Отражение

– Вот правильно говоришь, внучка. Семен, поверь старому человеку, пара бокалов хорошего домашнего вина, сделанного с любовью, еще никому не повредила. Так что я на правах старшего и хозяина дома разрешаю! – Прохор распушил бороду и сделал страшное лицо. Ринка прыснула со смеху, и я махнул рукой.

Напиток, в самом деле, был хорош. Язык не поворачивался назвать его вульгарным словом «самогон». Чувствовались травы, мед, и что-то еще, очень знакомое, но неуловимое, никак не удавалось сосредоточиться на отдельном фрагменте, букет постоянно менялся. Ринка, осторожно попробовав из своего бокала и заметив мой взгляд, довольно закатила глаза, давая понять, что вино такого же превосходного качества. Не удержавшись, позже я попробовал из её бокала: вино оказалось очень легким, не крепче пива, вкус был удивительно богатым и насыщенным, а послевкусие держалось очень долго, не торопя себя обновлять. Прохор был очень доволен произведенным эффектом, он действительно оказался мастером в этом деле. Бывал я в дорогих ресторанах, пробовал я элитные напитки, в том числе и бешеных лет выдержки, но они все меркли по сравнению с тем, что делал этот старик в богом забытой деревне.

Беседа текла легко и непринужденно. Прохор назвал своё отчество – Никитич; всё-таки, он не был тем стариком, к которому относишься с легкой иронией: мол, что с него взять – возраст. Я воспринимал его мужчиной намного старше и опытнее себя и испытывал значительную долю уважения. Он рассказал, что на фронт попал с первых дней войны, служил в разведке, был награжден многими медалями, а когда из-за чьей-то ошибки его взвод наткнулся на засаду, он единственный остался в живых, но был раненым схвачен. Из плена удалось сбежать; тяжело раненный он смог мало того, что вернуться в часть, а еще и захватить языка. Если бы не этот язык, говорил он, упекли бы его в штрафбат, как пить дать, но всё обошлось. После войны перебрался с семьей в город, работал на заводе.

Однажды они, с супругой и детьми, поехали в цирк, автобус попал в аварию; из сорока пассажиров выжил опять только он. Сыновья погибли у него на руках, над женой несколько дней трудились врачи, но и ее спасти не удалось.

Слушая рассказ о нелегкой судьбе, я и не заметил, как мы ополовинили бутылку. Потом Прохор Никитич переключился на нас, был удивлен, что я работаю обычным дальнобойщиком, признался, что сначала относился ко мне с опаской. Мы с Ринкой от души посмеялись над моей бандитской внешностью. Посочувствовал, что мне тоже довелось побывать в горячих точках. Мне не понятно, говорил он, мы сражались за свой дом, мы знали, на что идем и что защищаем, а ради чего эти войны? Он сокрушенно качал головой и чмокал губами.

Заметив, что Катеринка начала скучать, он перевел разговор на нее, интересовался нынешней молодежью, вспоминал свою юность, но без той нравоучительной нотки, мол, вот в наше время такого не было, а искренне сравнивал, о чем-то жалел, что-то ему не нравилось. Ринка звонко смеялась над шутками. Щеки ее порозовели, второй бокал стоял недопитый и был отодвинут, давая понять, что она прекрасно себя контролирует. Этого нельзя было сказать обо мне. Дедовский напиток имел еще одно свойство, он удивительным образом скрывал свой градус: я был полностью уверен, что употребляю нечто не крепче наливки, а оказалось, как признался сам Прохор Никитич, что в этой огненной воде почти шестьдесят градусов.

– Пап, ты что-то носом клюешь, – потрясла меня через стол Ринка. – Па-ап! – пришлось ей повысить голос, и я вздрогнул.

– Какой коварный напиток у вас, Прохор Никитич! – постарался улыбнуться я, глядя на Прохора. – Пойду курну на крылечке. – Я, пошатнувшись, вышел из-за стола.

Стихия бушевала пуще прежнего: к ливню добавилась гроза, раскаты которой приближались. Я, как в детстве, начал считать секунды – от молнии до раската, – получалось, что эпицентр в каких-то четырех километрах.

Крыльцо было открытое, но достаточно просторное и с пологой крышей, прямые струи не залетали, но водяная пыль все равно доставала. Я присел на относительно сухую лавку и закурил. Хмель постепенно отступал. Удивительный напиток, надо будет попросить продать пару литров, ребят угостить. Дверь открылась и на крыльцо вышла Рина. Присев рядом, она поёжилась и положила мою руку к себе на плечи, я прижал дочку.

– Пап, ты чего так, э-э, устал? – не сразу подобрала она нужное слово.

– Да нормально, напиток непривычный оказался, не почувствовал крепости, и вот результат. Ик! – неожиданно икнул я. Вот же напасть, этого ещё не хватало!

– О-о-о, – голосом матери протянула Ринка. – Как ты за руль-то завтра?

– Ты же хотела, ик, остаться, – не понял я, – или уже, это, передумала? – Язык отказывался слушаться, при этом сознание оставалось вполне ясным. Я украдкой закрыл глаза и ткнул себя пальцем в нос.

– М-м. Попал, – понимающе усмехнулась дочка. – А насчет остаться, не то, чтобы передумала, просто погода смотри какая, дедушка, конечно, клёвый, но не сидеть же целый день в доме, – скучно.

– Это не погода, это ливень, он как, ик, – да ёлки! – пришел, так и уйдет. Да, и кстати, – только сейчас осенило меня, – я не уверен, что мы отсюда сможем, ик, – блин, да что ж такое! – уехать.

– Это как так? – чуть отстранившись, Ринка заглянула мне в глаза.

– А ты обратила внимание на эту, как её, дорогу: мало того, что, ик, колея в полметра, так еще и глина сплошная. Эта поливка её сейчас в такую кашу превратит, что и танк увязнет!

– Но ты же говорил, что Навара классный говномес! – ввернула она понравившееся слово.

– Во-первых, не все слова, ик, – ё маё! – которые произношу я, стоит повторять, а во-вторых, я и сейчас это говорю, вот только колеса у нас не для замесов.

– Ну и не только для шоссе, как ты их называл э-э… – она на секунду задумалась вспоминая, – вседорожные, – во, вспомнила! – да и ты не чайник.

– Ну, попробовать-то всегда можно, но за трактором бежать тебе, имей в виду. – Я выбросил окурок в предусмотрительно оставленную банку. – Пойдем, твой «клёвый дедушка», наверно, уже постели, ик, приготовил, а завтра утром разберемся, точнее, уже сегодня.

Я, икнув, поцеловал дочку в макушку и поднялся. На столе уже был полный порядок, за исключением двух полных рюмок и тарелки с солеными грибами. Прохор Никитич поднялся при нашем появлении.

– Ну, по последней, на сон грядущий, – поднял он рюмку, – я вам уже постелил, Семен, ты ляжешь тут, – он указал на разобранную кровать, – а Катюшке я в той комнате постелил.

– А сами Вы где будете? – я чокнулся рюмкой и опрокинул содержимое в рот.

– Так я же вам не весь дом показал, – хлопнув себя по лбу, воскликнул Прохор, – Антонина же пришла и всё сбила, у меня еще две комнаты, хотя одна не совсем комната, скорее кухня, а еще одна – наверху, вот в ней я и обитаю, мне там удобнее.

Старик выпил свою порцию, закусил грибочком, собрал посуду и на удивление твердым шагом направился к выходу.

– Да, ребятки, у нас в деревне по-простому всё, чтобы, если что, на улицу не бегать по ночам, под кроватями горшки стоят. Не волнуйтесь, – всё чистое, – Дед подмигнул с лукавой улыбкой.– Ну, вроде, всё, спокойной ночи!

Он вышел. Мы смущенно переглянулись, и я заглянул под кровать: горшок был, большой металлический, с крышкой.

– Эвон оно как, – усмехнулся я и заметил, что икота отпустила.

На новом месте всегда плохо спится, особенно если за стеной грохочет стихия. Гроза была уже где-то над нами. Сверкало, громыхало не переставая. Я сел на кровати и, отодвинув занавеску, выглянул в окно. Интересного мало: кромешная тьма, разрезаемая молниями, ветер гудел и гнул лес, ливень хлестал без устали, впечатление было такое, что это навсегда. Снова забравшись под одеяло, я представил сиротливо стоявшую, под дождем, машину; почему-то вспомнился образ промокшего брошенного пса, свернувшегося калачиком, в попытках сохранить последнюю частицу тепла. Мы тогда с женой подобрали пса, долго он к нам привыкал, не рычал, видимо из благодарности, но и не признавал. Только через полгода, он проявил первую эмоцию, видимо, довелось ему натерпеться от людей. Сейчас он уже старенький; если верить ветеринару, то тогда ему было 3 года, сейчас, стало быть, двенадцать. Хорошо ему с Ленкой у тещи, – при всем прочем, надо отдать должное, животных тёща любит. Да и Ленка ездит с удовольствием; во-первых, мать видит редко, а во-вторых, она там выросла, как в той песне, все оно моё родное, в поле каждый колосок… как там дальше, – не помню… Мысли путались, звуки канонады перестали доноситься. Я спал…

Глава 4

Наглый солнечный луч, найдя лазейку между занавесками, запрыгнул мне на лицо. Почему-то солнечным лучам не дают покоя спящие люди. Как найдет лучик спящего человека, так давай сразу будить. Вот и этот, поблуждав по лицу, нашел все-таки веко и прочно обосновался на нем.

Я открыл глаза и, потянувшись, прислушался к ощущениям. Ни малейших намеков на похмелье, память ясная, голова свежая, выспавшаяся, даже сухости во рту нет. Потрясающий напиток! Подняв руку, я взглянул на часы: ого, четверть одиннадцатого! ну я и спать…

Вскочив с постели, я наскоро размялся и натянул шорты с футболкой, ноги нащупали и обули шлёпанцы. Оправив кровать, я достал сигареты и вышел на крыльцо. Щелкнув зажигалкой, я глубоко затянулся, и выпустил струйку дыма в небо. Небо было чистым, от минувшей бури остались только воспоминания. Я опустил глаза и по позвоночнику пробежал холодок. Дома напротив не было…

«Не понял!» – подумал я, замирая. Осторожно спустившись с крыльца, я осмотрелся. Деревня изменилась, точнее – вообще исчезла. Вон два куста сирени, между ними была калитка к дому Игоря, но теперь остались только кусты, да и те были какие-то пожухлые, заброшенные. Справа, поодаль, росла сосна; я еще вчера обратил внимание, как кто-то заботливо обрезал ветки, давая путь проводам. От сосны должен был отходить штакетник, – хозяева не хотели губить дерево и, как могли, вписывали его в свой участок, используя ствол вместо углового заборного столбика. Теперь же – сосна была, а все остальное пропало, даже краска, нанесенная на срезы сучьев, исчезла без следа, да и сучья выглядели скорее обломанными, а не отпиленными.

Да что за чертовщина.

Я вновь прислушался к своему организму: может, я еще сплю, пытаясь укрыться от назойливого солнечного лучика? В книгах в таких случаях герой себя обычно должен ущипнуть или уколоть каким-нибудь подручным предметом. Я последовал примеру книжных героев, – больно; а если бы я спал, то было бы не больно? Не знаю, не помню снов, в которых я бы себя щипал.

Я обошел вокруг дома, тщательно борясь с наступающей паникой и пытаясь найти объяснение происходящему. Вокруг дома наблюдался круг, насколько я мог судить, довольно правильной формы, центр круга был в районе крыльца, все, что попало в круг оставалось прежним, а вот вне круга всё изменилось. Круг не смог вместить в себя весь участок, забор по обеим сторонам калитки не уместился и исчез. По счастливой случайности машина попала в круг полностью и не пострадала, – хоть что-то радовало. Я поднял с земли камушек и бросил за круг: он послушно упал и, подпрыгнув пару раз, затих, впрочем, а что я ожидал: что он скажет «пфух» и исчезнет?

– Пап, доброе утро! – весело прозвучало сзади и тут же испуганно, – упс, что это?

– Да уж, воистину, утро добрым не бывает, – пробормотал я. – Не знаю, пока не знаю, Кать.

Я постарался улыбнуться самой ободряющей улыбкой. Ринка, опасливо озираясь, подошла ко мне и взяла за руку. В чем-то я ей сейчас завидовал: у нее есть отец, который все решит и во всем разберется.

– А дедушка Прохор где? – спросила Ринка, оглядываясь по сторонам.

Мы торопливо вернулись в дом, как можно было забыть про старика? кому как не ему знать, что тут происходит? Я поймал себя на мысли, что с удовольствием взвалил бы на чьи-нибудь другие плечи все эти вопросы.

Я громко позвал Прохора Никитича, – тишина. С трудом найдя в сенях неприметную дверь, мы вошли на кухню: здесь царил порядок, как и во всем доме, стояла русская печь, стол с табуретами у окна, диван, явно самодельная тахта у стены. Рядом с тахтой узкая лестница вела наверх. Уже догадываясь, что хозяина не будет и там, мы поднялись. Я угадал. Старика нигде не было.

– Пап, мне страшно, давай уедем, – прижалась ко мне Ринка и озвучила мои мысли.

Нет, страшно мне уже не было, но покинуть это место очень хотелось, даже не столько уехать отсюда, сколько приехать куда-нибудь, где будут ответы на все вопросы. Нам понадобилось несколько минут, чтобы собрать вещи.

– Папа, стой! – резко окрикнула меня Ринка, когда я, закинув вещи в кунг, собирался пройти к водительской двери.

Я замер.

– Что такое?

– Не выходи из круга! – она испуганно смотрела мне под ноги.

Я проследил за её взглядом и машинально сделал шаг назад. Машина стояла у самой границы, и пройти, не выходя за черту, было невозможно. Спорить я не стал, в чем-то я был даже согласен. После Катиного предупреждения у меня тоже появилось нехорошее предчувствие. Обойдя автомобиль с другой стороны, я забрался на водительское кресло через пассажирскую дверь. Ринка впрыгнула в салон вслед за мной и торопливо захлопнула дверцу. Дизель с готовностью заурчал, Навара был готов вывезти нас куда угодно. Я вывернул руль влево, приготовившись к развороту, и только тут заметил, что дороги тоже нет. На месте бывшей дороги, как, впрочем, и везде, росла трава. С большой натяжкой можно было бы предположить, что когда-то здесь кто-то ездил, по высоте травы с трудом угадывалась колея, но не исключено, что это всего лишь игра воображения. Украдкой взглянув на дочь, я понял, что отсутствие дороги сюрпризом для нее не было. Ринка недоумённо смотрела на меня. Я отвел глаза и тронул машину с места. Сюрпризы не кончились. Хотя чего-то такого Ринка и опасалась, пусть и неосознанно. Как только джип полностью выехал за круг, сзади раздался негромкий хлопок. Мы обернулись. Круг исчез, вместе с домом и всем, что в этом круге было.

Нервы сдали, я ударил по тормозам и выскочил из машины, руки машинально вставили в рот сигарету и хлопали по карманам в поисках зажигалки.

Теперь, когда исчез последний дом вместе с забором и огородом, местность превратилась в обычную поляну. По периметру, как и прежде, подступал лес, но теперь еще присутствовал и подлесок. Мы обошли и тщательно осмотрели всё вдоль и поперек, но так и не обнаружили никаких следов. Даже сучья той сосны уже не казались обрезанными человеком, они с таким же успехом могли обломиться по более естественным причинам. Мало ли в лесу деревьев с обломанными сучьями?! Дороги, что вела в деревню, не было в самом прямом смысле. Нужно будет прорубаться через лес, если хотим выбраться отсюда.

Ринка держалась молодцом, проявляя живой интерес к происходящему. Скорее всего, она еще не осознала всю глубину проблемы. Мы решили сходить к озеру и с немалым трудом нашли правильное направление. Озеро было на месте. Но с уверенность сказать, что это то же озеро, – я бы не решился. Тростник, еще вчера плотно росший по берегам, сегодня выглядел не таким густым. Да и песка нигде не было видно, трава подходила к самой кромке воды.

– Жесть какая-то, этого всего просто не может быть! – Первая нарушила тишину Ринка. – Просто бред какой-то! И связи нет! – Она пыталась поднять свой мобильник повыше.

– По крайней мере, не бред точно, ибо одинаково бредить мы не можем! – попытался пошутить я.

– Пап, тебе смешно? – Ринка вскочила на ноги. – Мы фиг знает где! Фиг знает, как сюда попали, и фиг знает, как отсюда выбраться!

– Во-первых, успокойся и не ори, а то, как ты выражаешься, фиг знает, что тут водится и фиг знает, чем оно питается! А во-вторых, криками и упреками ты не поможешь, лучше начинай соображать, мне тут еще паники бабьей не хватало! – Пришлось на неё прикрикнуть, и это подействовало.

– Мне кажется, что, по-любому, виновата гроза, и нас то ли случайно, то ли по чьей-то воле куда-то переместило, – неуверенно начала она.

– Кать, давай оставаться реалистами, – начал я. – Всё, что придумали фантасты, это здорово, увлекательно, но всего лишь фантазия. Погоди, не перебивай, – поспешил я продолжить. – Я не отрицаю, что могло произойти всё что угодно из фантастического арсенала. Согласись, это бездна вариантов.

– Хорошо, соглашусь. Но если рационально мыслить, то что могло произойти? Опоили и забросили в реалити шоу? – Девочка саркастически ухмыльнулась.

– А что? Не самая плохая версия. Более того, она самая убедительная, и ты у меня умница!

– Вот сейчас непонятно было! – изумленно вздернула брови Катя.

– Смотри! Как работает милиция, самое главное – это мотив. Если нас куда-то переместили, – значит, это не просто так, значит, это для чего-то нужно.

– О господи! – воскликнула Ринка, – да для чего угодно: убить, съесть, в жертву принести, на органы покромсать и так далее до бесконечности.

– Ты не ори, а подумай, – всё, что ты перечислила, можно осуществить проще. Совершенно не нужны подобные декорации. Мы бы с тобой очнулись в кафельном подвале с мешками на голове, а не сидели бы в лесу на берегу озера. А ты посмотри, какой спектакль разыграли: фокус с домом похлеще, чем у Копперфильда!

– А ведь, и правда, похоже на реалити шоу… – задумчиво протянула Рина и рассмеялась. – Вот это отпуск получится, прикол, мы звёзды реалити шоу! Значит, за нами постоянно наблюдают? Что-то я не вижу камер. – Ринка пристально огляделась.

– Это не удивительно, при современных-то технологиях. Теперь нужно понять, что от нас ждут, видимо суть эксперимента в изучении поведения человека в экстремальной ситуации.

– Пап, не сходится. Хорошо, мы в реалити, но где мы? Нас перевезли? Или мы остались на месте, и всё изменили вокруг нас?

– Хороший вопрос, – задумчиво протянул я. – Надо вернуться к машине и как следует осмотреться.

Машина стояла на прежнем месте. Мы тщательно осмотрели всё вокруг, но никаких следов не было. Совершенно обычная лесная поляна.

– Пап, я готова поверить во всё! И вариант, что нас заманили сразу на подготовленную площадку, а пока мы спали, убрали лишние дома, засыпали дорогу, вкопали обратно деревья. Чисто теоретически это возможно. Я готова поверить, что нас на вертолете перенесли и вместе с машиной поставили на эту поляну. Но дом был настоящий! Мы в нём спали! Мы поднимались на второй этаж! Коппер долбанный фильд делал иллюзию исчезновения, а этот дом исчез на самом деле! Папа, это не-воз-мож-но! – На девушку вновь нахлынула истерика.

– Погоди, теоретически всё возможно! Сначала была иллюзия, а пока нас не было, дом спрятали под землёй.

– Да ни фига! Ты прикинь, сколько бабла нужно вбить в этот проект, а он развалится только потому, что мы пошли не к озеру, а обратно к дому, и нашли шторку, прикрывающую дом! Наше же поведение нельзя предугадать на сто процентов! – Ринка фыркнула и отвернулась.

Она была права. Я из последних сил пытался удержаться за рассыпающуюся идею реалити шоу. Уверенности уже не было ни на грош. Более того, главный вопрос всех времен – что делать – не давал покоя. Ноги пытались куда-то бежать, руки что-то делать, голова считала, что всё это бессмысленно, надо оставаться на месте. Еще мне не давала покоя мысль, куда, в таком случае, делся Дед. Я вспоминал, что делал в первую очередь, – это были спонтанные действия, которые свойственны любому человеку, попавшему в незнакомую ситуацию. Так, осмотрелся, обошел вокруг дома, много курил, хотя это неважно. Затем обнаружил круг и кинул камешек за его границу. Вот оно! Не камешек, конечно, а Катя, которая в этот момент вышла из дома и своим появлением остановила меня от следующего шага. К Деду никто не вышел, и он вслед за камешком вышел за круг и для него дом исчез. Куда он мог пойти? Нас остановило отсутствие дороги, ему же это вряд ли помешало, и он наверняка двинул в сторону Заречья. Всё сходится. Надо прорубаться из леса, все равно смысла оставаться на этой поляне нет.

Жары сегодня не было; небо, еще с утра чистое, теперь затягивалось облаками из тех, которые способны неделями закрывать солнце и не пролить ни капли. Подойдя к лесу, в том месте, где должна была быть дорога, я стал прикидывать, как бы проехать. Деревья росли не слишком часто, придется, конечно, попетлять, что-то спилить, но в целом пробраться можно. Я углубился в лес метров на сто, но так и не обнаружил ничего критичного. Вернувшись к пикапу, я застал Ринку за сборкой лука, сама она уже переоделась в своё походное облачение. Ноги были обуты в тканевые берцы, изготовленные по армейскому образцу, но значительно выше, скрывавшие почти две трети голени. Кожаная юбка, состоявшая из пояса и пришитых к нему широких полосок, едва доходила до середины бедра. Эту юбку Ринка увидела на героине одного популярного фэнтезийного сериала и взяла в оборот мать, пока та не сшила точно такую же. Сверху был надет обычный топ, а поверх него – жилетка с множеством карманов, явно предназначенная для функций разгрузки. Колени и локти прикрывали специальные щитки, используемые любителями роликовых коньков, но обтянутые той же тканью, чтобы своим пластиком ни выделялись из общей стилистики. Всё это имело коричнево-травяной цвет, прекрасно маскирующий в листве. Волосы Ринка собрала в конский хвост и закрепила простой резинкой. На пояс, с левой стороны, уже был подвешен нож в кожаных ножнах, а справа висели ремни, предназначенные для крепления колчана со стрелами.

– Отлично выглядишь, а главное практично, – не смог я удержаться от легкой иронии.

– Спасибо, – машинально ответила она, сосредоточенная на сборке оружия.

– Лук-то зачем достала? – настороженно оглядываясь, спросил я.

– Можно подумать, что ты сам ничего не чувствуешь, – излишне резко ответила девочка, – помоги, подержи вот здесь.

Помогая Ринке собирать лук, я настороженно осматривался: а ведь она права, – с момента, когда мы пришли к озеру, какое-то чувство тревоги действительно появилось и не отпускало до сих пор. Это бывает с каждым на подсознательном уровне. Не обращая внимания на свои движения, мы оборачиваемся, перехватываем чужие взгляды, но, не обнаружив потенциальной опасности, отворачиваемся, тут же забыв о происшедшем, но вот когда в спину смотрит снайпер, и, обернувшись, взгляд его не находит, тогда и появляется это чувство тревоги. Хотя, надо учесть, что и обстановка не особо располагает к спокойствию.

Собрав с моей помощью своё замысловатое оружие, Ринка несколько раз растянула тетиву и, удовлетворенная проделанной работой, бросила лук на заднее сиденье. Я достал из кунга сумку со своей одеждой; есть почва для тревоги или нет, а в шлепанцах и шортах прорубаться сквозь лес не очень комфортно. Через пару минут я уже был одет во все армейское – разгрузка, футболка, штаны, аккуратно заправленные в берцы, – все имело лесной камуфляж. Ножны с охотничьим ножом заняли привычное место на поясе, но не в стандартном месте, а на пояснице в горизонтальном положении. Посмотрев на взволнованную дочь, я все же достал кейс и прицепил к ремню кобуру с пистолетом, а карабин положил рядом с луком на заднее сиденье.

Я еще раз посмотрел в лес, убеждаясь про себя в правильности выбранного направления, и сел за руль. Ринка уже давно поджидала меня, по всей видимости, ее тревога нарастала, она молчала, раз за разом прочесывая глазами лес.

Черный монстр, с легкостью подминая под себя кустарник и мелкие деревца, с неумолимостью бульдозера врезался в лес. Высокая трава могла таить в себе множество сюрпризов, приходилось часто вылезать и разведывать путь. Несколько раз все-таки пришлось взяться за топор, расчищая путь от особо разросшегося подлеска. Продвигались мы довольно быстро, учитывая, конечно, ситуацию. Лесополоса была не более двух километров. Через полтора часа, когда мы преодолели примерно половину пути, перед нами возник первый сюрприз. Осина, в обхват толщиной, была выкорчевана с корнем и лежала на земле, всем видом давая понять, что ловить нам тут нечего.

– Ну вот, Ринка, а ты говорила, «зачем тебе бензопила, для дров и топора хватит», – нарочито бодро воскликнул я, выскакивая из машины.

– Кто же знал, что твой «на всякий случай» будет настолько всяким, – парировала она, выбираясь вслед за мной и прихватив топор.

Очистив часть ствола от сучьев, мы нашинковали его на чурбачки и раскидали по сторонам, сопутствующий сухостой расчистили топорами. Ринка, по одной ей ведомому принципу, отбирала некоторые бревна и ветки, бросала в кузов, объяснив тем, что еще не известно будут ли дрова там, где мы остановимся.

Второй сюрприз не заставил себя долго ждать, но на этот раз дерево лежало не на земле. Верхушка поваленного дерева прочно застряла в кроне соседней ели. Пришлось сначала отпиливать корни, когда освобожденное дерево повисло на ёлке, я прицепил трос от лебедки и сдернул дерево. Упало оно аккуратно, больше ничего не пришлось делать, – места для проезда хватало.