Ягодный возраст

– Это так здорово, что я вас встретила!

– Здравствуйте, уважаемая Владислава Владиславовна! Вы меня, старика, извините за такой способ приглашения, но уж очень трудно мне лишний раз вылезать из этой колымаги, а ещё труднее забираться в неё. Мы же со старухой сейчас на даче, – продолжал он, потихоньку тронув машину с места, – это я домой за рассадой еду. Уже третью ездку делаю, у нас не квартира, а филиал фирмы «Лето», тут не «Запорожец» нужен, а джип-внедорожник какой-нибудь.

Я чуть не брякнула, что у меня как раз есть один на примете, вспомнив монстроподобный джип, на котором уехал кашемировый «денди».

– У вас очень усталый вид, Владислава Владиславовна, – переключился с дачи на меня Иван Семёнович.

– Да, у меня сегодня был нелёгкий день. Но с завтрашнего дня я в отпуске.

– Куда-нибудь с Вадиком поедете отдыхать?

– Ещё не знаю, – осторожно ответила я.

– Слушайте, а берите Вадима и приезжайте к нам с Марией Ивановной на дачу.

Перед глазами сразу встала картина огромного, пошинкованного на участки по шесть соток садоводства с фанерными домиками, где жарко днём и холодно ночью, где тучи комаров, нет горячей воды и «удобства» на улице. Вот отдых, которого мне именно сейчас не хватало. Мечта, а не отпуск! Канары и Анталия в одном флаконе. Нет, уж лучше, как говорил Козюльский из фильма «Ширли-Мырли»: «Хочешь лёгкой смерти, сделай сам себе харакири!»

– Спасибо, Иван Семёнович, – я начала очень деликатно, – но боюсь, что ваша дача посещения моего чада просто физически не выдержит. Помните, у О Генри был рассказ «Вождь краснокожих», так его герой – просто чистый ангел по сравнению с моим неслухняшкой.

– Ну, как знаете, а если передумаете, то мы только рады будем, – рассмеявшись, сказал Иван Семёнович.

За разговором мы незаметно подъехали к нашей многоэтажке. Сердечно поблагодарив и попрощавшись со своим спасителем, я, выбравшись из машины, направилась к своему подъезду. Вот они, знакомые разрисованные стены «родной» парадной.

Наконец я добралась до лифта. Кнопка вызова светилась с каким-то подозрительным постоянством. Напрасно я рассчитывала, что в конце такого «весёлого» дня ещё и лифт будет работать. Ха, «не дождётесь, господин Гадюкин», следует вторая часть «марлезонского балета», а именно – восхождение на восьмой этаж без страховки: «альпинистка моя, скалолазка!» Я ползла по загаженным ступенькам лестницы, и в голове крутилась только ненормативная лексика. Оказывается, в определённой ситуации я способна на весьма неординарные выражения, а на уровне шестого этажа буйство моей фантазии уже не знало предела.

На горизонте показалась до боли знакомая дверь, из-за которой доносились дикий визг и мяуканье, гомерический хохот и грохот падающей мебели. Над моей квартирой даже не надо было вывешивать табличку «Филиал сумасшедшего дома», и так было всё понятно. Нажав на кнопку звонка, я прислонилась разгорячённой головой к выкрашенной в серый мышиный цвет стене. Мне вдруг очень захотелось сесть, а лучше прилечь на резиновый коврик у двери.

Вдруг в стремительно распахнувшуюся дверь, я едва успела отскочить, одновременно вылетели мой кот, мой сын и его крёстная. С первого же взгляда стало предельно ясно, что в квартире на месте остались только обои, и то, кажется, только местами.

Квартира была в руинах.

– Здесь что, взорвалась бомба? – деликатно поинтересовалась я, целуя всех почти одновременно. – Или, может, вы пытались, и, судя по всему, достаточно успешно, изобразить сцену из «Звездных войн», эпизод второй – атака клонов?

– Не-е-е, ну их!! Мамулечка! Мы иглали в индейцев! И я был индеец, и кока, и Кося! – вопило моё сокровище, подпрыгивая от избытка эмоций.

– Замечательно! Интересно, кому пытались снять скальп «кровожадные» индейцы? – спросила я, переводя весьма «грозный» взгляд с изрядно потрёпанного кота на такую же потрёпанную в сражении крёстную.

«Смущённо» потупив глаза, Ирка фальшиво пропела:

– «Вторая молодость приходит к тому, кто первую сберёг!»

Ирка, маленькая, пухленькая, голубоглазая блондинка, старше меня на полгода, а выглядит на десять лет моложе. Имеет за плечами печальный пятнадцатилетний опыт замужества, закончившийся крахом, и свой бизнес в виде маленького и очень уютного кафе. В личной жизни она никогда не была одна, и, между тем, это не мешало ей находиться в состоянии постоянного поиска чего-то или кого-то нового. В общем, очень энергичная, деятельная и неунывающая натура. У неё была одна замечательная способность: где бы она ни находилась (даже если это был другой край света), как бы она себя плохо ни чувствовала, в трудную минуту, а у меня их бывало немало, всегда умудрялась оказаться рядом. До сих пор для меня остаётся загадкой, как это у неё получается.

– Значит так, орлы, я сейчас иду в ванную, у вас двадцать минут на реставрацию квартиры, а потом будем пить чай с очень вкусными пирогами. Задача понятна? Выполняйте!

– Понятно! – завопило юное поколение и, оглашая квартиру криками, что он «кровожадный индеец», вихрем умчался в комнату, а за ним, истошно мяукая, нёсся кот. Ирка, постанывая и покряхтывая, показывая всем своим видом недовольство командным методом воспитания, начала собирать разбросанные по полу игрушки, книги, обувь.

С оптимизирующим напутствием «пилите, Шура, пилите!» я, наконец, скрылась в ванной. Пустив воду, бухнув в ванну более половины флакона успокаивающего бальзама из трав и буквально сорвав с себя одежду, я с максимальным комфортом расположилась в благоухающей пене и закрыла глаза.

– Слушай, ты думаешь выходить из ванны или нет? – раздался Иркин голос прямо над моей головой. – Ты здесь киснешь уже минут сорок, мы уже давно всё сделали, осталось только потолки побелить. Так нам начинать белить или ты всё-таки выйдешь?

Из ванны я вышла выспавшаяся и замёрзшая, мой жизненный тонус был на высочайшем уровне. Теперь единственным желанием было как можно скорее согреться.

Ирка, молодец, уже вскипятила чайник и накрыла на стол, сообразив вытащить пироги из сумки.

– Ты чего меня раньше не разбудила? Я чуть в пингвина не превратилась.

– Мы не успевали убрать, и я не думала, что ты можешь уснуть в ванной. А потом как посмотрела на часы, а ты там уже почти час и оттуда ни звука. Всё, думаю, утонула, испугалась до смерти, а как посмотрела, что ты спишь, чуть в обморок от зависти не упала. Вот, думаю, нахалка! Мы здесь в поте лица трудимся, а она себе спокойненько плавает в пене и дрыхнет. Ну ладно, давай быстренько посмотри на кухне, всё ли в порядке, а я Вадимку помою и уложу, он еле на ногах держится. Не делай круглые глаза: пока ты спала, я его уже накормила ужином.

Подхватив брыкающегося и визжащего от удовольствия «индейца», разрисованного остатками моей косметики, Ирка скрылась в ванной комнате. Что-то не очень заметно, что наше дитя еле держится на ногах. К визгам, доносящимся из ванной, присоединился шум воды – так, наверное, шумит океан во время девятибалльного шторма. Сейчас соседи снизу придут, подумалось равнодушно, скажут, что мы их опять затопили. Шум воды вдруг прекратился, а визг перешёл в отчаянный рёв: так начался самый трудный этап – извлечение Вадима из ванны. Быстро налив молоко в стакан, я помчалась на помощь. Общими усилиями мы его извлекли, высушили, упаковали в пижаму, напоили молоком, обцеловали с ног до головы и уложили спать. Дверь спальни ещё за нами не закрылась, а мой котёнок уже сладко спал.

Удобно устроившись на кухне, мы наконец передохнули от весьма продуктивно проведённых последних тридцати минут.

– Как твои дела? – спросила Ирка, держа в одной руке кусок пирога, а в другой чашку с кофе.

Мой рассказ о событиях прошедшего дня занял не более десяти минут, её монолог о моих умственных способностях звучал в два раза дольше.

– Кравцова, ты такая дура! Ты что, собираешься жить вечно? Ты в свой паспорт давно заглядывала? Если нет, то иди и посмотри, особенно год рождения!

– Я его и так хорошо помню, – насупившись, буркнула я в ответ.

– Нет, вы только её послушайте! – продолжала Ирка, обращаясь к кому-то неведомому. – Нищета, ты на что собираешься Вадьку растить? Это же надо, такого мужика на фиг послать! У тебя что, куча поклонников, что ты так разбрасываешься? Я, наверное, ослепла и поэтому не заметила давки перед твоей квартирой. Или ты думаешь, что задела его самолюбие и он будет теперь бегать за тобой, как мальчик? Да даже если бы и не сложилось, хоть неделю-другую пожила бы как человек, женщиной себя почувствовала, а то на тебя посмотришь и не поймёшь сразу, то ли перед тобой загнанная лошадь, то ли верблюд!

– Ну спасибо, дорогая крёстная! Тебе, видно, очень нравится меня из депресняков вытаскивать. Этому «кашемиру», может, разнообразия в жизни не хватает, а тут я под руку попалась. Знаешь, это только в Голливуде красотка с панели (и то в исполнении Джулии Робертс) в состоянии покорить молодого красавца-миллионера. У нас далеко не Голливуд, и я не Робертс.

– Но и ты не с панели, – добавила Ирка, – ты же у нас чистоплюйка: «лучше жить с голым задом (извини за грубость), но честно». Ты скоро со своей честностью на паперти окажешься. Кстати, а зачем ты в чужую квартиру полезла? Тоже мне «экстремалка»! Это ты у нас всё острых ощущений ищешь: то родишь в сорок лет, то роскошного мужика кинешь, то труп найдёшь.

На этой высокой ноте она на секунду замолчала, чтобы дастать из сумки сигареты.

– В квартире не курим, – решительно напомнила я ей.

– Да помню я все, просто хотела для успокоения нервной системы в руках покрутить, – нахмурившись, заныла Ирина. – Ну что за жизнь… Ее стенания были прерваны звонком в дверь. Мы переглянулись.

– Ты кого-нибудь ждёшь? – спросила Ирка.

– Нет, – растерянно ответила я, выдвигаясь в коридор. Ирина, прижимаясь к стене, осторожно кралась за мной, держа в одной руке незажженную сигарету, а в другой – кухонный нож.

– Ирка, ты совсем свихнулась, положи нож на место, – прошипела я шёпотом.

– И не подумаю, – ответила она также шёпотом, – давай иди открывай.

– Кто там?

– Влада, это я, Глаша, открой, пожалуйста!

Пока я боролась с замками и постоянно перекручивающейся дверной цепочкой, Ирка метнулась на кухню, бросила нож и, как ни в чём не бывало, уселась на своё место.

Глаша появилась на пороге с неимоверно огромным букетом белых гвоздик, поздоровалась с Ириной и протянула мне цветы.

– Влада, это тебе. Мой батюшка сейчас пришёл домой и говорит, что у нашей парадной столкнулся с молодым мужчиной, который просил передать цветы и вот это (она протянула мне конверт) в сто десятую квартиру Владиславе Владиславовне. Но я пришла не только поэтому. Завтра мы с батюшкой и детьми едем на машине знакомиться с приходом под Лугой. Батюшка через месяц вернётся, а я с детьми на всё лето там останусь, так, может, вы Вадика с нами отпустите? Негоже ему летом в городе болтаться, ни воздуха свежего, ни питания здорового… – Только вы не бойтесь, там ни реки, ни озера рядом нет, и в доме, где мы будем жить, все удобства и даже телефон. А то поезжайте с нами! Вам бы тоже свежим воздухом не мешало подышать, а то вон зелёная вся.

– Нет, спасибо, я-то точно не смогу завтра поехать. Вадика я с вами отпущу (хорошо, что телефон есть), а сама, как с делами управлюсь, сразу постараюсь приехать. Только вы оставьте адрес, а главное – номер телефона, как с вами можно связаться, и, как приедете на место, сразу позвоните.

– Ну и очень хорошо, – обрадовалась Глаша. – Так мы завтра в девять утра выезжаем.

Она чуть поклонилась, прощаясь, и направилась к двери.

– Глаша, а что за молодой человек цветы передал? – вдогонку прокричала Ирка.

– Не знаю, только батюшка сказал, что молодой, – и вновь нотки неодобрения прозвучали в ее голосе. – Да, и что у вас с телефоном? У вас постоянно занято, – добавила она.

Закрыв за ней дверь, мы сразу распечатали конверт. Там лежали двадцать рублей и аудиокассета.

– Вот, – сказала довольная Ирка, – я тебе говорила, что он ещё объявится!

– Кажется, ты говорила совсем обратное, – попыталась я её поправить.

– Влада, не будь мелочной и давай скорее послушаем, а то ты меня сегодня точно до инфаркта доведёшь.

Кассета наконец была водружена в старенький «Панасоник». Через несколько секунд в кухне раздался мужской голос: «Владислава Владиславовна, здравствуйте ещё раз! Я вновь рискнул вас побеспокоить, и именно таким образом. Подобное обращение не даст вам возможности меня перебить. Я возвращаю вам деньги с большой благодарностью. Ведь дело не в сумме, а в своевременности её получения. Вы помогли мне выйти из неловкого положения с минимальными потерями. В воскресенье в Филармонии будет с единственным концертом выступать Дмитрий Хворостовский. Я буду ждать вас в восемнадцать ноль-ноль у главного входа. И так как я более чем уверен, что вы не сохранили номер моего телефона, я повторю его ещё раз». Прозвучал семизначный номер мобильника. «До встречи». Магнитофон замолчал.

– Какой Версаль! – простонала Ирка.

– Подожди ты с Версалем, – перебила я её. – Что там Глаша сказала про мой телефон?

Я подняла трубку. Гудков не было, и эта тишина мне не понравилась. Ирка, тут же выхватив трубку из моих рук, стала нажимать на все кнопки подряд, и вдруг раздались гудки.

– «Мнительный ты стал, Сидор»! – прокомментировала Ирка выражение моего лица и гордо положила трубку на место.

– Так, мать, что собираешься надеть в воскресенье? – обратилась она ко мне.

– Чёрное бархатное платье и шиншилловый палантин. Или у тебя есть другие предложения? – мгновенно отозвалась я.

– У тебя нет ни того и ни другого, а если будешь так выпендриваться, то никогда и не будет, – заключила Ирка.

– Ира, я честно не знаю, что надену и вообще пойду ли ещё. Мне надо сейчас дитё собрать, завтра дождаться их звонка, как они доберутся до места. У меня уже сейчас ни одной мысли, и зачем я согласилась?

– Не выдумывай, пожалуйста! У тебя вон потолок и стены в квартире рушатся, когда собираешься ремонт делать? А потом «кашемир», ну ладно, ладно, чего кривишься. Тогда хоть о ребёнке подумай, третий год подряд будешь парить всё лето Вадима на детской площадке… Ну всё, буду собираться, а то уже поздно. Да, ты хоть цветы в вазу поставь.

– Здесь не ваза, а ведро нужно. Слушай, Ира, а что у тебя-то случилось?

– У меня? – спросила удивлённо. – А моё кафе обокрали. Я на тридцать тысяч попала, представляешь? Ладно, как-то вывернусь.

Договорившись созваниваться чуть ли не каждый час, мы распрощались. Закрыв за ней дверь, я вдруг почувствовала, как страшно устала. Убрав со стола посуду и так и нетронутые нами пироги, я поставила гвоздики (их было двадцать шесть) в большую хрустальную вазу. Потом в небольшую дорожную сумку собрала Вадимкины вещи, покормила кота и, заведя будильник на семь тридцать, рухнула в постель. День длиною в жизнь закончился.

Утром сборы продолжились, и после отъезда моего наследника квартира выглядела, как будто её посетили торнадо, мощное землетрясение и цунами одновременно.

Категорически не хочу и не буду сегодня убирать и готовить. Решено: устраиваю день «протеста». Да здравствует свобода, хотя бы на один день! Сейчас лягу и буду спать, пока не высплюсь.

Сказано – сделано. Я с разбега плюхнулась в свою кровать, которая сразу ответила угрожающим треском. «Сломаешься, – пригрозила я ей, – выброшу!» Укутавшись головой в подушку, провалилась в сон, как в омут.

Проснулась от того, что кот с наглой настойчивостью колотил лапой по моему носу. Я забыла положить в его миску еду. Моя голова раскалывалась от крепкого дневного сна и кошмаров. Снился нагло усмехающийся «кашемир» с пулевой дыркой в голове, при этом он страстно обнимал томную «Барби», которая кровожадно смеялась и делала мне двумя пальцами «козлика». Вот чушь-то!

Кое-как добравшись до кухни и включив кофеварку, я занялась кошачьими проблемами. Затем душ и глоток относительно крепкого кофе. Взяв телефон и набирая его номер, я мучительно прикидывала, как половчее вывернуться из сложившейся ситуации.

В трубке раздались гудки. Слушая их, я все больше впадала в панику, забывая слова так грамотно выстроенной речи, и, при этом, все сильнее крутила дрожащими пальцами чашку, пытаясь изобразить гадание на кофейной гуще.

– Да, Владислава Владиславовна, здравствуйте, я вас внимательно слушаю, – раздался звенящий металлом голос.

– Здравствуйте, Георгий Владимирович! Я звоню вам, чтобы поблагодарить за цветы и за приглашение, но, к сожалению, я вынуждена от него отказаться. У меня есть определённые планы на выходные, и я не хотела бы их менять.

– Владислава Владиславовна, я совершенно уверен, что у вас нет абсолютно никаких планов ни на эти выходные, ни на следующие. И, как мне кажется, вы просто меня боитесь.

– Вы себе льстите, – как можно решительней заявила я, – хотя думайте, как хотите. Я позвонила, чтобы вас поблагодарить и поставить в известность, чтобы вы меня напрасно не ждали.

– Хорошо, я не буду ждать вас, – сказал он с раздражением и, не прощаясь, положил трубку.

На внутренней стенке чашки черная, засыхающая гуща, своей ломанной линией напоминала ЭКГ при мерцательной аритмии.

На душе стало гадко. Возможно, Ирка в чём-то и была права относительно моих умственных способностей. Но это моя жизнь, она меня почти устраивает, и я не хочу никаких перемен, а если и хочу, то не таких кардинальных. Всё, с этим покончено, и пора заняться делами.

Взяв лист бумаги и ручку, я набросала примерный план необходимых покупок для косметического ремонта своей квартиры. Затем (с моим знанием жизни и ценовой политики нашего «заботливого» государства), прикинув стоимость всего перечисленного, умножила её на два. Цифра «радовала» глаз и «веселила» душу. На ремонт уходили все отпускные и большая часть «заначки», с таким трудом отложенная за год. На насущные нужды практически ничего не оставалось. Надо будет позвонить знакомому мастеру, чтобы он посмотрел квартиру и посоветовал, на чём можно сэкономить. Но вначале надо дозвониться Глаше: как они доехали?

Глаша ответила сразу: у них всё замечательно, а моё Солнышко уже успело устроить небольшой погром на их кухне. Услышав его голосок в телефонной трубке, я чуть не расплакалась.

– Мамочка, ты моя самая любимая! Я лазлил молоко, а киса его съела с пола, а с пола кусать нельзя. Мамочка, не буду касу, я хацю тволог. Мамочка, я посол иглать! – протарахтев всё это, он бросил трубку, а я едва успела сказать, что люблю его.

Затем, позвонив мастеру и договорившись о встрече на следующий день, я, еле-еле шевелясь, стала приводить опустевший без моего Плюшкина-Ватрушкина дом в порядок, с тоской думая, что надо бы сходить в магазин. Мастера надо чем-то угостить, а в холодильнике, кроме засыхающих пирогов и кошачьего корма, ничего нет. Девять вечера – ещё не поздно, да и у нас всё же не Чикаго.

Погода начала портиться, небо быстро затягивало грозовыми тучами. Ну, ничего, до магазинчика «24 часа» всего два квартала, успею, должна успеть. Быстро надела свою «униформу»: джинсы, футболка, ветровка и кроссовки. В один карман – деньги и пакет, в другой – мобильник и ключи от квартиры.

Перед выходом бросаю «прощальный» взгляд на своё отражение в стареньком трюмо. Отсутствие положительных эмоций не красит женщину (сама виновата, не надо было отказываться от встречи), особенно в «ягодном» возрасте. «В сорок пять баба ягодка опять», а «ягодкой» я буду уже через несколько месяцев, так что надо быть пободрее и повеселее, самое интересное ещё впереди (ремонт, например). И в таком «весёленьком» настроении я вышла из квартиры.

На лестничной площадке уже горел свет, и, закрыв входную дверь на один замок (на все было просто лень), я стала спускаться по ступенькам (лифт так и не работал), мурлыкая себе под нос: «А он мне нравится, нравится, нравится…» В подъезде было тихо. Большинство соседей разъехалось по дачам, а кто остался дома, сидят у телевизоров.

Громко хлопнула дверь подъезда, и кто-то быстро стал подниматься по лестнице. Выглянув в достаточно широкий лестничный пролёт, я увидела скользящую вверх по перилам руку, одетую в чёрную кожаную перчатку.

Конец мая и кожаные перчатки? – пронеслось в голове.

Я, постепенно замедляя темп движения, продолжала смотреть вниз. Человек, видно, услышав меня, приостановился и посмотрел наверх. Нас разделяло почти пять этажей, но я совершенно чётко увидела резко выделяющиеся на очень бледном лице неестественно большие, чёрные, как провалы, глаза. Не отрывая от меня взгляда, мужчина стал подниматься всё быстрее и быстрее. Не колеблясь ни секунды, я резко развернулась и рванула домой, перепрыгивая через две ступеньки.

«Господи, – стучало в мозгах, – помоги, не дай мне упасть!» Бросив взгляд вниз, я видела, что он тоже бежит и расстояние между нами неумолимо сокращается. Ещё немного, ещё немного, ещё полпролёта.

– Стой, сука! – раздалось почти рядом.

Нас разделял всего один этаж, когда я вставила ключ в замок. Первый раз в жизни ключ повернулся сразу. Распахнув дверь, я пулей влетела в квартиру. В последний момент успела рассмотреть, как он рывком, едва не споткнувшись о последнюю ступеньку, кинулся к моей двери. Захлопнув ее перед самым его носом, я мгновенно закрыла все замки. Вдруг дверь и, кажется, весь дом вздрогнули от мощного удара.

– Открой дверь, стерва! – прохрипел яростный голос.

От ужаса я вжалась в стену.

«Ага, сейчас всё брошу и открою», – промелькнуло в голове. Хорошо, что дверь стальная и обшита снаружи деревом, можешь биться сколько угодно. И тут прогремел выстрел. Я, как подкошенная, рухнула животом на пол и, встав на четвереньки, быстро поползла по направлению к телефону. Набирая уже привычным движением номер 02, я, зеленея от страха, ждала ещё выстрелов, но за дверью стало тихо, так тихо, что волосы от страха зашевелились у меня на голове.

– Милиция! Слушаю вас! – раздалось в трубке.

– Меня хотят убить, только что кто-то стрелял в мою дверь! – выпалила я скороговоркой.

– Ваш адрес?

Я, заикаясь, дала свои координаты.

– Не волнуйтесь, к вам выехали.

Когда приехала милиция, я в состоянии полного оцепенения продолжала сидеть на полу. Я слышала грохот множества ног, поднимающихся по лестнице, но смогла встать, цепляясь за стены, лишь тогда, когда раздался звонок. Они звонили долго и требовательно, наверно, так умеют только в милиции. Даже не спросив «Кто там?», я открыла дверь. Дальнейшее происходило как во сне: их вопросы, мои ответы. На основной вопрос, подозреваю ли я кого-нибудь, я ответить не смогла.

Капитан Ермин, который теперь будет заниматься моим делом, так он представился, не выдержал и спросил:

– У вас в доме есть спиртное?

– Да, – растерянно ответила я, – есть коньяк. А вы что, хотите выпить?

– Несите, – приказал он, не ответив на мой вопрос.

Шатаясь, как пьяная, я принесла из комнаты непочатую бутылку армянского коньяка. Ермин забрал её из моих рук, увидев, как я упорно пытаюсь поставить бутылку мимо стола, затем, взяв чайную чашку и наполнив её более чем наполовину, протянул мне.

– Пейте и быстро, – приказным тоном произнёс он.

– Я умру, – выдохнула я, глядя на то количество спиртного, которое мне предстояло выпить.

– Вы и так умрёте, – ответил капитан, – но не здесь, не сейчас и не от этого коньяка, я надеюсь, – добавил он после секундного раздумья.

– Спасибо за чуткость! И дайте, пожалуйста, воды запить, а то у меня запасы лимонов и шоколада закончились ещё вчера.

Залпом, на одном дыхании, я выпила коньяк и запила водой (ещё пару таких дней, и «зелёные чёртики» станут моими лучшими друзьями).

– Да, кстати, насчёт вчера, – продолжила я, – может, это как-то связано с трупом, который я нашла именно вчера.

Капитан судорожно закашлялся, поперхнувшись холодным чаем, который он попивал, хорошо освоившись на моей кухне.

– Вы не могли бы подробнее остановиться на этом эпизоде? – сказал он, прокашлявшись.

– Пожалуйста, без проблем, – уже немного приходя в себя, ответила я (коньяк начинал заметно действовать) и рассказала всю историю весьма подробно. Он слушал внимательно, покусывая колпачок ручки, которую сжимал в руке.

– Это очень интересно – то, что вы рассказали. Вполне возможно, что все эти события взаимосвязаны, – заключил, в конце концов, Ермин. – А кто тогда приехал на место преступления?

– Кажется, это был капитан то ли Мыльненко, то ли Малыненко, как-то так, точно не помню, что-то с мылом связано, а сам он такой рыженький, невысокий толстячок.

– Это Мильченко из 26-го отделения, – раздался чей-то голос из коридора.

– Да, я его знаю, – сказал Ермин. – Он толковый мужик, завтра я с ним свяжусь. – Слушайте, – Ермин вновь обратился ко мне, – а вы действительно ничего больше, кроме трупа, не видели?

– Нет, больше ничего, – заверила я.

– Наверное, убийца думает иначе, – произнёс вошедший на кухню оперативник и добавил: – Капитан, пуля застряла в двери, её уже достали.