Угодный богу

Воины спали. По Хапи сновали крокодилы, разбуженные внезапным всплеском пущенной вниз по течению пальмы.

Халосет шел в сторону пустыни. Он знал, что уже вскоре закончился зеленая долина, где всего лишь несколько лет назад трудились земледельцы, а теперь было пусто, а потом за долиной начнутся пески.

Ему вспомнился недавний разговор с Хоремхебом, прежде чем Халосет отправился в Ахетатон. И тогда фараон был взбешен.

Он кричал:

– Я уничтожу тебя! Ты станешь рабом! Я запрещу тебе лепить! Я заставлю ходить тебя на четвереньках и лаять! Ведь ты же сдохнешь без своего искусства! Ты же помешан на нем, как твой Тутмес! Призна́юсь, все эти годы я желал только о нерасторопности охранника из уасетской резиденции, который не успел выполнить мой приказ… Тогда бы не было скульптора Тутмеса! И тебя бы тогда тоже не было! А теперь Тутмес исчез! Сгинул без следа! Что поделать, если мое сердце жаждет мести! Я отплачу за все тебе, его ученику! За вас обоих! Он так поспешно сбежал, что наверняка оставил половину своих богатств, зарыл где-нибудь в своей мастерской. Ты принесешь мне его сокровища, его шедевры, его богатство! Они должны быть в моем дворце! А после этого решу, что делать с тобой!..

Вот долину вытеснили пески. Это случилось гораздо раньше, чем ожидал Халосет. Когда люди не борются с пустыней, она наступает на людей. Теперь в этих землях противников у нее не было, и она устанавливала здесь свои порядки.

Когда на заре проснулись воины фараона и обнаружили, что их пленник сбежал, они пустились по его следам, отчетливо видным на песке засыпанного города. Но, дойдя до реки, пришлось приостановить преследование, пока не будет найдена лодка.

– Все равно не убежит! – приговаривал главный воин.

Им пришлось латать лодку, строить плот, чтобы переправить коней. Никто не хотел близкого знакомства с крокодилами.

Преследователи шли наугад по долине, где не было никаких следов Халосета. От дальнейшего преследования их удержал невыносимый зной начавшегося дня.

– Он сбежал, но мы его отыщем! – сказал главный воин.

Они переждали день, а на закате продолжили погоню. Проплутав по пустыне до полудня следующего дня, воинам все же удалось наткнуться на след ваятеля. А ближе к вечеру они уже завидели впереди лежащего на песке человека. Был один из дней, которые сжигают все живое, что попадает в лапы пустыни. Халосет лежал лицом вниз, почерневший, с губами в запекшейся крови. Глаза его были закрыты, а лицо, несмотря на мучительную смерть, запечатлело умиротворение и спокойствие. Изнемогающим от жары воинам ничего не оставалось, как водрузить поперек седла его высушенное солнцем тело и отправиться к Хоремхебу…

Эпилог. 1342 год до Р.Х.

На самой вершине крутого холма сидели двое: один – юный, держа на коленях тяжелую прямоугольную доску, куском угля что-то рисовал на гладкой поверхности. Другой был уже немолод, но еще и не стар, и мудрость читалась в его глазах небесного цвета. Время от времени он вставал с земли и, зайдя за плечо рисовальщика, внимательно всматривался в изображенные на доске море, рыбацкие лодки и кипарисы, похожие на пальцы великана.

– Смотри, – говорил он ученику. – Земля сама просится на твой рисунок. Не придумывай того, чего нет. Все просто, надо только слиться глазами и сердцем со всем тем, что изображаешь. Ты должен стать этим морем, воздухом, травой…

– Это невозможно, – возразил рисовальщик. – Я не умею превращаться в воздух.

– Это просто, – ласково произнес учитель. – Ты только найди верное ощущение, и тогда все станет подвластно тебя, – его слова звучали несколько неуклюже, словно он был жителем иных земель.

– Мне нравится то, что я делаю, – сказал молодой человек. – Но боюсь, учитель, мне никогда не достичь того, о чем ты говоришь.

На это мужчина улыбнулся:

– Много лет назад один старик учил меня никогда не высказывать своих сомнений, дабы завистники не использовали их против тебя. Я хочу, чтобы ты запомнил это правило и следовал ему.

– А кто этот старик, что учил тебя много лет назад? – немедленно полюбопытствовал юноша.

– Мастер по имени Ну-от-хаби.

– Нотхабий? – удивленно переспросил ученик. – Какое странное имя.

– Китайское… – отозвался Тотмий, невольно погрузившись в воспоминания.

Лицо старика без единой морщины встало перед глазами, потом на его месте возник суровый аскетичный Эхнатон с грубыми, жесткими чертами, так хорошо известными его придворному скульптору-иноземцу. Промелькнул Халосет, первый и самый лучший ученик Тутмеса, а за ним явилась Нефертити. Она была молода, и так прекрасна, что глаз не оторвать. Он видел тех, кого любил, к кому был равнодушен. Они мелькали, эти лица, сменяя друг друга. И последним среди них был образ Мааби, маленькой девочки с Нила, однажды явившейся ему, чтобы предупредить об опасности… Он вспомнил их первую встречу у бассейна и ее взгляд, когда она заговорила с ним, предрекая его скитания и вечные поиски прекрасного. Откуда в тот миг она могла знать, что, подобно проклятью, всю жизнь будет преследовать Тотмия образ Нефертити, идеальный, неземной, затмевающий собою любую человеческую красоту? Сейчас Мааби смотрела на него так, словно была с ним рядом и во время его путешествий из Египта в Китай, растянувшегося на три года, и когда жестокий и жадный китайский владыка обрушил свой гнев на головы Ну-от-хаби и его преданного ученика-скульптора. Она знала всю его жизнь, видела поспешное бегство ювелира и Тотмия в заснеженный Тибет и то, как они укрылись в тайных пещерах высокогорного монастыря, и даже их встречу с тем самым стариком, который однажды спас жизнь ей самой и удержал от преждевременной гибели египетского мальчика Халосета. Она слышала каждое слово, с которым обратился к Тотмию Хануахет, рассказывая о его предназначении, и радовалась решению ваятеля вернуться к делу, без которого он не мог существовать… Мааби с такой нежностью смотрела сейчас в глаза Тотмию, что сердце скульптора обожгла внезапная догадка: она всегда любила только его. Любила тем непонятным чувством, которым сам он страстно, преданно и безнадежно боготворил царицу Нефертити.

– Это правда? – спрашивал он теперь.

Она не отвечала, глядя прямо в его душу, точно прощаясь, и Тотмий понял, что ее давно уже нет на свете. Она смотрела ему в глаза, и в этот миг что-то творилось с ним, будто она на короткое время дарила Тотмию свой неведомый дар. Он начинал видеть людей, которых никогда не знал, с кем его не сводила судьба. Он наблюдал их жизнь, точно кто-то ему показывал ее со стороны. Он знал, что Мааби умерла, как и предвидела, во дворце Меннефера, куда юный владыка Египта Тутанхамон перевез весь двор, испугавшись натиска сплотившегося жречества. Он видел отчаянную борьбу за власть вдовы фараона, Анхесенамон, и ее поражение. Он не мог сдержать досаду, узнав о том, что Хоремхеб, долгие годы возглавлявший тайные касты, наконец, был провозглашен фараоном и разрушил до основания великий город Ахетатон, а вдову Тутанхамона, царицу, взял в свой гарем. Он видел смерть Эхнатона, Нефертити, наблюдал, как в пустыне погибал Халосет, как уничтожалась память о великом фараоне, и страна погружалась во мрак, и готов был кричать от отчаянья и бессилия. Но Мааби спокойно смотрела ему в глаза, согревая своей любовью…

– Рисуй, рисуй, – услышал он свой голос.

Тотмий по-прежнему стоял за плечом юноши, корпевшего над доской.

– Видишь большую лодку под прямоугольным парусом и с двумя рядами весел по бокам? – спросил он ученика, пристально вглядываясь в морскую даль.

– Где?

– Почти у горизонта.

Молодой человек прекратил рисовать и прищурил глаза, ладонью отгородившись от солнца.

– Это не критское судно, – сказал он уверенно.

– Да, – подтвердил Тотмий. – Оно идет от порогов священного Хапи, из той сказочной страны, где люди называют себя богами и считают себя бессмертными, – в его голосе звучала грусть.

– Какие смешные люди, – неожиданно заявил ученик. – Почему они позволяют себе такое?

– Им можно многое, – задумчиво проговорил учитель, не отрывая взгляда от далекого пятнышка среди морской синевы. – Может, они и вправду спустились с небес?..

Куда держит путь египетский корабль? Достигнет ли он этих берегов или пройдет мимо? И не ищет ли он меня?..

Зажглась печальная звезда

Над памятью моей.

В ней нет добра и нет вреда,

Но я душою с ней.

Зачем меня призвал к себе

Луч памяти опять?

И для чего в моей судьбе

О прошлом вспоминать?

Кем был я там, чего гадать

И сердце теребить,

И мозг от тела отрывать,

И вновь ее любить?..

Попробуй сердце сохранить

В любви и в чистоте,

И горе, словно воду, пить,

И боль души похоронить

Навечно – в красоте.

Море, отливающее всеми оттенками синевы, омывало высокий холм, на вершине которого среди перекатывающейся волнами травы затерялись двое: учитель и ученик. Где-то над ними, в ослепительно голубом небе величаво плыли белоснежные облака. И, казалось, сама природа слагает гимн человеческому дару, таланту, гению – тому самому БОГУ, который находится в сердце каждого настоящего художника.