Когда умирают боги

Я очертил на карте прямоугольник примерно в пять тысяч квадратных километров и удовлетворенно хмыкнул. Безусловно, будь я Артемидой, то выбрал бы этот район. Есть, где разгуляться. Сплошной праздник для души. Только я Артемидой не был, поэтому моя душа не радовалась. Передо мной стояла непростая задача – разыскать ее на этой огромной территории. Впрочем, по сравнению с необъятными лесными массивами, покрывавшими добрых две трети края, выбранный участок смотрелся довольно скромно.

Вопреки ожиданиям, звонки начались еще до отъезда. Сперва отличилась Афина, которой спьяну вздумалось испортить мне настроение. Получилось это у нее из рук вон плохо, потому что, слегка поиздевавшись, я просто оборвал разговор. Перезванивать она, к счастью, не стала – на это у нее даже под винными парами хватило ума.

Вторым оказался Прометей. Он успел разобраться со смертью Старика. По его мнению – чистая случайность. Не исключавшая, однако, возможности убийства Аполлона и Афродиты. Очень ответственный парень, ничего не скажешь. Оперативно сработал. Я решил, что неплохо бы брать с него пример и отправляться на поиски транспорта, который доставил бы меня к месту назначения.

Однако Афина успела отметиться еще раз – абсолютно трезвая, но с ошеломляющим известием: с Шустрым Герой что-то стряслось (а с кем еще из всей честной компании могло что-то стрястись?!). То есть, он жив, но не совсем этому рад. Я, впрочем, не очень обеспокоился. Этот проходимец волку в пасть угодит, да потом все равно через задницу выберется. А по пути еще и всех глистов на деньги разведет. Но, хоть и не особо расстроенный, о звонке Прометея сказать забыл. А когда Афина отключилась и стало уже поздно что-то исправлять, решил, что ничего страшного. На ее миссию информация о Старике не влияла никак. Поэтому я со спокойной совестью отправился в путь.

В вертолетном отряде мое появление энтузиазма не вызвало. Моложавый начальник и пожилой усатый вертолетчик, обсуждавшие какие-то профессиональные проблемы на летном поле, посмотрели на меня довольно угрюмо.

– Верховья Бикина? – переспросил начальник. – А что ты там забыл?

– Какая разница? – удивился я. – Вы сможете меня туда доставить?

– Мы сможем доставить кого угодно куда угодно, – заверил он. – Только зачем?

На мой взгляд, причины их совершенно не касались, но, коль скоро они проявляли такую настойчивость в этом вопросе, я пнул ногой свой огромный вещмешок и соврал:

– Хочу сплавом спуститься. Понимаешь, с детства мечтал.

– В одиночку, что ли? – пожилой вертолетчик осуждающе покачал головой. – Опасно это.

– Да ладно, – я изобразил кривую усмешку. – У меня же карабин с собой. Любого медведя со ста метров завалит.

– Против зверя твой карабин, может, и хорош будет, – моложавый начальник закурил и выпустил густой клуб дыма. – А против лихих людей что ты с ним сделаешь?

– Каких еще лихих людей? – меня начала раздражать эта никчемная полемика. – По Бикину что – отряды диких партизан бегают и поезда под откос пускают, которых там отродясь не было? А может, шайка разбойников на купцов заезжих охотится? Зачем вы меня запугать пытаетесь?

– Мы тебя не пытаемся запугать. Мы тебя предупреждаем. Партизан там, конечно, нет, а вот шайка разбойников, кажись, завелась.

– Что за чушь? – я вынул из кармана охотничью кальку и, расстелив ее прямо на бетоне летного поля, ткнул пальцем. – Смотри: вот Соболиный, вот Красный Яр. А вот перевал, и за ним – Тернейский район. А между ними – ни одного селенья, только несколько зимовий. Что здесь делать разбойникам, если здесь даже людей нет?

– Я не знаю, что они там делают, только у тебя калька неполная, – начальник тоже присел на корточки рядом со мной и ткнул в нее пальцем. – Вот здесь, здесь, здесь и здесь находятся базы отдыха.

– Тогда почему они не обозначены? Я покупал эту кальку, как самую лучшую. Человек, который мне ее продал, соврать не мог.

– Он и не врал, наверное. Это секретные базы. Для губернатора и других шишек. Когда прилетает президент или министры, их тоже туда возят. Водки попить, из ружья пострелять. Там егерей нет, журналистов тоже. Можно расслабиться по полной. И никто не напишет, что министр экономического развития, пьяный в дюпель, ползал на четвереньках, а потом наблевал на розовый куст. Или что премьер-министр собственноручно подстрелил очень редкое краснокнижное животное. Или что представитель президента в сексе предпочитает позу бутерброда и всегда пользуется презервативами с запахом банана. Полная секретность, соображаешь? Поэтому ни на одной кальке эти базы и не будут обозначены.

– Какая-то странная секретность. Вы-то о них знаете. И мне рассказали.

– Мы о них знаем, потому что сами туда высоких гостей доставляли. А тебе рассказали потому, что базам, кажется, край приходит.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Поэтому тебе, дураку, и говорят – опасно туда одному соваться. Нехорошие люди там завелись. За последний месяц две базы сгорели. Подчистую. Сторожа, слава богу, живы остались, только заикаются и по углам гадят. Поэтому губернатор приказал с двух оставшихся баз охрану тоже снять, и гостей туда возить на неопределенный срок прекратить.

В его глазах металась тревога, но меня он не испугал. Напротив – я понял, что не ошибся, и Артемида действительно там. Сгоревшие базы – ее рук дело. Очень уж она не любила тех, кто без надобности крушил природу. Несколько не в ее стиле было оставлять в живых четверых сторожей – в свое время в Греции нарушителей своих принципов и установлений она наказывала намного жестче. Что заставило ее проявить великодушие в этот раз? Может, то, что сторожа – люди подневольные и, в отличие от высоких гостей, не стремились разрушить как можно больше в максимально короткие сроки. А может быть, за те две тысячи лет, что ей пришлось прожить не в прежнем статусе богини, которой воздвигались храмы и приносились жертвы, а простой охотницы, она несколько пересмотрела свои привычки относительно контактов с людьми.

– Все равно я полечу, – упрямо сказал я начальнику. – Это мечта детства, понимаешь?

– Вот ведь упертый какой! – неодобрительно заметил он.

– Да, мне все об этом говорят. Так вы забросите меня туда?

– Что с тобой поделаешь? Забросим.

– Сколько?

– Пять тысяч. Долларов.

– А откуда такой ценник? – я недоверчиво посмотрел на него.

– Семь тысяч.

Сообразив, что, если вовремя не остановлюсь, то цена взлетит до заоблачных высот, я вынул бумажник и, отсчитав требуемую сумму, протянул ему.

– Михалычу отдай, – хмуро бросил моложавый, поднимаясь. – А я пока пойду, документы выправлю.

И ушел. Я передал деньги старому пилоту, собрал кальку и проворчал:

– Ну и расценки у вас!

– Для тебя же, дурака, старался, – объяснил Михалыч. – Думал, хоть это тебя остановит.

– Ничего меня не остановит.

– Оно-то и плохо.

Переправить меня к указанной точке было поручено как раз Михалычу. Вторым пилотом оказался толстощекий румяный парень лет двадцати двух-двадцати пяти. По всему было видно, что опыта полетов у него маловато – он все время таращился то на приборы, то в стекло, и ни на что другое не реагировал.

За усатого же Михалыча все делали его умные руки, а сам он почти не закрывал рта. Рассказал кучу баек из своей летной биографии, которые я слушал в пол уха – они меня не интересовали. Лишь в самом конце полета он начал говорить что-то существенное:

– Мы тебя на тросе спустим. В той точке, что ты указал, сесть невозможно – тайга, сопки, площадок нет.

– На тросе, так на тросе.

– Все-таки дурак ты, парень. Не боишься?

– Спускаться на тросе? Не в первый раз.

– Нет! Соваться сюда в одиночку?

– С чего вы, вообще, взяли, что эти базы кто-то посторонний сжег? Может, сторожа сами перепились и пожар устроили?

– Так и думали, когда первая база полыхнула. А потом, когда вторая сгорела, стало ясно – не они. Все четверо одно и то же твердили, и сговориться промеж собой не могли. Рассказывали, что сами пытались огонь погасить, да их от реки собаки оттеснили. Похожие на лаек, но здоровые – раза в два больше волков. Не бросались на них, а просто не давали к воде подойти. И все время ухмылялись – клыки показывали. А глаза умные, почти человеческие. Похоже на белую горячку, только на обоих базах одно и то же видели.

Если у меня еще оставались какие-то сомнения относительно присутствия Артемиды в обозначенном квадрате, то после этих слов они окончательно развеялись. Псы были ее. Без них она не показывалась нигде и никому. И я не видел причин, которые бы вынудили ее сменить традицию. Псы – не копье, не щит с головой Горгоны и не пучок молний. Люди сами держали их, так что Артемида в этом плане не очень выделялась. В былые времена, в Греции, ее сопровождала еще свора различного зверья – от медведей до ланей. Вот этим атрибутом ей, скорее всего, действительно пришлось пожертвовать. Но не псами.

Я не знаю, где она брала этих тварей. Как и совы Афины, они были смертны. Однако никто и никогда не видел Артемиду без ее здоровенных псов с по-человечески умными глазами. Некогда у меня даже возникла теория, согласно которой она оставалась девственницей не совсем по своей воле. Просто едва ли найдется мужчина, способный заняться с ней сексом под надзором здоровенных зверюг. Пожалуй, даже у Приапа в таких условиях впервые в жизни случился бы приступ импотенции.

Вертолет завис над живописным склоном, поросшим вековыми кедрами, и щекастый парнишка, надевший на меня «пояс верности», защелкнул на животе карабин с тросом. Потом сдвинул дверь и ободряюще улыбнулся:

– Все в порядке?

– В полном, – заверил я и, подняв с пола рюкзак, покинул борт.

Мне действительно было не в первой это делать. С середины девятнадцатого века войны сильно изменились, и личная доблесть в них больше фактически ничего не решала. И я предпочел получать адреналин, занимаясь другими делами – не менее опасными, но более индивидуальными. Зато как колотилось сердце, когда отрывался от земли на дурацких аэропланах, сконструированными полусумасшедшими недоучками-энтузиастами! Или как перехватывало дыхание, когда испытывал первые парашюты и не знал, раскроется ли над головой купол! А тут – всего лишь спуститься на тросе с пятидесятиметровой высоты. Детский лепет.

Сняв пояс, я дважды дернул трос, и он быстро исчез в вертолетном чреве. Похожая на стрекозу машина легла на обратный курс и скоро исчезла в безоблачном небе. Я осмотрелся. Места действительно были девственные, нехоженые. Подумалось, что выбор Артемиды понять можно. Хотя, признаться, мне самому едва ли захочется провести здесь хотя бы день сверх необходимого. Но наши с Артемидой вкусы сильно разнились, и для нее, пожалуй, не было лучшего пейзажа на всей земле.

Вековые кедры в три, пять и больше обхватов упрямо тянулись куда-то вверх, абсолютно не обращая внимания на то, что творилось внизу. А внизу ничего не творилось, потому что своими могучими кронами они почти полностью заслонили небо. Внизу были сырость, толстенный слой отслужившей свое хвои, и лишь кое-где пытались пробиться к солнцу потомки этих великанов.

Первым делом я вынул из рюкзака чехол с карабином и собрал оружие. Я не Геракл, и в случае встречи, скажем, с медведем, не сумею порвать ему пасть голыми руками.

Повесив карабин спереди на шею, я сверился по кальке и, забросив за спину рюкзак, пошел вниз по склону – туда, где была обозначена река. Вернее, ручей, потому что, согласно заявке, меня забросили в самые верховья.

Километра через два сплошной кедрач уступил место смешанному лесу, и идти стало намного сложнее. Кое-где приходилось продираться сквозь чапыжник, местами – двигаться по сплошному ковру синеватого мха, доходившего до лодыжек, а то и до середины голени. Мох пружинил, что не способствовало скорости передвижения. Стали попадаться лианы дикого винограда и актинидии. Некоторые экземпляры имели в диаметре сантиметров по пятнадцать и даже больше. Кишмиш – вещь хорошая. Пожалуй, единственная, из-за которой я согласился бы посетить местную тайгу не из чувства долга, но стоял май, и до ягод было еще месяца четыре. Я сглотнул слюну и потопал дальше.

Согласно кальке, получалось, что до реки оставалось еще километра три. За какое время я пройду это расстояние, предсказать было невозможно. Все зависело от того, по какой местности придется идти. Кто знает – может, берега сплошняком поросли кустарником, который нужно обходить, потому что живым сквозь него не продерешься.

Немного погодя я приметил, что вдоль моего пути, четко параллельно, по ветвям деревьев – метрах в трех над землей – прыгает какое-то человекообразное существо. Насколько я знал, обезьяны в Приморье сроду не водились, да существо и не походило на обезьяну, хотя с ветки на ветку скакало очень бойко. Не подавая виду, что приметил неожиданного спутника, я осторожно скосил взгляд в его сторону.

Больше всего он походил на детскую поделку. В еловую шишку воткнули четыре спички, вместо головы приспособили желудь. Правда, у этого создания желудь был без шляпки и густо поросший волосами. Самое забавное, что оно, кажется, и не старалось как-то себя маскировать. Двигалось бесшумно, но совершенно открыто, словно было абсолютно уверено, что его все равно не заметят.

Стараясь выглядеть естественно, я размял шею – дескать, затекла под тяжестью карабина. Снял оружие и переложил его в правую руку. Еловая шишка продолжал спокойно следовать параллельным курсом. И застыл только тогда, когда я развернулся вправо и направил на него карабин, держа его в вытянутой руке.

– Попробуешь смыться – выстрелю. Проверим, есть ли в твоей шишке орешки.

– Вот елки-метелки! – с досадой крякнул он и осторожно, чтобы я не счел это попыткой к бегству, уселся на ветку. – Заметил. Только не стреляй. Орешков все равно нет. Потому что это не шишка, а одежда моя.

– Забавная у тебя одежда. Ты кто?

– Я леший. И ничего в ней забавного нет. Все лешие такую одежду носят. Это традиция.

Итак, леший. Понятно, почему я его не узнал. Существо из другого мифологического мира. И прежде нам пересекаться не доводилось.

– Как ты меня заметил? – спросил он. – Ты ведун?

– Нет.

– Но обычные люди меня не видят. Только ведуны.

– А с чего ты взял, что я человек?

– Еще один бог, – резюмировал он. – Тоже с Олимпа?

– Совершенно верно.

– Послушайте, вы, которые с Олимпа, все решили сюда перебраться? Сколько вас там? Десять? Пятьдесят? Сто? Предупреждаю сразу – это мой участок. И если здесь станет тесно, я буду драться. И родичей своих позову. На земле и так осталось слишком мало места, чтобы простой леший мог спокойно пожить – человеков расплодилось, что гнуса в дождливое лето. Куда ни плюнь – все в человека попадешь. А тут еще отставные боги из всех щелей лезут.

– Не переживай. Я не Артемида. Я бы все равно не смог здесь выжить. Мне нужно передать ей кое-что. Потом я уйду. Может быть, она тоже уйдет.

– Она пусть остается. Она хорошая, хоть и некрасивая. Она природу любит, как я. Только по деревьям лазать не умеет.

– Некрасивая? – удивился я. – Да уж покрасивее тебя будет.

– Она для меня некрасивая. И ты для меня тоже урод. Ты карабин-то опусти. Рука устанет, палец судорогой сведет.

– У меня не устанет, – успокоил я, но карабин все же опустил. – Ты где Артемиду видел?

– Часов десять вниз по течению идти. Примерно месяц назад.

– Месяц назад? Значит, как ее можно найти сейчас, не подскажешь?

– Не подскажу. Она тоже с лесом связана, как я. Лес ее защищает. Вот тебя я сразу почуял. И людей сразу чую. А ее – не могу.

– Жалко, – заметил я. – Очень жалко. Придется искать самому. Ты не собираешься мне пакостить?

Он весело рассмеялся и, сделав вокруг ветки оборот спиной вперед, снова застыл. Я с трудом удержался, чтобы не вскинуть руку и не выстрелить. Напрасно он так неожиданно выдал этот кульбит.

– Конечно, не буду! – леший азартно почесал бороду. – Зачем мне? Это я спервоначалу думал, что ты плохой человек, пришел сюда зверье почем зря стрелять. Вон, и карабинчик у тебя богатый, и рюкзачок какой здоровый. Дай, думаю, покружу гостя непрошенного. Ну, а раз ты без злых мыслей пришел – то милости просим.

– А скажи мне, абориген, сколько времени нужно, чтобы до ближайшей базы отдыха добраться?

– Часов десять ходу.

– Я на лодке сплавляться буду.

– Нет разницы, – он махнул тонкой, похожей на ветку рукой. – Здесь река еще мелкая, узкая. Перекатов много, заломов тоже. Придется вручную лодку перетаскивать. Так что, как ни крути, выходит десять часов.

– Я, пожалуй, все равно к реке пойду. На лодке все-таки легче спускаться. Даже по заломам с перекатами.

– Удачи тебе, бог в отставке! – леший вдруг сорвался с места и, прыгая с ветки на ветку, скрылся с глаз с такой скоростью, что заставил меня усомниться – а сумел бы я не промахнуться, попытайся он убежать сразу, как только понял, что обнаружен?

Леший не соврал. Заломов было действительно много. Первый встретился сразу, стоило только выйти к реке. Огромный дуб, надломленный бурей у основания, упал поперек ручья, который в этом месте был едва-едва шире четырех метров. Со временем течение прибило к нему невероятное количество веток – толстых и не очень, в результате чего получилась изрядных размеров запруда.

Глубина реки даже в самом глубоком месте не превышала полуметра, так что я не увидел особого смысла надувать лодку. Пошел прямо по воде, время от времени обходя заломы. Вода была холодная, но меня это не смущало – наши пороги чувствительности сильно отличались от человеческих. В том числе и в температурном отношении.

После примерно четырех часов подобной ходьбы я вышел к месту слияния реки с ручьем почти такого же размера. Дальше русло становилось заметно глубже, так что лодку уже вполне можно было использовать по назначению.

У самого устья на галечной косе привольно развалился медведь-белогрудка. Он пожирал тайменя длиною побольше метра, – я даже не думал, что такая крупная рыба может подниматься так высоко по течению, – и при моем появлении издал предостерегающий рев. Ему не хотелось делиться добычей, но я на нее и не претендовал. Мне нужна была галечная коса, на которой он устроил себе праздник живота. Поэтому я снял с шеи карабин и, наведя его на зверя, приказал:

– Уходи.

Общение с животными мне никогда особо не давалось. Артемида-то была докой в этом вопросе. У Зевса тоже всегда получалось находить с ними общий язык. Я же подобным даром похвастаться не мог. Но медведь удивил меня, с ворчанием подобрав остатки рыбины, перешел ручей и, треща сучьями, скрылся в зарослях на противоположном берегу.

Расположившись на косе, я тоже подкрепился, после чего накачал лодку и, спустив ее на воду, освободился наконец от изрядно надоевшего рюкзака. Больше не нужно было тащить его на себе – в моих руках было куда более легкое пластиковое весло, которое я время от времени заменял предусмотрительно вырубленным длинным шестом. Правда, заломы по-прежнему попадались довольно часто, и тогда лодку приходилось перетаскивать по берегу, иногда густо поросшему кустарником. И все же это было неизмеримо легче, чем шлепать по ручью с тяжелым рюкзаком за спиной почти по колено в воде.

К вечеру, как и предупреждал леший, я добрался до первой базы. Привязав лодку у деревянного пирса, взял карабин и пошел на разведку. Со слов вертолетчиков, сторожей с двух уцелевших точек эвакуировали, но не мешало убедиться в этом самому.

То, что база отдыха строилась исключительно под вип-персон, было видно невооруженным глазом. Огромную территорию огородили свежим частоколом, вдоль которого насадили малину. Она разрослась, но, сдерживаемая оградой, стояла довольно компактно. Повсюду были разбиты клумбы. Метрах в двадцати от реки стояла сложенная из кругляка баня, перед которой имелся отделанный гранитом бассейн. В самом дальнем углу участка притулилась вертолетная площадка. Еще здесь имелась большая беседка с П-образным столом для многолюдных посиделок на свежем воздухе, и несколько сарайчиков для хознужд. Сортира на улице не было, из чего я заключил, что в главном помещении устроена примитивная канализация. Само же здание главного помещения представляло собой двухэтажный особняк с балконами. На крыше была тьма-тьмущая антенн, от круглой телевизионной, до тонюсенькой, задранной на высоту десяти метров – очевидно, для спутниковой связи. Особняк выглядел весьма колоритно – этакая барская усадьба. Правда, без барина и челяди – окна были темны, и тишина, царившая вокруг, навевала уныние.

Солнце медленно скрывалось за кронами деревьев, вечер постепенно вступал в свои права. В одном из подсобных сарайчиков я обнаружил генератор и запустил его. Здесь же стояло пять двухсотлитровых бочек с горючим, так что просидеть без электричества весь вечер мне не грозило.

Как ни странно, входная дверь оказалась запертой. Покидая базу и налагая мораторий на ее посещение на неопределенный срок, владельцы тем не менее возжелали перекрыть доступ и случайным посетителям. Довольно глупое решение, надо сказать – посреди тайги никакой замок не в состоянии остановить того, кто захочет попасть на охраняемую этим замком территорию.

Выстрел из карабина в сердечник легко сломал сопротивление замка, и я оказался в большом холле. Найдя электрощит, не стал разбираться, какой блок для чего предназначен и включил все шестнадцать. Двор залило ярким светом, я удовлетворенно кивнул и отправился искать место для ночлега. По всему, проблем с этим не должно было возникнуть – вряд ли высокопоставленные особы, которых привозили сюда отдохнуть, все, как один, предпочитали спать лицом в салате.

4

Ночь я провел в условиях, для самого сердца девственной тайги неожиданно приятных. Номера предусмотрительно обустроили с высочайшим комфортом, чтобы высокие гости ни в чем себе не отказывали – от шикарной ванной комнаты до двухкамерного холодильника, в котором, правда, ничего не было. Зато в мини-баре обнаружилась целая коллекция элитного спиртного. Что касается провианта, то, прояви я настойчивость – и, уверен, нашел бы, чем отужинать из местных кладовых. Наверняка с вип-отдыхающими сюда доставляли и поваров. Не будут же сильные мира сего лично шинковать салаты и разделывать рыбу. Не барское это занятие, в самом деле. А где есть повара, там должна быть и кухня с кое-какими запасами.

Но вместо поисков кухни я спустился к лодке и забрал рюкзак. Подкрепившись собственной снедью и запив ужин бокалом бренди, я отошел ко сну.

Спал крепко, без сновидений, и утром, с первыми лучами солнца, был уже на ногах. Покидая комнату, прихватил бренди с собой – неизвестно, сколько еще придется провести в тайге в полном одиночестве. В таких условиях алкоголь поможет подлечить душу, если уж совсем тоска одолеет.

Электричество отключать не стал, сочтя это излишней предосторожностью. Просто заглушил генератор и, поправив висящий на плече карабин, пошел к лодке. День только начинался, обильная роса еще вовсю блестела на траве, и было довольно прохладно. Но выжидать, пока солнце прогреет воздух, не хотелось – напрасная трата времени.

Однако, обогнув угол главного корпуса, я уперся взглядом в огромную лайку, что сидела на дощатом помосте напротив лодки. Псина ехидно усмехалась, глядя на меня умными, почти человеческими глазами.

Прежде, чем я сообразил, откуда здесь взялся этот зверь, карабин соскользнул с плеча и удобно устроился в ладони. Но выстрелить я не успел. Где-то за спиной прозвучал подзабытый, но все равно легко узнаваемый голос:

– Я бы на твоем месте бросила карабин, Арес. Если не хочешь получить стрелу между лопаток.

Я уронил карабин в траву и медленно обернулся. Артемида стояла в беседке, скрытая до пояса бортиком, и держала в руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Тетива была не натянута, но я не стал обманывать себя – в стрельбе из лука Артемида равных не знала.

– Привет, – не смотря на ее грозный вид, я не выдержал и расплылся в улыбке. Даже не ожидал, что мои поиски завершатся так быстро и так успешно. – Вижу, сохраняешь верность старому оружию? Огнестрельное не признаешь?

– Лук бесшумнее и благородней, – холодно сказала она.

– Ты бы его опустила, – попросил я. – А то я себя не очень уютно чувствую, когда меня держат на прицеле. Особенно, когда это делаешь ты.

– Потерпишь, – отрезала Артемида. – Я не собираюсь становиться твоей следующей жертвой. – Она трижды коротко свистнула в сторону. Рядом со мной тут же появились два пса. Не сводя с меня пристального взгляда, Артемида обронила: – Отнесите карабин в лес и бросьте там.

Один из псов взял оружие в зубы, в два прыжка оказался у частокола и перемахнул через него без видимого напряжения. Второй же уселся передо мной, вывалив язык и обнажив зубы. В его глазах отчетливо читалась насмешка.

– Я чего-то не понимаю? – спросил я. – Зачем ты в меня целишься? Почему ты заговорила о каких-то жертвах?