Зачем им нужны были все эти заморочки, неизвестно. Делали бы как все, советовали им близкие, но Владимир Иванович и Марина Николаевна решили по-своему, доказывая тем самым свою независимость от общественного мнения и условностей.

Каких трудов им стоило осуществить все запланированное, знают только они да их взрослые дети. На сына Всеволода (или Севу по-семейному) легли бытовые проблемы: благодаря его техническому и организаторскому таланту на даче все исправно работало, огромный холодильник был забит до отказа продуктами с рынка и оптовой базы, в подвале ждали своего часа ящики шампанского и водки.

Сева продумал танцы на свежем воздухе, для чего вывел колонки и прикрепил их к фальш балкону под самым коньком крыши.

Дочь Лиза, несмотря на неполные восемнадцать лет, составила меню, сама занималась украшением большой комнаты для банкета, написала и разослала открытки-приглашения.

Готовить стол начали с вечера пятницы, а закончили в субботу к обеду. Марина Николаевна не чувствовала под собой ног и мечтала о прохладном душе и хотя бы часе отдыха на диване.

Кажется, все предусмотрели, думала она, стоя под душем, никаких неожиданностей не должно быть. Ну, разве кто-нибудь перепьет. Но Сева берет эту проблему на себя: двадцатитрехлетнему парню, здоровяку и самбисту по силам будет угомонить любого, кто попробует испортить праздник.

Да, Володьку надо предупредить, чтобы не рассказывал за столом похабных анекдотов…детям накрыть стол на веранде…Так, еще что? Вроде все под контролем, можно часик полежать.

К четырем часам начали съезжаться гости. Из тех, кто был на первой свадьбе Погодиных, на серебряную пришли семь человек. Марина Николаевна радушно встречала приглашенных на нижней ступеньке высокого крыльца, расцеловывала, благодарила за подарки, а сама внутренне ужасалась тому, насколько все изменились за двадцать пять лет! Вот Катерина Говорова была пышечкой со светлыми кудряшками и ямочками на щечках, а стала тощим, с узким холодным лицом «синим чулком». Они когда-то дружили, бегали на свидания, и парни больше внимания обращали на Катерину, чем на неё, Марину, а, поди ж, ты.

А вот Костя, вернее, Константин Семенович Борисенко, напротив, раздобрел, поширел. Где неутомимый марафонец с ногами австралийского страуса, светлым вихром на затылке, над которым посмеивался весь курс: корова языком лизнула! Сейчас Борисенко выглядел как БОРИСЕНКО – важный, упитанно-гладкий, а вместо вихра, вспотевшая лысина. Да-а-а-а, где мои семнадцать лет?!

Марине Николаевне вдруг захотелось вбежать в дом, найти старые фотографии со своей свадьбы, встать перед зеркалом и сравнить: вдруг и она уже на себя тогдашнюю нисколько не похожа?

Муж, заметив её внутреннюю панику, обнял за плечи и тихо так на ухо:

– Ты у меня все такая же красавица, и годы тебя не берут. Это потому, что характер у тебя легкий, незлобивый. – Потом еще тише. – А Катька всегда злюкой была, только хорошо маскировалась. Я ведь тогда за ней начал ухаживать, да сразу распознал ехидну.

Женщина шутливо погрозила супругу, потом потерлась щекой о его плечо и счастливо вздохнула. Какой все-таки у неё Володька замечательный: и муж верный, и отец примерный. Вот скоро Сева женится, внуки пойдут, и Володька, без сомнения, станет лучшим в мире дедом.

У калитки остановилась черная блестящая «Волга». Ну конечно, Раиса Станиславовна пожаловала! Раиса Попова (она же Суягина, Кобзарева, Буланина) все никак не могла остановиться в вечном поиске подходящего мужа. Говорят, в загсе её в последний раз предупредили, а она им в ответ: «Я на достигнутом останавливаться не собираюсь!» Ну, еще бы! Раиса – картинка, ей мужику голову задурить, как другой – овсянку сварить.

Сейчас её под руку вел А.П. Попов, кру-у-упный начальник. Правда, в сравнении с женой-красоткой проигрывал по всем статьям – чего стоят короткие ноги «иксом».

– Мариночка, – запела Раиса, – неужели уже двадцать пять? И все с одним! Не скучно?

– Нет! – смеется в ответ Марина Николаевна и тянется губами к щеке мужа. – Я своего Володьку ни на кого не променяю!

– Здравствуй, Владимир, – Раиса жеманно протянула Погодину руку для поцелуя. – Хорошо выглядишь (недовольный взгляд в сторону А.П. Попова). – Слушай, может, мне соблазнить тебя? А то скоро над тобой золотой нимб проявится. Ну, просто святой, честное слово.

– Раиса, угомонись, – попытался урезонить красотку Владимир.

– А что такое? – закатила детски невинные глазки Раиса. – Ну не поверю, чтобы такой представительный мужчина да при хорошей должности и ни-ни, никогда и ни с кем?! Фантастика!

Погодин досадливо крякнул и, обойдя гостью, протянул руку А.П. Попову.

– Милости просим, проходите.

В течение часа гости собрались, и в общей сложности их оказалось не двадцать пять человек, а гораздо больше за счет родственников, которые прибыли без приглашения.

Елизавета, умница, предусмотрела такой вариант, поэтому всем хватило стульев и приборов. А уж угощения было рассчитано на роту солдат.

– Ладно, мать, не переживай, – сказал Владимир Иванович, открывая очередную бутылку шампанского. – Подумаешь, небольшая накладка, плюсом полтора десятка гостей. Да и не накладка вовсе, а так, тьфу. На самом деле, почему двадцать пять, а не пятьдесят или сто двадцать пять?

– Володь, я привыкла к плановому хозяйству, ты знаешь. Двадцать пять, согласись, символично!

– Ладно. На золотую пригласим пятьдесят человек.

– До этого дожить нужно.

– Вот и запланируй, – усмехнулся Погодин. – У тебя же все подконтрольно.

– А то! – заулыбалась супруга и залпом выпила шампанское. – Слава Богу, все остальное так, как задумывали.

Пир продолжался. Погодины умели и любили гулять, поэтому гостей «развлекали» не только едой и напитками, но и песнями, розыгрышами, плясками. Даже жесткое лицо Катерины Говоровой разгладилось, порозовело, заиграло прежней, девичьей, улыбкой. Она искоса посматривала на соседа слева, сослуживца Владимира Погодина, который, судя по отменному аппетиту, давно не ел горячей, домашней еды.

– Валерий Сергеевич, – обратилась к нему бдительная Елизавета, – может, вам борща принести или лапши куриной? Попробуйте, не пожалеете!

Валерий Сергеевич поднял глаза на девушку, пару секунд раздумывал, а потом решил:

– Неси, Лизонька. Я твою стряпню обожаю. Эх, мне бы такую жену кулинарку.

Катерина разговор слышала, выводы для себя сделала и приступила к решительным действиям. А то что получается, в душе кипела Говорова, Маринка Погодина вторую свадьбу закатывает, а у неё, Катерины, и первой никогда не было.

Летом темнеет поздно, но в девять часов Сева все же врубил на улице иллюминацию, во всю электронную мощь заревели колонки под крышей, и гости помоложе еще азартнее стали отбивать современные ритмы.

Покинув обильный стол, мужчины собрались в сторонке, на скамье под липой, и тут же приступили к обсуждению политических, производственных и спортивных тем. У Погодина язык чесался рассказать мужикам парочку новых соленых анекдотов, но он дал слово супруге и потому сдерживался.

Вскоре приглашенные устали от танцев, кто-то предложил спеть, и любители хорового пения расположились на ступеньках крыльца. Затянули «Ой, да не вечер…», потом пошла «Сладка ягода», за ней «Зачем вы, девочки…»

В доме проворная Лиза меняла на столе приборы, обновляла салаты и готовилась к выносу главного на любой свадьбе блюду – огромному торту с надписью «Любовь да совет еще на 25 лет».

Марина Николаевна караулила момент, когда гости отведут душу в песне, чтобы пригласить опять всех за стол. Где-то через час запас общих песен был исчерпан, хозяйка поднялась со своего места и только собралась произнести: «Пора к столу», как к калитке подкатило желтое такси, и из него выпорхнула Ленка Жулянова, бывшая секретарша Владимира Ивановича, уволившаяся с работы больше полугода назад.

– Ленку я не приглашала, – пробормотала Марина Николаевна и вопросительно глянула в сторону мужа, который, судя по тому, как мужики под липой повалились от хохота на траву, все-таки рассказал один из своих «шедевров».

– Володя, – окликнула мужа Марина Николаевна. – Володя!

Погодин подхватился, стер с лица довольный смешок и поспешил к жене. Он шел к крыльцу, и Ленка Жулянова шла. В руках у неё был большой сверток, перевязанный атласной лентой, и Марина Николаевна гадала, откуда бывшая секретарша узнала об их серебряной свадьбе да еще с подарком приперлась.

Честно говоря, Погодина Ленку терпеть не могла и была рада, когда та уволилась. Было в Жуляновой что-то такое, что настораживало: то ли слишком красивое, словно нарисованное лицо, то ли походка сытой пантеры, то ли манера говорить с людьми, глядя поверх их голов.

– Лена? – наконец-то заметил нежданную гостью хозяин. – Откуда…зачем?

– Здравствуйте, Владимир Иванович, здравствуйте, Марина Николаевна, – четко проговорила Жулянова, глядя куда-то за их спины. – Свадьба у вас серебряная, гости, веселье… Вот и я, простите уж, без приглашения, зато подарок я вам дорогой принесла.

С этими словами она протянула Владимиру Ивановичу сверток, упакованный по всем правилам, даже с розочкой на боку. В тот миг, когда Погодин автоматически протянул руки, чтобы взять сверток, Марина Николаевна чуть ни выкрикнула: «Не тронь!»

Но она не закричала, потому что Ленка так глянула на неё, что крик в глотке замер. Погодин тоже почувствовал неладное, замер, но Жулянова резко оттолкнула от себя сверток, и мужчине ничего не оставалось, как подхватить его. Сверток оказал нелегким.

– Э-э-э-э, я не понимаю… – растерянно переводил он взгляд с Ленки на сверток, со свертка на жену. – Ты можешь мне объяснить, Елена, то это все значит?

– А вы откройте, откройте, – ухмыльнулась Жулянова и повернулась к калитке, где её дожидалось такси. – И не вздумайте отказаться от подарка, дорогой Владимир Иванович, а не то…

Последние слова нежданной гостьи произнесла в полной тишине, если не считать шороха листьев старой липы да скрипа открытого на веранде окна.

– А ну стой! – вдруг закричал один из гостей, кажется, однокурсник Погодина, один из семерых, что гулял на первой свадьбе. – А ты, Володька, брось коробку, вдруг там взрывчатка!

Ахнули гости на крыльце, повскакивали со ступенек, ринулись кто куда. Погодин держал на вытянутых руках сверток с розочкой, и на лице его читалось: «А может, и вправду бросить? От греха подальше».

Марина же не отрывала глаз от Жуляновой. Она уже догадалась, что было в свертке, но не понимала, какое отношение ко всему этому имели они, Погодины?

Жулянова, загипнотизированная взглядом хозяйки, остановилась, сделала два шага в их сторону, но не выдержала взятой первоначально на себя роли и нервно, брызгая слюной, истерично заговорила.

– А вы бросьте, бросьте, Владимир Иванович, да посильнее о землю двиньте! Вот будет потеха! Что ж вы стоите? Ну! Думаете, только вам можно, шутя, подарки девушкам дарить? Девушки тоже могут пошутить в ответ! Вот ваша супруга догадливее вас, потому что знает вашу кобелиную породу. Так Марина Николаевна?! Молчите? Потому что нечего сказать вам!

От напряжения и злости Ленка покрылась красными пятнами, губы у неё побелели, глаза в щелках спрятались. Теперь, глядя на неё, никто бы не назвал её красавицей или просто хорошенькой.

– А я скажу, – надрывалась Жулянова. – И пусть все знают! Свадьбу серебряную празднуете, да? Двадцать пят лет в мире и согласии, да? Идеальная супружеская пара, да? А вы спросите его, – Ленка ткнула пальцем в сторону Владимира Ивановича, – сколько раз он вам изменял! Ну, хоть про меня расспросите! Как духи да конфеты дарил, как путевку в Египет презентовал. Я-то, дура, думала, что любовь у солидного человека, а он… – Тут Ленка поперхнулась слюной и закашлялась до слез.

Присутствующие при истерике никому не ведомой девицы начали стыдливо отводить глаза, кто-то поспешил скрыться в доме. Марина Николаевна взглянула на своего мужа – тот стоял красный, несчастный.

– Дай сюда, – тихо попросила она и забрала «подарок» из рук Погодина. Потом положила сверток на ступеньку крыльца, не торопясь, развязала ленточку, откинула розочку в сторону и развернула.