Короткие смешные рассказы о жизни 2

– Действительно! Че ты сразу завелся-то с полуоборота? Меняем пластинку, давайте побазарим о чем-нить другом. О музыке хотя бы. – Валера эмоционально жестикулировал, держа наготове малосольный огурец в одной руке и помидорину в другой. – Ах, хороша ушица! А ты чего, Толян, себе ухи-то не положил? Готовил, готовил, а сам не ешь?..

– Ну, о музыке так о музыке, – подставляя свою кружку под разлив, с расплывшейся уже хмельной улыбкой во все лицо согласился Петр. – Чего так помалу плескаешь? Лей больше, пока моя жена не видит. Что-то меня от одного запаха этой водяры всего передергивает. Из-за одного глотка даже морщиться не хочется.

– Мне, например, уже все эти Киркоровы с Басковыми надоели – во где сидят, – откровенно признался Толя, разливая по третьей, – хуже горькой редьки стали. Как только увижу их рожи по ящику, сразу канал перещелкиваю. Ну, за тех, кто в море! Аххрь, хорошо прошла! Что-то я уже и ухи не хочу, объелся. Потом попробую, когда малость кусочки в животе улягутся, – закусив кружком колбасы, объяснился Толик. – Тебе бы, Валера, скупнуться не помешало. Скользкий весь стал, как жаба. Я тоже сейчас окунусь, пожалуй.

– Че ты ее обоняешь? Выпил залпом, не нюхая, – и все дела! – учил правильно пить водку бухгалтер Валера адвоката Петю. – Посмотришь, как ты пьешь, и никакой водки уже не захочешь.

Поднося ко рту кружку, Петя несколько раз передернулся. Наконец, брезгливо сморщившись, замахнулся он выпить залпом, но поперхнулся и закашлялся. Из ноздрей сразу выдулись пузыри, из глаз потекли слезы, а изо рта – слюни.

– Фу-у, какая гадость противная! – размазывая ладошками по лицу свои выделения, ругался он, скривив физиономию так, словно соляной кислоты проглотил. – Зараза поганая, аж из ушей, кажись, потекла. Все равно я тебя, гадина, в нутро запихаю. – Он выпил остатки со второго захода. – Какую же отраву стали делать – в рот не вломишь. На конском навозе, что ли, настаивают?!

– Да ты и по молодости всегда так пил, никогда в тебя хорошо не лезло, – упрекнул его толстый главарь банды. – На заводе всю жизнь работаешь, а пить так и не научился.

– Ну ты, учитель, шибко умным стал, как я погляжу, – огрызнулся Петя. – Ответь мне тогда, раз уж ты вумнее вутки. Кто вот эту песню поет, а то я забыл? В ней и смысла даже никакого нет, два слова всего повторяются, а музыка ритмичная такая, приятная, ноги сами в пляс так и бросаются. Он там поет: «Позищен намба ван! Девочка моя, где ты? Девочка моя, где ты?», – И стал пританцовывать на травке в такт своей мелодии.

– Ха, кто ж эту песню не знает? Это Кай Метов поет. Называется «Милая моя, где ты?», – едва выговорил набитым ртом пузатый бухгалтер.

– Ага, и я ее слышал! – поддакнул Толик, замурлыкал мотив и тоже затанцевал длинными ногами вокруг костра, виляя с большой амплитудой своим худым тазом.

С усилием воли поднялся с позы Будды и толстяк – встал для этого сначала на коленки, попутно схватив со стола вареное яйцо. «Милая моя, где ты?» – забасил он и поскакал лезгинкой вокруг костра, с гордостью тряся своим огромным брюхом. Петя, уже порядочно пьяный, с заплетающимися ногами, мог танцевать только плечами и головой, которая моталась у него на шее, как на веревке.

– Позищен намба ту! Милая моя, где ты? – заорал в экстазе Кощей Скелетович и еще больше увеличил амплитуду качания худых бедер, изображая вращение на них хулахупа. Старые плавки, растянутые у него снизу до такой степени, что того гляди все хозяйство вывалится, спадали с тощего тазобедренного сустава, он их постоянно поддергивал, продолжая танцевать вместе с друзьями детства вокруг костра.

Оргия продолжалась минут десять. Вся троица горлопастила припев совершенно в разных тональностях. Получилось трио под названием «кто в лес, кто по дрова», но всем нравилось, все танцевали кто как умел, перемещаясь вокруг костра. Петя-Винни-Пух вприпрыжку на соломенных ногах тряс головой так, что она готова была оторваться от шеи и укатиться в озеро, Кощей Скелетович в постоянно сползающих плавках крутил хулахуп, тряся кулаками на вытянутых руках, а лысый Мамонт выделывал лезгинку в семейных с цветочками трусах по колено, пошитых по индивидуальному заказу специально для слона.

– Фу-у! Ну все, тема музыки закрыта! Умаялся я уже что-то. – Главарь плюхнулся мощной задницей в пяти сантиметрах от сервированного стола и, усевшись опять в любимую позу Будды, сразу начал накладывать закуску себе на пузо. – Классную дискотеку устроили, жаль видеокамеру никто не захватил. Потом бы поржали.

– Уй, я над тобой угорал, как ты пузом тряс, чуть не обдулся со смеху, – присел на корточки к столу Толик, поддернув плавки. – А Петька-то совсем с ума спятил. Я уж бояться начал, как бы у него седая башка не оторвалась.

– Ну че, еще по одной дерябнем да пойдем скупнемся, что ли? – предложил турецкий татаро-монгол, нарезая копченой колбасы.

– Не-е, я пас, – отказался Толик. – Че-то в такую жарищу и пить даже неохота.

– Я тоже че-то не хочу, не лезет, гадина, – сморщил физиономию Петя. – Когда рыбачить-то начнем? Только пьем, жрем да языки чешем.

– Во дает рыбак! – улыбнулся Валера. – Ты че сюда, за рыбой, что ли, приперся? Рыба в магазинах водится, а мы здесь, чтобы счастье вдыхать. Иди, рыбачь, кто тебе не дает? Ну вы и компаньоны! Три здоровых мужика, а один пузырь доделать не можем. Че же, мне одному, что ли, пить? – Недовольно поглядывая на недопитую бутылку, лидер стал все сворачивать со стола. – Ладно, отложим до вечера тогда. Айда рыбачить!

– Петро, ты куда закинул? Сейчас же наши лески запутаются, сам тогда распутывать будешь. Места тебе мало, что ли? – стоя с удочкой по пояс в воде, ругался Валера.

– Че ты возникаешь-то? Сам же ко мне залез, я давно в это место кидаю, – парировал Петя.

Процесс рыбалки пошел полным ходом. У главаря уже обгорели на солнце плечи и грудь. На лысину он надел шляпу из газеты. За пару часов каждый наловил килограмма по два карасей с окунями.

– Тьфу, проклятье! У меня за корягу, похоже, зацепилось. Из-за вас все, заболтали меня, – заворчал Толик. – И че теперь? В воду лезть, отцеплять? Пиявок своей кровью кормить? Ну уж нет, лучше я леску оборву, у меня запасная удочка есть.

– Дай-ка сюда, рыболов! – выхватил у него удочку Валера. Стал водить удилищем в разные стороны, потягивая и легонько дергая леской. – Оп-па, пошла коряга, кажись! Сейчас вытянем. – Он стал потихоньку вытягивать. – Тяжелая, гадина, как бы леска не оборвалась. Эх, мать честная! Щука! Это же щука попалась, братцы! Вот чудо-то, щука на червя клюнула.

– Вот это фокус! – обрадовался Толя. – Надо ей в пасть заглянуть. Наверняка она какого-нибудь малька заглотила. Огромная-то какая, килограмма на два.

– Ага, на десять! – возразил толстяк. – На полкило, не больше, щуренок совсем. Это так кажется, когда из воды вытягиваешь…

Вдруг Мамонт с удочкой начал откровенничать:

– Не знаю как вы, мужики, но лично у меня – только, чур, между нами – за эти годы совместной жизни на повседневный вид своей Тамарки настолько уже глаз замылился, что никакой реакции в сознании не возникает, даже когда она в одном неглиже по квартире расхаживает. Представляете, она в одних трусиках и лифчике, а мне хоть бы хны.

– За потенцию свою беспокоишься? Не пукай, Халера, это с мужиками часто! Приелась просто, – откликнулся Винни-Пух, стараясь строить из себя бывалого. – Со мной сто раз такое случалось. Эх, нам бы сейчас сюда тройку дурочек в купальниках лет тридцати пяти, я бы посмотрел у тебя под пузом, какой ты импотент.

– Я тут недавно телепередачу по каналу Дискавери смотрел, – взял слово овдовевший Кощеюшка. – Там какое-то племя аборигенов из Папуа-Новой Гвинеи показывали. Дикие люди! Представляете, все бабы у них там вообще без лифчиков бегают, в одних набедренных повязках, – и ничего! Их мужики – страшные такие все, низкорослые, еще худее меня – даже глазом на это дело не ведут, будто так и надо. Срам-то какой! Наверное, у них уже мозоль на глазах от такой порнографической картины образовалась. Как раз в это время леща копченого ел. Их наготу увидел, аж кость в горле застряла. «Эх, – думаю, – повезло кинооператору с командировочкой! Меня бы туда, вождем племени».

– Во-во, у меня то же самое в последнее время происходит, что и у этих страшных мужиков-аборигенов, – чистосердечно апеллировал к друзьям Валера. – Че-то здесь не клюет совсем. Эй, Толян, у тебя там клюет хоть че?

– Иди сюда, я здесь прикормил, половину батона искрошил. Жор идет – успевай закидывать только, – позвал друга Толик. – Ну и че дальше про Тамаркины трусы-то? Она у тебя ничего, интересная женщина, видел однажды.

– Видел? И когда же ты ее видел, интересно спросить? – сразу взъерепенился пузан.

– Давно, в прошлом году еще. Ты меня в тот день в шахматы пригласил поиграть, помнишь? – вспоминал Толик. – Я пришел, а ты как раз в это время в ванной был. Она предложила пройти в твой кабинет. Раздевался в прихожей, а дверь в вашу спальню открытая была. Ну, а там твоя Тамара как раз в одних трусах и лифчике чулки напяливала. Я тогда чуть на задницу не сел от такого зрелища. Пялился на нее с выпученными глазами, аж рот у меня сам собой расклебянился. Забыл даже, зачем и пришел. Что самое интересное, трусы-то на ней были точь-в-точь как у моей покойной Глаши – обыкновенные семейные трусы, розовые в горошек. Они, похоже, маловаты ей уже были, обтянули все, в телеса врезались. Да и лифчик тоже, хоть и самый большой размер, а бюст все равно весь наружу вылазил. Я тебе тогда не сказал, постеснялся. А че тут такого-то? Подумаешь! – Кощей Скелетович создал на своей физиономии маску обиженного.

– И на че там было пялиться, интересно? Трусы как трусы, многие в таких ходят. Мода, видать, у них на такой фасон пошла, – удивился Валера. – Давай колись, это на что такое ты тут намекаешь? – начал напирать на друга ревнивый муж. Толик уже и сам не рад был, что проговорился.

– Да ни на что я не намекаю, – стал он оправдываться. – Просто у моей Глаши точь-в-точь такие же трусы были. Она же у меня худенькая, и грудь у нее не такая большая, как у твоей Тамары. На моей эти трусы всегда висели, как вот эти плавки на мне. А у меня тогда тоже, как ты говоришь, глаз уже на Глафиру замылился. Дело-то, оказывается, вовсе не в трусах, а в том, как они на женщине сидят. Когда по моей просьбе Глаша купила себе такие же трусы, но на пару размеров меньше, она уже стала выглядеть как твоя Тамара – облегающе. Понял? Ты попроси свою, чтобы она купила трусы большего размера, и увидишь тогда, какой эффект будет.

– То есть ты хочешь сказать, что все дело в трусах? Вернее, в размере этих трусов? – начал успокаиваться толстый ревнивец. – А что, может быть! Надо будет попробовать. Спасибо, Толян, за совет!

– Вы че, недоумки? – вмешался в разговор уже давно протрезвевший Петя. – При чем тут какие-то трусы, не понимаю? Мне вот вообще по барабану, в каких она трусах. Все равно они лишние.

– Эх, е-мое! Это чегой-то на мне такое? – удивленно воскликнул Валера, выйдя из воды, чтобы насадить свежего червя. – Пиявки присосались! Мать честная, сколько их тут! А я-то думаю, чего у меня так ноги чешутся? Всю кровь высосали, вампиры! Ну все, больше я в воду не полезу, с берега ловить буду.

– Не сдирай, Валера, сейчас они запьянеют от твоей крови. В уматину будут, сами отпадут, – засмеялись над ним мужики.

– Ну че, не созрели еще для чарки, рыболовы? – заинтересованно закинул удочку друзьям лидер. – Пора бы и перекусить, а то я что-то уже жрать захотел, грубо говоря. На голодный желудок что-то и рыбалка не в радость идет.

Они снова накрыли стол на травке, разлили по соточке, закусили.

– А вот ты, Халера, какой секс любишь, быстрый или медленный? – спросил вдруг Петя после чарки.

– Я? Я всякий люблю! – немного подумав, уверенно ответил главарь. – Секс – он секс и есть, хоть медленный, хоть быстрый! – изрек неопровержимую истину турецкий татаро-монгол.

– Тю-у, лапоть деревенский! – махнул на него рукой Винни-Пух. – Вот ты и за столом себя так ведешь – лишь бы нажраться побыстрее до отвалу и на боковую, – рассуждал знаток правильного секса. – Надо же не торопясь, постепенно, каждое блюдо сначала немножечко попробовать, посмаковать, ощутить всю прелесть вкуса, ткскзть, – закатил он глаза мечтательно.

– А хрен ли тут смаковать-то? Я ща еще соточку махну и один весь этот общий стол опустошу, – заржал своим густым басом Мамонт. – И все равно голодным останусь. Бабы любят сильных, а сильные любят пожрать!

– Вот и поговори с этим животным о прекрасном, – возмутился седой адвокат.

Уже вечерело, подул свежий ветерок, клевать стало плохо. Рыбаки уложили в куканы свои уловы и положили в воду у берега, рядом с водкой. Прибрали поляну от мусора, натаскали сушняка для будущего костра и приготовились ставить палатку.

– Смотрите, едет сюда кто-то! – пропищал своим голоском Петя, тыкая кривым пальцем в сторону шоссе. – Кого это нечистая сюда тащит, интересно? На «Лендровере», похоже, катят.

Этот гнусавый возглас застал всех врасплох. Троица сразу побросала свои дела и уставилась на подъезжающих гостей. Джип остановился метрах в пятнадцати от лагеря рыболовецкой артели, из него вышли две женщины бальзаковского возраста. Мужики пулей бросились напяливать на себя штаны.

– Привет рыбакам! Ну как здесь, клюет? – спросила высокая блондинка в коротеньком сарафанчике, подол которого прикрывал ее трусики сантиметров на восемь.

Минуты три мужики стояли с открытыми ртами, часто моргая глазами, ставшими размером с монету в один доллар Томаса Джефферсона. Специально скорчить более глупое выражения лица никто из них не смог бы при всем желании. Они посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: «Откуда такое счастье привалило?»

– Алле, гараж! Вы че, глухонемые? – Женщины стали подходить ближе. – Мы тут хотим пикничок с ночевкой устроить рядом с вами. Вы как, не против? Бухать с нами будете?

Мужики снова переглянулись, стоя на полусогнутых ногах, но продолжали молчать, словно языки проглотили. Наконец главарь маленько очухался и жадно сглотнул.

– А вы что, одни? – самопроизвольно вылетел из него животрепещущий вопрос. Перестав узнавать свой вдруг осипший голос, Валера на всякий случай прокашлялся в кулак. – А где ваши… гм… извиняюсь, мужчины?

– А-а, вон что вас тревожит! – заулыбалась длинноногая блондинка. – Не беспокойтесь, наши козлы дома остались, стиркой занимаются, а мы с Натахой вот решили ночку на природе провести. Не поможете нам провиант выгрузить?

– Вот это мы влипли, пацаны! Канать надо скорее отсюда, – зашептал в панике Петя, таская из машины чужие коробки. – Задом чую, скоро их мужики сюда нагрянут. Приревнуют, не дай бог, поздно будет тогда!

– Ага, а куда канать-то? Они на машине, далеко не уканаешь! – удивил Петю своей рассудительностью Толик.

– Да вы не бойтесь нас, мужички! Мы бабы тихие, не кусачие, – засмеялась вторая дама, брюнеточка Натаха, чуть пониже ростом и немного старше первой леди.

– Куда ж вам столько еды-то? Тут на целую неделю хватит, – осмелился спросить лысый главарь.

– Сейчас еще три девахи подъедут. Торжество у нас, Натаха с зоны сегодня откинулась. От звонка до звонка весь пятерик оттянула, обмывать будем, – радостно объявила блондинка, ничуть не сомневаясь, что эта новость окажется такой же радостной и для мужиков рыбопромысловой артели. Но от этого радостного известия у всей троицы резко подкосились ноги в коленях.

– Поздравляем вас, мадмуазель! – прогнусил Петя. – А мы как раз удочки собирались сматывать. Второй день здесь торчим, нарыбачились по самые ухи. Нас дома жены ждут, мы ж семейные, ткскзть.

– Вы че как неродные, мужики? В штаны навалили, что ли? Ну выпейте хоть по стакану за Натахину свободу, – пристала к ним блондинка в коротеньком халатике.

– Ни-ни, никак не можно, а то на автобус опоздаем. Так что извиняйте, милые дамы, в другой раз как не то, – корча из себя придурка, пропищал адвокат. – Ну че стоим-то? – обратился он к мужикам, продолжающим стоять истуканами с открытыми ртами. – Опоздаем ведь!

– Надо же, как за эти пять лет мужики изменились! – удивилась освободившаяся из мест не столь отдаленных красотка Натаха. – А то остались бы еще на ночку, вам с нами пятерыми весело было бы.

После такого предложения мужики за считанные минуты смотали удочки, упаковали свои рюкзаки и рванули так, что только пятки засверкали. Шесть километров по бездорожью с тяжелыми рюкзаками за спиной они покрыли марафоном за каких-то полчаса, ни разу даже не оглянувшись. Только уже на автобусной остановке троица смогла перевести дух.

– А чего мы убежали-то, мужики? А? Баб каких-то испугались, – удивлялся Валера больше самому себе, вытирая обильный пот со лба. – Так драпанули, что две непочатых бутылки водки и весь свой улов в воде у берега бросили.

– Щуренка жалко! Впервые в жизни щуку поймал. Я еще и очки свои там где-то оставил, – жаловался Толик. – Курицы какие-то, явно не из нашего курятника, шибко уж наглые. А та беленькая курочка-то ничего была, как раз под мой рост, – заулыбался он, став похожим на эскимоса.

– Ну дык, может, вернешься тогда? – возмутился Петя. – Я, можно сказать, вас, придурков, от рабства спас. Посмотрите на себя, один – лысая вздувшаяся опухоль, другой – шкелетина плешивая. Гиганты секса!

– Ну ты, Петя, артист! Герой! Быстро в ситуации сориентировался. Респект тебе и уважуха! – пожал ему руку Кощей Скелетович. – Че бы мы без тебя делали?

– Кто их знает, чего у них на уме? – усевшись на травке в теньке за деревом, размыслил толстяк. – Да и рискованно, на винт можно легко намотать. Нет уж, в нашем возрасте от таких женщин одни проблемы. Хрен с ней, с твоей щукой! Можно считать, еще легко обделались. Че бы такого мне теперь своей Тамарке наврать, почему я без рыбы приехал?

– Если правду скажешь – или не поверит, или засмеет, – советовал своими рассуждениями Толик. – Скажи лучше, что вернулись досрочно, потому что не клевало совсем. Рыба, мол, в озере вся сдохла.

* * *

За несколько дней до Нового года троица собралась в квартире вдовца на мальчишник, дабы подвести итоги года и поздравить друг друга с наступающим новым счастьем. За кухонным столом, сервированным разнообразными закусями, выпили за уходящий.

– А помните, как летом мы от молодых девок с рыбалки драпанули? – улыбаясь во весь рот, спросил друзей Петр Николаевич. – Вот же мы придурки, от такого удовольствия сломя голову убежали. Эх, сейчас бы их сюда!

– Да уж! Такая везуха нам теперь вряд ли когда подфартит, – с печалью проговорил хозяин квартиры. – Лоханулись по полной. А все из-за тебя, между прочим. Это ты сразу в панику-то бросился, и нас с Валеркой своим страхом заразил.

– Да полноте вам! Тоже мне, хахали нашлись! – наливая в рюмки, взял слово лидер. – Не от них мы бежали, а исключительно от самих себя. Все, отпердели мы свое, братишки. Видать, дожили-таки до мудрого возраста, когда не только сознание, но и самый главный орган чувств, заднее место, приказывает бежать от всякого грешного соблазна. Я и от лопатника, набитого баксами, лежащего на лавочке в пустынном сквере, точно так же бы сиганул. Уверен, верни сейчас сюда тот момент, мы поступили бы тютелька в тютельку. Предлагаю, пацаны, выпить за эту рыбалку, обозначившую наш переход в мудрый возраст!

Игорь Кощеев

Рожки да ножки

Приключилась эта история в мою первую поездку «на картошку», в которую таких, как я, желторотых первокурсников лет сорок-пятьдесят назад отправляли пачками. В помощь советским колхозам и совхозам с целью наполнения закромов нашей родины. В те прекрасные времена две вещи были незыблемы в нашей стране – это поход 31-го декабря дружной компании Жени Лукашина в баню и осенний променад всех работников умственного труда, вкупе с учащимися ВУЗов, для сбора урожая хоть чего-нибудь. Сталевары и шахтеры были освобождены от данной повинности, а вот интеллигенция да студенты, как считало наше правительство, вполне могли месячишко без ущерба для плановой экономики потусить на колхозных угодьях.

На югах закрома родины наполняли сплошь арбузами да персиками, на северах студентам везло меньше – обычно это была какая-нибудь брюква или морковка.

И вот привезли нас, группу молодых да резвых, в какой-то дальний колхоз. В спортивном зале местной школы, где планировалось размещение, прямо перед нашим визитом прорвало трубы, и пришлось руководству распихивать всех по частным дворам. Меня и еще четверых сокурсников поселили к бабуле, которую, конечно же, звали баба Нюра.

Жила баба Нюра на дальнем конце села, рядом со старым кладбищем. Как по секрету сообщил нам школьный сторож, узнав, что нас к ней определяют, гнала баба Нюра чудесный самогончик, в чем мы смогли убедиться в первый же вечер нашей картофельной эпопеи.

Каждый раз, как расквартированные студентики обосновывались у нее на постой, в первый же вечер где-то после третьего стакана чудодейственного пойла, расправив крылышки и развязав языки, обязательно начинало младое племя заводить разговоры на тему находящегося поблизости старого кладбища. Наша прибывшая пятерка была образцово-показательным срезом всех первокурсников всех высших заведений Советского Союза. Поэтому, сам того не подозревая, ровно после третьего стакана удалой верзила Леха, не нарушая устоявшихся традиций, спросил, имитируя обращение бугая (Смирнов) к прорабу (Пуговкин) из фильма «Операция Ы»:

– А что, баб Нюр, на кладбище вашем какие-то страшные истории случались?

И баба Нюра скрипучим голосом поведала нам рассказ про черта, бродящего ночами в ожидании заблудших душ. Решит, мол, человечек дорожку сократить, чтобы быстрее попасть на другой конец села, свернет ночью, пойдет меж могилок и вдруг услышит где-то рядом, не то спереди, не то сзади, цоканье копыт. Цок-цок-цок, цок-цок-цок. Остановится человечек, обернется, оглядится по сторонам – ан нет никого. И тут услышит человечек, как зовут его. По имени зовут. И голос чей-то знакомый вроде. Кто жены слышит, кто друга своего закадычного. Только голос этот вроде как и не егошеньки. Как с того света голос. Из-под земли идет: хриплый такой да мерзкий. Прибавит человечек шагу, чуть ли не бегом побежит к выходу. А цоканье от его торопливости никуда не пропало, все так же где-то рядом. И все ближе и ближе. Ближе и ближе. И когда вроде вот он уже, конец кладбища, и человечек рад-радешенек, – оп, проваливается он в свежевырытую могилку, из которой выбраться самостоятельно уже так и не сможет. И находят человечка тока утром. Всего седого, потерявшего память и разум. Так что, ребятишки мои городские, не советую я вам подобру-поздорову на старое наше кладбище ночами ходить. Не спит нечисть рогатая. Шастает по округе в ожидании жертвы новой. Не буди лихо, пока оно тихо.

Были мы все передовыми комсомольцами восьмидесятых, авангард партии, так сказать, взращенные родителями, строившими метро и запускавшими ракеты в космос. Им доложили: ни тут ни там нет ни бога, ни черта. Представили мы Леху, имевшего метра два роста и косую сажень в плечах, убегающим от кого-то ночью, посмеялись, подтрунивая над деревенскими предрассудками, да начали обсуждать девчонок, что прибыли с нами вместе «на картошку».

А где-то через часик приспичило мне по нужде. Баба Нюра спала уже за занавеской на печке, и решил я, что самостоятельно смогу отыскать дворовый нужник. Вышел на улицу – тьма кромешная. Побродив в темноте меж сарайчиков и курятника и не обнаружив нигде постройки, похожей на туалет типа «сортир», я решил отойти в лесок. Конечно, я был несколько пьян, но справлять нужду на участке мне все еще не позволяло воспитание.

Только закончил я свои дела, как услышал поблизости: цок-цок-цок, цок-цок-цок.

Я сначала прислушался, но потом решил, что просто бабулин самогон решил поиграть со мной в какую-то игру типа «здесь слышу, здесь не слышу». Застегивая последнюю пуговицу на штанах, я услышал из темноты уже совсем рядом: цок-цок.

Дыхалку перехватило, и волосы пришли в движение на моей голове:

«Он! Тот самый!»

Когда в два часа ночи на заброшенном кладбище в пяти метрах от тебя раздается цоканье копыт, а за час до этого ты слышал душераздирающие истории деревенской бабули…

В поисках спасения, так и не застегнув проклятую пуговицу, я сломя голову ринулся в сторону дома. Но сивушные масла турнепсного первача совершенно смешали в моей голове все внутренние вешки, тщательно расставленные мной, когда отмерял шаги от дома бабы Нюры. Мой навигатор окончательно сбился и, насколько это было возможно, максимально накосячил с выбором направления. В итоге метров через двадцать бешенного пьяного бега, при котором ноги каким-то образом умудрялись задевать даже уши, я провалился в яму где-то посреди молодой рощицы, раскинувшейся на просторах заброшенного кладбища.

Яма была достаточно глубокая, потому, как мне казалось, летел я бесконечно долго, успев даже представить себя в образе Алисы из сказки. Плюхнувшись на мягкую, словно чернозем, землю, я моментально подскочил, чтобы бежать дальше, но уперся в вертикальную земляную стену. Понял, что выбраться будет не так-то просто, сделал пару шагов назад, приготовился разогнаться и подпрыгнуть, чтобы в полете умудриться зацепиться за край.