Обычные командировки. Повести об уголовном розыске

Захотелось в лес. Без ружья, без собаки, так, побродить. Вот бы на Волгу, в ту деревню, в которой снимал домишко в прошлом году… Там постоянно дует ветер. Жена еще говорила, что тот дом в ложбине, как в аэродинамической трубе. Уж здесь бы она оценила ту «трубу»… Итак, в карманах у Славина не было конфет «Снежок», не было их и дома, по крайней мере на виду, в серванте. Но ведь могли же его угостить? А может быть, случайно купил их в ларьке? Все может быть. «Интересно, а не сохранились ли на этих обертках отпечатки пальцев?» – подумал Дорохов, рассматривая свою находку.

Вошел капитан Киселев и с любопытством уставился на небольшие бумажные шарики.

– Слушай, Захар Яковлевич, ты мог бы вызвать сюда эксперта-дактилоскопа?

– Пожалуйста! – Киселев набрал номер, попросил эксперта зайти и сел возле письменного стола.

– Скажи, пожалуйста, у вас много нераскрытых преступлений? – спросил полковник.

– Да не очень… В этом году повисли у нас две квартирные кражи в новых домах и хулиганство в сквере. Возле той самой беседки. Вернее, не хулиганство, а драка с телесными повреждениями. Оба потерпевших в больнице лежали. Спрашиваем: «Кто избил». А они твердят: «Сами разберемся». Вот и все нераскрытые. А с прошлого года осталась кража из промтоварного магазина. Воры шерстяных вещей вывезли тьму-тьмущую. Была у преступников машина, но какая, точно неизвестно. Скорее всего, микроавтобус УАЗ или рижский РАФ. Всех своих перебрали, да без толку, думаем, гастролеры какие-то. Правда, этим делом сам Макаров занимался.

– А у соседей как?

– У соседей по-разному. В Степном районе всегда тишь да гладь, вот только в начале лета магазин обворовали тоже на машине.

– Раскрыли?

– Пока нет. Другой ближайший район у нас Железнодорожный. Райцентр – узловая железнодорожная станция, так там что твой проходной двор. У них всего хватает. Недавно магазин «Ткани» обворовали. Милиционер воров заметил и пытался их задержать, но они машиной сбили его и скрылись. С переломом бедра лежит в больнице. Преступники перед самой кражей угнали там же в райцентре частный «москвич», а потом его бросили.

Дорохов слушал и делал у себя в блокноте пометки. Оба не заметили, как в кабинет вошла молодая голубоглазая женщина с пышной копной светлых волос:

– Вызывали, товарищ капитан?

– Как же, как же, просил. – И обратился к Дорохову: – Позвольте представить вам, товарищ полковник, нашу «криминалистическую науку»: Анна Сергеевна Смирнова – великий специалист по дактилоскопии.

– Ну так уж и «великий»! – улыбнулась Смирнова и протянула руку Дорохову.

Дорохов молча пододвинул к ней найденные возле жасмина шарики. Эксперт взяла чистый лист бумаги, откуда-то из кармана платья достала пинцет, небольшое увеличительное стекло и развернула конфетные обертки, расправляя каждую бумажку концами пинцета. Стала внимательно рассматривать.

– Что же вы хотите знать о них, товарищ полковник?

– Все, и главное – кто съел то, что было завернуто, – усмехнулся Дорохов.

– Это нашей науке неизвестно, – в тон ответила женщина. – Могу вам сказать лишь то, что конфеты одной партии.

– А нельзя ли, дорогая Анна Сергеевна, на них отыскать следы пальцев?

– То, что вы задумали, вряд ли получится. Нет, следы здесь, бесспорно, есть, я их проявлю, но использовать эти отпечатки для идентификации личности не удастся. Во-первых, слишком мизерная поверхность. Во-вторых, бумага была настолько скомкана, что особенности папиллярных узоров наверняка стерлись.

– Ну что ж, нельзя так нельзя, – вздохнул Дорохов. – А жаль. Думаю, тот, кто съел эти конфеты, нас с Киселевым очень заинтересует. А вы, Анна Сергеевна, любите конфеты?

– Как вам сказать, в меру, пожалуй.

– А за какое время, по-вашему, можно съесть четыре-пять «Снежков»?

– Ну это кто как ухитрится…

– Товарищ полковник, – не вытерпел Киселев, – да при чем тут эти самые «Снежки»?

– Этого я и сам пока не знаю… Кстати, поручи кому-нибудь разузнать, есть ли «Снежки» сейчас в продаже, а если нет, то когда продавались… И хорошо бы немного купить, ну хотя бы граммов сто.

– Будет исполнено, товарищ полковник! – Киселев в недоумении пожал плечами.

Едва капитан ушел, в дверь кабинета постучались, осторожно, неуверенно.

– Входите, входите! – дважды повторил Дорохов. В комнату робко вошла девушка в простом темном платье, с большим потрепанным портфелем в руках. Дорохов сразу признал Зину Мальцеву и подумал: «Лицо совсем детское, а застывшая в глазах боль сделала ее взрослой».

И его словно кольнуло: «Вроде Ксюши моей, чуть постарше. Да нет, та побойчее будет». И подумал суеверно: «Не дай бог и ей попасть вот в такую же историю».

– Заходите, Зиночка. – Он вышел ей навстречу, подвинул стул и сам присел рядом. – Да не смущайтесь. – Ему захотелось провести рукой по ее волосам и прибавить: «Доченька», но он сдержался. – Располагайтесь поудобнее.

Дорохов взял портфель из рук девушки, удивился его тяжести и бережно поставил на пол.

– Ну, рассказывайте, – решительно сказал он.

– Я не знаю, что… – почти прошептала девушка.

– Как это – не знаю? – Дорохов повысил голос, увидев, что губы девушки задрожали. Он знал, что самый худший способ успокоения в таких случаях – это жалость и сочувствие. – Замуж собираешься, а не знаешь, какой у тебя жених. Ведь любишь?

– Люблю, – почти с вызовом обронила девушка.

– Ну и прекрасно, люби на здоровье, если он, конечно, того заслуживает…

– Да как вы можете так говорить, если… раз вы его не знаете. Это такой парень! Я из-за него и в институт не пошла.

– Времени на подготовку не осталось?

– Вы не так меня поняли… Олег говорил, что нельзя выбирать профессию по принципу, где конкурс меньше или институт поближе к дому… Что профессия должна быть, как любовь, – одна и давать такое же счастье. Он говорил, что сначала надо пощупать своими руками ее, эту будущую профессию, а потом решать. – Зина раскраснелась, ее серые глаза стали почти черными. – Вы думаете, Олег не мог сразу поступить в институт? Да он лучшим в школе был, а пошел на завод. Говорил: позор руководить рабочими, не умея молотка держать в руках. А он умел, кстати, куда лучше, чем другие…

– А почему это вы, Зина, все в прошедшем времени о нем говорите? Говорил… Умел…

Девушка приободрилась и впервые посмотрела на Дорохова с доверием. Но, начав разговор о женихе, просто не могла остановиться.

– Он все удивлялся, почему многие боятся, а то и стесняются «неинтеллектуальной» работы. Стыдил нас, уверял, что в нас сидит мещанская спесь.

Зина поймала лукавый взгляд Дорохова.

– Вы, наверное, не верите мне. Но он такой, и ничего я не придумала. Хотите верьте, хотите нет. – Голос ее упал. – Я вот изо всех сил стараюсь вспомнить отрицательное в его характере и поступках, и ничего не могу припомнить.

Телефонный звонок прервал разговор. Дорохов снял трубку.

– Товарищ полковник! Это я, Рогов. Разрешите зайти?

Александр Дмитриевич закрыл трубку ладонью, подмигнул девушке:

– Как, нам Рогов не помешает, нет? Ну и отлично, – и попросил: – Заходите, Женя, пожалуйста.

Рогов появился тотчас, видно, звонил из соседнего кабинета, положил на стол тонкую папку.

– Тут мне Зина рассказывает об Олеге. Где у вас показания тех ребят? В папке? – Дорохов вынул оба протокола, подал их Мальцевой.

Девушка прочитала показания Ершова и Воронина и даже задохнулась от гнева:

– Мерзавцы, негодяи! Извините, Александр Дмитриевич, никогда не ругаюсь, а тут такое…

– А вы этих ребят знаете?

– Не только знаю, но дежурила вместе с дружинниками возле кинотеатра, когда все это произошло. Они приставали к девушкам, ругались, у выхода из кинотеатра давку устроили. Встали – руки в стороны и начали девушек ловить. Крик, визг, задние напирают, передние падают. Мы никак не могли сквозь толпу пройти. Петя Зотов кое-как пролез, схватил хулиганов за шиворот, а они вырываются. Ершов ударил Петю по лицу, вырвался – и бежать. Олег поймал его, но поскользнулся, и оба упали. Тут подоспела я, мы своего подшефного под руки – и в штаб, а Воронина Зотов и двое посторонних привели. Олег потом уже, позже, пришел. Ходил на колонку мыться: у кинотеатра лужа после дождя была, и он, падая, угодил в нее.

– Почему «подшефного»?

– Ершова в конце зимы из детской колонии освободили досрочно, он там за кражи из ларьков сидел. Горком комсомола поручил нашей дружине над ним шефство взять. Вы вчера видели в штабе большого такого парня – Семена Плетнева? Вот его и определили шефом к Ершову и к нему в бригаду устроили. Плетнев от своего воспитанника первое время чуть не плакал. Ну а потом отношения у них наладились, и парень вроде к лучшему изменился, а на экзаменах в техникум он встретился с Борисом Ворониным. После сдачи на радостях выпили и пошли развлекаться в кинотеатр. Когда мы стали акт составлять, то и решили все смягчить. Про то, что они сопротивлялись, не написали, и что Зотова ударили, тоже.

– Это почему же?

– Плетнев просил, и мы с ним согласились. Если бы написали, как все на самом деле было, не видать бы нашему подшефному техникума. Ему за такое хулиганство не пятнадцать суток, а год дали бы.

– Пощадили, значит, филантропы…

Когда Зина уже собиралась уходить, Дорохов поймал ее нерешительный взгляд, обращенный на портфель.

– Знаю, знаю: передача? – Зина кивнула.

– Можно?

– Что там?

– Книги и так кое-что, я испекла.

– Оставляй, пожалуй, на мой страх и риск.

Девушка ушла, и Александр Дмитриевич спросил Рогова, что он думает о показаниях Воронина и Ершова. Тот пожал плечами:

– Наверное, этим парням все-таки попало.

– Как попало? – не понял Дорохов.

– Как вел себя Лавров, не знаю, но то, что Плетнев всыпал Ершову, это мне известно, – невозмутимо продолжал внештатный инспектор.

Дорохов рассердился. Невозмутимость Рогова вывела его из себя. Чтобы сдержаться, он встал и зашагал по кабинету.

– Вы, товарищ полковник, – предложил Рогов, – сами с Плетневым поговорите, тогда вам все будет ясно.

– Поговорю, обязательно поговорю. Со всеми. Насчет «Снежка» удалось что-нибудь узнать?

– Сейчас в продаже нет этих конфет.

Рогов достал блокнот, полистал его и прочел: «Наш торг получил сто килограммов “Снежка” два месяца назад. Передали конфеты в магазин, и там их за два-три дня распродали».

Дорохов взглянул на часы, шел третий час дня.

– Когда удобнее навестить Макарова?

– Удобнее всего сейчас, – не задумываясь, ответил Рогов.

– Тогда идемте.

Начальника уголовного розыска Макарова они нашли в саду городской больницы.

– Очень рад вашему приезду, Александр Дмитриевич. – После взаимных приветствий майор первым начал разговор. – Боюсь, что Киселев с этим делом запутался. А сам, вот видите… – он беспомощно развел руками. – Перед ноябрьскими хотел грипп перехитрить, так с тех пор никак не выкручусь. Немного поработаю, и опять то сердце, то давление. Сейчас врачи обещают недельки через две выписать. Насчет дела Лаврова. Обоих я их знаю. Олега похуже, а Сережку Славина с детства. Раньше ведь мы в одном бараке жили. С его отцом вместе в сорок третьем ушли на фронт. В сорок четвертом вернулся домой с белым билетом. Сережка уже ходить начал, а отец погиб. Как подрос этот пацан, мать беды с ним натерпелась вдосталь. Сбежит Сергей из дому, соседка в слезы – и ко мне. Я уже в уголовном розыске был. И мы его ищем. Воровать стал, дважды в колонии побывал. Уговорил я нашего военкома и за полгода до срока отправил Сергея в армию. Домой вернулся совсем другим человеком, стал в парикмахерской работать. Старые дела бросил. Правда, иногда выпивал да в картишки поигрывал по мелочи. Года два назад был у нас с ним откровенный разговор. «Вы, дядя Жора, не беспокойтесь, – сказал он мне тогда, – я больше в тюрьму не сяду, а то все по молодости было». Степановна, мать Сережки, сыном не нахвалится: с каждой зарплаты подарки. И деньги все отдавал. Что тут произошло, никак в толк не возьму.

Макаров помолчал, потянулся к сигаретам, что возле себя на скамейку положил Дорохов, потом отдернул руку и снова заговорил:

– У нас в уголовном розыске народу раз-два и обчелся. Я, Киселев и два инспектора: один в отпуске, а другой уехал сдавать экзамены в юридический. Киселев у нас на розыскных делах сидит, а два других текущими делами занимаются. Мы с Женей Роговым взяли себе работу с молодежью, приходится на внештатных опираться. Важнее профилактики дела у нас нет. Ворами да грабителями становятся-то не сразу. Начинается с ерунды, с мелочи, а повзрослели – глядишь, за крупное взялись.

Макаров говорил с жаром, разнервничался, и Дорохов пришел ему на помощь:

– Я полностью с вами согласен, Георгий Петрович.

– А есть такие, что думают иначе: нечего с ними цацкаться, в тюрьму, мол, нужно их, тогда живо исправятся. Эка невидаль: за шиворот да в тюрьму… А ты попробуй не допусти до плохого мальчишку, останови вовремя! Вот мы с Роговым с ними и занимаемся, – усмехнулся майор и уже более спокойно продолжал: – Может, не всегда удачно. Что касается дружинников, то это основные наши помощники. Лаврова я помню, стоящий, справедливый. Я ему несколько раз серьезные задания давал.

– Может, за эти задания с ним и хотели свести счеты? – спросил Дорохов.

– Все может быть, но при чем здесь Славин? Он у меня ни разу ни по одному делу даже косвенно не проходил. Если Сергей действительно решил расправиться с Лавровым, то для этого должны быть веские основания… Ручкина не нашли? – обратился майор к Рогову.

– Нет, Георгий Петрович. У него через четыре дня кончается отпуск. Приедет – поговорим.

– Этот Ручкин, по-моему, должен пролить свет. Парень разбитной, общительный. Вам про беседку в сквере рассказывали? Так он там в первой пятерке. Была у нас тут воровская группка, так его однажды приглашали на дело, но Ручкин повел себя достойно, не только отказался, но и ребят отговаривал. С Лавровым они приятели, хотя как эта дружба сложилась, я себе и не представляю. Кстати, Женя сказал, что на месте происшествия была какая-то супружеская пара, забыл их фамилии. Вы с ними не разговаривали, Александр Дмитриевич?

– Нет.

– Может, они какие-нибудь детали припомнят?

– Поговорю обязательно.

– И еще, Александр Дмитриевич, просьба у меня к вам: кража из магазина висит с прошлого года, может, выберете время, посмотрите, как говорится, свежим глазом…

– А я уже сегодня просил Киселева дать это дело. Обязательно познакомлюсь.

– Кстати, как вам показался наш старший инспектор?

– Не знаю, что и сказать…

– Не показался, значит. Розыскник он отличный и, в общем-то, человек неплохой.

Майор взглянул на часы и встал:

– Вы извините меня, товарищ полковник: здесь процедурная сестра строже армейского старшины. Опоздаю – всем врачам нажалуется.

Они проводили Макарова к большому четырехэтажному больничному корпусу и, попрощавшись, ушли.

Вечером, около семи часов, к Дорохову пришли дружинники. Рогов протянул полковнику список:

– Здесь весь наш актив. Народ добросовестный, выполнят любое задание.

Дорохов оглядел собравшихся. Все сидели чинно, настороженно, видно понимая, что им предстоит важное дело.

– Вот что, друзья, придется обойти квартиры во всех трех домах, которые объединяют двор с той самой аркой, и поговорить буквально с каждым жильцом. Тех, кого не застанете сегодня, придется навестить завтра. Имейте в виду, нельзя пропустить ни одной квартиры, ни одного человека. Нужно отыскать всех, кто в тот вечер вернулся домой после одиннадцати, и побеседовать. Может, кто-нибудь видел во дворе Славина, а может быть, и еще кого-нибудь. Постарайтесь выяснить, не было ли у кого-то в тот вечер гостей, когда они разошлись и где живут. О ноже спрашивайте осторожно, лучше в конце разговора. Надеюсь на вашу вежливость и корректность.

– Можно вопрос? – поднялся во весь свой огромный рост Семен Плетнев. – А как быть с теми, которые нам что-нибудь расскажут про нож или драку? Приглашать к вам сюда?

– Не надо никого никуда приглашать. Поговорите, если сомневаетесь, что не запомните, то лучше запишите, а потом все доложите.

Ребята ушли искать свидетелей и злополучный нож. «Найдут ли?» – думал Дорохов. Он пододвинул к себе два объемистых тома, на обложке первого было крупно выведено: «Кража из промтоварного магазина». Листая документы, наткнулся на список: «Посещающие беседку в сквере». Возле каждой фамилии был указан возраст, место жительства и кое-какие сведения. Об одних говорилось, что они играют в карты, другие постоянно пьянствуют, третьи хулиганят и дерутся. Дорохов стал внимательно изучать фамилии. Пятым в списке оказался Степан Ручкин, двадцати шести лет, техник механического цеха, злоупотребляющий спиртными напитками и любитель картежных игр. Четырнадцатым по счету в списке был Сергей Славин, о котором говорилось, что он угощает подростков водкой, играет на деньги в карты и пользуется авторитетом. Одним из последних оказался Ершов.

Полковник набрал номер телефона дежурного по городскому отделу.

– Говорит Дорохов. Где капитан Киселев? Ушел с дружинниками? А Рогов тоже?.. Тогда будьте добры, доставьте ко мне осужденного за мелкое хулиганство Ершова.

Ершов независимо осмотрел кабинет, стрельнул глазами в Дорохова и небрежно уселся на стуле, всем своим видом показывая: «Спрашивайте – я готов отвечать». Александр Дмитриевич в свою очередь, не скрывая любопытства, смотрел на парня. «Парень как парень, – размышлял полковник, – неплохо одет, глаза живые, с хитринкой, видно, привык быстро схватывать обстановку. Но откуда такая самоуверенность? Ага! Вошел в роль “трудного”, привык, что все с ним нянчатся, все опекают, даже целая дружина. А вот интересно, какие у них отношения с бригадиром – Плетневым? Боюсь, прав Рогов: однажды этот самый тяжеловес не вытерпел и намял бока своему подшефному. Вполне возможно. А что, если я вначале ему немножко подыграю?» Дорохов достал протокол допроса, повертел его в руках и протянул Ершову:

– Это ваши показания?

Парень взглянул на свою подпись и, облокотившись на стол, небрежно ответил:

– Мои. Я давно собирался написать куда следует о безобразиях дружинников. Обнаглели они, гражданин полковник.

«Ага, все-таки “гражданин”, – мысленно отметил Дорохов, – и чин мой знает. Кто же тебя просветил? Киселев или старшина, что ко мне доставил? Значит, знаешь, что привели на допрос к полковнику, который в три раза старше тебя, и все-таки решил нахальничать? Ладно. Я с тобой буду предельно вежлив».

– Скажите, пожалуйста, Ершов, а кто из дружинников особенно безобразничает? О Лаврове вы рассказали, а как другие?

Ершов, прежде чем отвечать, поудобнее уселся, достал из кармана сигареты, спросил разрешения закурить, затянулся.

– Все они одинаковые. Я писал про Лаврова. Надо бы еще вам разобраться с другими, они тоже не лучше. Как чуть что не по них, сейчас с кулаками. Они всем нашим ребятам проходу не дают. Вот спросите у Воронина, он вам то же скажет.

Ершов продолжал говорить, а Дорохов думал, что просто необходимо преподать урок этому паршивцу, чтобы раз и навсегда понял, что наглость не может быть безнаказанной.

Он озабоченно взглянул на часы, было около восьми часов вечера, и извиняющимся тоном обратился к Ершову:

– К сожалению, нашу интересную беседу я должен на некоторое время прервать, но если вы не возражаете, то мы ее вскоре продолжим. Я прикажу, и вас отведут к дежурному.

– Уж лучше в камеру, гражданин полковник, там как раз сейчас ужин.

– Хорошо, – согласился Дорохов.

Через полчаса Ершов, довольный, улыбающийся, на правах старого знакомого, снова вошел в кабинет. Едва он осмотрелся, как лицо его от удивления вытянулось. Видимо, рассчитывал застать одного чудаковатого полковника, которому, как он успел сообщить своему дружку Воронину, «залил мозги», а в кабинете оказались и Рогов, и Зотов, и его опекун Плетнев. Между ними стоял свободный стул, и полковник предложил его Ершову. Тот сел осторожно, на краешек, опасливо поглядывая на своих соседей.

– Ну что ж, Ершов, расскажите о безобразиях дружинников, – предложил Дорохов. – Начните хотя бы с Семена Плетнева. Вы ведь в его бригаде работаете?

Ершова словно подменили. Не было уверенного в себе человека, небрежно ведущего беседу. На стуле молча сидел явно нашкодивший, провинившийся парнишка.

– Так вот, товарищи, Ершов как будто стесняется, придется мне самому передать вам, что он только что говорил. О безобразиях Лаврова он уже дал показания, потом я их вам прочту. Но Ершов сожалеет, что не написал жалобу и на других дружинников, занимающихся рукоприкладством. Кстати, он недоволен вами, Плетнев. Вы что, били Ершова?

Большой, красный как рак Плетнев поднялся со своего стула:

– Бил, товарищ полковник, два раза. Только, товарищ полковник, я его еще раз выпорю. Пусть отсидит свои пятнадцать суток и вернется к нам в общежитие. Его отдали в мою бригаду, а меня назначили шефом. Я с ним носился, уговаривал, время на него тратил… А он, лодырь, не хочет работать, и все тут. Только отвернусь, а он уже где-нибудь в закутке спит. Сколько раз всей бригадой обсуждали, уговаривали – не помогает. «Будешь работать?» – спрашиваю, а он мне: я, дескать, вор-законник, и нам работать не полагается. Ну я и согрешил: снял с него порточки и ремнем. Этот способ что ни на есть подходящий, сам знаю. Батя у меня строгий был. Ну, думаю, раз я шеф, так это что-то вроде нареченного отца, а раз отец, значит, имею право. – Семен повернулся к Ершову: – Что, Левка, рассказать, за что я тебя второй раз выпорол?

– Не надо, Сеня.

Парень совсем сник, в нем не осталось ни тени бесшабашности и наглости.

Дорохов решил начатый разговор довести до конца. Он попросил Рогова рассказать, как составлялся акт о хулиганстве Воронина и Ершова.

– Что тут рассказывать-то? Ты же, Левка, и сам знаешь. Вспомни, сколько мы с Семеном вечеров с тобой над математикой просидели. А Лена Павлова? Она тебе про грамматику и синтаксис, а ты ей пакостные анекдоты… А почему мы с тобой возились? Для отчета в горком комсомола? Нет, брат. Решили не пускать тебя больше в тюрьму. Ты вот экзамены сдавал, а мы с Семеном под дверями в техникуме торчали. Болели за тебя. Ну, и с хулиганством этим, если бы мы в акт записали, как все было на самом деле, ты бы год как пить дать получил. Значит, прощай техникум и все наше перевоспитание.

Семен Плетнев сидел молча, сосредоточенно, потом вдруг стал рассматривать Левкины брюки, отряхнул с них какую-то пылинку, покачал головой:

– Ну что ты за человек – без стыда, без совести? Эх, Левка, Левка. Дружинников хаешь, а ведь наши ребята в получку скинулись и костюмчик с рубашкой тебе купили. Твоих-то денег и на галстук бы не хватило. Лаврова ругаешь, а тот акт ведь Олег составлял… А ты узнал, что человек попал в беду, и на него наврал.

Левка совсем согнулся, еще ниже опустил голову и молчал. Сейчас перед Дороховым сидел несчастный, запутавшийся мальчишка. Ушли дружинники, полковник с Ершовым остались вдвоем. Александр Дмитриевич налил в стакан воды.

Парнишка облизнул пересохшие губы, жадно сделал несколько глотков, по-детски кулаком протер глаза.

– Садись, Ершов, поближе, поговорим. Как же ты в людях не научился разбираться? Неужели не понимаешь, кто у тебя друзья? Думаешь, те, что водкой поят в беседке? Ты вот в прошлый раз за кражи из ларьков сел в тюрьму один?

– Один, – протянул настороженно Ершов.

– Герой! Никого не выдал. Все дела на себя взял. А дружки, которых ты выгородил, передачи тебе в колонии возили? А когда освободился, пальтишко, костюмчик преподнесли? В техникум устроили?

– Ничего никто мне не преподносил. Избили за то, что с легавыми… ну, с дружинниками, связался. Хотели еще раз бить, да Сергей не разрешил.

– Какой Сергей?

– Славин… парикмахер.

– И его послушались?

– Еще как!

Ершов разговорился. Но тут с задания стали возвращаться дружинники, и полковник прервал беседу.

Зина Мальцева и Петр Зотов закончили обход квартир в одном подъезде, остановились у квартиры, где жил Ручкин. Позвонили, но ответа не дождались. Зина предложила:

– Зайдем к соседям. Может быть, они знают, куда уехал Ручкин.

– Зайдем, – согласился Зотов.

Соседнюю дверь открыла пожилая рыхлая женщина в просторном халате, с полотенцем в руках. Она смотрела на них настороженно. Из глубины коридора появился ее муж, худой, болезненного вида мужчина, с седой щетиной на давно выбритых щеках. Держался он несколько поодаль. Женщина, вытирая полотенцем потное лицо, быстро затараторила, не давая никому вставить слово:

– И что вы все ходите, все выспрашиваете, высматриваете? Мы с Георгием ничего не знаем. Что видели, то сказали. У него, – она кивнула в сторону мужа, – после убийства давление поднялось, а я, как засну, каждую ночь покойников вижу. Что же вы, не знаете, что старым людям волноваться нельзя? Мы ж пенсионеры, нам доктор велел каждый вечер в садочке сидеть, по скверу прогуливаться. А тут на глазах убивать стали. Вы, дружинники, порядок должны наводить, а от вас одни неприятности. Тот высокий парень… ну, в очках который, подошел к нам и сказал, что его знакомому плохо, что он просит нас побыть возле него, пока он вызовет «скорую помощь». Мы согласились, и что из этого получилось? Беда. Подошли, смотрим – лежит парикмахер Сергей. Раньше, когда Георгий еще работал, он к нему бриться через день ходил… А я глянула, пощупала руку, пульса нет, и говорю: «Ну, Георгий, пошли мы с тобой гулять, и мало того, что вымокли под дождем, так еще и попали в свидетели». Тут стали подходить люди. Пришел симпатичный, такой видный нз себя, хорошо одетый мужчина. Он тоже пощупал пульс у парикмахера и сказал, что ему теперь уж ничем не поможешь…