Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

Джулиано с благодарной вежливостью последовал за «доном». Кабинет был просторный, с изящной, но тяжелой мебелью. На стенах темнели старые картины в золоченых рамах, за широким письменным столом поблескивал полированной сталью сейф с несколькими кодовыми замками.

Обычно всегда уверенный в себе Джулиано, приехав на эту виллу, не мог пока обрести успокаивающего сознания цели: он до сих пор не понимал до конца, зачем он тут оказался.

– Джулиано, дорогой, прежде всего я хочу показать тебе эту картину. – Дон Спинноти взял Джулиано осторожно за локоть и подвел его к большой картине, висящей сбоку от письменного стола. – Это наши с тобой предки. Они на соколиной охоте в окрестностях старого Милана.

Эту картину, одну из двух, дон Спинноти заказал знаменитому итальянскому художнику сразу после того, как закончили работу историки, и были переданы все возвеличивающие его имя материалы. На картине были изображены два всадника. На руке одного восседал крупный белый сокол в кожаном шлеме, закрывающем ему глаза. Лошадь второго стояла на полшага сзади, рука ее всадника лежала на серебристом замке элегантного старинного ружья. За всадниками виднелись прелестные зеленые холмы, – как будто списанные с картин великих живописцев эпохи Возрождения, – за холмами поднимались и терялись в сиреневой дымке скалистые предгорья Альп. Первым всадником был, естественно, герцог миланский, второй – его близкий друг и спутник на охоте, Аристотель Фьораванти.

– Я полагаю, ты знаешь историю своей славной фамилии?

– Да, кое-что, но немного….

– Второго всадника на этой картине зовут Аристотель Фьораванти. Он твой прадед. Ты знаешь, чем он знаменит?

– Он что-то строил… и в России.

– Вот, все знаешь! И не вернулся. В Италию возвратился только его сын, и с русской женой. Не знал? Значит, в тебе есть русская кровь. Ха-ха, а ты и не догадывался. Наши прапрадеды очень дружили. Давай-ка чокнемся, чтобы мы с тобой возобновили традицию.

Оба пригубили бокалы с великолепным вермутом.

– А вот на этой второй картине, – дон Спинноти опять осторожно взял Джулиано за локоть и повернул его к другой стене. – На ней белые ловчие соколы, русские кречеты, те самые, что твой прапрадед Андреа, сын Аристотеля, привез из России моему прапрадеду. Представляешь? Фантастика! Но Аристотель так и не вернулся, сгинул в этой России, а сын его выполнил обещание, данное его отцом моему герцогу миланскому, и привез ему целую клетку этих соколов. Погляди, какие красавцы! Они летят над нашими родовыми землями.

На картине была изображена стая прекрасных белых птиц с хищными клювами и серповидными крыльями. В природе они никогда не летали такими стаями, но на картине они были прекрасны и естественны. Под ними расстилались те же прелестные холмы северной Италии, а вдали, на горизонте, синели предгорья Альп.

– Это наша с тобой история, Джулиано. Ее нельзя забывать. Какие соколы, а!

Джулиано подчеркнуто выразил свое крайнее восхищение, разглядывая хищных птиц. Но голова у него безостановочно работала, стараясь понять, почему он оказался приглашенным «доном» могущественной мафии. Что-то «дону» было нужно от него. Поэтому в каждом его слове он сейчас старался уловить, предугадать малейшие признаки или следы главной причины милости к нему этого опасного старика.

Но у «дона» сейчас не было никакой особой причины, по которой он радовался приезду Джулиано, кроме той же, сентиментальной. Дон Спинноти, разумеется, давно знал о существовании молодого ньюйоркца Джулиано Фьораванти, уже несколько лет, – как только тот заблестел на биржевом небосклоне Нью-Йорка. У сицилийской мафии, и у северной городской каморры, словом, у всей итальянской Cosa Nostra, было давно в обычае радоваться за своих земляков, если они вдруг выдвигались или ловили успех на далекой американской земле. Cosa Nostra следила за ними совершенно бескорыстно, как за футболистами на мировом чемпионате, радуясь за них и, разумеется, безмерно гордясь ими. Но часто у боссов или «донов» появлялось потом желание личных знакомств и дружбы со знаменитостями, и чаще всего, конечно, оно вскоре удовлетворялось. Такая тяга «донов» к землякам-знаменитостям проявилась еще с двадцатых-тридцатых годов: знаменитого певца Фрэнка Синатру мафия обхаживала до самой смерти.

Интерес к заокеанским землякам не всегда, правда, оставался чисто платоническим. Это касалось, в основном, некоторых земляков- промышленников и финансистов, но среди итальянцев таких были единицы. Тогда не было и намека на вымогательство и рэкет заокеанских земляков. Всего лишь желание пристроить через них, и подальше от Италии, нажитые неправедным путем капиталы. Для итальянских Cosa Nostra это было, и остается по сей день, большой проблемой. По самой свежей статистике доход мафии в одной только Италии, по всем криминальным направлениям, включая незаконную ростовщическую деятельность, составляет даже теперь 7% от национального дохода всей страны, а это сотни миллиардов евро ежегодно. Пристраивать каждый год такие деньги остается для мафии большой проблемой.

Поэтому, когда Джулиано Фьораванти вдруг блеснул на биржевом небосклоне, он сразу привлек внимание сначала консильери Филиппо, а потом и самого «дона». Это произошло еще до мирового экономического кризиса, когда денег у «семьи» было много. Тогда-то «дон» и купил эту флорентийскую виллу. Деньги тогда буквально переливались через край, и пристраивать их надежно и безопасно становилось все сложнее, – ведь их следовало сначала чисто «отмыть» от их уголовного происхождения, от слез и крови. Кроме того, еще было свежо впечатление от исторических фамильных исследований, поэтому фамилия молодого биржевика, Фьораванти, окончательно закрепила к нему интерес «дона».

Однако разразившийся вскоре мировой экономический кризис подсек под корень финансовое благополучие «дона» и его «семьи», а заодно и практический интерес к заокеанскому биржевику. «Семье» становилось не до инвестиций за океаном, она стремительно беднела: ее строительный бизнес практически умер, игорный еле теплился, ростовщичество стало убыточным и опасным.

Дон Спинноти снова осторожно взял Джулиано под локоть.

– А теперь, дорогой мой, присядем в те кожаные кресла.

Джулиано взглянул на кресла и подумал: «Вот оно! Сейчас я пожалею, что сюда прилетел».

Они комфортабельно устроились, и дон Спинноти поднял свой бокал со словами:

– За нас двоих, дорогой, за нашу удачу.

Оба одинаково только коснулись губами бокалов.

– Джулиано, мой друг, хочу тебя спросить… Ты ведь, конечно, узнал сначала, перед тем как приехать, – кто есть дон Спинноти из Милана?

Джулиано вежливо улыбнулся и слегка кивнул.

– Вот и отлично. Ты знаешь, кто я, а я кое-что знаю о тебе. Еще я думаю, ты сидишь сейчас, как на иголках, и гадаешь – «Зачем я потребовался миланскому дону». Ха-ха, я насквозь вижу каждого! Так вот, поверь, ты мне ни на что не потребовался. Мне от тебя абсолютно ничего не нужно. Ни-че-го. Ха-ха, удивлен? Я пригласил тебя к себе домой, и очень скоро познакомлю со своими детьми, только поэтому, погляди… – дон Спинноти широко взмахнул рукой и показал на первую картину, с двумя всадниками на фоне зеленых холмов. – Мы почти с тобой родственники. Полутысячелетний союз этих двух благородных сеньоров нас просто обязывает теперь к бескорыстной дружбе.

– Сеньор Спинноти, я рад, я искренне благодарен вам и готов ответить вам самой искренней симпатией и дружбой.

– Вот и отлично. Но это только первое, хотя и самое главное. Эта картина с всадниками висит у меня уже давно, но пригласил я тебя только теперь. И я тебе скажу сейчас почему. Мы нашли клад. Устроенный этими самыми двумя сеньорами-всадниками. Этому кладу, как ты понимаешь, пол тысячи лет. Ха-ха, по глазам вижу, тебя это заинтересовало! Но клад, к сожалению, не в Италии. И мы его не совсем нашли, и, конечно же, еще не вынули. Это пока в работе. Но вот-вот все нам откроется, опытный человек работает сейчас в архивах. И я счел себя обязанным пригласить в столь ответственное и торжественное время прямого потомка этого второго благородного всадника, чьими усилиями и руками была послана нам через сотни лет эта посылка. Этот клад – в России. В самом сердце той далекой страны. В Кремле.

– Что в нем?

– Две русские иконы. Они стоят теперь полмиллиарда долларов. Из уважения к твоей фамилии, будь уверен, я тебя не обделю, ты останешься очень и очень доволен.

– Я должен буду что-нибудь делать для этого?

– Ничего. Ты мой почетный гость, все Фьораванти приносят нашему роду удачу. Один знающий историк, профессор из Москвы, в эти самые дни роется в местных архивах. В архивах, кстати, твоей семьи, – он ищет там недостающие сведения. Он их обязательно найдет, он очень опытный.

– В архивах моей семьи?

– Загляни к нему, тебя это развлечет. И будь с ним построже, пусть чувствует, на кого работает. Что ж, Джулиано, теперь я ожидаю и от тебя такой же откровенности. Ты меня очень обрадовал, что так скоро откликнулся на мое приглашение, – всего несколько дней, и ты здесь. Почему так скоро?

– Ну, я… – Джулиано замялся, он не посмел, не только солгать «дону», но даже подумать при нем как-нибудь криво. – Я полагал, что вам, возможно, интересны мои биржевые операции, и вы хотите срочно разместить через меня свои деньги… Я всегда готов…

– Я так и думал. Нет, Джулиано, не теперь. Сейчас кризис в мире, – ты и сам, как будто, на мели. Займемся-ка мы с тобой лучше московским кладом.

– Я с вами, дон Спинноти. Что мне нужно делать?

– Тебе ничего не надо делать, я уже это сказал, ты здесь только отдыхаешь. Ты будешь моим талисманом. Мой гараж, – а в нем десяток лучших автомобилей, – в твоем полном распоряжении, вся моя конюшня. Особо рекомендую Мазерати «Grand Turismo». Я его и сам очень люблю. У него двигатель от Феррари.

Дон Спинноти неожиданно поднялся из кресла:

– Ну, а теперь мы спустимся с тобой к ужину. Пора. Надеюсь, кто-нибудь нас уже ждет за столом. Только на этой вилле я могу теперь рассчитывать собрать за столом своих детей.

Стол был накрыт в гостиной, он выглядел верхом итальянского изящества. Так красиво были расставлены тут фарфор, серебро, вазы с цветами, золоченые канделябры с зажженными свечами…

Одновременно с мужчинами в гостиной появились две дамы.

– Познакомьтесь, милые дочери, это мой гость из Нью-Йорка, Джулиано. А это мои любимые Анжела и Франческа.

Джулиано учтиво поклонился, не протягивая руки, и не дотрагиваясь до дочерей мафиозного «дона».

«Дон» сел во главе стола. Справа он посадил Джулиано. Напротив гостя села юная Франческа, рядом с ним устроилась красавица Анжела.

– Мой сын Марио, как всегда, занят и опаздывает, но мы его не будем дожидаться. Какое предпочитаете вино?

После этого разговор прервался, только тихо позвякивало стекло, лилось в бокалы вино, шуршали салфетки. Нарушила осторожную тишину Анжела:

– Джулиано, вы тоже ищете русский клад?

– Ну… мне это, пожалуй, интересно.

– Как смешно! Вы все – как маленькие дети. Клады искать – ха!

– Анжела, милая, – сказал без улыбки «дон», – я надеюсь, ты не треплешься об этом по телефону со своими подружками?

– Еще нет, но мне тут очень скучно.

– С нашем гостем тебе станет веселее.

– Вы женаты? – спросила Анжела, повернувшись к нему своей роскошной и открытой грудью.

– Нет, не было ни случая, ни особенного желания.

– Действительно, брачные узы приносят потом только разочарование.

– Франческа, дорогая, расскажи, что у тебя в школе? – спросил дон Спинноти совсем другим, очень нежным голосом.

– У меня все замечательно. В студии мы начали шить платья, по собственным выкройкам. Это так интересно!

– Ты сегодня в собственном платье?

– Еще нет. Но я обязательно в нем появлюсь. Вы меня не узнаете! Оно будто с картины Боттичелли.

– Оно действительно с его картины?

– Ну, немножко.

Марио появился в гостиной, когда начали подавать третье блюдо. Он со скрипом и резко отодвинул стул и сел рядом с Франческой. Налил себе полный бокал кьянти, поднял его и, глядя на Джулиано, сказал: «За нашего гостя!», – затем выпил его несколькими глотками.

Марио только вчера вечером вернулся из Милана: все его дела были там. Теперь не только свои, но и бизнес-партнеры, даже соперники, окончательно приняли его в «семье» за старшего. Разумеется, при уважаемом, но стареющем и слабеющем «доне». Там же, в Милане, оставались и все его женщины. Тут, во Флоренции, от скуки он развлекался только с секретаршей с паркетной фабрики. На фабрику он наведывался лишь изредка, из-за этого он бы сюда и не ездил. Но здесь, во Флоренции, теперь разворачивалась история с московским кладом, и Марио чувствовал, что затраты времени и денег могли оказаться не напрасными. Даже если вероятность выигрыша в эту московскую рулетку была вполовину, на треть, или даже на десять процентов, – и то при полумиллиардном призе она представляла большую ценность. Он оценивал это, как профессионал тотализатора. Поэтому оно того стоило, чтобы мотаться два раза в неделю из Милана во Флоренцию и держать руку на слабеющем пульсе этой истории. Жизни в этом деле оказалось действительно не много. Заканчивалась вторая неделя поисков московского историка, но ничего радостного тот ему еще не сообщил. Но Марио решил не торопить, не вмешиваться, не пугать раньше времени московского профессора, и дождаться, когда тот будет готов отчитаться. В любом случае, Марио решил выжать из этой ситуации все, что было возможно, и до последних капель. А какие это будут капли, – слез или крови, самого историка или его дочери, – Марио было безразлично.

Другое безошибочное чувство подсказывало Марио, что выжимать слезы или кровь из историка ему все-таки придется. Потому что, как и двадцать лет тому назад, отыскать этот клад гладко и без труда им не удастся. Поэтому он чуть не взорвался от ярости, когда узнал от отца, что тот пригласил погостить на виллу некоего Джулиано, со звучной фамилией Фьораванти.

– На кой черт он нам тут нужен? – с трудом сдерживаясь, спросил тогда Марио у отца.

– Он нам не «нужен», – ответил «дон». – Но это вопрос чести. Он должен знать об этом кладе, и что-то за него получить. Только за свою фамилию. И он принесет нам удачу. Фьораванти всегда приносили нам удачу.

– Он будет только путаться у нас под ногами! Этого московского профессора нам придется еще жать и жать, не знаю как, но очень больно, пока он все нам не раскопает. А здесь рядом будет болтаться этот…

– Потерпи. Делай все аккуратно, не грубо, как я тебя учил.

– Постараюсь. Но профессору придется навсегда остаться в Италии.

– Решим это потом.

– Ну, скажи, зачем ты волочишь сюда этого американца!

– Он итальянец. Он принесет нам удачу, я суеверен. И он нам почти родственник. Учись вежливости. И еще порядочности.

Марио принесли его первое блюдо, и он с жаром принялся есть. Не переставая жевать, он спросил гостя:

– Ну, что новенького в Нью-Йорке? Террористы не донимают?

– Пока нет. Нью-Йорк удивительный город. Вы там не бывали?

– Никакого желания. Клоака.

– Марио! Ну, что ты такое говоришь нашему гостю! – возмутилась Анжела. – Это великий город!

– Вы, Джулиано, тоже будете искать клад? – продолжал Марио, не отрываясь от еды.

– Марио, да прекрати ты! – опять воскликнула Анжела, – Какой ты невоспитанный!

Марио не обратил на нее внимание:

– А как вы будете его искать, Джулиано? Поедите за ним в Москву?

– Я узнал об этом десять минут назад. И я приехал сюда не из-за клада.

– А из-за чего вы приехали?

– Марио, уймись! – прикрикнул дон Спинноти. – Джулиано мой личный гость и друг. Искать клад будешь ты, а не он.

– Великолепно. Кому еще вина?

– Папочка, а что в этом кладе? – робко спросила Франческа.

– Тебе будет неинтересно. Пара икон варварского русского письма. Но древние, очень древние…

– Это незаконно?

– Они наши, дочка. Мои и нашего гостя. Поэтому все законно. Архивы полны документов, что они наши. Подлинные свидетельства. Как же не законно! Но болтать об этом все равно никому не нужно.

– Ах, папа, мы слышим это с пеленок, – сказала, улыбаясь, Анжела. – Мы уже давно, как рыбы. Франческа, милая, ты сегодня такая красивая. Когда мы увидим тебя в новом платье?

Анжела следила за своей сестрой с начала ужина. Она сразу заметила, как та глядела на гостя: стреляла в него глазами и сразу застенчиво их опускала, тихая улыбка не сходила с ее губ. Забавляясь, Анжела наблюдала и за Джулиано: сколько раз и как взглянул тот на ее сестру. Но она с удовольствием заметила, что тот скользил глазами по ее собственной открытой груди много чаще.

– Вы очень скоро увидите мое платье, – ответила Франческа сестре, блестя глазами и улыбаясь. Вы как раз тогда отыщите клад, и у нас будет праздник.

– Вот, точно… давайте спросим девочку! – сказал вдруг Марио. – Она должна все знать о будущем, пусть она будет нам пифией, прорицательницей. Франческа, мы найдем клад?

Франческа сначала смутилась, но потом взглянула на Джулиано и тихо ответила:

– Вы его найдете.

– Тогда я прошу всех поднять бокалы, – сказал дон Спинноти и встал со своего места. – За наш успех и московский клад!

15. Похищение

Встреча с Марио была назначена Сизову на шесть вечера. Сизова сначала удивило позднее время, но он решил, что таким образом не хотят отвлекать его от работы в архивах, да и сам «спонсор» мог быть занят в своей паркетной фирме. С раннего утра в этот день Сизов писал и переводил на итальянский язык научный отчет о проделанной работе, – точно так, как бы это полагалось в его институте. Но когда Сизов к шести часам подошел к офису «спонсора», на душе у него было тяжко.

Охранник у входа улыбнулся ему и пропустил без вопросов. За дверью офиса ему тоже улыбнулась милая секретарша. После этого дверь кабинета хозяина отворилась, за ней стоял и тоже улыбался ему Марио.

– Профессорэ, как я рад, я вас так ждал. Джульетта, ты можешь идти, ты больше мне не нужна.

– Спасибо, сеньор Марио.

– Профессорэ, прошу вас…

Сизов в этот раз внимательней рассмотрел просторный кабинет «хозяина» паркетной фирмы. С изумительным вкусом были подобраны драпировки на стенах, картины, мебель в стиле Art-Deco. Самым поразительным был наборный пол кабинета – это была витрина паркетной фирмы. По такому шедевру, составленному из множества пород цветного дерева, Сизову было боязно ступать, и он как-то бочком прошел по нему.

– Присаживайтесь, профессорэ. – Марио дождался пока Сизов не устроился на высоком стильном кресле перед его столом, и только потом зашел за письменный стол к своему месту.

– Ну, я вас внимательно слушаю. Чем порадуете?

Сизов, мешкая отвечать, начал вынимать и своей папки бумаги с отчетом и раскладывать их на столе. Потом он прочистил горло и тихо сказал, не отрывая глаз от своих бумаг:

– К сожалению, сеньор Марио… я вас не обрадую.

– Я слушаю, профессорэ.

– Ничего нового и интересного для вас в архивах я не нашел. Где лежат московские клады – я не знаю.

– Вот те раз… Подробнее, пожалуйста.

– Тут я все для вас подробно написал… – Сизов провел ладонью по своим бумагам. – Вы потом, пожалуйста, почитайте.

– Я не люблю читать, можете унести это с собой.

– Дело в том, что многие бумаги из архива Фьораванти оказались утерянными после наводнения…

– Это следовало ожидать, профессорэ. Может, вы что-то скрываете от нас?

– Что я могу скрывать! Я вам тут все написал. Хорошо, не буду вас утруждать отчетом, я сам расскажу. Нашлись интересные исторические факты…

– Не надо исторические факты. Только про клад. Где нам его искать?

– Не знаю.

– А что вы тогда знаете?

– Не понимаю вас.

– Вы две недели жили тут на наши деньги. Вам были предоставлены все возможности.

– Господин Марио, прошу вас изменить тон. Кое-что новое об этом кладе я все-таки узнал. В моем отчете все написано.

– Что написано? К чертям ваш отчет!

– В архиве Фьораванти до наводнения имелся какой-то лист с планом, pingo consilium. Теперь его нет в тех бумагах. Возможно, на нем отмечено местоположение клада.

– Где этот план?

– Он унесен водами реки или затерян в чужих архивах.

– Вам придется его найти.

– Не понимаю…

– Вы останетесь у нас и будете искать этот план, пока не найдете.

– Вы забываетесь! – вскричал Сизов, переведя дословно на итальянский язык это любимое русское восклицание.

– Вовсе нет, – спокойно ответил Марио и ударил ладонью по кнопке изящного колокольчика на своем столе.

Дверь за спиной Сизова отворилась, и от этого звука у него пробежали марашки с поясницы до затылка. Он обернулся, когда вошедшие в кабинет остановились у него за спиной. Их было двое, они стояли у окна и против света, но одного из них он сразу узнал: блондин, с которым на прошлой неделе приезжал к ним в отель Марио. Второй был чернявый и незнакомый.

– Так вот, проф, вам придется остаться и продолжить работу.

– Я не могу. И я свободный человек.

– Теперь нет, не свободный.

– Вы что, всерьез хотите меня что-то заставить?

– Именно. Вы никуда отсюда не уедите.

– Вы спятили, Марио.

Сизов заметил, как Марио подал знак двоим за его спиной, и сразу почувствовал, как кресло выскочило из-под него, он полетел с него на пол и больно ударился затылком о блестящий наборный паркет. Он оставался лежать на полу, а Марио встал, перегнулся через стол и сказал сверху вниз:

– Это только начало, проф. Советую быть посговорчивее.

С сильной головной болью Сизов, наконец, поднялся с пола, и остался стоять, придерживаясь рукой за стол.

– Я обращусь в российское посольство. В полицию!

– Не советую.

– Что вы мне сделаете?

– Вам еще ничего. Но пока вы ищете этот потерянный план в архиве, ваша дочка поживет у нас.

– Вы преступник!

– Возможно. Но нам очень нужен этот кремлевский клад. Наш клад, нашей семьи. И вы найдете недостающий лист. Вы это сможете. Я вам даю на это еще две недели.

– А если не найду?

– Вы его найдете. Настраивайтесь только на победу.

– Но если его нет, если лист давно уплыл в море!

– Тогда вы больше не увидите свою дочь. Это должно быть вам совершенно ясно.

– Что вы такое говорите!

– Все то, что вы должны были услышать. Сегодня вечером ваша дочь переедет к нам. Разумеется, в гости, пока вы заканчиваете вашу работу. Вы сможете ее навещать каждый вечер после работы. Скажем, с семи до девяти. Никаких проблем. Но если вы ничего через две недели не найдете, то все станет много хуже.

– Что хуже? – Сизов так и стоял, оперевшись рукой о стол, покрытый бумагами его отчета.

– Тогда вы больше никогда не увидите своей дочери. Она умрет. Но это, надеюсь, не случится. Вам не стоит так огорчаться, это помешает вашей работе. Но сейчас вы сами напишите записку своей дочери, чтобы она собрала свои вещички и поехала с нашим провожатым.

– Вы с ума сошли!

– Или вы хотите, чтобы ее силой затащили в машину? Сначала перед этим побили, выволокли из отеля, а потом оставили на две недели взаперти? И, конечно, уже не на правах почетной гостьи. Вам такое больше по душе? Нет? Тогда вот бумага, ручка, и пишите.

– Что писать?

– Что хотите. По-русски. Имейте в виду, тут есть, кому проверить вашу записку на предмет ошибок. Пишите лучше так: «Дочка, поезжай с этим молодым человеком, возьми свои вещи, я увижу тебя позже, ничего не бойся. Целую, папа».

Сизов слабо кивнул больной головой.

– Дайте ему кресло. Садитесь и пишите. Повторяю, не пробуйте меня обмануть. Тут есть, кто читает по-русски.

– Моя дочь не поверит. Я должен ей сам позвонить.

– Никаких звонков. Не поверит – вам обоим только хуже. Пишите ей так, чтобы поверила. И не теряйте время.

Сизов, поколебавшись с полминуты, начал писать. Первый лист скомкал, взял второй. Потом решил писать так, как подсказал ему по-итальянски Марио, ничего от этого уже не менялось. Когда он закончил и оторвал шариковую ручку от бумаги, Марио резко бросил: «Возьми». Теря подошел к Сизову со спины, протянул над его головой руку и выхватил бумагу из его пальцев. Сизов с интересом посмотрел на него.

– Окей. Тут все, как вы сказали, только по-русски, – сказал Теря на малограмотном итальянском языке.

– Ну что ж, проф, благодарю за сотрудничество, – сказал, повеселев, Марио. – У нас с вами все получится, не унывайте. Карло, бери бумагу и давай по-быстрому.

Сизов проследил, как чернявый принял его записку из рук блондина и бегом вылетел из офиса.

– Я вас ненадолго тут задержу, проф, на час, не больше, – сказал Марио. – Отдохните пока. К сожалению, угостить вас кофе слишком хлопотно без секретарши, но могу вам предложить бокал вина. – Марио достал оплетенную соломкой бутылку кьянти и один бокал.