Отражение

– Зачем? – На мою щеку упала холодная капля. Возможно, слеза. – Зачем?

Я поднялся и пошел прочь.

– Я вернусь, моя принцесса, и тогда буду валяться у тебя в ногах, вымаливая прощение. Тогда. Но не сейчас. Сейчас ты не сможешь меня остановить, моя душа, потому что ты умерла.

Моя душа умерла.

Во всех смыслах, Ольга, во всех смыслах.

Я уходил, с трудом представляя, что делать дальше, и стук молотка, отчетливо слышимый в ночной тишине, стал для меня спасением. Я пошел на него, догадываясь, кого увижу, и не ошибся: в гранитной мастерской горел свет, а Мастер Скорбных Дел сосредоточенно работал над надгробием. Камень был обыкновенным: прямоугольный, красивый, полированный спереди и с нарочито грубоватыми торцами. На лицевой стороне я увидел невнятную, расплывшуюся фотографию, сделанную, по всей видимости, с очень старого оригинала, и выбитые буквы: «БЕЗЛИКИН Савелий Григорьевич». Вроде, обычный камень, но вниз от него шел длинный, почти двухметровый штырь, заканчивающийся массивным, тщательно отделанным наконечником. Штырь походил на стрелу, и я не удержался от вопроса:

– Для кого?

– Для того, кто не должен подняться, – ответил Мастер, не отвлекаясь.

– Заказали?

– Для удовольствия делаю.

Я понял, что не нравлюсь ему, но плевать на это хотел.

Я никому не нравлюсь.

Потому что всех трясет от страха, когда я рядом.

Даже Смерть.

Мастер Скорбных Дел – профессия редкая. Его зовут к мертвым, к разным мертвым и с разными целями: одни мертвые не были готовы, другие никак не желали успокаиваться, третьи досаждали соседям – в Отражении случается всякое. Мастеров уважают. Однако выглядел конкретно этот специалист весьма обыденно: невысокий, худой, губы тонкие, бледные, глаза серые, нос острый, как у мыши, а на носу – очки в тонкой металлической оправе. Волосы бесцветные и редкие, с сединой. Одет в грязную робу и стоптанные башмаки, а вот руки – твердые, рабочие. Руки мастера.

– Слышал про Ольгу? – спросил я, без спроса присаживаясь на грязный табурет.

Он долго смотрел на меня, взвешивая, стоит ли отвечать искренне и на что я способен, почувствовав ложь, после чего сообщил:

– Меня звали освободить ее от тьмы…

– В ней не было тьмы! – не сдержался я.

– …которой ее убили, – спокойно закончил он.

Он помолчал, а потом провел рукой по камню, с которым работал. Жест получился нервным, будто Мастер просил у меня прощения за дурную весть.

– Кто убил? – глухо спросил я.

– Не знаю.

– Кто позвал тебя?

– Не знаю.

А вот такого ответа я не ожидал:

– Как это?

– Я не всегда знаю, кто меня зовет, – объяснил Мастер. – Я получил пакет, в котором была просьба и положенная сумма золотом, отправился по адресу и сделал работу. – Он выдержал короткую паузу. – Я сделал работу хорошо. Ольга чиста.

– Спасибо.

Он с достоинством кивнул, после чего указал на камень:

– Я должен закончить надгробие до рассвета.

Так Мастер сказал, что мне пора убраться. Впрочем, я и сам понимал, что убийца не станет заботиться о посмертных делах жертвы, а значит, помочь мне Мастер не в состоянии. Я понимал, но медлил, потому что убираться мне было некуда. Но и терпеть его недовольный взгляд не мог.

Стыдно мешать профессионалу.

– Прощай.

Я поднялся на ноги, но сделать шаг не успел.

– Тебе нужен Скупщик, – произнес Мастер, берясь за инструменты. – Он любит такие истории и хорошо за них платит. Но будет ли он говорить с тобой?

– Ты ведь поговорил, – я улыбнулся. – Значит, поговорит и он.

* * *

– И? – спросил человек, когда я сел в желтую машину и назвал новый адрес. – Как все прошло?

Ответ получился коротким:

– Ольга умерла.

Человек опешил, несколько мгновений хлопал глазами, а затем бестактно уточнил:

– Были сомнения?

Но я уже свыкся с тем, что он глупый и злиться не стал. Ответил:

– До сих пор – да. Но я встретил Мастера Скорбных Дел, а он врать не будет.

– Гробовщика? – Человек завел машину, и мы плавно тронулись с места.

– Мастера Скорбных Дел, – повторил я.

– Патологоанатома?

– Нет.

Я вздохнул.

В чем смысл расспросов? Ты услышал ответ, ты понял, что ничего не понял, так заткнись и вези меня по адресу. Не раздражай.

Человек же, словно прочитав мои мысли, постарался объясниться:

– Мне интересно.

В его устах фраза прозвучала обиженно, то есть следовало продолжить разговор, и помолчать, как я хотел, покидая кладбище, не получилось.

– Держись от этого подальше, – посоветовал я, припомнив подходящую фразу из какого-то фильма.

– Я ведь с тобой мотаюсь, – удивленно напомнил человек.

– Но при этом держись подальше: приехал, подождал, поехал. Не вникай.

Он поерзал, переваривая тревожную информацию, но не сдержался, вновь полез с расспросами:

– У вас игра, что ли? Я слышал о таких: квест называется. И ты, похоже, оттуда.

– Откуда? – не понял я.

– Из квеста, – объяснил человек. – Сначала в тех домах шатался, потом кладбище, теперь новый адрес…

Квест – приключение – игра…

«Ролевая игра, – услужливо подсказала память. – Городская ролевая игра».

Придуманное объяснение заметно успокоило моего спутника, и, поразмыслив, я не стал его разочаровывать:

– Да, игра.

В конце концов, эта глупость объясняла все.

– Вот! – человек хлопнул ладонью по баранке. – Я ведь вижу, что ты ведешь себя необычно. И не наркоман, вроде… А ведешь необычно.

Человек покосился на мою одежду, но промолчал, не добавил ее к списку странностей.

– Мне было неудобно признаваться, – уточнил я, желая сделать ответ как можно правдоподобнее. У меня получилось.

– Стеснялся, потому что взрослый? – переспросил человек.

– Да.

– Сейчас все играют. – Он коротко ругнулся. – Муж сестры совсем рехнулся, сидит в мобильных игрушках компьютерных, только о них и говорит, с детьми в парке два года не был, баран. Как ни спросишь, все ему некогда. То эльфов каких-то гоняет, то в танчики рубится…

Человек снова ругнулся. Я понимал его через слово, но чувствовал, что должен согласиться, и продолжил участие в диалоге:

– Не люблю компьютеры.

– Во-во… – Он посопел. Потом поинтересовался: – Тебя ищут?

– Я ищу.

– Сокровище какое-нибудь? Типа деревянный ящик, внутри которого лежат пластиковые безделушки?

– Я ищу человека.

На самом деле я не был уверен, что убийца – человек, но не хотел путать глупого собеседника нюансами Отражения.

– Он убегает?

– Он не знает обо мне. – Я непроизвольно улыбнулся. – Это будет сюрприз.

Кажется, в моей улыбке было что-то неправильное, потому что человек вздрогнул. Через секунду он вспомнил, что мы говорим об игре, чуточку расслабился и уточнил:

– Ему понравится?

– Он голову потеряет от радости, – пообещал я. И поскольку желтый автомобиль остановился, спросил: – Мы приехали?

– Да.

– Будешь ждать?

– Тебе ведь нужна машина?

– Нужна.

– Тогда подожду.

– Хорошо. – Я выдал человеку еще три банкноты. Больше, чем следовало, но гарантировало, что он подождет. Человек был жадным. – Я скоро.

– Можешь не торопиться. – Он зевнул.

Магазин Скупщика помещался на первом этаже старого двухэтажного дома по Старопименовскому. Настолько старого и корявого, что было удивительно, как он ухитрился выжить в центре, где каждый квадратный метр тщательно изучается на предмет захвата или покупки. Дверь в магазин вела со двора и была настолько обшарпанной, что ее принимали за вход в дворницкую. Окна защищали крепкие решетки, а стекла покрывал толстый слой краски. Сам Скупщик проникал на рабочее место или рано утром, или поздно вечером и часто пользовался подземным ходом, ведущим в подвал соседнего дома. Скупщик не был параноиком, никого не боялся и ни от кого не скрывался. Он просто не любил людей и старался встречаться с ними как можно реже.

Дверь оказалась не запертой, открылась легко, без скрипа, и колокольчик на ней не висел – ничто не нарушило царящую в коридоре тишину. Однако видимая беззаботность была обманом: Скупщик узнал о моем появлении в тот самый миг, когда я взялся за ручку. Но виду не подал, поскольку работал с клиентом. Я услышал их голоса, сделав пару осторожных шагов по темному коридору, заставленному пыльными ящиками, стопками перевязанных бечевками книг и даже старой мебелью. На левой стене висел велосипед «Турист» черного цвета, без переднего колеса, а напротив – аляповатая картина, изображающая треугольный пакет молока. Правый нижний угол картины погрызли мыши.

Ухитрившись бесшумно преодолеть коридор, я остановился на пороге комнаты и молча оглядел сидящих за столом мужчин. Скупщик оказался неприятным стариком, одетым в зеленую бархатную курточку, из-под воротника которой кокетливо выглядывал зеленый шейный платок. У него были длинные седые волосы, прядями свисающие на уши, длинный нос, бледные губы и бесцветные глаза. Посетитель сидел ко мне спиной, и я увидел только лысину, толстую шею и кожаную куртку.

Над столом нависала тусклая, похожая на керосиновую лампа. Пахло табаком – в толстых пальцах посетителя дымилась сигарета, пепел которой он стряхивал в невидимую мне пепельницу.

Скупщик бросил на меня быстрый, незаметный для собеседника взгляд, но тут же вновь сосредоточился на клиенте. Так я стал невольным свидетелем их беседы.

– Все равно не понимаю, – произнес лысый. Голос у него был неприятный, слишком высокий для такой туши. – Что ты хочешь купить?

– Зло, которое ты причинил, – терпеливо ответил Скупщик. Очень терпеливо. Видно, что не в первый раз.

– Мой грех? – уточнил лысый.

– Твой грех останется твоим грехом, и ты будешь сам с ним разбираться. Я хочу купить зло. Не грех убийства, а само убийство, тьму, которую ты принес в мир. Грубо говоря, я хочу купить всего лишь слово.

Старик свел перед собой пальцы и поднял брови, показывая, что ждет ответа.

Лысый глубоко затянулся, дунул дымом в низкую лампу, помолчал и поинтересовался:

– Зачем оно тебе?

– Считай это моей причудой. – Скупщик улыбнулся. Улыбка получилась отталкивающей. Наверное, такой же, как моя. – Есть вещи, в которые я верю, и за обладание ими предлагаю тебе настоящие деньги.

– Ты из какой-то секты?

– Да.

– Я так и подумал.

Современный мир наполнен таким количеством условностей, настоящее так тесно переплетено с вымыслом, что многие люди начинают всерьез путать реальность с виртуальностью. Человек в желтой машине убедил себя, что я играю, и немедленно выбросил из головы очевидное подозрение в том, что я – убийца-психопат. Лысый догадывался, что прикоснулся к чему-то настоящему, но запретному, к древней тайне, способной изменить его жизнь, но… Но парой слов старик придал его мыслям нужное направление, и теперь лысый уверен, что общается с чокнутым сектантом.

Мир делает все, чтобы Отражение чувствовало себя комфортно.

– Вера важна для меня, – продолжил Скупщик. – Я верю, что должен собирать причиняемое людьми зло.

– Чтобы очистить мир?

– Да.

Лысый кивнул, показывая, что понял услышанное, помолчал, потер толстой ладонью затылок и осведомился:

– Как это будет выглядеть?

– Ты просто скажешь, что отдаешь зло, а я заплачу оговоренную сумму.

– И все?

– Тебе станет легче, – мягко добавил Скупщик.

И добавил зря.

– А если я не хочу, чтобы мне становилось легче? – Лысый задал вопрос таким тоном, что я вздрогнул. От неожиданности, конечно, не от страха. Вздрогнул и подумал, что вижу весьма неприятного зверя. Лысый же раздавил окурок в пепельнице и продолжил: – Я хочу чувствовать тьму, которая у меня внутри. Мне нравится этот груз.

– Убей снова и возвращайся.

– К тебе?

– Почему нет? – пожал плечами Скупщик. – Почему не обратить слово в деньги? Снова.

И выложил на стол нераспечатанную банковскую пачку. Лысый сглотнул. Скупщик улыбнулся. Я с трудом удержался от зевка.

Деньги – еще один способ заставить их закрыть глаза на что угодно.

– Думал, ты блефуешь, – тихо произнес лысый, не сводя глаз с пачки. – Глупо платить такие деньги за одно слово.

– Мы договорились?

– Что я должен сделать?

– Возьми меня за руку и повторяй. – Скупщик стал очень серьезным: – Я принес в мир зло…

– Я принес в мир зло.

– Я сделал это намеренно…

– Я сделал это намеренно. – Голос лысого окреп. – Я не раскаиваюсь в том, что сделал… И являюсь единоличным владельцем совершенного зла… И я отдаю его…

– Я принимаю твое зло, – тихо закончил Скупщик, отпуская руку убийцы.

Ритуал завершился, но ничего не изменилось. Не грянул гром. Не ударила молния. В комнате не стало темнее или светлее. Обыденность происходящего могла навести лысого на подозрения, но он был слишком увлечен деньгами – жадно схватил со стола пачку и спросил:

– Мы в расчете?

– Да, – подтвердил Скупщик.

– Прощай.

– До встречи.

– Уверен, что я вернусь?

– Обязательно.

– Посмотрим.

Я нащупал в стене нишу, спрятался в ней и замер, пропуская мимо себя довольного, как объевшийся оборотень, лысого. А услышав ехидное:

– Долго будешь стоять? – покинул убежище и вошел в комнату. И по взгляду понял, что старик не рад меня видеть. Впрочем, я стал привыкать к тому, что не вызываю восторга.

– Тебе нечего мне продать, – хмуро сообщил Скупщик. – Пока.

– Я и не собирался.

– Тогда зачем ты здесь?

– Поговорить. – Я уселся на стул, еще хранящий тепло лысого, и приятно улыбнулся. – А правда: зачем тебе зло?

И мысленно поздравил себя с идеальным началом разговора: мне удалось удивить собеседника. Старик поднял левую бровь, пожевал бледными губами, но ответил:

– Ты знаешь, что такое зло?

Судя по всему, его не часто баловали задушевными разговорами.

– В философском смысле?

И снова – в точку.

– Прекрасный ответ, – медленно ответил Скупщик, машинально поправляя шейный платок. – Все знают, что зло – всего лишь слово, означающее некое действие. Но действие имеет другое имя: убийство, насилие, предательство… И это все – зло. Всякий раз, когда совершается убийство или насилие, вокруг становится немного темнее. Незаметно. Но становится. Иногда мимолетно: пробегает тень, которую тут же смывает светом. Иногда – навсегда, делая весь мир тусклее на мизерную долю… Совершивший зло человек делает все вокруг темнее, просто наш мир силен и пока справляется… Черный огонь зла поглощает равное количество света, обретая силу Тьмы. Я забираю эту силу и продаю тем, кто способен управляться с ней.

– А их собственная сила? – кашлянув, спросил я.

– Тоже есть, – кивнул Скупщик. – Но чем больше, тем лучше, разве не так? – Он повернулся и повел рукой вдоль стены: – Посмотри на мою коллекцию. Здесь, разумеется, далеко не все, только лучше образцы. Самые насыщенные… Посмотри!

И я вздрогнул во второй раз, поскольку только сейчас разглядел за его спиной стеллажи темного дерева, уставленные склянками, мензурками, колбами и бутылочками с запредельно темным содержимым. Внутри одних флаконов вился черный газ, в других зло достигло концентрации жидкости, в третьих, самых пыльных, напоминало густой сироп. Наверное, где-то там, в глубине коллекции, лежали и глыбы зла, но я их не видел.

Зато понял, что слова, которые собирал Скупщик, обращались в саму Тьму.

– А вот и сегодняшний улов, – он повел перед собой рукой, и посреди стола, прямо под лампой, появилась колба тонкого прозрачного стекла, внутри которой билось миниатюрное темное облачко. – У меня большие надежды на этого клиента. – Скупщик задумчиво провел пальцем по стеклянной пробке, проверяя, надежно ли она закрывает колбу. – Он принесет много интересного товара. Он прирожденный убийца.

И эти слова напомнили мне о деле.

– Пару месяцев назад пятнадцатилетней девочке Ольге вырезали сердце, – произнес я, глядя старику в глаза.

– Та история попала в газеты, – ответил он, выдержав мой взгляд.

– Ты покупал зло ее убийства?

– Почему я должен отвечать?

– Потому что я кое-кого ищу.

– Не буду спрашивать, зачем.

– Благоразумно.

Мы помолчали. Он просчитывал варианты, я ждал ответа. Потом он стал прикидывать, сможет ли выдержать пытки, если проиграет схватку. Потом мы вместе подумали, что после пыток я его убью, магазин сожгу, уникальная коллекция погибнет, и невыносимая мысль ее потери заставила Скупщика сделать правильный выбор.

– Я покупал тьму того убийства, – сообщил он, глядя на меня холодно.

– Кто продал?

– Не могу сказать.

– Если ты боишься убийцу, это обстоятельство скоро изменится, – произнес я. – Наша встреча станет для него последней.

– Или для тебя, – буркнул Скупщик.

– Или так, – я решил не затевать глупый спор и не бахвалиться. Скупщик был стар, сидел в своей норе и не видел того, что видело все Отражение: как Смерть уступила мне дорогу. – Но сейчас важна не следующая встреча, а эта.

Старик правильно понял намек и объяснился:

– Я отказываю не потому, что не хочу раскрывать личность убийцы, а потому, что не могу ее раскрыть. Твой враг осторожен. Полагаю, он известный в городе человек и вынужден тщательно скрывать свою истинную суть. Клянусь: я не знаю имени.

Скупщик не лгал, я это чувствовал и совершенно растерялся. Время утекало, Великое Полнолуние стремилось к обыденному рассвету, а я никак не мог напасть на след. Неужели все напрасно?

– При этом твой враг патологически хвастлив, – размеренно продолжил старик.

– Он не первый раз продает тебе зло, – догадался я.

– Он убивает несколько раз в год, – подтвердил Скупщик.

– Почему ты его не знаешь?

– Потому что он умеет проводить ритуал. Мне приходит посылка со склянкой, а я отправляю обратно золотые монеты. Причем обратный адрес всегда разный, но… Но ему не нужно золото, я уверен. Ему приятно, что я искренне восхищаюсь тем дистиллированным злом, которое он шлет. Высочайшей пробы. Удивительной насыщенности. Это образцовое зло. Абсолютное.

След потерян… Ольга, прости, я не смог…

Однако следующие слова вернули мне надежду.

– Только в этот раз он зря продал зло, – сообщил Скупщик, покусывая бледные губы. – В этот раз ему следовало превозмочь свою гордыню.

– Почему? – насторожился я.

– Потому что склянку сразу купили, – ответил старик. – Больше того: покупатель приехал ко мне через три часа после убийства и сказал, что купит зло, сколько бы ему ни пришлось ждать. В его глазах стояли слезы, но голос был тверд. Он сказал, что убьет меня, если я осмелюсь его обмануть, и добавил, что даже Молох поседеет, увидев, как именно он меня убьет. – Скупщик вновь покусал губы. – Я рассказал покупателю все, что только что рассказал тебе, и продал склянку сразу, как только она у меня появилась.

– Кто покупатель? – хрипло спросил я.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, разделенные лишь потоком тусклого света, затем Скупщик раздвинул рот в неприятной усмешке и ответил:

– Кто купил – не важно, значение имеет то, для кого купили зло того убийства!

Он ткнул в меня кривым пальцем, и я почувствовал, как тяжелеет черный чокер, обретая силу Тьмы, и прошептал:

– Нет…

– Зло отдали тебе! – яростно прокаркал старик. – Тебе!!

И разразился безумным смехом, а я…

Я закричал.

* * *

Было время, когда я водил Ольгу гулять. Я ведь старше на шесть лет… Был старше на шесть лет… Я был старше Ольги на шесть лет, и в какой-то момент мне стали разрешать водить ее на прогулки. Мои друзья играли в футбол, в «казаки-разбойники», дрались с соседними дворами… Нет, я тоже играл, дрался, пробовал курить и хулиганил. Но при этом не отказывался от просьбы «погулять с Олей». Друзья меня жалели, считали, что меня «припахивают», а я был счастлив и наслаждался каждой секундой, проведенной в обществе моей принцессы.

Как будто уже тогда знал, что счастье не будет долгим.

Как будто знал…

Сначала мы не уходили дальше соседних дворов по родной Тверской, но постепенно вылазки стали все более и более долгими. Мы ходили на Красную площадь, гуляли в Александровском саду и просто вокруг Кремля, путешествовали по набережным, добирались до Патриарших и Чистых прудов, исследовали Нескучный сад и истоптали весь зоопарк.

Я помню свет, который дарила миру моя принцесса. Помню ее восторг при виде жирафа и радостный смех на берегу пруда, брызги воды, снова смех. Помню, как учил кататься на велосипеде и бежал следом, слыша восторженное: «Я еду! Еду!» – помню, как читал ей вслух, сидя на лавочке. Конечно же, у нас была «своя» лавочка на бульваре.

Я помню.

Я всегда был рядом, а Ольга знала, что я всегда буду рядом. Однажды мы возвращались из похода в Новодевичий монастырь… Ольге тогда было одиннадцать… В подъезде она взяла меня за руку, по особому взяла, не как обычно, когда просто гуляла… Она взяла меня за руку, посмотрела в глаза и спросила: «Мы поженимся?» Я ответил: «Обязательно…»

– Чертов козел!

Подрезавшая нас машина уже умчалась, человек прокричал ей вслед еще несколько грубых выражений, а я понял, что задремал. Провел по лицу рукой, снимая остатки сна, и спросил:

– Скоро приедем?

– Скоро. – Человек помолчал, а затем неожиданно сообщил: – Ты улыбался. – И добавил: – Не как обычно, а по-доброму. Ты улыбался очень красиво. Будто снова был счастлив.

Я посмотрел на руку – она не дрожала. Посмотрел и ответил:

– Мне снился хороший сон.

– Я так и понял.

– Простить невозможно!

Я вздрогнул, резко обернулся к человеку, но, уже поворачиваясь, понял, что голос принадлежал не ему. А человек, похоже, уже успел привыкнуть к моим выходкам, не отпрянул, не вскрикнул, а кивнул на приборную панель и спокойно объяснил:

– Радио. Выключить?

Потянулся к кнопке, но я мягко перехватил руку:

– Не надо.

– Простить невозможно, – задумчиво произнесло радио приятным мужским голосом. – Боль, страх, насилие, смерть – как их можно простить? Пережитый кошмар всегда будет рядом, всегда будет жечь изнутри, напоминая: «Это было». И напоминая, КАК это было. Ты действительно сможешь примириться с тем, что рвет тебя? Сможешь? Сможешь. Если забудешь. Другого способа нет. Простить по-настоящему означает забыть, только так и никак иначе. Если ты сочтешь, что обидчик искупил вину, искренне раскаялся, попытался исправить содеянное, – нужно забыть. И приказать себе никогда не возвращаться в мыслях к тому эпизоду. Потому что, пока ты помнишь, – ты не прощаешь.

– Жестоко, – хмыкнул я. – Что за программа?

– «НАШЕ радио», «Первый Полночный», – ответил человек. – Сейчас об этом парне все говорят.

– Почему?

– Ты не слышал? – удивился человек.

– Нет.

– Он убил маньяка, который схватил его подругу. Маньяк транслировал убийства в сеть, на свой канал, а Кирилл его выследил и убил. Все видели, как он это сделал.

– Странно, что его оставили на радио, – брякнул я. – Да и вообще: его высказывания больше подходят убийце.

– Он рассуждает с разных точек зрения, – объяснил человек. – Пока ты был в том доме, он говорил, что прощение – очень важно. Что это единственный способ не потерять себя.

– Правильно говорил, так и есть, – кивнул я. – А еще прощение требует огромной силы. Чудовищной силы. Такой у меня никогда не было и никогда не будет.

– Он тоже так говорил.

– Значит, он знает.

Мы помолчали, а затем человек спросил:

– Ты не простил?

Наш разговор должен был прийти к этому вопросу, поэтому я ответил честно:

– Нет. – И уточнил: – Я убью.

Он догадывался, что услышит, поэтому моя искренность произвела на человека правильное впечатление – он уже знал, что может мне доверять. Он не вздрогнул. Машина не вильнула. Мы ехали, как ехали.

Потом человек задал следующий вопрос:

– За дело?

– Он вырезал сердце пятнадцатилетней девочке.

– Ольге?

– Да.

– И откупился от тюрьмы?

– Его не нашли.

– А ты найдешь?

– Я уже рядом. Я очень, очень близко.

Для оптимизма не было оснований, но я искренне верил в свои слова. Я чувствовал, что так есть. Так должно быть, ведь я – сын Великого Полнолуния, а оно дарит своим детям огромную силу. Этой силы недостаточно для прощения, но хватит, чтобы найти и убить. Я еще не знаю, где, не знаю, кого, но сила приведет меня.

Я верну зло тому, кто сделал мир темнее.

И сжег мою душу.

– Мы приехали.

Я снова полез за бумажником, но человек покачал головой:

– Больше пока не плати – не надо.

Я улыбнулся, надеюсь, дружелюбно, и спросил:

– Стало интересно?

– У меня никогда не хватало сил ни на месть, ни на прощение, – честно и очень грустно ответил человек. – Я слаб.

– У каждого свой путь, – сказал я, глядя ему в глаза. – Твоя сила в другом.

– Может быть, – не стал спорить человек. – Поэтому я помогу тому, кому хватило сил хотя бы на месть.