Последняя иллюзия

Променад по бордвоку

Самым удивительным зрелищем для бывших советских людей стал фейерверк, который можно было наблюдать с бордвока каждое воскресенье ровно в девять часов вечера. С двух военных кораблей начинали палить пушки, рисуя на чёрном небосклоне, усыпанном звёздами, удивительно красивые цветные огненные фигуры, то рассыпающиеся, то собирающиеся в причудливый узор. Для советских эмигрантов салют всегда ассоциировался с каким-то большим праздником, а здесь это было обыденным еженедельным ритуалом. Одним словом, попадая на бордвок, вы попадали на праздник жизни. Люди на время забывали о работе, проблемах, болезнях, расслаблялись и просто беззаботно веселились.

Фейерверк на бордвоке

Как стремительно в Америке летит время! Многие приезжие жалуются, что дни здесь сменяют друг друга намного быстрее, чем на родине. Марик был уверен, что это состояние связано с перманентным ощущением стресса, которое испытывают все переселенцы. Эта подсознательная тревожность стала неотъемлемой частью их жизни, превратившись в своеобразную норму бытия. Любому человеку, живущему в оковах непрерывного волнения, будет казаться, что его жизнь идёт быстрее. Это чисто психологический эффект.

На первых порах Марику и его семье приходилось много ездить на метро, так как это был самый удобный вид общественного транспорта в городе. В Нью-Йорке сеть сабвея сильно разветвлена. Короткие и частые остановки, непродолжительный (в среднем от пяти до пятнадцати минут) интервал между поездами позволяют людям относительно быстро попадать в любую точку гигантского мегаполиса. Не зря его услугами ежедневно пользуются порядка шести-семи миллионов человек.

На метро Марик и его семья часто ездили на различные аппоинтменты. Слово «аппоинтмент» можно смело включать в состав русского языка, поскольку оно является наиболее употребляемым английским словом среди русскоязычных эмигрантов. Переводится оно как «назначенная встреча», однако русский лексический эквивалент не передаёт всей полноты значения оригинала. В Америке никто никуда не идёт без предварительного аппоинтмента. Сначала обязательно надо позвонить и договориться о дне и времени визита, без этого вас нигде не примут.

Марик всегда с интересом наблюдал за людьми, сидящими и стоящими вокруг него в трейне, то есть в поезде или вагоне (это второе по популярности английское слово, которое никогда не произносится здесь по-русски). Люди в метро обычно погружены в свои дела, и никто ни на кого не глазеет. Беззастенчивый прямой взгляд считается дурным тоном. Именно поэтому Марик наблюдал за всеми украдкой.

Вот напротив сидит симпатичная белая девушка, погружённая в чтение книжки. Время от времени она довольно громко шмыгает носом, стараясь не позволить упрямой влаге вытечь из ноздри и уютно расположиться на красивой верхней губке. В дальнем углу вагона с комфортом, сразу на четырёх сидениях, расположился огромный чернокожий бездомный, с ног до головы обмотанный цветными тряпками. Рядом, прямо на полу, валяется его имущество – внушительных размеров чёрный мешок, наполненный неизвестным хламом. Бродяга источает стойкий смрад гремучей смеси дерьма, мочи и пота. Поэтому та часть трейна, где он величественно расположился, практически пустует. В остальной плотно теснятся ряды трудящихся. Никто из них не потревожит мирный сон бедолаги, все просто постараются держаться от него подальше и изредка будут бросать косые взгляды в его сторону, когда неуловимое дуновение ветерка донесёт нестерпимую вонь.

Существует расхожее мнение, что американцы не любят читать. Однако это не совсем так. Всех пассажиров метро можно разделить на три условные категории. Самая большая из них – люди, читающие газеты, книги и журналы; следующая – публика, слушающая музыку (естественно, с помощью наушников), и, наконец, спящие. Таким образом, среди пассажиров практически нет ни одного бездельника, бестолково глазеющего по сторонам.

Ещё одной особенностью сабвея является то, что здесь, даже в переполненном вагоне, никто ни к кому не прикасается, не прижимается и не расталкивает локтями. И если вагон переполнен, в него не будут с упорством пытаться втиснуться, а просто подождут следующий. Согласитесь, всё это элементарные вещи, о которых, возможно, и писать не стоило… Но кто возразит, что именно эти мелочи и доставляют больше всего неудобств?

Иногда Марику приходилось возить пассажиров в Гарлем, который находится в северной части Манхэттена. Когда он впервые увидел этот район в 1983 году, в голове промелькнула предательская мысль, что весь мир населяют не особо развитые в культурном отношении народы. Заплёванные тротуары, грязь, пахнущие мочой подъезды, обожжённые кнопки лифтов – всё здесь напоминало родной Баку и другие советские города. Необременённые цивилизацией местные жители словно пришли на время попользоваться её благами.

Досужие размышления Марика по поводу схожести чернокожих и советских людей были прерваны голосом диспетчера, который попросил по дороге захватить трёх ребят и отвезти их по адресу, расположенному где-то рядом с диспетчерской. Это было уже в Бруклине.

Подъехав к частному дому, Марик увидел трёх ожидавших его совсем молодых, но очень крупных афроамериканцев. Шумная молодёжь небрежно развалились на сиденьях, достала сигареты и стала начинять их марихуаной. Не обращая на водителя никакого внимания, парни о чём-то громко разговаривали, гортанно перебивая друг друга. Марик старался не замечать их выходок и жаждал побыстрее отделаться от не очень приятных пассажиров. Вскоре весь салон машины пропитался дымом, и резкий, специфический запах конопли ударил в нос.

Был холодный январский вечер, часы показывали половину десятого. Марик приоткрыл окно, чтобы не задохнуться. Он ещё плохо знал дороги и повернул не туда, куда следует. Один из сидящих сзади, видимо недовольный этим, что-то буркнул и слегка стукнул водителя по голове. Впереди сидящий, моргнув, предложил ему затянуться. Марик отрицательно покачал головой. Все трое дружно заржали, и мужчина опять получил удар в голову. Ржание продолжилось. Ребята почувствовали свою власть, а Марик растерялся окончательно. Всё в нём смешалось в этот момент – гнев, чувство бессилия и унижения. Он настолько оторопел, что забыл про свою рацию. Впереди сидящий, как будто уловив его мысли, схватил передатчик и бросил его на заднее сиденье. Там прибор подхватили и, крича от восторга, ударили водителя им по макушке.

Не выдержав, Марик стал громко кричать на разошедшихся молодцов на смеси русского и английского языков. Но его сосед, заметив торчащий кошелёк, стал лезть Марику в карман. Одной рукой водитель старался препятствовать краже, а другой крепко вцепился в руль, продолжая вести машину. От обиды и бессилия у него непроизвольно брызнули слёзы, и он, громко зарычав, как загнанный зверь, нажал на акселератор. Машина помчалась на бешеной скорости. Ребята, испугавшись, поначалу притихли, а затем сидящие сзади стали просить его остановиться. Впереди сидящий, не обращая внимания на скорость, с удивлением глядел на водителя и приговаривал:

– Ребята, смотрите, он плачет, плачет…

Когда наконец Марик затормозил недалеко от диспетчерской, дверцы машины были уже открыты. Он даже не сообразил их заблокировать. Все трое ребят выскочили из салона и бросились наутёк. Очумев от злобы и унижения, Марик кинулся им вслед. Вскоре он нагнал того, кто сидел рядом. Марик совершенно не умел драться. Схватив парня за шиворот двумя руками, он отчаянно начал его трясти и в следующую же минуту получил сильнейший удар по лицу. Кулак прилетел прямо в бровь, и с такой силой, что рассёк её. Кровь моментально залила глаз. Разжав руки, Марик отпустил воришку и автоматически схватился за голову. Юнец, спокойно поправив на себе одежду, развернулся и исчез в темноте…

Шрам на брови всё время напоминал Марику об этом неприятном инциденте, который едва не стоил ему правого глаза. Обычно в таких ситуациях водителю при первой же возможности предписывалось покинуть машину и набрать номер 911. Но для Марика, как и для других приезжих, жизнь в чуждой языковой среде была большим испытанием. Прошло уже пять лет с того дня, как они приехали в США, а он всё продолжал заикаться при разговоре с американцами. Марик даже провёл параллель между изучением английского и человеком, который решил взобраться на самую высокую гору. Полный энергии, без устали и без отдыха он карабкается наверх, и кажется, будто вершина уже совсем рядом, буквально рукой подать. И в следующее же мгновение его челюсть начинает постепенно отвисать, глаза разочарованно округляются, а чувство безысходности сжимает сердце, поскольку его взору открывается новая, ещё более неприступная высь. Для её преодоления потребуется ещё больше усилий. Человек делает глубокий вдох и пускается в путь. И вот, уже тяжело дыша и еле передвигая ноги, он, полуживой, но всё ещё гордый и несломленный, достигает и этой цели. И тут его ноги окончательно подкашиваются, от злости и бессилия он в отчаянии падает на колени – перед ним очередная скала, ещё более огромная, чем прежняя. И так до бесконечности. Подобное явление называют «эффектом гор», когда достигнутая победа оказывается на самом деле всего лишь призрачной иллюзией. Схожее ощущение оставалось у Марика от изучения английского языка. Чем большего, как ему казалось, успеха удавалось добиться, тем труднее преграды вставали на его пути.

На родине, особенно когда приключалась какая-то болезнь, Марик часто чувствовал себя неуверенно и даже как-то одиноко – и это при наличии многочисленной, но, увы, не могущественной родни! Страх перед летальным исходом, который не смогут предотвратить отечественные специалисты (почему-то у него была такая убеждённость), не давал ему покоя. В Америке, в совершенно чуждом мире, он впервые почувствовал себя в безопасности. Марик верил американским медикам – не столько в их мастерство, сколько в добросовестность. Его не пугали дорогие медицинские страховки, напротив, высокая стоимость была гарантом качественного лечения. Именно благодаря высококлассной терапии некоторые канадцы предпочитали лечиться в Соединённых Штатах. Ведь на своей родине, где всё население пользуется государственной медицинской страховкой, можно было месяцами ждать своей очереди для проведения любых, даже самых незначительных процедур.

Пожалуй, единственным, чего Марику не хватало в Нью-Йорке, была обычная, тихая и уютная бакинская улица, со старомодными фасадами, своеобразной восточной неопрятностью и возможностью завести с прохожими непринуждённый разговор. В Нью-Йорке это было чем- то нереальным, находящимся на грани фантастики. Плотный людской поток просто бы растащил собеседников в разные концы города. Здесь не было той уличной культуры, которой пропитан Баку. Нью-йоркская улица являла собой лишь разновидность автострады, по которой следовало чётко двигаться в нужном направлении. В Баку улица была местом встреч и неторопливого общения.

Безусловно, тяжела доля эмигрантов, и очень часто она оборачивается душевной травмой и социальной неприкаянностью… Зато жертва родителей с лихвой окупается их детьми!

Марик понимал, что никогда не овладеет английским языком как родным, не сможет полностью влиться в американскую среду, но он был уверен, что этого обязательно добьётся его сын Иосиф.

Глава 5

В восемь часов вечера по бакинскому времени самолёт с Иосифом на борту приземлился в международном аэропорту Бина́. Человек в форме пограничника вошёл в бизнес-салон и громко произнёс его имя. Вдвоём они спустились по трапу и проехали к зданию аэропорта. Пограничник проводил Иосифа в помещение для особо важных персон, где его встретили представитель американской компании и местные начальники. По коридору через большой зал они вместе вышли наружу.

Всё для Иосифа здесь было в новинку. Несмышлёным юнцом он много лет назад покинул Баку через старое здание и теперь вернулся в город, попав в современный, соответствующий всем международным стандартам аэропорт.

Они сели в «Мерседес-Бенц», и машина помчала их по хорошо знакомой дороге в Баку, мерцающий вдали своими огнями.

Гостя поселили в старый «Интурист». Гостиница была полностью отреставрирована и стала пятизвёздочной. Повидавшего немало отелей Иосифа приятно поразила роскошь интерьера номеров. «Вот это да, – подумал он, – вот это Баку!» Его оставили отдыхать, предупредив, что завтра в десять часов утра прибудет машина.

Приняв душ, Иосиф выпил ещё немного виски и лёг спать.

На следующий день он провёл несколько деловых встреч, а вечером, часов в шесть, подъехал к дому, в котором родился, и… оторопел от удивления. Это строение не имело ничего общего с тем зданием, которое сохранила его память. Прежде чёрный от многолетней гари и пыли, фасад был очищен добела и блестел на солнце. Первый этаж изменился до неузнаваемости. Окна со ставнями сменили затемнённые витрины до самой земли. Здесь располагался офис какой-то фирмы. Вывеска была написана на азербайджанском языке латинскими буквами. Иосиф вспомнил, что раньше в Азербайджане пользовались кириллицей.

Куда-то делись фигурные железные ворота. Арка, ведущая во двор, содержалась в идеальной чистоте, а новенькие мусорные баки зелёного цвета с крышками аккуратно стояли под навесом. Мусор жители дома выбрасывали в специальных целлофановых пакетах. Всё это оставило приятные впечатления.

Иосиф вошёл во двор. Тот ему показался неожиданно маленьким, хотя для тогдашней детворы он был до того большим, что в нём можно было потеряться. Тут тоже царила чистота, нигде не висело сохнущее бельё, перекинутое через верёвку. А самое главное – было непривычно тихо.

Мужчина некоторое время постоял в растерянности. Затем решился заглянуть в квартиру Рафика на втором этаже.

Поднявшись по лестнице, он позвонил в дверь. Ему открыл мальчик лет двенадцати.

– Вам кого?

– Я, собственно, к Рафику…

– К Рафику? Какому Рафику? У нас нет Рафика.

– К Рафику Аскерову. Он, во всяком случае, жил здесь раньше.

– А-а-а… Сейчас. Мама, мама! – крикнул мальчик и исчез.

Через некоторое время появилась высокая полная женщина в домашнем халате.

– В чём дело? Кто вам нужен?

– Здесь раньше жила семья Аскеровых…

– А, да-да… Вот только они уже давно съехали, лет десять – двенадцать назад.

– Простите за беспокойство, но вы не в курсе, куда они отправились?

– Знаете, молодой человек, где-то у меня оставался их адрес… Сейчас я попробую отыскать. Заходите, присаживайтесь. – И она указала на кресло в коридоре перед большим зеркалом.

Иосиф не узнал этот коридор. Новые жильцы сделали капитальный ремонт.

Женщина вернулась минут через пять.

– Представляете, нашла! Надо же. Обычно никогда не отыщешь то, что срочно требуется. А тут – пожалуйста! Адрес был в моей записной книжке. Вот, возьмите, я уже переписала вам на листочек. Надо же! – продолжала удивляться она.

– Спасибо вам большое, – Иосиф поднялся с кресла.

– А вы откуда их знаете? Вроде не похожи на местного, – заинтересовалась дама.

– Я приехал из Москвы, – зачем-то соврал Иосиф. – Мы с Рафиком друзья. Может быть, вы знаете и тётю Валю и её сына Володю? Они жили на третьем этаже.

– Нет, о них я в первый раз слышу. По-моему, таких людей вообще нет в нашем дворе. Зато на первом этаже живёт тётя Дуся. Она старожил. Поинтересуйтесь, она всё знает и всех помнит, несмотря на преклонный возраст.

– Тётя Дуся ещё жива? – невольно вырвалось у Иосифа.

– О, вы с ней знакомы? – с любопытством взглянув на гостя, улыбнулась хозяйка.

– Да, я видел её, когда приезжал к Рафику, – смутился мужчина.

Попрощавшись, Иосиф вышел во двор и приблизился к квартире тёти Дуси. Даже её дверь, стены и окна были отремонтированы и покрыты свежей краской. На звонок никто не ответил, видимо, женщины не было дома.

Выйдя на улицу, Иосиф решил немедленно отправиться по новому адресу Рафика. Он остановил проезжавшую мимо шестую модель «жигули».

– Куда едем, босс? – поинтересовался молодой паренёк.

Тот показал ему бумажку с адресом. Прочитав её, парень кивнул.

– Видать, приезжий? – полюбопытствовал он в машине.

– Да, из Москвы, – снова решил соврать Иосиф.

– Надолго?

– Нет, на пару дней.

– Ну как там, в Москве?

– Да по-разному, – уклончиво ответил он. Все его мысли вращались вокруг предстоящей встречи.

– А у нас тяжело с работой. Всё дорого, а жить надо, детей кормить. Вот и приходится мне, человеку с высшим образованием, крутить баранку, чтобы заработать на жизнь.

Баку разочаровал Иосифа. Город превратился в человеческий муравейник, что типично для поселений Востока. Чрезвычайное скопление народа всему придавало сумбурность. Исчезли спокойствие и размеренность; налицо были все приметы суетливого, находящегося на грани неврастении мегаполиса. Несмотря на бурное строительство многоэтажных «коробок», далёких от восточной архитектуры, Баку сохранил и приумножил ориентальный колорит. Хотя, может быть, такое ощущение возникло у Иосифа из-за внешнего вида большинства местных жителей и наводнивших улицы базаров, разделивших население на покупателей и продавцов. Как известно, торговля на Востоке всегда была делом первостепенной важности. После религии, конечно.

Через двадцать пять минут Иосиф стоял перед панельной девятиэтажкой четвёртого микрорайона. Войдя в пыльный подъезд, он по лестнице с обломанными ступеньками поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру под номером четырнадцать. Старый женский голос из-за двери спросил по-азербайджански:

– Кто там?

– Это Иосиф Бронштейн. Мы были соседями в старом дворе. Я дружил с Рафиком.

Некоторое время стояла тишина, затем дверь медленно приоткрылась. Перед Иосифом предстала сгорбленная седая женщина, в которой он с трудом узнал когда-то моложавую и симпатичную Марьям-ханум, маму Рафика.

«Вот что с людьми делает время!» – поразился Иосиф.

– Иосиф? – тихо повторила женщина. – Тот самый Иосиф, семья которого уехала в Израиль?…

– Да-да, тот самый. Только не в Израиль, а в Соединённые Штаты.

Женщина, замешкавшись, отступила, жестом приглашая гостя войти.

– Сколько же лет прошло? Я тебя совсем маленьким помню.

– Около восемнадцати лет. Мне тогда четырнадцать исполнилось.

– Да, вам… то есть тебе было четырнадцать лет. А моему Рафику – пятнадцать.

– Как он, где сейчас находится? – не выдержал Иосиф.

– Так ты ничего не знаешь?… – Марьям-ханум медленно присела на стул и пристально посмотрела Иосифу в глаза. На её ресницах повисли слёзы, и Иосиф увидел такое выражение печали и страдания, что невольно прошептал:

– Что-то случилось, тётя Марьям?

– Иосиф, дорогой, нет нашего Рафика больше, потеряли мы его… Вот уже девять лет как погиб, – тихо произнесла она, опустив голову и прикрыв ладонями лицо.

У Иосифа подогнулись коленки, и он присел на стул, стоящий рядом. На лбу выступили капельки холодного пота, которые бессознательно стала вытирать правая рука.

– Как… погиб? – еле слышно вымолвил он. – Где?…

– Ты ничего не знаешь? – вновь повторила Марьям-ханум. – Это случилось на войне, в Карабахе. Через год после его смерти умер мой муж: сердце не выдержало. Ася с ребёнком уехала в Армению.

– Ася? – переспросил Иосиф.

– Ах да, ты ведь этого тоже не знаешь. Рафик и Ася поженились.

– А как Армен?

– О господи! Армен тоже погиб на войне!

Тут Иосиф вскочил, обеими руками зажал себе голову и, еле сдерживаясь, прорычал:

– О боже, за что всё это? За что?!

Марьям-ханум медленно встала со стула, подошла к Иосифу и обняла его. Так, обнявшись, они простояли некоторое время.

– Проклятая война отняла у меня всё…

Пожилая женщина подошла к портрету сына, висящему на стене, и долго смотрела на него, гладя рукой запечатлённые вьющиеся волосы и улыбающееся лицо…

Через некоторое время Иосиф несмело нарушил тишину:

– Тётя Марьям… Уже поздно. Мне надо идти.

Однако обезумевшая от горя мать не видела и не слышала никого, кроме Рафика, своего драгоценного ребёнка. Вот он стоит перед нею и, как всегда, хитро улыбается. Наверняка собирается о чём-то попросить…

Глава 6

…Утром Рафика разбудил громкий голос диктора Центрального телевидения: «Генеральным секретарём Коммунистической партии Советского Союза избран товарищ Михаил Сергеевич Горбачёв…»

У Рафика разламывалась голова, вчера он явно перебрал лишнего. Накануне они с Арменом провожали Володю и его мать, переезжавших на постоянное место жительства в Ростов-на-Дону. Там жила сестра тёти Вали, которая давно звала родственников к себе. Совершив обмен, они получили двухкомнатную квартиру в трёхэтажном доме. Печально было прощаться с ещё одним другом, всего лишь четыре года назад уехал Иосиф… И вот Володя тоже оставляет их. Грусть-тоску хотелось заглушить изрядным количеством спиртного.

Шёл 1985 год, и ничего не предвещало непредсказуемых событий ближайшего будущего. После прихода к власти Горбачёв взял курс на ускорение, а затем объявил гласность – и вся страна погрузилась в чтение ранее недоступной информации, десятилетиями скрытой от советского народа. Массовое запойное чтение продолжалось почти до 1990 года. Отдав дань печатной продукции, народ приник к телевизорам, и неспроста. В прямом эфире стали транслировать заседания Верховного Совета Советского Союза. Для того времени это было грандиозное словесное шоу, которого мир не знал прежде. Люди не верили своим ушам и глазам. Ведь на ошеломлённого зрителя без всяких обиняков изливался целый поток ранее строго засекреченных фактов. Это было поистине намного интересней чтения книг и журналов! Люди установили телевизоры на работе. Почти никто не хотел заниматься насущными делами: все с отвисшими челюстями и навострёнными ушами смотрели и слушали бунтарские выступления народных избранников. Официально стали подниматься такие диссидентские темы, которые раньше интеллигенция опасалась обсуждать даже у себя на кухнях. Люди были поражены смелыми заявлениями политологов, журналистов, писателей и депутатов.

Куда делся страх? Разве кто-нибудь тогда понимал, что без него невозможно будет нормальное функционирование империи под названием Советский Союз? Но джинна выпустили из бутылки… Можно лишь догадываться, были ли у этого плана по развалу страны гениальные архитекторы, но будущее показало, что реализация этих замыслов абсолютно не оправдала надежд. Конечно, многие остались у власти и сказочно разбогатели. Но вряд ли остальные согласились бы участвовать в этой авантюре, будь заранее им известны её результаты.

… Как всегда, в восемь тридцать утра Рафик вышел из подъезда, закурил и направился к дворовой арке. Он был студентом пятого курса строительного института.

– Привет, Рафик!

Младшая сестра Армена, Ася, стояла на балконе второго этажа и махала ему рукой.

– О, Ася, доброе утро! Как дела?

– Хорошо, а твои?

– У меня тоже всё слава богу. Ты собираешься в университет?

Ася училась на третьем курсе филологического факультета. Высокая, с длинными распущенными волосами, большими красивыми зелёными глазами и потрясающими ресницами, она очень нравилась молодому человеку. Но именно в этот момент Рафик почувствовал, что Ася не просто ему нравится. Его как будто током ударило, и он понял, что влюбился. Парень смотрел на неё и не мог оторвать глаз. Казалось, сейчас он разглядел в ней то, чего не замечал раньше. Что именно – он и сам не мог объяснить. Так и рождается любовь…

Видимо, на лице его отразилась вся гамма чувств.

– Рафик, что-то не так? Ты в порядке? – заулыбалась Ася.

– Да-да, всё хорошо, просто задумался… Ведь так бывает?

– Конечно бывает! – согласилась Ася.

– Извини, но я должен бежать. Увидимся позже, хорошо?

– Да, конечно увидимся! Пока! – засмеялась девушка и помахала ему рукой.

Эти двое давно симпатизировали друг другу, но сегодня Рафик определённо и бесповоротно потерял голову.

С этого момента его как подменили. Ему всё время хотелось видеть Асю и быть рядом с ней. Останавливало только чувство неловкости перед Арменом и его родителями. Они запросто могли догадаться о его чувствах. С Арменом Рафик встречался каждый день, но был рассеянным, часто уходил в себя, замыкался, мало вникал в то, что говорил друг. Зато стоило зайти разговору об Асе, как парень преображался и мог бесконечно говорить и расспрашивать о ней. Армен только качал головой и незаметно для Рафика усмехался.

Так прошло почти полгода. Рафик совсем скис. Он так и не позволил себе сблизиться с Асей. На Кавказе считалось, что для начала необходи мо заручиться согласием родных, а уже затем встречаться с девушкой. Неизвестно, сколько бы продолжались эти страдания, если бы однажды Армен не решился откровенно поговорить. Оставшись один на один с другом, он, заикаясь и густо краснея, затронул волнительную тему.