Мероприятие

Рита Куприянова

Мероприятие

1

И тут он заплакал, буквально залился слезами. Сначала просто тихо стоял, как и все, только изредка начинал подёргивать руками и плечами, потом дрожь переходила на спину, и трясся он весь, от начищенных ботинок до немытых длинных чёрных волос, толстыми прядями спускающихся на воротник старой куртки. Но пока держался. Пузатый самоуверенный мужик в дальнем углу что-то назидательно закричал густым басом, но и тогда он ещё крепился. А когда к нему подошёл ещё один черноволосый, вот тут-то его и прорвало. Сначала всхлипнул, потом стал быстро что-то говорить, путаясь в словах, вытирая нос рукавом, мотая головой, и зарыдал громко, в голос; вместо слов уже получались сплошные рыдания.

Смотреть было интересно. Собеседник его вздыхал, чесал бороду, потом ушёл за решётчатую дверь и какое-то время там отсиживался; но вернулся. Плачущий рыдал, не умолкая. Вокруг сновали люди по своим делам. Мелькнула маленькая, как мышка, старушечка, проплыла женщина в нарядной шляпке. На рыдающего никто не обращал никакого внимания, будто у них тут каждый день мужики рыдают. Короче говоря, мне понравилось; атмосфера подходящая, обнадёживающая. Не зря день прошёл.

Хотя пришла я, конечно, не по сторонам глазеть. Мать отвела меня в сторону, за колонну, и пока она там копошилась и что-то тихонько бормотала, я и здесь стала публику разглядывать. Больше никто не плакал. Лица у всех были серьёзные, сосредоточенные, с лёгким оттенком муки, как на уроке физики. Вдоль стен стояли деревянные скамейки, на одной лежал чей-то красный зонтик. На высоком потолке было что-то нарисовано, но мне, по моей близорукости, было совсем не разобрать, что именно. За открытым окном вовсю шёл дождь, и лучше бы мне гулять сейчас там под дождём, чем стоять тут в духоте, сопровождая мать. На улице холодно, ветрено, и ветреные деревья раздеваются безо всякого стыда. Дождик кончится, и на фоне облаков начнут махать крыльями грациозные чёрные птицы. Вороны, скорее всего. А я могла бы вычислять их маршрут, нарочно наступая в лужи вместо того, чтобы любоваться тут выступлением мужика с эпи-статусом. Проходили, знаем. Что-то очень многое совершается не по моей воле в последнее время. Своеволия не хватает, что ли? Кажется, это тоже диагноз.

Но дебилов у нас два, это всем известно.

2

Физичка у нас оторва. Сначала была жгучей брюнеткой. Потом платиновой блондинкой. Потом пришла абсолютно розовая. Понятно, что до наших контрольных ей никакого дела нет. У неё активная личная жизнь. Нет, лучше «интенсивная». А ещё лучше «бурная» или «буйная». И ведь замужем тётка, двое детей. В нашей школе – ни одного: старшая уже выпустилась, а младшая ещё не доросла. Наши мадамы её тихо ненавидят. Завидуют, наверное. Представляю, если бы Изергиль в розовый выкрасилась…Впрочем, лучше не представлять.

Не так давно Золотарь опоздал на физику. Несколько будильников ставить надо было, но он у нас не спросил. Короче говоря, пришёл через двадцать минут после звонка, заспанный такой, лохматый, а у нас – самостоятельная. Надежда ему сказала, чтобы решал, что успеет, а оценку она ему поставит, на сколько решит. Вообще-то Золотарь у нас гуманитарий, ему эта физика нафиг не нужна. Нет бы хоть тест дала на компьютере, там хоть угадать можно правильные ответы. Так нет, дала всем листочки с задачками, каждому со своей. Садистка. А сама, конечно, в компьютер уткнулась. Да, знаете ли, задачки по физике решать – это не вирши кропать вообще-то. Золотарь стихи сочиняет, посвящает Сашке. Сашка эти его стихотворные записки всегда девочкам показывает, хвастается. Не знаю, что другие девы думали, но мне его стихи не нравились: слабые, бездарные, унылые. Вообще-то он впечатления Пьеро не производит, но так уж исторически сложилось, что за всякую романтику в нашем классе отвечает Золотарь. Ему родительский комитет эту роль определил ещё в начальной школе. Эльза Аристарховна любила всякие затеи, с ней весело было. В первом классе мы полгода, наверное, только её имя и отчество выговаривать учились. А потом к каждому празднику сценки ставили с песнями и плясками. Всем пацанам нормальные роли доставались: кто медведей играл, кто козлов. А Золотаря на восьмое марта поставили с Сашкой танго танцевать с красной розой в руке. Золотарь на репетициях нормально танцевал, а на празднике ходил под музыку, как деревянный, и ноги у него совсем не гнулись; а в конце он встал на одно колено перед Сашкой и отдал ей розу. Родители дружно аплодировали, Эльза Аристарховна довольно улыбалась. Может, тогда Золотарь и решил, что он романтик и даже поэт. Зря, конечно. Но, как говаривал один из моих любимых собеседников, выбор – вещь иррациональная. Вот с тех пор так и повелось, появился в классе свой ответственный за лирику.

Сидит, значит, Золотарь на той физике, скрипит мозгами. Вокруг спасения поискал, но не нашёл, все свои задачки решают. Позади Золотаря сидит Маслов, давно уже всё решил, он у нас кандидат во все науки. Раньше я на его месте сидела, а он сзади, а потом Надежда нас пересадила, чтобы он с Осиповым не болтал не уроке. Вот так и получилось, что с этим Осиповым теперь я сижу. Конечно, я посопротивлялась немножко, мол, мне с последней парты плохо видно, но Надежда упёрлась, и пришлось пересесть к этому занудному Осипову. А раньше я одна сидела вообще-то. Преимуществ от сидения с Осиповым я никаких не заметила, кроме широкого обзора класса: всегда видно, кто что делает. Но лиц не видно совсем, одни затылки, а в парикмахеры я не собираюсь. По крайней мере, пока. Ещё полтора года думать можно о самоопределении, но ничьи затылки меня точно не интересуют.

Сидим мы на той физике, а Маслов достал листочек, написал на нём жирными буквами «Я вас любил» и наклеил на спину Золотарю. Чем лепил, не заметила, жвачкой, наверное. У Маслова вообще никакого чувства юмора отродясь не замечено. Золотарь только рукой махнул и дальше стал решать свои задачки. Мои задачки решались так себе, серединка на половинку, но на тройку, похоже, я уже нарешала, а больше мне и не надо, не претендую. Это у нас Маслов претендует на всё, чтоб одни пятёрки у него, а без пятёрок вроде, как и радостей никаких нет. Осипов тоже претендует, но этот больше на спортивные победы разных степеней и высот. В школу он ходит, но вид у него всегда совершенно отсутствующий. Наверное, воображает себя на пьедесталах и в медалях. Наши мелкие страстишки его не трогают и даже не забавляют, он – другого полёта птица. Индюк, наверное. Правда, Осипов всегда вежлив и даже улыбчив, но это он так до нас нисходит со своей недосягаемой высоты. Говорят, он и правда какие-то места занимал в чём-то спортивном. С учёным видом знатока и на полном серьёзе он может обсуждать, куда впадает Волга, и есть ли там утёс. С соседом по парте мне повезло. Он тоже видел, как Маслов клеил Золотарю свою табличку, и снисходительно улыбался. Тут, кстати, очень вовремя, прозвенел звонок с урока, и все понесли физичке свои научные труды. Потом Золотарь с вывеской на спине выдвинулся из класса, но мне его спасать чёта не хотелось, ну нет у меня нимба над головой. Хотя, вывеску ему приклеили жёсткую. И чего это на Маслова нашло, до сих пор не понимаю. Может, на радостях, что все физические задачки решил, захотел что-нить отчебучить? Да ладно, мне он не докладывал, а я у него спрашивать и не собиралась. С умниками я как-то не очень дружу, они меня раздражают. Придурки тоже раздражают, а с середняками скучно, я и сама такая, ни богу свеча, ни чёрту кочерга, как глубокомысленно определяла меня моя бабуля.

Физичка наша Надежда тоже такая, хоть и оторва с розовыми кудрями, и контрольные наши ей совсем ни к чему. Я бы поспорила, что оценки за них она в случайном порядке ставит. Маслову точно пятёрку. За наглость. А Осипову троечку, всё-таки героических спортсменов сильно обижать нельзя. А Золотарю кол, конечно.

3

Изречения моей бабули практически все были глубокомысленными. Я в это свято верила с самых ранних лет. Отец говорил, что она профессор, и перед магией этого слова меркли и актрисы, и балерины. Правда, однажды я от отца услышала и полный бабулин титул, когда он назвал её профессором кислых щей. Однако статус её нисколько не понизился, и с бабулиным мнением все родственники считались. Перед важным решением, например, отправлять уже меня в школу или ещё годик подождать, родственники собирались дружной толпой. Про свечу с кочергой я именно тогда и узнала, но мнения всё же разделились. Дядьки говорили, пускай идёт в школу, и все дела. Тётки же, как оказалось, за время моего безмятежного детства составили обо мне прелюбопытнейшее представление. Но надо же когда-то и правду о себе узнать, как бы горька они ни была. Главное, я тощая, бледная и анемичная, совсем доходяга. Волосинок у меня по счёту ровно три. Я совершенно не к месту двигаю плечами, вытягиваю шею и кручу головой. А ещё кашляю, но никакой инфекции во время бесконечных тасканий меня по поликлиникам (так вот зачем меня туда водили) обнаружить не удалось. Просто кашляю, и всё. Ну и, конечно, ничего не ем. Дальше было про красоту. Вот если бы я пошла в мать, но я пошла в отца. Отец сидел тут же, пристыженный и виноватый. Хотя он не кашлял, не вытягивал шею, не крутил головой и послушно ел домашний суп. Из обсуждения выяснилось, что перспективы у ребёнка никакой; ни здоровьем, ни внешностью господь не наградил. Но в школу отдавать пора, читать вон уже умеет. Дальше меня позвали на показательное выступление, хотелось им послушать, как я читаю, и не обманывает ли их моя мать. С чтением в этот раз не сложилось, я никак не могла остановить кашель и перестать крутить головой. Соответственно, стали и характер мой несносный обсуждать. Тётки подобрались здоровые, упитанные, горластые и старались друг друга переорать. Бабуля одобрительно кивала головой, мать сидела со скорбной миной, а отец внимательно рассматривал дырку на своём носке. В итоге семейного обсуждения решено было отправить меня в школу, а чтобы головой не крутила и плечами не двигала – устроить на балет и фигурное катание. А ещё кормить жареной морковкой с яичком, очень хорошо при анемии помогает.

Сейчас у меня почти совсем не осталось гиперкинезов. Только иногда, когда очень устаю, руку сводить начинает. Кашлять я тоже давно перестала. То ли балет так помог, то ли фигурное катание, не знаю. Но и тем, и другим я занималась усердно и очень долго. Вот одноклассники мои со времён Эльзы Аристарховны совсем не изменились для меня. Наверное, они тоже так обо мне думают, что я с первого класса не изменилась. Даже Золотарь смотрит на меня сочувственно. Совсем не так, как на Сашку.

4

После того физического урока, когда Золотарю на спину объявление про любовь приклеили, они сразу втроём припёрлись. Только я домой из школы пришла, только кроссовки скинула и залегла на диван, как они – здрасьте, тут как тут, давно не было. Ну нет, думаю, когда вы так толпой ходите, вряд ли что-то путное получится. Давайте по одному приходите, что ли. А они мне: «У нас компания, у нас компания!» Но я ни про какую их компанию слушать не стала, а сказала, чтобы валили туда, откуда пришли. А один может остаться, если уж так желает со мной побеседовать. Ну, они пошушукались чуток разными голосами, и бас с баритоном двинули восвояси. А тенор всё-таки остался, несмотря на моё сумрачное расположение духа и отсутствие склонности к гостеприимству. Надо было срочно хоть сьесть что-нибудь. Я пошла на кухню, тенор увязался за мной следом. По-моему, для своего амплуа он был чересчур навязчив и назидателен. В холодильнике было грустно. Не то, чтобы совсем, но как-то нерадостно. Мать отсутствовала на работе. В смысле отсутствовала дома по причине присутствия на работе. Отец спал на диване и стряпать не собирался на сто процентов. Я нашла в шкафу распечатанную пачку печенья и заварила в кружке чёрный чай из пакетика. Тенор ходил за мной по пятам. Похоже, взял надо мной, малолеткой, шефство. Он вообще ко всем пристаёт, но большинство его на дух не переносит, а я терплю кое-как, вот он ко мне и повадился. Сел в кресло, переложив с него на пол стопку книжек, и смотрел, как я пью чай с печеньем. Как можно с таким тоненьким голоском носить такую бородищу, ума не приложу. Народ в беседе написал, что физичка истерила после урока, потому что не все работы сдали, она листочков не досчиталась, и чтобы те, кто не сдал, принесли их хоть завтра, а то она двойки всему классу поставит. Тенору надоело смотреть, как я пью чай и таращусь в телефон, и сам стал задумчиво смотреть в окно. Лучше бы я с басом поговорила, с ним веселее.

Тенор посмотрел на меня сурово и спросил:

– Ну, как идёт процесс личностного роста и духовного совершенствования?

– Плохо. Борода ещё не отросла… Добрые чувства тоже не очень как-то… Правда, Золотарю сочувствую.

– Жалеешь?

– Нет, не жалею. Сочувствую. Всё-таки десятый год уже знакомы, в одном классе…

– Сочувствуешь тому, что он вынужден столько лет терпеть твоё общество?

– И это тоже отчасти. Понимаешь…

– Понимаю. Свою жизнь живи, а не чужую. Вечные вопросы каждый решает для себя сам.

– Слушай, тебе шестнадцать лет было? Или ты уже родился с бородой? Откуда ты знаешь, как правильно, а как нет?

Тенор не любил, когда я с ним спорила. Он посидел ещё пару минут для приличия, потом встал, поскрипывая сапогами и кряхтя, сдержанно поклонился в мою сторону и вышел.

Всё, назойливых собеседников выперли, пора было уроки делать.

5

В воскресенье мать опять вытащила меня из дома ни свет, ни заря. Моросил дождь. По мокрой крыше припаркованной машины ходила ворона, потом поскользнулась, начала падать и энергично захлопала крыльями. Все были в сборе, и мужик, который в прошлый раз рыдал, тоже был тут, но сейчас стоял ровно и даже не дёргался. На препаратах, наверное. Пока мать решала там свои вопросы (способом чрезвычайно своеобразным, на мой взгляд, но она со мной не советовалась), я подошла поближе к открытому решётчатому окошку, чтобы дышать. На улице осень играла в прятки с облаками.

6

У Золотаря было трудное детство, так все говорили. Может быть, он был деть подземелья, не знаю. Хотя вряд ли. У него был папа, ветеринар, я его ещё по началке помню, спокойный такой кругленький дядечка. И красивая черноволосая мама, и старшая сестра от другого отца. Папа-ветеринар как-то довольно скоро покинул земное пристанище, и Золотарь стал мыть лестницы в подъездах класса с седьмого. Числилась там, конечно, его красавица-мама, но подъезды мыл он. После родительских собраний наши предки сообщали нам об этих его подвигах укоризненно; наверное, им хотелось, чтобы на его месте были мы. Но как-то так получилось, что на его месте был только он сам. Красавица старшая сестра устраивала личную жизнь, причём неоднократно, красавица мама занималась пошатнувшимся здоровьем, а Золотарь мыл подъезды. Впрочем, насколько я понимаю, его никто не заставлял.

Так что с Сашкой у него шансов не было никаких, несмотря на его чёлку цвета крыла вороны. Другой породы была Сашка. Она входила в класс высокая, лёгкая, как лошадка, и так же цокала ножками на каблучках. И встряхивала головой, чтобы отбросить на спину тяжёлую гриву. Она даже на Осипова чем-то похожа была. Все приходили в класс и были там, а они хотя и приходили, но каждый при этом отсутствовал где-то вовне.

Золотарь приносил ей стихи как домашнюю работу на проверку. У Сашки было бордовое брендовое пальто и всё остальное такое же. Так что стихи Золотаря, конечно, недотягивали. Ей бы подошёл или Пушкин, или Лермонтов, и никто другой. Ну, в крайнем случае лорд Джордж Гордон. И всё.

Класса с восьмого стали ходить разговоры, что у Сашки есть взрослый поклонник, и она за него уже замуж собирается. Время шло, а замуж Сашка пока не выходила. Может быть, даже из гуманизма: щадила самооценку одноклассниц. Впрочем, не очень-то и щадила. У себя в сториз выкладывала обалденные отчёты со всякими архитектурными и кулинарными шедеврами, причём такие, что было совершенно очевидно присутствие загадочного спутника, лица которого было не разглядеть…

Золотарь какую-то ерунду всё время у себя на страничке выкладывал, в основном дурацкие перепосты.

У Сашки много подписчиков. Наверное, их привлекает её неземная красота и сказочная добродетель. А скорее всего, им просто всем больше делать нефиг. Кстати, Золотарь у неё даже не в друзьях.

Правда, сейчас это уже вряд ли имеет какое-то значение.

7

Бывают люди с совершенно железобетонной самооценкой, и их довольно много. И я их просто терпеть не могу. Вот идёт такой тип, и он обязательно такой толстый, что, как говаривала моя бабуля, его легче перепрыгнуть, чем обойти, и идёт он впереди тебя прямо по центру тротуара, впечатывает свои здоровенные ступни в асфальт, прёт, как ледокол. И обойти его никак нельзя, ни слева, ни справа, он же своей не сомневающейся тушей весь тротуар занимает, и подвинуться попросить нельзя – не услышит, потому что по телефону разговаривает. И правда надо перепрыгивать, что ли? Этот тип мне везде встречается. Среди наших учителей таких больше половины. Вот географичка, например. Когда она идёт по коридору, земля дрожит, из ноздрей пар валит, а джинсы на её попе размера исполинского. И на мелких она орёт таким зычным голосом, что совершенно ясно: она не сомневается в своей правоте и ни разу не усомнилась, она уверена, что с ними, мелкими, только так и надо. Она орёт, маленькие съёживаются и боятся. А может быть, это у неё призвание по жизни – орать.

А в транспорте? Вот сидит весь такой самодостаточный толстый и занимает два места, а другие пассажиры в час пик стоят. А с какой стати? Билеты для всех весовых категорий стоят одинаково, а зря. Хочешь занимать два места – покупай два билета, и все дела. Кстати, я нисколько не против бодипозитива. Кто хочет, может быть толстым, небритым, немытым, лохматым. Только потом пусть не удивляется.

А ещё наша математичка новая. Задачки решать совсем не умеет и ждёт, пока Маслов решит. Ну, Маслов, конечно, решит, и к экзаменам сам приготовится, или родители репетитора наймут. А мне что делать? Может, мне математика тоже пригодилась бы. А Золотарь что будет делать?

В параллельном классе, говорят, математик вполне толковый. Но этот так и норовит девиц за какое-нибудь место хватануть. Ну вот: как попадётся умный человек, так и тот извращенец какой-то!

8

Чаще всего из собеседников захаживал ко мне в гости тенор. Я его не очень-то и любила, особенно его писклявый голосок, но он был такой многословный, что натиску было трудно противостоять. Приходилось слушать. Он что угодно может объяснить, этот тенор. Прям как наша Эмма в школе. Мы с Сашкой как-то на перемене зашли к ней в кабинет на концерт пригласить, а у неё там под столом этот Вася сидит, всем в школе известный. Она говорит, мол, не обращайте внимания, девочки, этот мальчик особенный, у него овэзэ и ещё чтототам, и вроде так убедительно, чтобы мы поняли, зачем надо на перемене школьнику лет тринадцати под столом сидеть. Так же убедительно говорила, как и мой тенор. И тогда мы даже вроде поняли всё, но потом забыли. Васю этого вся школа знает, он сын нашей географички. Я как-то видела, что она его в школьном коридоре по мордасам лупила и орала на него. Вот тут не надо много слов для объяснений. Этот Вася просто овэзэшник, и всё. Но не дебил. Дебилов у нас два, Маслов и Осипов, и это тоже всем известно.

Тенор вообще любит поболтать. Из собеседников он у меня самый нелюбимый, если уж совсем начистоту. Я его только терплю. И слушаю больше из любопытства, конечно. Иногда соглашаюсь. Всё-таки у него и жизненный опыт, и словарный запас. Не то что у Золотаря, ха-ха. Как он там про Сашку писал? «Ты была такой красивой, ты летала словно пух, аж захватывало дух…» Правда, у золотаря вороная чёлка и глаза цвета летнего неба. А у тенора седая борода. Может, когда Золотарь доживёт до седой бороды, у него и словарный запас прибавится? Блажен, кто верует.

Кстати, этот тенор заставляет меня уроки учить. В чём-то он прав, наверное. Мать рассказывает, что в моём возрасте она вовсю по дискотекам бегала и толку от наук не видела никакого. Она и меня всячески старается туда отправить. И приукрасить, в меру своего разумения. Покупает мне ободки на голову, с розочками. И колготки в сеточку. Это пипец. А ещё она выдаёт иногда интересные фольклорные формулы. Например, прихожу я как-то вечером домой, отец спит, а мать с братом на кухне дыню доедают. Я им: «А мне?» А мать: «А у тебя нос в г-не. Вымоешь в лохани, ещё будет поганей».

Кладезь премудрости у меня мать.

9

В группе как-то написали: «Го диско в конце четверти!»

И все стали собираться и писать каменты:

– Пж, давайте перенесём дискос на 16 часов, хочу затусить!

– Киньте срочно медляков!

– Продам ах-ный бомбовый кальян, писать в лс. Торг уместен.

– Сандра чпокабельная!

– Ну и збс!

– Маслов свободен?

– Нет, у него Осипов есть!

И я туда даже рискнула зайти, на эту дискотеку. Музыка, конечно, полная хрень была. Стулья в зале сдвинули к задней стенке, свет мигал очень ярко и невпопад. Осипов стоял на дверях и не пускал мелких из седьмого класса. Пацаны куда-то всё время выходили. Я приземлилась на стул в углу и наблюдала, как Сашка себя демонстрирует. Волосы, шею, плечи. Ноги, руки. Ну и всё остальное, конечно. Демонстрирует, конечно, Маслову. И ещё немножко Осипову. Золотарь был тут же, все Сашкины достоинства, уже, бесспорно, оценивший, но Золотарь Сашку совершенно не интересовал. Ну просто совершенно. Впрочем, как я не интересовала Золотаря. Если бы их диджей был потолковее и включал бы музыку поинтереснее, то и вообще вполне чувствительная сцена могла бы получиться. Но диджей предпочитал шумовые эффекты, поэтому никакой мелодрамы не вышло. Публика где-то нахваталась энергетика, накурилась и начала виснуть друг на друге.

Я тоже социализировалась как могла. Вокруг собралась уйма поклонников: тенор с бородой, баритон в пенсне, гладко выбритый бас с несчастным выражением лица, отличник в клетчатом пиджаке и ещё несколько таких же выдающихся личностей.

– Мадемуазель, не соблаговолите ли составить мне компанию и пройти со мной тур?

Я посмотрела на бороду тенора и решила, что он бредит.

– Барышня, а не хотите ли газировки?

Кажется, баритон сам хотел газировки, но предложил её почему-то мне. Бас прикрыл несчастные глаза, наклонился к моему уху и прошептал:

– А как насчёт Мэри Джейн? Могу организовать, если хочешь.

Я повернулась к этим полудуркам спиной.

Потом вошла дежурная физичка и сказала, что дискотека окончена. А народ к кому-то продолжать пошёл, они потом фотки в сториз выложили. А я пошла домой. Это тогда мать с братом дыню ели.

Так прошёл первый бал Наташи Ростовой. Хорошо хоть колготки в сеточку не напялила.

10

Вот Изергиль у нас личность, ничего не скажешь. Хочет она на работу в зелёных колготках ходить, и ходит! Причём конкретно зелёных, цвета майской листвы. И в малиновых туфлях. А что, имеет право. И носит всё это вместе, разом. Такая жизнерадостная дама Возрождения. Она всегда всё про всех знает. И рассказывает всем и про всех. Вот подойдёшь к ней за тетрадкой с сочинениями, она её откроет, покажет, где какие ошибки, а потом начинает подробно делиться информацией. И ведь нельзя сказать, что ей поговорить не с кем, если она столько всего знает… От неё я могу узнать последние новости про Золотаря, например. Сам он мне ничего не рассказывает, он скрытный. Может только «привет» сказать, да и то не всегда. Одичал совсем, как вырос.

Он когда курить начал, я ещё могла к нему пристать с агитацией за ЗОЖ, но что-то не сработало. Мы тогда ещё разговаривали по старой привычке, и про то, что отец у него умер, и про сестру, и про мать… И даже про Сашку, и стихи он тогда сначала мне показывал для редакции, а потом уже ей нёс. Но потом перестал мне стихи приносить, сказал, что уж слишком резко я их критикую, и он думает, что от зависти. Ага! Если б я когда стихоплётством занималась, как же… И стал он свои любовные вирши Изергиль приносить на проверку, всё-таки учитель литературы. Не знаю, какую критику она ему один на один высказывала, он не делился. Потом как-то Изергиль даже на уроке нам его стихи прочитала. Она всегда сочинения вслух зачитывает и ошибки разбирает. Где человек правильно подумал и написал, а где неправильно, она всегда подскажет, да ещё и мнение класса спросит. Класс такие обсуждения обожает, главное – самому под раздачу не попасть, а чужое творение можно хоть весь урок обсуждать, чтоб домашку не спрашивали. В тот раз вообще было весело. Все уже к новому году готовились, и Изергиль зачитала поздравительный стиш Золотаря:

«Поздравляю с Новым годом

И желаю, как всегда,