С них начиналась разведка

В ходе следствия выяснилось, что Филиппов никакого отношения к монархическим организациям не имел. Дело против него было возбуждено по доносу одного из сотрудников Петроградской ЧК, левого эсера, политическую платформу которых Филиппов не разделял и открыто осуждал.

3 сентября 1918 года Филиппов был освобожден из-под стражи. В его следственном деле появилась запись: «К предъявляемым А.Ф. Филиппову обвинениям он никакого отношения не имеет. На основании изложенного настоящее дело считаем законченным и подлежащим хранению в архиве Комиссии».

После освобождения Алексей Фролович продолжал работать в ВЧК. Он занимал руководящую должность в Секретном отделе. Одновременно был председателем Исполнительного комитета по делам духовенства России.

Скончался А.Ф. Филиппов в Ленинграде в середине 1950-х годов.

Штабс-капитан Луцкий

В городе Уссурийске Приморского края на памятнике-мемориале – установленном на постамент паравозе – сделана надпись: «В топке этого паровоза в мае 1920 года белогвардейцами и японскими интервентами были сожжены пламенные революционеры – борцы за власть Советов на Дальнем Востоке: Сергей Лазо, Всеволод Сибирцев и Алексей Луцкий». Имена первых двух патриотов – членов Военного совета Приморья, руководивших борьбой против японских милитаристов, думается, хорошо известны читателям. Об Алексее Луцком в наших средствах массовой информации рассказывалось крайне мало, на то были свои причины: люди его профессии зачастую долгое время остаются в безвестности.

После Октября 1917 года часть офицеров и генералов старой армии перешла на сторону советской власти. Они помогли ей заново сформировать армию и флот, придать их действиям эффективный характер и одержать первые победы. Были такие патриоты и среди царских профессиональных разведчиков. Поставив на службу новой власти свои специфические знания, они способствовали разоблачению заговоров, раскрытию замыслов тех, кто вынашивал планы интервенции и оккупации российских земель.

Проходят годы, открываются архивы секретных служб, общественность узнает различные факты из истории внешней разведки, появляется возможность рассказать о людях, внесших выдающийся вклад в обеспечение безопасности нашей Отчизны. И среди этих людей достойное место занимает представитель когорты первого поколения советских разведчиков – штабс-капитан Алексей Николаевич Луцкий.

Мундир вместо рясы

Алексей Луцкий родился 22 февраля 1883 года в городе Козлове Тамбовской губернии, в семье городского нотариуса, происходившего из офицерской семьи. Прадед Алексея, А.Н. Луцкий, был сослан в Сибирь за участие в восстании декабристов. Отец умер, когда Алексею не исполнилось еще и года. На руках матери осталось несколько малолетних детей. Небольшие сбережения быстро были прожиты. Детей пришлось устраивать в бесплатные учебные заведения, где даже кормили и одевали. Алексея, когда ему исполнилось восемь лет, по настоянию тетки-монахини Рязанского женского монастыря определили в Рязанское духовное училище. Затем он учился в духовной семинарии. Однако, к огорчению тетки, желавшей видеть племянника в рясе священника, девятнадцатилетний юноша отказался от перспективы стать священнослужителем, решил посвятить себя военной службе и надел военный мундир с погонами вольноопределяющегося. В дальнейшем вся его жизнь была связана с армией. Луцкого направили на учебу в Тифлисское военное пехотное училище. Окончив училище в 1904 году, он получает офицерский чин подпоручика с назначением в 4-й Несвижский гренадерский генерал-фельдмаршала князя Барклая-де-Толли полк в Москве.

Так как Россия уже находилась в состоянии войны с Японией, молодого офицера вскоре направили в Тулу, где формировались маршевые роты для отправки в Маньчжурию. С одним из эшелонов Луцкий едет в действующую армию и участвует в Мукденской операции, командуя одной из рот 1-го Восточно-Сибирского полка. В начале декабря 1905 года он переводится в 13-й Восточно-Сибирский полк, расквартированный в то время в Харбине.

Военное поражение, разложение в высших слоях офицерства, исключительное по размаху революционное брожение среди солдат и передовой части офицеров-фронтовиков дают пытливому уму пищу для размышления. Непосредственное общение с солдатами, которые тоже ищут объяснение происходящим событиям, сближают молодого Луцкого с ними.

В 1906 году Луцкий возвратился в Москву, в свой гренадерский полк. Осенью того же года в Козлове вступил в брак с Еленой Яковлевной Шишкиной, которая стала верной подругой и помощником в его бурной и недолгой жизни.

В октябре 1908 года Луцкий по собственной просьбе переводится командиром роты в пехотный стрелковый 13-й Восточно-Сибиркий полк, в котором уже ранее служил. К тому времени полк был передислоцирован из Харбина под Читу, на станцию Песчанка.

Молодой способный боевой офицер, хорошо знавший военное дело, был вскоре переведен в штаб дивизии, в Читу. Свободный от строевой службы, он усиленно занимался вопросами тактики и стратегии войны с Японией, изучал опыт минувших военных операций и сражений, задумывался над причинами поражения русской армии. Большое внимание он уделял проблемам разведки, в которой, по его мнению, японская армия во многом превосходила русскую. Интерес Луцкого к этим вопросам, видимо, был замечен командованием. В 1912 году его откомандировали на военный факультет восточных языков при Восточном институте во Владивостоке. Луцкий становится слушателем японского отделения, изучает японский, китайский и корейский языки.

Весной 1913 года командируется на два года в Японию для совершенствования языковых знаний и получения практических навыков по разведке. Помимо языковой практики, Луцкий активно изучал страну, её историю, политические ориентиры правительства. У него появились широкие связи в военных и политических кругах Японии, а также среди аккредитованных в Токио сотрудников иностранных посольств.

Осенью 1914 года в связи с началом Первой мировой войны Луцкий был отозван из Японии и возглавил школу по подготовке унтер-офицеров. Но уже через год он был переведен для прохождения дальнейшей службы, как специалист-разведчик, в штаб Иркутского военного округа.

Штабс-капитан Луцкий был одним из немногих офицеров штаба Иркутского военного округа, кто приветствовал свержение царизма. Революционные солдаты и офицеры избрали его членом, а затем председателем Совета военных депутатов Иркутского военного округа. В апреле 1917 года его назначают помощником начальника контрразведки штаба округа, а через месяц направляют в Петроград на курсы военных разведчиков.

Пребывание в Петрограде имело большое значение для развития политических взглядов Луцкого. На его глазах происходили важнейшие исторические события.

В Харбине и в Иркутске

В августе 1917 года Луцкий был командирован в Харбин, где возглавил отделение разведки и контрразведки. Он сразу же установил тесный контакт с местным Советом и познакомился с харбинскими большевиками. Жена одного из членов харбинской партийной организации позже вспоминала, как в беседе Луцкий однажды заявил: «Разделяя ваши взгляды, я думаю, что в Иркутск вернусь как член харбинской организации большевиков. Можете на меня положиться, в борьбе с врагами я с вами безраздельно».

Весь длительный и бурный период борьбы за становление советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке Луцкий занимался активной разведывательной работой. А она проходила в особо сложных условиях. Он вскрыл в Харбине контрреволюционный заговор бывшего управляющего русской администрацией, а затем – комиссара Временного правительства на КВЖД генерала Хорвата, готовившего разгон местных Советов и захват железной дороги, и проинформировал об этом советское правительство в Петрограде. Луцкому удалось также получить через агентуру и сообщить в Центр ценные сведения о продвижении к Харбину японских войск.

Однако положение в полосе отчуждения КВЖД и в самом Харбине усугублялось позицией, занятой консулами стран Антанты, которые поддержали Хорвата. В город вошли полторы тысячи японских солдат, а в его окрестностях расположились хорошо вооруженные отряды китайских войск, переброшенные туда из Южной Маньчжурии.

После подавления революционного движения на КВЖД интервентами и белогвардейцами и разгрома харбинского Совета практически вся Северная Маньчжурия превратилась в базу иностранной военной интервенции на Дальнем Востоке.

Вовремя предупрежденные Луцким члены большевистской организации и харбинского Совета ушли в подполье. Перешел на нелегальное положение и сам Луцкий. Изменив свою внешность с помощью грима, с документами на чужое имя он появлялся в различных районах города, встречался с агентурой, оставшейся в Маньчжурии, инструктировал её, договаривался о связи. Рискуя жизнью, Луцкий продолжал вести разведку в районе Харбина и передавал информацию в Петроград.

В начале 1918 года, преодолев многие опасности, Луцкий пробрался в Иркутск. В то время город являлся центром строительства советской власти в Сибири. После издания в январе 1918 года Советом народных комиссаров декрета об организации Красной Армии военный комиссариат Центросибири развернул работу по созданию революционных вооруженных сил в Сибири. Для этого использовался аппарат штаба Иркутского военного округа, в который были направлены старые военные специалисты, перешедшие на сторону советской власти. Луцкий был назначен заместителем командующего войсками округа М.Н. Рютина (будущего известного оппозиционера) и одновременно начальником штаба округа. Параллельно с решением армейских вопросов Луцкий возглавлял разведывательную работу против японцев и банд Семенова. Через внедренную в их среду агентуру добывал важные разведывательные сведения. Опыт работы в Харбине и знание обстановки, сложившейся в Маньчжурии, хорошо подготовили его к выполнению разведывательных и контрразведывательных задач, возложенных на него в Иркутске.

Так, Луцкому пришлось непосредственно заняться раскрытием шпионской деятельности уже знакомого ему по Харбину японского консула Сато. Все началось с того, что из-за кордона поступили данные о готовящейся переброске через границу двух японских агентов. Луцкий с группой своих сотрудников выехал на место и силами бойцов Забайкальского фронта установил наблюдение за участками границы, где было наиболее вероятно появление нарушителей. В первой половине апреля в прифронтовой полосе Забайкалья, вблизи станции Ворзя, недалеко от Кяхты, нарядом были задержаны ехавшие на крестьянской арбе двое «монгольских пастухов». Ими оказались японские агенты Абе и Азичино, экипированные под местных бурят. В арбе под сеном у них было спрятано оружие, а в одежде зашиты деньги и пакеты с документами. В пакетах оказались письма на японском и русском языках, адресованные консулу Японии в Иркутске Сугино и начальнику штаба контрреволюционного «Дальневосточного Комитета защиты Родины и Учредительного собрания» генералу Хрещатицному. Японцы признались, что пробирались в Иркутск по заданию японского отделения Генерального штаба, находившегося в Харбине. В Иркутске они должны были получить секретные крупномасштабные топографические карты Забайкалья и Приморской области, а также другие разведывательные материалы. Письмо к японскому консулу гарантировало им помощь и поддержку. Топографическими картами разведчиков должен был снабдить находившийся на советской службе бывший начальник военно-топографического отдела штаба Иркутского военного округа полковник Корзна, а разведывательными сведениями – проживавшие в Иркутске другие источники японской разведки. Для них арестованные везли из-за рубежа деньги и новые инструкции.

Не обнаруживая перед арестованными своего знания японского языка, Луцкий разрешил представителю консульства Японии в Иркутске встретиться с задержанными в своем присутствии. В результате ему удалось выяснить, что разведчики имели и другое задание – определить численность советских военных гарнизонов в Даурии и в ряде других населенных пунктов.

В ходе допросов выяснилось, что следом за Абе и Азичино под видом журналиста через Читу в Иркутск должен прибыть еще один гость из Харбина – высокопоставленный сотрудник японской разведки Муруски. Гостя встретили на иркутском вокзале и в течение нескольких дней сопровождали в его передвижениях по городу. В результате были выявлены еще несколько осведомителей японской разведки. Вскоре перед следственной комиссией предстали все члены японской разведывательной группы. Неприглядная роль японского консульства широко освещалась в местной и центральной печати.

Активная и успешная деятельность Луцкого по борьбе с иностранными разведками и их агентурой получила полную поддержку Центра. В частности, заместитель народного комиссара иностранных дел Л.М. Карахан по поручению совнаркома телеграфировал в Центросибирь: «Ваша энергичная деятельность и принятые меры против иностранцев всецело находят одобрение и решительную поддержку центрального правительства».

Последняя работа

В связи с мятежом белочехов в июле 1918 года все советские организации были эвакуированы из Иркутска в Забайкалье. В декабре того же года прокурор иркутского окружного суда разослал во все органы колчаковской контрразведки списки активных большевиков, подлежавших немедленному аресту. В них значился и штабс-капитан Луцкий с указанием его бывших должностей – старшего помощника начальника иркутской контрразведки и начальника русской разведки в Харбине.

Луцкий вновь перешел на нелегальное положение. Работал кассиром на железной дороге и собирал разведывательные сведения относительно передвижения войск противника. В конце 1918 года он был арестован и доставлен в Благовещенск. Но, очевидно, сведениями о его деятельности как советского работника контрразведка еще не располагала, и его освободили из тюрьмы. Обнаружив у Луцкого документы офицера старой армии, его мобилизовали в колчаковские войска. Он попал на штабную работу к белогвардейцам, рассчитывая получить данные, необходимые подпольщикам и партизанам. Однако один из провокаторов выдал Луцкого, сообщив о нем харбинской контрразведке. Разведчика вновь заключили в тюрьму, а затем по требованию генерала Хорвата, ставшего к тому времени уполномоченным колчаковского правительства по Дальнему Востоку, доставили в Харбин.

До февраля 1920 года Луцкий находился в харбинской тюрьме. Однако к тому времени военное и политическое положение в Сибире и на Дальнем Востоке коренным образом изменилось. Под ударами Красной Армии, партизанских соединений и всенародного движения против иностранной военной интервенции и контрреволюции была свергнута диктатура адмирала Колчака и его ставленников. Правительства иностранных держав вынуждены были начать эвакуацию своих войск. Эти события изменили обстановку и в Харбине. На КВЖД, по которой шло снабжение армии Колчака оружием и боеприпасами, началась забастовка рабочих. Забастовщики держались стойко, участились их вооруженные столкновения с карателями, прибывшими в Харбин для восстановления движения на КВЖД. Часть забастовщиков была арестована и брошена в харбинскую тюрьму.

31 января 1920 года партизанские отряды вошли во Владивосток. Рабочие Харбина устроили демонстрацию и потребовали освобождения политзаключенных. Мощное выступление трудящихся города в поддержку узников харбинской тюрьмы вынудило белогвардейское командование освободить Луцкого из-под стражи в числе других заключенных. По приказу военного министра эсера Краковецкого он был отправлен во Владивосток.

В дальнейшем судьба Луцкого была связана с Дальним Востоком. В феврале 1920 года он назначается членом Военного совета Приморья и начальником разведывательной и контрразведывательной служб штаба партизанской армии. Здесь он работает в тесном контакте с Сергеем Лазо, являвшимся одним из руководителей Военного совета, занимается реорганизацией партизанских отрядов в регулярные части революционной армии, добывает исключительно важные секретные документы главнокомандующего японскими оккупационными войсками на Дальнем Востоке. Вся эта напряженная работа проводилась в исключительно сложных условиях наличия войск иностранных интервентов в данном регионе. К сожалению, Советская Россия вела в то время тяжелую войну с буржуазной Польшей и не могла приступить к решительным действиям по освобождению края от интервентов и контрреволюционных сил.

Несмотря на уход из Владивостока войск США и стран Антанты, надежда на скорое окончание интервенции являлась неопределенной. Японские войска остались на Дальнем Востоке. Более того, они заменялись и пополнялись. В Приморье и Владивостоке японцы расположились так, словно находились в оккупированной стране. Военные объекты города, железнодорожные станции Уссурийской дороги и Сучанской ветки были заняты японскими гарнизонами и караулами. Очевидно было, что японцы готовятся к серьезным действиям по оккупации всего края. На ноту с требованием о выводе японских войск из Приморья правительство Японии 30 марта 1920 года ответило, что эвакуация войск с русской территории откладывается на неопределенное время. На основании имевшихся разведданных, Луцкий 1 апреля сообщил Реввоенсовету 5-й армии: «Отношения с японцами натянутые. Наша позиция твердая, спокойная. Оценка тактики японцев: более всего вероятно, что они будут создавать инциденты, давить на нас вплоть до полной оккупации ряда населенных пунктов. Но возможно мы стоим накануне открытого выступления». Анализ обстановки оказался правильным. Интервенты выступили.

В ночь с 4 на 5 апреля 1920 года японские солдаты внезапно окружили все правительственные учреждения Владивостока И, ворвавшись в здание Военного совета, арестовали находившихся там членов совета Сергея Лазо, Всеволода Симбирцева и Алексея Луцкого.

Больше месяца их допрашивали и пытали в застенках японской военной контрразведки. Не сломив волю мужественных патриотов, японские интервенты и белоказаки атамана Бочкарева вывезли их в конце мая из Владивостока и сожгли в паровозной топке на станции Муравьёв-Амурская.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.