Ветер моих фантазий. Книга 2

Неделю мы спокойно не жили, с ужасом ожидая плохих вестей. На занятиях нам не сиделось. Но и днями целыми сидеть в номере у Акиры нам тоже было совестно. Так что мы злостно прогуливали куски лекций или целые дни, сваливая всё на моё недавнее ранение, мою дурноту последующую и что вот Лий и Лера за мной таскались, меня контролируя. Ну, и за Ки Ра, который прямо говоря спас Лере жизнь.

На третий день королева сплетников нас едва не удушила, раздираемая любопытством и противоречивыми сплетнями, словно пчёлами напуганными носившимися по коридорам университета и жалившими все любопытные и даже не очень любопытные носы. Но, впрочем, мы не кипели желанием спасать Кристину и её «слабое сердце», охочее до хлеба и зрелищ. Ну, до ярких историй хотя бы. Свалили, что наш другой друг безвылазно следит за спасителем, и мы тоже в гости ходим. Но Кристину с собой брать отказались.

Лера вовремя припомнила, как случайно наткнулась на королеву сплетников, рассказывающую про неё гадости, типа «старой девой помрёт, швабра» и всё такое. Подруженция моя тогда ещё и вышла, попав на глаза сплетницам. Так что Лерунчик вовремя всё припомнила и вполне правдоподобно или даже натурально окрысилась на Кристину. Да и… нас всех мучил вопрос, не были ли те слишком ретивые хулиганы всего лишь пылкими воздыхателями самой королевы сплетников, посланными ею из мести?

Акира в основном и был около нашего спасителя. За шкирку к врачам таскал, на осмотр – мы сами эту душераздирающую сцену пару раз застали. И подсмотрел, что кореец как-то много таблеток хлопает. И, похоже, успешно допытал. Так что стал контролировать.

А во время, свободное от своей тюремной лечебной деятельности, эти двое мирно рисовали. Ки Ра его прямо тюремщиком обзывал и много как ещё. Удивлённая Лера, заставшая пару их споров, мне тайно доложила – и Виталию наверняка тоже – что наши иностранцы матерились на японском, корейском и китайском языках. Кажется, китайский Акира понимал не очень, что, впрочем, ругаться ему не мешало. И бдить, чтобы в ближайшие дни после подвига за героем был надлежащий присмотр и уход.

– Они нас не так понять! – выл как-то раз Ки Ра, застигнутый вместе со своим новым другом на месте преступления – кореец отчаянно цеплялся в дверцу холодильника, а японец его крепко обнимал со спины, к какому-то продукту отчаянно не пуская.

Просто они дверь забыли прикрыть, вернувшиеся то ли с прогулки, то ли с очередного врачебного осмотра. Про врачей, их гипотезы и пытки их парни оба мало всего говорили. Норм, поправляется – и всё, что обычно мы от них слышали по этому поводу.

Помимо упаковок от еды номер временами зарастал бесчисленным множеством смятых листов или рисунков. Карандаши, маркеры, даже палитра в двадцать четыре акварельных краски, альбомы, резинки, линейки, стаканы одноразовые с разноцветной водой, ещё плескавшейся или уже высохшей, оставив матовый слой краски на дне и части стенок… чем эти двое занимают свободное время, было сразу понятно.

Правда, я никак не могла понять, мог ли Ки Ра оказаться тем самым Бездушным, молодым художником, набирающим популярность в Дальней Азии?..

Потому что у Бездушного был уже более-менее сложившийся стиль, чёрно-белые картины, иногда с кровавыми примесями, мрачноватые. А эти два любителя рисования, вдруг нашедшие рай на земле, объединённые взаимной любовью к живописи, постоянно скупали и использовали разные материалы, пробовали разные техники. Плодили разные цветовые гаммы: ахроматическое сочетание цветов, родственные цвета, контрастные, оттенки цветов в схожей цветовой гамме – тёплые, холодные, нежные, броские, безумные, пёстрые, едва заметные, кажется, с любимой японцами блёклостью цветов… вон, у них даже в дорамах, если приглядеться, плёнка будто тускловатая, отчего и пейзажи, и костюмы актёров блёклых, спокойных обычно оттенков. Не то, что кадры корейских дорам, с сочным буйством цветов и оттенков! Ох, чего там только нам не попадалось меж их завалов! Которые, к счастью, нам не запрещали осматривать и складывать в стопочки. Манга, анимэшные зарисовки, полотна как у импрессионистов, пародии или подделки в стиле Ван Гога, сюрреализм, Венера, выступающая из пены морской – хотя и отчётливо азиатской внешности и умеренно пышной фигуры… короче, этих двоих понесло. И серьёзно. Номер Акиры превратился в кладовые едва ли не Эрмитажа.

Мы с Лерой на всякий случай повадились их навещать по вечерам – и таскать еды. Чтоб они там вдруг с голода не загнулись, увлечённые. Сухим пайком и сосисками нас снабжал Виталий, единственный работающий из нашего старого состава чудиков и оторванных от мира сего. Но, впрочем, эти двое художников отжигали и улетали в миры иные не хуже нашего. Кажется, все творцы искусства одинаковые. Ну, хотя бы временами страдающие схожим приступом безумия, который называется вдохновением.

Парни, кстати, ощутимо похудели и побледнели. Особенно, к концу первой недели. Но глаза у обоих были счастливые, частенько – в обрамлении разноцветного макияжа сочной гуаши, нежных акварельных разводов или нежных росчерков сухой пастели. Руки не менее заляпанные. Или более.

Хотя как-то мы обнаружили сонного корейца, которому явно намеренно маркером чёрным глазки анимэшные открытые нарисовали сверху на веках. Было заметно, когда он носом клевал. Ага, и усы кошачьи – три слева, четыре справа. И нос собачий вроде, но не полностью дорисованный. Впрочем, Акира был живой, хотя и взлохмаченный выше обычного. Всё-таки, он почти всегда был причёсанный и в одежде выглаженной. На следующее утро мы обнаружили уже нашего японца с няшной пухлой курочкой синего цвета, нарисованной на правой щеке. Значит, наш кореец отыгрался. И вообще, у них там взаимная любовь. К рисованию.

На восьмой день после подвига Ки Ра, совмещённого с масштабной акцией стриптиза… хотя в новостях его торс и ноги до колен усиленно затемнили, так что сразу и не поймёшь, в каком состоянии подвиг спасения был совершён.

Короче, на восьмой день наблюдения за чужим творческим безумием, мои заплутавшие где-то музы, никак изменявшие мне с моими новыми друзьями, наконец-то вернулись ко мне. И меня прорвало…

«Последний влюблённый» – отрывок 13

Город, залитый солнечным светом, напоминал россыпь диковинных кристаллов, из родительской коробки. Будто отец наконец-то залез к верхней кладовой, вытащил тот самый, заветный, нераспечатанный ящик, подошёл к рабочему столу и высыпал его содержимое – разноцветные кристаллы всевозможных форм и составов – на блестящую поверхность стола. И под ярким светом ламп они заблестели разными гранями. И те из них, что просвечивали, явили скрытую свою глубину. Она завораживала… в неё можно было вглядываться вечно…

– Красиво, правда? – восторженно спросил Кристанран.

Впрочем, если по правде, не вид родного города со стороны гор так взволновал и восхитил его, а возможность в первый раз поделиться с кем-то этим видом, этой красотой. Дарить красоту другим порою ещё более приятно, чем наслаждаться ею одному. А Кри Та Ран этого пейзажа пока ещё не видел.

Мальчики какое-то время молча любовались городом. Точнее, любовался Кристанран. А Кри Та Ран только изображал интерес. Ведь кианины сами не испытывают никаких чувств. Только притворяются. Хотя было что-то странное между этими двумя. И кианин вот уже два месяца упорно пытался понять, что же это за ощущения были у него тогда, когда он впервые увидел названного брата, когда тот очнулся в первый и второй раз? Пытался понять и не понимал. И та боль внутри…

Теперь дядя и тётя Кристанрана жили вместе с детьми, создавая ощущение семьи. Даже в том же самом доме, где их племянник родился и рос, к которому он уже привык, чтобы не волновать его ещё больше сменой обстановки и переездом на другую планету.

И, кстати, как учёные, Каньян и Хритар получили себе крайне неудобное место жительства, многолюдное, сложное для полётов и использования излучения, с ограниченным местным управлением составом искусственных и природных веществ, которые допустимо хранить дома – поэтому, собственно, родители Криса так часто пребывали в лабораториях и космических исследовательских станциях вне дома.

Но племянник и без того домашний ребёнок, к чему его ещё тащить на малоосвоенную колониями планету, где основными собеседниками у него будут роботы и кианины?

Словом, пара учёных временно перебралась жить обратно к людям.

И в чём-то даже искреннее старались вести себя, как одна небольшая, но дружная семья. Чтобы отогреть сердце племянника, пережившего трагедию в таком юном возрасте. Он, сын тех, кто не занят был какими-то особо опасными разработками, кто не участвовал ни в дальних экспедициях, ни в битвах с иными цивилизациями, однако же был тем несчастным ребёнком, кто родителей потерял. Один из малочисленных сирот среди сверстников.

Каньян посодействовала, чтобы мальчиков приняли в особую школу, где училось много людей, да и преподаватели были преимущественно люди. Отвергла популярную идею с заменой школьного обучения вживлением особого имплантата, хранителя серьёзной базы данных. Да, сложно и нудно выучивать большие объёмы информации самостоятельно, пытаясь вбить их в собственную память. Тем более, что в том заведении не практиковали доверие выбора предметов самим ученикам. Что велели учить, то и учи.

Да, шли, долго шли споры, что ни к чему перегружать головы детей такой разносторонней информацией, что большая часть её им может никогда не пригодиться, что и без того есть личные компьютеры и роботы, кианины. И во многих учебных заведениях все или большую часть предметов для изучения дети могли выбрать сами, на свой вкус или в соответствии с планами о будущей профессии – у некоторых эти планы уже были.

Но Каньян упрямо стояла именно на том, чтобы мальчики учились в школе старинного образца. Хритар пытался сопротивляться. Кристанран даже рад был попробовать что-то новое, тем более, что ради учёбы надо было регулярно выбираться из дома. Дома, вызывавшего у него столько тоскливых воспоминаний и запутанных, противоречивых чувств. В те мгновения, когда рядом не оказывалось брата. Редкие мгновения, надо признать.

А Кри Та Рану было всё равно. Правда, он запомнил слова создателя, когда тот его якобы случайно у ванной комнаты встретил и чуть задержал. Объяснил, что щеголять своими обширными знаниями кианину ни к чему. Его же «из плена освободили» не так давно. Что он там мог изучить?! Тем более, в плену у нелюдей. Пусть притворяется как все обычные дети, может даже, приророждённые. Сам пусть выберет предметы, по которым будет хорошо учиться, и те, по которым будет изображать непонимание и отвращение.

Словом, Каньян победила в поединке с супругом. И вот уже неделю мальчики посещали выбранную ею школу. Новые впечатления, общение с живыми детьми…

Кристанран даже начал отвлекаться от своих страданий. Приёмные родители радовались, слыша, как он обсуждает с кианином одногруппников, ребят из чужих групп, какую-то недавно услышанную информацию.

Впрочем, сегодня был выходной. И Кристанран вызвал названного брата прокатиться за город. Первый день, когда он решился сесть в железную птицу. Страшный день, ведь мальчик уже вспомнил день аварии, уже знал, что родителей не вернуть. Всего-то один совместный полёт, не сложившееся путешествие…

Но кианин был рядом, сжимал его руку своими тёплыми пальцами, сыпал вопросами о домах, о городе, пока их летающее средство вёл автопилот. Да и летели они невысоко, на высоте с два человеческих роста – Хритар выбил разрешение скользить почти у самой земли – и летели, кстати, медленно, короче, погибнуть в таком полёте было тяжело.

Конечно же, Каньян порывалась отправиться на прогулку с ними, но муж, обняв, увлёк её в сторонку и, спустя какое-то количество поцелуев шепнул, что надо бы мальчику уже приучаться справляться самому. Рано или поздно Кристанрану понадобится вновь воспользоваться железной птицей. Может, когда-нибудь он победит страх – и слетает на другую планету на космическом корабле. Да и рядом с ним всегда теперь будет «брат». Так что вроде бы этот полёт и будущие прогулки племянника должны были закончиться благополучно. Тем более, что Кри Та Ран из Китрит 66-1. И защитник, и лекарь, и много кто ещё, если понадобится.

– Очень красивый вид, – проговорил наконец человек, поворачиваясь к кианину.

Тот лишь улыбнулся. Просто изобразил улыбку. В этом не было ничего сложного, да и племянника создателя радовало «дружелюбие» кианина.

«Но что всё-таки за ощущения у меня были в наши первые встречи?» – опять задумался хианриа.

Будучи рядом с названным братом, он уже сколько-то новых ощущений испытал. Те не повторялись. Те первые. Но память о них была ещё жива. Их первый взгляд друг на друга… та страшная боль, когда Хритар уносил Кристанрана… почему?..

– О, кого я вижу! Голубки неразлучные!

Из-за обломка скалы выступил светловолосый мальчик. Подросток уже. И следом за ним – ещё трое. В одинаковых одеждах, с одинаковыми лицами. Правда, приглядевшись, Кри Та Ран приметил край тени из-за оставленного ими укрытия. Предположил, что там скрывается другой мальчик, с иным лицом, но в такой же одежде, как и эти трое. Сандиас и его кианины.

– Вы, наверное, и спите в одной кровати? – язвительно предположил появившийся. – Может… и нужду справляете вдвоём?

Кристанран вздохнул. Грустно покосился на своего спутника. Сандиас его уже достал. Этот сын главы местного Совета, сын одной из талантливейших учёных самого крупного из ближайших дарина учился в их школе, хотя и в другой группе, на более высокой ступени, как более старший по возрасту. Спокойно за собою своих кианинов таскал, хотя в данном учебном заведении таскать их в аудитории было запрещено. Но сыну таких влиятельных родителей перечить как-то боялись. Тем более, что он ничего страшного и не устроил. В драки не лез, учебный инвентарь не портил. Да, смотрел на одногруппников и других сверху вниз, язвил иногда. Но дальше этого у него не заходило.

Да и вообще, Сандиас не на все уроки-то и жаловал, пропадал местами где-то. Да детьми-людьми не интересовался. Жил обособленно, странствовать любил со своими кианинами. Говорил, что уже и в другие галактики летал и даже с кем-то из иных цивилизаций даже общался лично. Голограммы-слепки с тех путешествий иногда рассматривал в перерывах, что-то тихо обсуждая со своими кианинами. Кажется, настоящие голограммы. Короче, с чего он вдруг заинтересовался двумя новенькими – вопрос сложный.

В первые встречи просто прошёл мимо. Хотя и посмотрел заинтересованно им вслед. Потом вроде отошёл подальше – и забыл. А на третий день стал подозрительно часто возникать у братьев на пути. Да подшучивать, как они часто ходят вдвоём, да мало общаются с другими детьми.

– Будто приклеенные.

Кристанран и его хианриа поначалу особого внимания на его шуточки не обращали. Ну, шутит старший и пусть шутит. Потом Кристанрана однообразие этих шуток стало даже злить. Кри Та Ран был спокоен или же изображал сочувствие к своему аини.

А сегодня Сандиас испортил красоту момента явлением своей физиономии.

– Я вот задумался… – насмешник руки скрестил на груди, а его одинаковые кианины выстроились полукругом у него за спиной, серьёзно смотря на встреченных. – А как-то вы похожи на аини и хианриа. Кианинам же велено повсюду таскаться за человеком, для помощи которому их сделали.

– Он мой брат! – сжал кулаки Кристанран. – Настоящий брат!

– Угу, не было никакого брата, но вдруг появился, – усмехнулся Сандиас. – Готовый.

– Он мой брат! – человек сорвался на крик. – Просто дядя не сразу узнал, что его сын смог выжить у Иных. А ты не знаешь – и не лезь!

– Ах, ты мне ещё и приказываешь? – помрачнел насмешник.

И к ним двинулся, смотря в глаза Кристанрану в упор, взгляда не отводя. А его кианины двинулись следом, всем своим видом сообщая, что если что – обязательно заступятся за своего хозяина.

И когда подросток уже подошёл, мальчик не выдержал, взгляд отвёл. И испуганно на брата покосился. Тот поспешно выступил вперёд, встал между ним и Сандиасом.

– Каждый хианриа за своего аини заступается, – улыбка насмешника стала ещё гаже. – Вот чем ты не кианин?

Кри Та Ран взгляд его и напор спокойно выдержал, ещё больше подозрения подростка укрепляя. Сандиас вдруг толкнул кианина в плечо, сильно. Тот, не ждавший, отшатнулся, но не упал, сохранил равновесие.

– Ловкий, – задумчиво сказал доставучий знакомый.

А Кри Та Ран обратно ступил. И… вдруг сам толкнул Сандиаса, кулаком в грудь. Тот упал в подставленные руки своего кианина. А другой из его хианриа выпрыгнул вперёд, выкидывая руку для удара. Кри Та Ран, впрочем, уклонился. И от удара второго свободного охранника тоже. И даже когда те двое кинулись на него одновременно, с двух сторон, уклонялся от их ударов свободно. А они били его быстро, вкладывая силу в удар. Били по-настоящему.

Кристанран застыл от ужаса. Он мог понять, что мальчик из школы смеётся над его близкой дружбой со сводным братом. Но не понимал, за что тот натравил своих кианинов бить его брата? Разве Кри Та Ран сделал Сандиасу что-то дурное?! Разве Кристанран чем-то задел когда-то Сандиаса?! Да они всего около недели знакомы! И ещё больше отравляло душу человека осознание, что он не успел вмешаться, что он не сумел своего брата защитить. Что Кристанран только стоял и смотрел, как его брата пытаются искалечить.

Но Кри Та Ран ловко оборонялся. Его ни один из противников даже не сумел коснуться. Разве что случайно задел ногой концы его волос, собранные на затылке. Как у названного брата.

А через несколько мгновений – несчастный Кристанран не успел вмешаться – один из хианриа Сандиаса поймал Кри Та Рана за прядь волос. Кианин дёрнулся. Натянулись волосы. Он поморщился, запоздало. Но он был пойман.

А подросток и его кианины застыли, с интересом наблюдая за своей жертвой. Как за каким-то существом в лаборатории. Сочувствия у Сандиаса заметно не было.

Кристанран смотрел на них в ужасе. И жалел, что драться не учился. Да и его тело… его слабое тело начинало задыхаться.

Сандиас кивнул третьему кианину. Тот рванулся к человеку и схватил его, сдавливая шею своим локтём, крепко прижимая к себе. Кристанран побледнел. Начал хватать ртом воздух. Нет, его не душили. Но для только начавшего оправляться тела, для недавно раненной души, и сильно, потрясений оказалось даже слишком. Ещё и после того, как он снова сел в железную птицу… после всего…

Кри Та Ран резко присел – и вынырнул из-под ног у соперников. Но, впрочем, хватка того кианина на его волосах была жёсткой.

– К-кри! – отчаянно выдохнул человек.

Кажется, его аини уже становилось дурно. Аини был в опасности. Ещё не успевший полностью прийти в себя после той страшной аварии.

Хианриа сжал правую руку в кулак, разжал. Ногти на его пальцах удлинились, заострились… и вдруг превратились в пять металлических лезвий! Он срубил часть своих волос, вырываясь.

А чужой кианин ещё крепче сжал шею его аини. Тот отчаянно дёрнулся. Бледнеющий, с круглыми от ужаса глазами.

– Дёрнешься – и он пострадать может, – усмехнулся Сандиас, смотря на Кри Та Рана.

Но тот…

Это было быстрое, неуловимое движение. Быстрые движения двух кианинов, рвущихся к подростку, и защищающего его. Блеск и едва уловимые росчерки металлических когтей-ножей.

Кристанран обвис в руках державшего его.

А те двое продолжали драться, молниеносно двигаясь друг перед другом, да замахиваясь друг на друга настоящими ножами.

А потом вдруг Кри Та Ран мощным пинком ноги отшвырнул нападавшего и ступил за спину к Сандиасу, обнимая его за плечи левой рукой и прижимая к его горлу когти-ножи с правой.

– Ты перешёл границы, Сандиас, – сердито сказал мальчик-кианин. – Мы с братом не давали тебе повода нападать на нас. Тем более, что твои действия можно назвать попыткой убить моего брата.

– Это ты перешёл границы, подойдя ко мне с оружием, – Сандиас усмехнулся. – Мой кианин твоему аини оружием не угрожал, – и прищёлкнул пальцами правой руки.

Яркий голубой луч вырвался из-за обломка скалы. Вскрикнул отчаянно Кристанран.

Кри Та Ран, получивший удар в спину, дёрнулся, выпуская человека. Того сразу же подхватили и оттащили в сторону два свободных кианина. А четвёртый, тот, непохожий на троих, выступил из-за скалы. В его руке лежал цилиндрический, матовый, голубой кристалл, внутри которого вились металлические узоры. Хартанир. Настоящий хартанир, который не доверили бы не достигшему совершеннолетия. И вообще бы мирному жителю не доверили.

Кри Та Ран согнулся от боли. Одежда у него на спине кровью не пропитывалась, так что кровавые струи стекали из ровной трещины на ней и из-под неё, не стянутой сегодня поясом.

Его названный брат застыл от ужаса.

Человек не выдержит этой раны. Луч хартанира рассёк его плоть, пробил лопатку или даже перебил позвоночник.

Кри Та ран упал на колени, упираясь дрожащими руками в горный склон, поросший мхом, хватая ртом воздух.

Для человека эта рана могла стать смертельной. Если сразу не спасти.

«Он сейчас упадёт! А меня не отпускают! Я не смогу к нему подойти! – отчаянно подумал Кристанран. – Почему же я такой слабый?! Такой беспомощный?!»

Брат дёрнулся. Пошатнулся. Каменная поверхность вокруг него уже залита была кровью. Он с трудом удерживался, сидя на коленях, в луже собственной крови. Которая всё разрасталась, разрасталась…

Кристанран отчаянно заорал. Громко. Долго.

Мир перед его хианриа смазался. Но этот испуганный, полный боли вопль он ещё различал. И решил, что его названного брата сейчас бьют.

Человек бы уже лежал в луже собственной крови.

Но Кри Та Ран поднялся. Ноги его несколько мгновений дрожали, но потом прекратили. Он выпрямился, не обращая внимания ни на кровь, почти покинувшую его тело, ни на резанную рану. Прищурился. И, издав пугающий вопль – его аини от неожиданности замолчал, а хианриа решил, что он уже без сознания – и рванулся вперёд.

Двое чужих кианина бросились вперёд, заслоняя Сандиаса.

И их быстрые движения уже сложно было различить обычному человеческому взгляду. Разве что тот, четвёртый кианин, в засаде, прищурился, прицеливаясь…

Сердце у Кристанрана остановилось. Забилось не сразу.

Долгий, жуткий миг тишины.

Подпрыгнул, выгибаясь, делая кувырок назад, Кри Та Ран. Кровавый веер прошёл за ним по воздуху. Росчерки тонких лезвий, сорвавшиеся с его ногтей. Голова чужого кианина падает в сторону, забрызгивая скалу кровью, искусственной, но так похожей на настоящую, человеческую… тело его дёргается… падает… и обезглавленное тело вдруг ползёт… туда, куда примерно по звуку укатилась срезанная голова.

Кри Та Ран спокойно приземляется, меняет позу, чуть задерживается, сидя на четвереньках, вдруг яростно бросается вперёд. Блеск лезвий, в которые превратились ногти на обоих его руках. Росчерки когтей-лезвий его противника. И несколько кровавых вееров. Два кианина Сандиаса падают, разрезанные на части. Кровь… несколько огромных луж крови… и вид внутренних органов, местами отрезанных вместе с остальным телом… жуткий вид человеческих внутренностей… человеческих…

Разве что кое-где в крови и на ранах едва заметно блестят металлические капли обнаженных имплантатов. И обрезки человеческих тел явно не будут ползать, подтягиваясь друг к другу! Не будут мёртвые шарить вокруг, в поисках отрубленных конечностей и выпавших органов!

Гадкое, отвратительное, жуткое зрелище! Военные бы может ещё вынесли, но Кристанран на войне никогда не был. Глаза мальчишки закатились. Он повис.

– Ты! – Сандиас яростно взмахнул кулаком, смотря на чужого кианина. – Ты… моих кианинов…

– Он мёртв! – переорал его последний уцелевший кианин.

Кри Та Ран и Сандиас невольно повернулись на громкий звук.

– У него остановилось сердце, – спокойно объяснил чужой кианин, выпуская неподвижное тело Кристанрана. То упало к его ногам.

Кри Та Ран зарычал.

В следующий миг последнего из чужих кианинов отшвырнуло назад, порезанного на куски. А хианриа опустился рядом с неподвижным аини, руку ему на грудь положил. Сердце человеческого мальчишки не билось. Виновник этой стычки дёрнулся было в сторону. И перед носом у него промелькнуло пущенное тонкое лезвие.

– Мой отец – глава совета! – завопил Сандиас, разворачиваясь. – Он уничтожит всю вашу семью!

– Я не тронул тебя, – холодно ответил чужой кианин. – На твоём теле нет ни одного повреждения. А у Кристанрана остановилось сердце. Я уже отпечатал голограмму его тела и данные о его состоянии – и послал его родственникам.

– Мой отец… – начал было упрямый подросток.

– И в Совет я копию послал, – ухмылка появилась на губах Кри Та Рана, хотя вроде в этой ситуации, где его раскрыли, а свидетелей больше не было, можно бы и обойтись.

– Ты! Ты! – Сандиаса трясло, то ли от злости, то ли от ужаса.

Но слишком медленно собирали свои разрезанные тела его кианины. А этот, чужой, был ещё цел. Он мог бы напасть.