Обреченные на любовь

– Папа, папа, – сыновья радостно кинулись ему на шею. Несмотря на раннее утро, они были уже на ногах. Он обнял подбежавших детей и сильно прижал к себе. Объятия детских рук, веселые, улыбающиеся лица подействовали отрезвляюще.

– Собирайтесь, мы уезжаем.

– А куда? – поинтересовался старший сын.

– К бабушке.

– У-р-р-р-а!!! – закричал он и кинулся одеваться.

В это время из комнаты вышла старшая сестра Нины, Марина. Женщина пару недель назад прилетела из далекого Хабаровска (где она в данный момент проживала с любимым мужем), чтобы побыть со своим сыном, в силу определенных обстоятельств вынужденному жить в семье Бориса.

– Привет. Вы куда-то уезжаете? – обратилась она к Борису.

– Здравствуй. Да, мы едем к бабушке.

– Так внезапно? – она удивленно посмотрела на Бориса. В прихожей было темновато, и Марина не сразу заметила, что с Борисом что-то происходит. Приглядевшись, она заметила необычайно белый цвет лица своего деверя. Само собой разумеется, Марина была в курсе семейных передряг своей сестры и очень переживала по этому поводу. С присущим ей тактом, женщина не стала задавать лишних вопросов. Она всегда хорошо к нему относилась, и была рада, что у сестры такой муж. Отношения Бориса и Марины всегда были особенными: теплыми, дружескими и немного заигрывающими.

– Да, так надо, – сухо ответил Борис. Его тон убедил Марину в том, что произошло нечто ужасное. Она почувствовала, что Борис не желает продолжать разговор и удалилась.

Дети собрались довольно быстро. Попрощавшись с Мариной, Борис с сыновьями отправился к матери.

Борис так крепко сжимал руль, что костяшки его пальцев стали такими же белыми, как облака, пролетавшие высоко над головой. Лицо его было хмурым и задумчивым, зелено-карие глаза поблекли и помутнели. Взгляд, в котором читались боль и невыносимые страдания, падал на серую ленту дороги, быстро мелькавшую перед капотом машины.

Если бы в этот момент кто-нибудь заглянул в глаза сорокалетнего мужчины, сидевшего за рулем автомобиля, то ужаснулся бы от увиденного. Эти обычно веселые, жизнерадостные и смеющиеся глаза, были наполнены невероятной мукой, поднимающейся из глубины его разорванной в клочья и истекающей кровью души.

Страдания, которые обрушились на его душу и разум сейчас, не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытал ранее. Физическую боль можно было вытерпеть, но боль кричащей души, боль пронзенного предательством сердца, была настолько истязающей и мучительной, что мозг с большим трудом воспринимал окружающую действительность.

В его груди горел, нет, бушевал невиданной силы огонь, который так и норовил выплеснуться наружу и сжечь все вокруг. Этот адский огонь воспламенил сердце, бешено стучавшее в широкой груди, и затуманил разум, почти отключив его от окружающего мира. Беда железным комом подкатила к горлу и стиснула его так, что стало трудно дышать.

Словно пытаясь убежать от невыносимых страданий, правой ногой он невольно надавил на педаль газа, и машина помчалась быстрей. Глаза, затуманенные горем и скупыми, непонятно откуда взявшимися мужскими слезами, стали плохо различать дорогу.

– Папа, я хочу пить, – голос, раздавшийся с заднего сиденья, заставил мужчину вернуться на землю. Этот родной детский голосок, принадлежавший младшему сыну, немного остудил разгоряченную голову и прояснил взгляд зелено-карих глаз. Мужчина встрепенулся.

– Сейчас, сынок, – прохрипел он, с огромным трудом проглотив железный ком, стоявший поперек горла.

Сыновья, находившиеся на заднем сиденье автомобиля, напомнили Борису о его отцовских обязанностях. Несмотря на душевные раны, сердечные страдания, он не имел права забыть о своих горячо любимых детях. Если бы не они, то, возможно, Бориса уже не было бы в живых. Если бы не эти маленькие создания, то ему уже не было смысла оставаться на этой грешной земле. Сегодня утром, всего лишь за одно мгновение, весь мир, в котором мужчина жил до этого дня, рухнул. Все ценности, на которых, как ему казалось, держался весь белый свет – любовь, дружба, преданность, – вдруг превратились в пустые, ничего не значащие звуки. Эти звуки, эти слова, с которыми Борис прожил всю свою жизнь, еще совсем недавно значившие для него так много, обратились в прах и развеялись по миру, уносимые горестным ветром измены. Собрав свою волю в кулак, Борис доехал до места назначения и облегченно вздохнул, когда остановился у дома своей мамы и заглушил двигатель.

– Здравствуй, мама, – мужчине стоило огромных усилий улыбнуться и сделать вид, что все в порядке. Он обнял свою старенькую, горячо любимую маму и на миг ему показалось, что клокочущее в груди адское пламя утихло, а боль, разрывающая сердце, отпустила.

Эта худенькая, маленькая женщина прижала к себе младшего сына и слезы радости невольно выкатились из ее выцветших, некогда прекрасных, небесно-голубых глаз. Мозолистые, испещренные морщинами руки гладили его по лицу, волосам, плечам. С любовью, граничащей с заискиванием, она заглядывала Борису в глаза, и не могла поверить своему счастью.

Он не так часто, как ей хотелось бы, приезжал погостить. Поэтому она так обрадовалась его неожиданному приезду. Валентина Сергеевна, так ее звали, с какой-то неистовой нежностью все гладила сына по щекам, глазам, рукам и никак не могла на него насмотреться.

Для нее этот высокий, стройный, крепкий сорокалетний мужчина, у которого самого уже росли двое чудесных мальчишек, по-прежнему оставался ребенком, ее младшим сыночком. Даже если бы Борису было пятьдесят или шестьдесят, то и тогда он остался бы для нее тем маленьким мальчиком, который каждое утро провожал ее на работу, требуя, чтобы она обязательно его поцеловала; тем босоногим мальчишкой, который ежедневно встречал ее с работы, в надежде, что она принесла ему гостинец.

Валентина Сергеевна вспомнила об этих мгновениях, и хотела напомнить о них сыну, но промолчала. Несмотря не внешне спокойный вид, который напустил на себя Борис, материнское сердце подсказало ей, что с сыном что-то не так. Мама Бориса была мудрой женщиной, и решила пока не беспокоить его своими вопросами.

Борис крепче прижал к себе маму и опустил голову на ее старческое плечо. Теплота, любовь и нежность, с какой его встретила мама, на несколько мгновений заставили мужчину забыться и окунуться в мир давно забытого детства.

Удивительно, но ему вдруг вспомнилось, как мама, еще молодая и полная сил, возвращаясь с работы, всегда приносила ему что-нибудь вкусненькое. Перед его глазами вдруг всплыл босоногий мальчик в потрепанных штанишках, с завязанной на детском пузе рубашкой, бегущий по улице и кричащий: – Мама, мама! Он подбегает к маме, хватает из ее рук сумку, ставит на землю, открывает, и моментально находит купленный для него гостинец. С невероятным наслаждением (которое сложно предать словами) мальчик тут же набрасывается на пирожное (чаще всего это были пирожные), и спустя несколько секунд, уже проглотив гостинец, он с удовольствием облизывает свои сладкие и грязные пальцы.

Борис невольно улыбнулся, вспомнив такой забавный момент. Но в следующую секунду в груди снова полыхнуло, и острая, словно лезвие бритвы, разрывающая сердце боль, вернула его к действительности.

– Мам, что-то я сильно устал, пойду, отдохну. А ты внуками займись, – он поцеловал ее в щеку и прошел в дом.

– Привет, бабуля! – старший внук подошел к бабушке и обнял ее.

– Здравствуй, родной! – Валентина Сергеевна наклонилась и прижала его к себе. – Ну, а ты что стоишь? – женщина повернулась к младшему, который скромно стоял чуть в стороне. Ему еще не исполнилось и пяти лет, и он рос парнем стеснительным (видимо, было в кого).

– Ну иди, иди ко мне, – она сделала шаг навстречу. Миша, так звали младшего внука, несмело подошел и обнял бабушку.

– Устали небось, мои хорошие? – Валентина Сергеевна ласково потрепала внуков по волосам.

– Не, бабуль, мы не устали и есть не хотим. Нас папа по дороге покормил, так что мы лучше во дворе поиграем. Да, Миха? – Леха, старший внук, вопросительно посмотрел на брата.

– Ага, – тот кивнул головой.

– Как же так? Ведь вы так долго ехали сюда, что, наверное, устали и проголодались, – бабушке очень хотелось покормить внуков и поболтать с ними.

– Нет, нет, мы потом, – Леха уже ринулся на кучу желтого песка, насыпанную возле забора, увлекая за собой младшего брата.

– Ох, озорники! – всплеснула руками Валентина Сергеевна. – Как проголодаетесь, сразу домой.

– Хорошо, – ответил старший, и дети занялись своими мальчишескими делами.

Борис зашел в дом и тут же рухнул на старенький диван, стоявший в большом зале. Немного отпустившая боль вернулась, и с еще большей, чем прежде, силой сдавила грудь. В голове молодого мужчины творилось черт знает что. В его замутненном сознании, сквозь рой каких-то бессвязных и непонятных мыслей, четко пробивалась лишь одна. – Измена!!! – эти шесть букв ярким пламенем горели перед измученным взором. Они били по вискам, стучали в мозгу, разрывали грудь и сердце.

Он застонал. Борису было горько и обидно, железный обруч снова стянул шею. Мужчине стало трудно дышать. Ему захотелось плакать. Захотелось обнять маму, прижаться к ней и плакать, плакать и плакать… Молодому, здоровому, сильному мужику вдруг захотелось стать ребенком и вернуться в далекое и беззаботное детство. Вернуться в то время, когда он был маленьким и еще ничего не знал о взрослой жизни, о любви, верности и предательстве; вернуться туда, где его любимая мама заботилась о нем, и у него не было таких серьезных проблем. Да и вообще практически никаких проблем.

Однако навязчивая мысль вновь вернула его к ужасающей действительности. Шесть ненавистных букв снова пронзили разгоряченную голову. Тысячи раскаленных иголок вонзились в клокочущее сердце, и мужчина тяжело вздохнул. Это был даже не вздох, а стон раненого зверя. Ему очень хотелось, чтобы слезы ручьями потекли из глаз, и вымыли из души и сердца потоки невыносимой боли измены, жестоким водоворотом скрутившие его изнутри. Но его глаза по-прежнему оставались сухими.

Видимо, судьба хотела наказать Бориса как можно больнее, оставив все муки и страдания внутри широкой, полной сил груди, внутри доброго и щедрого сердца, не давая им выйти и хоть немного облегчить его существование. Ведь в эти минуты он действительно существовал, а не жил. Потому что с сегодняшнего утра его жизнь превратилась в настоящий кошмар.

ГЛАВА 1

Ну а теперь, уважаемый читатель, чтобы Борис стал вам более понятен и близок (или, наоборот, более далек и менее понятен) мне придется несколько глав моего, надеюсь, не очень нудного романа, посвятить детству и юности Бориса, его становлению как личности, как человека.

Борис с родителями и двумя старшими братьями жил в небольшом южном городке, уютно расположившемся на повороте небольшой реки, мерно несущей свои прозрачные, сверкающие на солнце, словно горный хрусталь, чистые воды. Вода в их реке считалась одной из самых чистых в России. И жители городка по праву этим гордились.

В их маленькой речке вода действительно была очень прозрачной, и в ней водилось много рыбы и раков. Ежегодно с наступлением лета Борис с друзьями, будучи еще детьми, отправляясь на речку, никогда не брали с собой еды. Они знали, в реке водится много рыбы и раков, и всегда могли рассчитывать на хороший улов.

Вдоволь накупавшись и наигравшись, они, немного уставшие, но очень довольные, выползали на песчаный берег и загорали под жарким южным солнцем. Отдохнув и позагорав, проголодавшиеся мальчишки принимались за дело.

Одни отправлялись на ловлю раков, а другие начинали собирать сухие ветки для костра. Благо, далеко ходить им не было необходимости. Неподалеку от пляжа росли огромные тополя, разросшиеся по всему берегу реки, и полукругом окаймлявшие песчаный пляж. Многолетние деревья с лихвой снабжали сухими ветками всех, кому в этом была необходимость.

За раками ребятишкам также далеко ходить было не нужно. Вдоль берега и на мелководье во множестве росли зеленые, густые водоросли – излюбленное место обитания речных раков. У самого дна, колышущиеся под напором несильного течения водоросли, опутывала темная, немного пугающая тина. Вот в этой-то тине, прячась от жары и опасностей, и располагалась многочисленная армия обладателей больших клешней и хвостов, которых после варки ребята поедали с огромным удовольствием.

Детям не составляло особого труда их поймать. Они заходили на мелководье, и просто накрывали ладошками тину. Как правило, под их руками обязательно оказывался рак, а то и два. Если под руками ничего, кроме не очень приятной на ощупь тины, не было, никто не расстраивался. Потому что, стоило лишь накрыть соседний участок, как улов был тут как тут.

Буквально за десять минут, мальчишки с легкостью обеспечивали себе очень вкусный и совершенно бесплатный обед. Когда ловцы выходили на берег, их ожидал пылающий костер с находившимися на нем старыми консервными банками, наполненными водой. Как только вода закипала, ребята добавляли соль и опускали в воду шевелящийся обед. Пачка соли, кстати, всегда находилась около пляжа, в небольших кустах, росших неподалеку, и любой желающий мог в любое время ею воспользоваться.

Раки, которым, конечно, не нравилась кипяченая вода, пытались выбраться из своеобразных кастрюль. Но дети тут же придавливали их палками, и доводили до готовности.

Позже, уже став взрослыми, они с друзьями часто вспоминали эти беспечные дни. Им казалось, что никогда больше в своей жизни они не ели таких вкусных раков, как в то счастливое и беззаботное время.

Когда Борису было лет шесть – семь, к ним в гости приехала его любимая тетя Рая. Это была родная сестра мамы. Пожалуй, трудно было найти на всем белом свете женщину более добрую, мягкую и сердечную, чем тетя Рая. Маленького роста, худощавая, с длинными темными волосами, тщательно убранными под платком, с карими глазами, излучавшими свет и тепло, она была рада всем детям на свете. Небольшой симпатичный нос, уютно расположившийся между двумя не менее симпатичными розоватыми щечками, придавал ей доброжелательный вид, и любой человек, видевший ее впервые, сразу проникался к ней доверием и поневоле подпадал под ее мягкое очарование. Будучи уже в зрелом возрасте, она все же сохранила свою былую красоту. Думаю, что в молодости по ней сохло не одно мужское сердце.

Тетя Рая очень любила детей, она была настоящим ангелом. Ее сердце было открыто для всех, но к Борису она относилась с особенной любовью. Он занимал в сердце этой удивительной женщины много места. Настолько много, что даже родная дочь тети Раи иногда ревновала маму к Борису.

Однажды, когда Борис еще не умел писать, он написал письмо своей любимой тете. «Как такое может быть?» – спросите вы, уважаемый читатель. Очень просто. Мальчик взял двойной тетрадный лист и сверху донизу исчеркал его шариковой ручкой. Борис настолько плотно измалевал оба листа, что на них не осталось ни сантиметра свободного пространства. Когда он закончил свое письмо, то подошел к маме и попросил отправить его тете Рае.

Тетя Рая пришла в настоящий восторг, получив такое письмо от любимого племянника. Она постоянно носила его с собой и показывала всем своим знакомым. Каждый день тетя Рая доставала письмо и рассматривала его, словно видела впервые. Однажды, по прошествии нескольких дней, она с дочерью отправилась на дачу. Во время перерыва между копанием грядок, когда тетя Рая в очередной раз достала письмо Бориса и принялась его рассматривать, Наталья, её дочь, не выдержала и воскликнула: «Мама, ну неужели тебе нравятся эти каракули?». «Ну как же, доченька, – ответила тетя Рая, – ты посмотри, сколько усилий приложил Борис, чтобы исписать эти листочки. Ведь для этого нужно проявить столько усидчивости и терпения». После такого восклицания дочери, женщина поняла, что та ревнует ее к племяннику и решила больше не доставать письмо при ней. Впрочем, я несколько отвлекся. Вернемся к приезду тети Раи.

Борис радостно выскочил навстречу любимой тете, и, крепко обняв руками за шею, прижался к ней. Тетю Раю обрадовал такой трогательный прием племянника, но несколько удивил его внешний вид. Мальчик был босиком, в летних штанишках, рубашке с коротким рукавом и… в зимней шапке. На дворе стоял июнь месяц.

Здесь, думаю, будет не лишним сказать несколько слов о шапке. Это была старая кроличья шапка, уже облезлая и с обрезанными ушами. Она вся истерлась и истрепалась настолько, что по ней даже трудно было определить из какого животного она сделана.

– Здравствуй, родной, – она несколько растерянно оглядела его с ног до головы. На голове ее взгляд задержался.

– Здравствуй, тетя Рая! – радостно воскликнул Борис.

Тетя Рая была человеком мягким и очень деликатным, поэтому она ничего не спросила по поводу зимней шапки. Борис же, не замечая удивления тетки (или делая вид, что не замечает) с детской непосредственностью ухватил ее за руку и повел показывать цветы.

Валентина Сергеевна любила красоту и все свободное пространство вокруг дома всегда засаживала цветами. Борис, ведя тетку за руку, стал гордо показывать ей свое и мамино хозяйство. Вообще-то, он был не очень разговорчивым мальчиком, но с любимой тетей он преображался. Его словно прорывало. Он говорил так много, что тетя Рая, зная о том, как Борис неразговорчив, просто диву давалась.

Тете Рае рассказывали, как однажды дальняя родственница папы Бориса, уже старушка, пыталась добиться от мальчика его имени. Конечно, старушка прекрасно знала имя Бориса, но ей хотелось, чтобы он сам его назвал. Мальчик упорно молчал. Тогда она предложила ему двадцать копеек (в то время это были приличные деньги для ребенка), если он назовет свое имя. «Борис Никитин» – немного подумав, ответил мальчик. Затем он схватил заработанные таким образом деньги и был таков. Бориса нельзя было упрекнуть в корыстолюбии или жадности (ибо такие негативные качества были ему несвойственны), однако никто не может ответить на вопрос о причинах такого поступка.

Поэтому, тетю Раю всегда удивляло, что при встрече с ней, Борис говорил так много и ничуть не стесняясь. Мальчик рассказал чуть не о каждом цветке, о том, как, когда и в какое время его лучше высаживать. Он заставил любимую тетку понюхать почти все цветы, ощутить аромат чуть ли не каждого цветка, в изобилии росших вокруг их большого дома. Нужно было проявить невероятное терпение, чтобы вынести все это. Однако тете Рае это было не в тягость. Она видела, с какой открытой и чистой душой маленький мальчик встречает ее и как он рад, что та так внимательно к нему относится. Наконец, после того как он все ей показал и рассказал, с чувством исполненного долга, Борис повел тетку на веранду, поить чаем.

Тут, я думаю, будет нелишним описать дом, в котором проживала семья Бориса. Это был большой (во всяком случае, по тем временам), деревянный дом, точных размеров которого я вам сказать не могу. Отец Бориса, Виктор Степанович, выстроил его практически самостоятельно. В шестидесятые годы, когда он его строил, со строительными материалами было довольно туго. И запросто купить, скажем, те же доски или цемент, не представлялось возможным. Но Виктор Степанович работал заведующим складом продовольствия в заготовительной конторе. А это была очень значительная должность в таком маленьком городке, как тот, в котором они проживали. На его складе находилась всевозможная продукция, которую доставляли как из местных сельских районов, так и из других регионов Советского Союза. И даже из-за рубежа. Мед, рыба, мясо, всевозможные соленья, варенья, овощи, фрукты (в том числе и заграничные)– все это находилось на складе, которым заведовал отец Бориса. Одним словом, дефицитные товары, хорошо известные тем, кто жил во времена Союза, водились на этом складе если не в изобилии, то в изрядном количестве.

Само собой разумеется, всевозможные начальники обращались к Виктору Степановичу за дефицитом. Не исключением был и начальник склада стройматериалов. И только благодаря своей должности, Виктору Степановичу удалось приобрести необходимые стройматериалы и построить такой прекрасный дом.

Дом, как я уже заметил, был довольно большим и состоял из четырех комнат, коридорчика, веранды и небольшого чулана. Поднявшись по ступеням и войдя в дверь, вы окажетесь в небольшом коридорчике. Правая дверь ведет в довольно большую, продолговатую и полностью застекленную веранду. Для проживания она использовалась только летом, в зимний период веранда представляла собой огромный морозильник, в котором хранилось свежее замороженное мясо.

Открыв левую дверь и пройдя через нее, вы окажетесь в маленьком чулане, представлявшем собой помещение размером два на два метра. Чего здесь только не было! И большие молочные бидоны, заполненные мукой; и дубовые бочки с засоленными в них капустой, помидорчиками и огурчиками (это в зимнее время); и бумажные мешки с солью; и всевозможные кастрюли, в которых Валентина Сергеевна держала различные крупы, таким способом сохраняя их от мышей. Представьте еще деревянные стены с висящими на них дубовыми вениками, предназначенными для парилки в бане, различными сушеными травами, детскими коньками, а также несколько деревянных полок, заваленных всевозможными вещами, необходимыми в быту, и перед вами предстанет полная картина. Хотя нет, еще попробуйте ощутить аромат, исходивший ото всех этих вещей, (совсем не противный, а даже наоборот), полумрак, если не включать свет, и вы окажетесь в сказочном чулане какого-нибудь Оле-Лукойе.

Если пройти прямо, то из маленького коридорчика вы попадете в довольно длинный и немного узковатый коридор. По правую руку находилась комната старших братьев Бориса – Василия и Виталия. Далее располагалась родительская спальня. И в самом конце коридора, вы могли увидеть маленькую котельную, в которой Виктор Степанович поместил самое сердце этого жилища – печь, отапливающую весь дом. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что отопление было водяное. То есть по всему периметру дома от печки были проложены трубы, по которым циркулировала горячая вода, распространяя тепло по всему дому.

Напротив спальни родителей находился вход в гостиную. Гостиная была приличных размеров, и при желании в ней можно было разместить до сорока – пятидесяти человек. И, наконец, войдя в гостиную, и повернув налево, вы окажетесь в комнате Бориса. Комната нашего юного героя была самой маленькой из всех, но в тоже время и самой уютной. Небольшой старый диванчик, подаренный Борису его бабушкой, хоть и не новый, но довольно сносно выглядевший, пришелся как нельзя кстати. Вместе с небольшим самодельным письменным столом он как раз вписался в пространство между двумя боковыми стенами.

Необходимо также отметить, что несмотря на ту должность, которую занимал отец Бориса, их семья жила небогато, я бы даже сказал бедновато. Дело в том, что Виктор Степанович от природы был человеком честным и порядочным. Заведуя таким огромным и внушающим столько соблазнов складом, он не украл ни копейки. Да, ему приходилось иногда идти на компромисс с совестью, но не ради наживы, а только ради семьи. Всевозможным начальникам, часто посещавшим его склад, он отпускал дефицитные товары только затем, чтобы потом приобрести другие товары, которые трудно было купить. «По блату» как говорили в то время, он покупал, как было упомянуто ранее, те же стройматериалы. И, таким образом, смог построить себе дом. Но, повторюсь, Виктор Степанович не украл ни копейки. И, как следствие, его семья никогда не жила богато.

Мама Бориса, пока ее младший сын развлекал тетю Раю показом цветов, тем временем уже накрыла на стол, вскипятила самовар, и они сели пить чай. Отец Бориса был на работе. Сам Борис чаю не захотел и пошел смотреть телевизор.

– Валя, а почему в такую жару Борис ходит в зимней шапке? – оставшись наедине с сестрой, Рая, наконец, решила проявить любопытство.

– Да ну его! – с досадой ответила Валентина Сергеевна. – Папа подстриг его в парикмахерской, а ему не понравилось. Теперь он скрывает свою стрижку и ждет, когда волосы заново отрастут.

– А почему у нее обрезаны уши?

– Это Виктор их обрезал, в надежде, что Борис не станет надевать ее в таком виде. Но результат сама видишь. И в кого он такой упрямый? Дети с улицы над ним смеются, а он их бьет. Не знаю, что и делать.

– Слушай, а ты не пробовала ее спрятать?

– Пробовала, но он все равно находит. А выкинуть не могу, как-то жалко мне его, вдруг распереживается.

– А давай я спрячу? – предложила тетя Рая. Как я уже говорил, она была сердечным и добрым человеком, и видимо от жалости к племяннику, от того, что над ним все смеются, решила по-своему ему помочь.

– Это бесполезно, – ответила Валентина Сергеевна, – он все равно найдет.

– У меня не найдет, – заверила Рая.

Вечером, уже после того, как Борис уснул, тетя Рая потихоньку взяла изрезанную шапку, и засунула ее под стиральную машину. Надо сказать, что стиральные машины в то время были совсем другие, нежели сейчас и внизу, под емкостью в которой стиралось белье, было много свободного места. Тетя Рая надежно спрятала старую шапку и с чувством выполненного долга пошла спать.