Без дна. Том 1

Всё произошло так стремительно! Та относительно благополучная, оберегаемая вездесущими МВД, КГБ с таким тщанием цитадель, в которой она, кажется, нашла себе уютную нишу, оказывается, все эти годы подтачивалась каким-то грибком-невидимкой и едва ли не в одночасье превратилась в труху. Её муж, удачно присосавшийся к питающему его вымени, вдруг обнаружил, что корова-то мертва, вымя быстро ссохлось и питаться ему дальше вроде как и нечем. Удачливый добытчик, кормилец при прежних властях обернулся никудышным приспособленцем при нынешних. Гибкости, сообразительности ему не хватило. Он стал тонуть, а Екатерину Милославскую как будто осенило: «Да пошёл он к чёрту! Зачем мне такой? Вечно ноющий, беспомощный». И что, конечно же, самое главное – по-прежнему нелюбимый. Нежеланный, недорогой. Словом, лучше одной.

Хотя прежде чем расстаться с мужем, по привычке посоветовалась с братом. Тот, в отличие от супруга, уже сориентировался в новой обстановке, понял, какими широчайшими возможностями проявить себя во всей красе, во всю удаль молодецкую наделён отворившийся перед ним, готовый принять его с распростёртыми объятиями новый «демократический мир». Спорить, переубеждать сестру не стал. Она же, разведясь, сумела, благодаря только что родившейся дочери, сохранить за собой и квартиру, и приличную сумму в долларах на счетах одного из иностранных банков (это уже брат её вовремя подсуетился). Словом, реформы и девальвации на её сбережениях совсем не сказались. Скорее, финансы приумножились.

Ровно в четыре, как договаривались, у Екатерины Юрьевны не получилось: их «летучка» затянулась – к указанному ей дому подъехала уже в пятом часу. Но хоть и опоздала, у крылечка дряхленького, почти сельского вида домика, таких в Краснохолмске ещё пруд пруди, её встретила терпеливо дожидающаяся маленькая, худенькая, вертлявая женщина. «Здравствуйте, я Марина. Пожалуйста, прошу вас», – угодливо отворила перед гостьей входную дверь. Потом вверх по пошатывающейся под тяжестью сразу двух персон деревянной лестнице. «Извините, здесь всё так запущено. Дому больше ста лет… Нет-нет! За эти перильца лучше не браться… Сюда, пожалуйста. Только голову вначале опустите».

Наконец вошли. Екатерина Юрьевна помнила: муж-художник, студия. Поэтому и рассчитывала, что её сейчас встретит вдохновенный, длинноволосый творец в испачканном красками живописном балахоне, за мольбертом, с палитрой в одной руке, с кистью в другой. В чём-то её ожидания оправдались, в чём-то нет. Волос действительно много, слегка вьются и стоят дыбом. Взгляд немножечко сумасшедшего. Большое сходство с объективно отражающими действительность фотографиями Эйнштейна и Эйзенштейна. Скорее всего, какой-нибудь «штейн» и этот, а Екатерина Юрьевна, надо в этом признаться, немножко антисемитка… Совсем чуть-чуть. Она ещё не знает, что ей сказать, что сделать, а потенциальный «штейн» уже успел ухватить гостью за руку, энергично потряс: «Иннокентий Михайлович Небаба». Следовательно, ошиблась Екатерина Юрьевна: не «штейновские» у него корни-то, а, скорее, хохляцкие. Впрочем, те и другие примерно одного поля ягодки. Но что никак не совпало со стереотипным представлением, каким должен выглядеть истинный художник, – это наряд. Вместо ожидаемого испачканного красками балахона – довольно приличный, хотя и заметно поношенный костюм из тёмно-синего вельвета. Правда, вместо галстука нечто смахивающее, скорее, на тёмно-коричневый шнурок для ботинок. «Салве, госпожа Милославская! – И голосок у него тонюсенький, никак не соответствующий его довольно большому, хорошо за метр восемьдесят, росту. – Наслышаны о вас. В первую очередь как о ближайшей родственнице нашему… – пальцем вверх, – экс юнге леонем. По когтям можно узнать льва. И львицу тоже».

Екатерине Юрьевне редко по жизни приходилось общаться с такого рода «живописными» людьми. Основной её контингент – относительно состоявшиеся в этом мире люди. Но из уже пусть и скупого опыта она сумела извлечь для себя тот вывод, что в основной своей массе это люди, с одной стороны, пребывающие в полной уверенности, что они небожители, а все остальные, «непосвящённые», не более чем путающийся у них под ногами мусор, а с другой, если исходить из чисто житейских мерок и соображений, не лишённые сознания своей ущербности и по этой причине частенько юродствующие. Судя по всему, этот пытающийся что-то ещё лопотать на латыни относится к их числу. Это же соответствовало и услышанному недавно от Инны Иосифовны, когда она рекомендовала родственников девушки: «Нищета».

Пока Екатерина Юрьевна непроизвольно вытирала о жакет только что побывавшую в потной горсти художника руку, тот продолжал свою очевидную домашнюю заготовку: «Но трепещи, Вселенная, когда голодная львица выходит на охоту! А вы, значит, пришли за нашей Афродитой? Приветствую ваш вкус! Нашу девушку хоть в Эрмитаж выставляй! Будет пользоваться огромным успехом!» Тут уже пришёл конец терпенью Екатерины Юрьевны, показала свои когти: «Что вы мелете?.. Думайте, о чём говорите! Я тут у вас не за экспонатом для музея. Мне нужна хорошая гувернантка, а не хорошенький экспонат. Чувствуете, я надеюсь, разницу?!» И словно воздух мгновенно выкачали из художника, как будто на глазах Екатерины Юрьевны похудел, сморщился – не таким уж и страшным он на деле оказался. Даже как будто попятился: «Вы меня неправильно поняли…»

«Пожалуйста, – тут же вмешалась Марина, – не обращайте на него внимания, это у него манера такая. Он же не может просто. Как все». – «Ну и отлично!» – смилостивилась Екатерина Юрьевна. Решила, что лучше с этим человеком не иметь никаких дел, обернулась к Марине: «Всё-таки давайте по делу. О вашей, насколько мне известно, племяннице». – «Да-да! Конечно-конечно!» Художник же как-то незаметно растворился, может, спрятался за ближайшим мольбертом (их тут парочка), его сейчас не видно и не слышно. «Пожалуйста, присядьте…» Если б ещё было на что присесть! Марина спешно освободила сиденье дряхленького креслица с лохматыми подлокотниками. «Поверьте мне, я не преувеличиваю, ничего не приукрашиваю. Гея действительно необыкновенно замечательная девочка!» – «Только, пожалуйста, без общих слов. Не надо этой рекламы. Что значит “замечательная”?» – у Екатерины Юрьевны после эскапады художника Небабы подпортилось настроение. Она действительно сердита. «Такие сейчас – большая редкость. Очень воспитанная…» – «Да-да, – обрывая очередную рекламу, проговорила она. – Я об этом уже наслышана. Её бабушка. Искусствовед. Французский язык. Меня сейчас больше интересуют её родители. Скажите, как рано она стала сиротой?» – «Довольно рано, – Марина сразу как-то насупилась. – Ей ещё не исполнилось девяти» – «Отчего они умерли?» – «Видите ли… они не совсем умерли…» – «То есть…» – «Да, умерли, но… точнее, их убили. Словом, они жили в собственном доме под Пицундой, но… вы же, наверное, помните, что было в тех краях, когда местные схлестнулись с грузинами? Они чего-то искали – то ли деньги, то ли оружие. Ничего не нашли. Разозлись и в отместку за это сожгли дом, а родителей… прямо на её глазах…» – Марина запнулась, а Екатерина Юрьевна невольно поёжилась: «Какой кошмар!» – «И родителей и двух старших братьев, – видимо справившись с волнением, продолжила Марина. – Но вот её отчего-то пощадили. Может, из-за того, что слишком мала».

Екатерине Юрьевне стало не по себе. К тому же через отворённое окно проникал противный запах. По-видимому, где-то неподалёку жарили рыбу. «Нельзя ли закрыть?» – «Да-да! Конечно! – Марина бросилась к окну. – Мы же с мужем… – она справлялась с окном и одновременно говорила, – нам живётся очень трудно… У нас двухкомнатная, но нас шестеро. Родители моего мужа. Гея, получается, седьмая. Поэтому мужу приходится больше времени проводить здесь, а это не очень удобно… У него бывают натурщицы…» Екатерина Юрьевна не поняла, какая связь между «не очень удобно» и натурщицами, но зацикливаться на этом не стала. «У меня просторный дом. Почти пустует. Я предложу ей переехать к нам. Надеюсь, она согласится. Вас, я думаю, это также устроит». Женщина начала благодарить, но Екатерина Юрьевна не стала её слушать. Только объяснила, что переезд состоится не раньше, чем вернётся из Америки её дочь, а это должно случиться в конце следующей недели. «Я вам позвоню накануне».

Екатерина Юрьевна уже собралась было уходить, когда из своего временного небытия вынырнул Иннокентий Михайлович Небаба и протянул гостье какой-то рисунок: «Мой скромный презент!» Екатерина Юрьевна неохотно взяла. На рисунке – какая-то старая уродливая бабища. Догадалась, хотя не сразу: «Это, конечно же, я. Вот что называется “критический реализм”». Едва сдержалась, чтобы не разодрать его на мелкие кусочки. «Впрочем, если вам не нравится…» – Небаба протянул руку за рисунком, и Екатерина Юрьевна охотно ему его отдала. «И всё же прошу прощенья… – Похоже, этот человек ещё не до конца реализовал свою домашнюю заготовку. – Думаю, ни капельки не ошибусь, если выскажу предположенье, что вы человек достаточно, скажем так… состоятельный… Даже, возможно, богатый. Я это не в упрёк вам! Ни в коем случае. Жизнь так устроена. Куи нон лаборат, нон мандукет. Кто не работает, тот не ест. И ровно наоборот…» «Состоятельная» или «даже, возможно, богатая» Екатерина Юрьевна, как будто подначивая, уточнила: «Что ещё?» – «Иннокентий!» – стоящая неподалёку Марина, кажется, от стыда была готова сквозь землю провалиться. «Нет, ничего, – на этот раз Екатерина Юрьевна почему-то стала снисходительна. – Если у вас ещё есть что – продолжайте». – «Так вот, вы – мы согласились на этом – богаты, а все богатые, так уж испокон века повелось, украшают свои палаты каменные картинами. Конечно, я не Шилов и не Глазунов и не претендую… Но и мы, как говорится, не лыком…» – «Хорошо, покажите, что у вас есть». Всё понятно. Этот «не Шилов и не Глазунов» хочет всё-таки сбагрить «богатенькой» что-то из своего. Да будет так!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.