Ходящие сквозь огонь

По лестнице спустилась худенькая девушка лет пятнадцати в простом холщовом платьице, но с крепким кожаным пояском, на котором висел нож и небольшой мешочек, украшенный бисером. На тоненькой шее блеснула бусина. Лицо девушки ничем не отличалось от лиц других уроженок здешних мест: чуть длинноватый нос с горбинкой, смуглая кожа, темные волосы и глаза. Девушка выглядела немного напуганной.

– Они… – запнулась трактирщица. – Они что-то с тобой сделали?

Девушка покачала головой и сделала жест, будто наливала что-то в кружку. Немая?

– Ты подавала тем постояльцам пиво?

Служанка кивнула, и хозяйка явно успокоилась:

– Девочка моя, возьми флягу и налей святому отцу воды!

Та поклонилась и прошла мимо Мишеля наружу, потупив взгляд.

– Да я и сам могу набрать, вы только флягу дайте! – опомнился Мишель.

– Может, все-таки отужинаете, если уж на ночь остаться не хотите? – с надеждой посмотрела на инквизитора трактирщица. – Час уже поздний, да и раны ваши обработать нужно!

За день повязки опять пропитались насквозь.

– Хорошо, – поклонился Мишель, поставил посох к стене и присел на скрипнувшую лавку. — Утомленному жаждою ты подавал воды напиться и голодному не отказывал в хлебе.

Освящение земли вполне могло подождать один час, а вот яростно урчавший живот, в котором с утра не было ничего, кроме пшеничных зерен, надо было чем-нибудь укротить.

* * *

Назад к оврагу инквизитор вернулся уже глубокой ночью. В пшенице остался заметный след, поэтому найти дорогу было нетрудно, хотя приходилось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Полы рясы Мишель заткнул за пояс. После луковой похлебки с хлебом немного тянуло в сон, но совесть не позволила бы заснуть до завершения обряда. В руке инквизитор нес приличных размеров флягу со святой водой, сделанную из выдолбленной тыквы. Воду он сам освятил еще на постоялом дворе.

Небо было затянуто тучами, того и гляди дождь начнется, поэтому монах шел широким шагом. «Вроде бы где-то здесь…»

Ночной воздух лопнул от нечеловеческого рева, раздавшегося буквально шагах в тридцати.

Мишель бросил флягу и побежал, нещадно перемалывая колосья ногами. Тут же оказался на краю оврага и увидел, как темная, перемазанная землей фигура, прихрамывая, быстро движется в сторону хрупкого человечка, скрючившейся около креста. «Это еще кто?» Посох светился и вибрировал, поэтому Мишель, не раздумывая, прыгнул в овраг, оттолкнул человечка в платье в сторону и сразу развернулся к шаркающему мертвецу. От удара святой реликвией его голова разлетелась в разные стороны вместе с кусками проржавевшего шлема.

Земля вскрылась еще в трех местах, тут же послышались яростное шипение и отчаянный вой, но инквизитор не дал мертвецам шанса и разбил полусгнившие тела еще до того, как они целиком выбрались наружу. Посох замолчал.

– Ты цела, чадо? – повернулся инквизитор к девушке, непонятно что забывшей ночью в таком месте, и тут же опешил.

Темные глаза смотрели на него с такой ненавистью, какой не было ни у одного из тех слуг дьявола, которых Мишель встречал до сих пор.

Глава III. Во все тяжкие

Слуга, поклонившись, вышел. Джакомо Джованни уперся локтями в стол из красного дерева, сплел пальцы и задумчиво приложил губы к ладоням.

Дело было не слишком большое, но обдумать его надо в одиночестве и без спешки, чтобы ненароком не упустить каких-нибудь мелочей. Правая рука самого Августо Джованни никогда не стал бы тем, кем стал, если бы упускал что-то важное.

Семьи венецианских патрициев были куда опаснее клубка разъяренных змей: стоило на миг зазеваться и поверить слащавым уверениям в дружбе и напыщенным разглагольствованиям об общем достоянии республики – и вот ты уже хрипел, роняя кубок с отравленным вином, падал от стрелы, прилетевшей из темного окна, нырял в канал с жерновом на ногах или горел на загородной вилле. Только перед лицом общей опасности семьи действовали сплоченно, ревностно оберегая свои права и привилегии от любых посягательств. А дом Джованни как раз и был таким посягательством.

Он не мог похвастаться ни знатностью, ни особенным богатством, но обладал другим конкурентным преимуществом, способным приносить и деньги, и власть. Поколение за поколением дом Джованни тайно практиковал искусство, позволявшее управлять телами и душами мертвецов.

В принципе некромантом при должном обучении мог стать любой: главное – твердо запоминать символы, формулы и ингредиенты и обладать достаточно твердой волей, чтобы подчинять себе тех, кто оживал по твоему призыву. Но эта девушка была особенной.

Трехлетним ребенком она забрела в одну из усадеб на терраферме11, где в тот момент практиковал молодой Джакомо. Увидев, как он пришил к человеческому телу собачью голову, а потом оживил это существо, она даже не вскрикнула. Прикованный цепями кадавр с воем рвался к ней, ощерив зубы, но грязная малышка просто смотрела на него большими темными глазами. В них не было страха, только живой и неподдельный интерес, как к новой игрушке. Тогда Джакомо протянул ей перекрестье с нитками, похожее на те, что использовали кукловоды, только сплошь покрытое специальными символами. Девочка взяла перекрестье, покрутила в маленьких ручках и, сообразив, что кадавр теперь подчиняется ее движениям, немедленно натравила его на некроманта.

Джакомо усмехнулся, вспомнив, какое разочарование было на ее большеглазом личике, когда он чудом избежал смерти! Это сейчас он смог бы разорвать немертвого на части, а тогда пришлось срочно читать формулу разложения. Кадавр окончательно упокоился, а девочка рассерженно фыркнула и швырнула перекрестье в стену, разломав на куски месяц кропотливой работы. Но Джакомо не расстроился. Приказал казнить пару слуг для повышения бдительности (совсем страх потеряли – по поместью разгуливает неизвестно кто!), а девочку велел накормить, отмыть и переодеть. Если ей хватило духу сознательно управлять немертвым, это талант.

Говорить она умела, имя назвала, но о своем прошлом ничего не рассказывала. Отследить ее происхождение не удалось ни естественным, ни сверхъестественным образом. Когда девочку погрузили в транс, она говорила лишь о тьме, огне и заживо горевших людях. Как она попала на виллу, тоже не удалось выяснить. Никто из слуг ее не видел ни в саду, ни в доме, а ведь она добрела до самого дальнего угла подвала! Святая святых Джакомо! Такое ощущение, что этого ребенка отправили на землю прямиком из преисподней, минуя все инстанции.

Дон Августо, возглавлявший дом Джованни, девочку сразу невзлюбил и официально принять в семью не пожелал. Учитывая щекотливость ситуации и обилие невыясненных обстоятельств, Джакомо понял и принял решение своего дяди по отцу, но согласиться с ним не мог. Он стал крестным отцом девочки (темное искусство – не повод открыто плевать на Церковь и ее правила), пристроил в семью муранского12 стеклодува Рьецци, чтобы она ни в чем не нуждалась, и сам начал ее обучение. Учил чувствовать места, где умирали люди, и определять способ гибели, показывал простейшие фигуры и диктовал базовые формулы.

Обычно некроманты выбирали для изучения один из двух путей, но она ревностно осваивала оба, как некогда и сам Джакомо. Конечно, это ей мешало: Мастера плоти и Говорящие с душами, сосредоточившиеся на своих областях темного искусства, в итоге становились сильнее и лучше знали нюансы. Но они довольствовались готовыми рецептами, а девушка постоянно что-то искала за пределами ритуалов и формул. Она пыталась их видоизменять, исправлять, дописывать и безуспешно соединяла несоединимое. А попутно занималась такими делами, от которых нормальный человек пришел бы в ужас.

Все люди любят смотреть на казнь. Дети – особенно. Но она смотрела очень внимательно, спокойно и серьезно, без обычного для людей звериного восторга и улюлюканий, будто очень хотела увидеть момент, когда душа отделяется от тела, и боялась его пропустить. Когда думала, что ее никто не видит, разыгрывала увиденные казни по ролям, до мельчайших деталей воспроизводя и движения палачей, и конвульсии умирающих преступников. Джакомо не раз заставал ее за этим занятием, но не вмешивался. Она ведь ребенок, пускай играет.

Когда ей было девять, крестница попросила у Джакомо щегла в клетке. Нормальное желание для девочки ее лет. А вот сжигать мечущуюся и истошно вопящую птицу прямо в день покупки с помощью факела, просунутого сквозь прутья – как-то не очень. И ведь ни разу не поморщилась, даже от вони! Когда Джакомо упрекнул ее в неблагодарности, она, чуть не плача, залепетала невнятные извинения. Крестный отец, не выдержав, подарил ей новую птицу, которая на следующий же день была лишена всех перьев недрогнувшими детскими пальчиками. Некроманты спокойно относятся к смерти, но их обычно интересует уже состоявшаяся. Девочку же, напротив, интересовал сам процесс перехода из жизни в смерть, а что делать потом – дело десятое.

Чем дальше продвигалось ее обучение, тем меньше оставалось времени на эти шалости. Многие ритуалы длились сутки напролет, и думать о всякой ерунде было смертельно опасно. Девочка подросла, посерьезнела и даже вроде как остепенилась – убивала только тех, кого требовалось, и максимально простым и быстрым способом. Но Джакомо не раз замечал в ее глазах нездоровый огонек.

В последние годы она стала настойчиво интересоваться применением полученных знаний, что было вполне объяснимо. Обучение всегда происходило под контролем кого-то из старших членов дома, всегда в определенных местах, где не бывает зрителей, и на конкретных мертвецах. Никаких вариаций, ничего незапланированного. Хотя совсем все гладко сделать не удалось; пару раз в ее обучении они допустили досадные промахи… Итак, девочка, точнее совсем уже не девочка, хотела делать что-нибудь с изобилием знаний, помещенных в ее головку, что-нибудь полезное для дома, как она говорила, но Джакомо, как мог, откладывал этот момент, опасаясь, что распахнутые створки адских врат будет крайне трудно закрыть обратно.

Видя ее рвение и успехи в темных искусствах, дон Августо стал давать ей задания. Сначала с умнейшим главой семьи Морозини случилось несчастье – он помешался, затравленный призраком, посещавшим его дом по ночам, а глупые наследники тут же перегрызлись между собой. Затем корабль, принадлежащий семье Тьеполо, ушел на дно, получив в открытом море неожиданную пробоину, сделанную чьими-то костлявыми руками, и товар семьи Джованни был продан по более высокой цене. Сильнейшие дома Светлейшей республики получали удары, на которые не знали, кому ответить.

Тринадцать лет девочка практиковала искусство, а Джакомо присматривал за ней. Пытливый ум, беспощадность и странная, до конца непонятная тяга к бессмысленному умерщвлению, которые скрывались за вежливыми фразами, церемонными поклонами и наивно-добродушными улыбками – вот чем была Камилла Рьецци.

Дон Августо, видя, как она взрослеет, наконец, оттаял и разрешил взять ее в семью. Джакомо Джовани как раз собирался выдать ее замуж за одного из членов семьи и посвятить в тонкости некоторых областей искусства, но его крестная дочь решила по известной привычке взбалмошных девиц сбежать из-под венца. Причем в тот момент, когда у дома появился новый и чрезвычайно мощный источник силы и знаний. Далеко не все в семье пока знали об этом, ведь если бы узнали, от желающих измениться не стало бы отбою. Потенциальное бессмертие в обмен на некоторые неудобства – слишком выгодная сделка, чтобы ее упускать.

Камилле предложили переродиться, и она с большой охотой согласилась. Похоже, только для виду. Через пару дней она исчезла из города, прихватив с собой не только бумаги, по которым обучались адепты темного искусства, но и оригинал трактата, который составил кто-то из семьи Джованни в незапамятные времена. В новых условиях эти документы не слишком нужны, но и разбрасываться ими направо и налево тоже не стоило. Свою монополию на искусство некромантии дом терять не должен.

Джакомо знал девушку лучше многих других, но даже он не понимал, почему она сбежала. То ли обидно стало за потраченные зря годы – кровь позволяла намного больше, нежели все эти узоры мелом и углем и пассы руками, то ли девчонку кто-то переманил, то ли в ней вдруг проснулся банальный человеческий страх – непонятно.

«Поупражняться решила наедине, сожри ее кракен!»

Джакомо Джованни стукнул по столу ладонью, но не в раздражении – горячиться он давно отвык. Надо было прервать поток воспоминаний и переключиться на решения.

Она знала слишком много, чтобы оставлять ее в живых, и надо было подумать, кого послать.

Просто нанять убийц – не вариант. У Камиллы самая заурядная внешность, и найти ее обычными способами будет трудно. Даже если найдут, она способна выкинуть какой-нибудь трюк. Наконец, если кто-то из наемников все-таки сделает дело, придется убивать его собственноручно, чтобы не болтал лишнего. Само по себе это, конечно, не проблема, но времени жалко. И без того есть, кого искать…

Послать кого-то из семьи? Умений тем же Бьянке или Алессандро, конечно, хватит, но пока дом хорошенько не освоится с теми способностями, которые ему по глупости подарили, опасно покидать не только город, но и остров. Привлекать излишнее внимание и раскрывать картами раньше срока просто ради наказания – глупость.

Остается кто-то из необращенных некромантов. Достаточно хорошо знающий Камиллу, достаточно сильный, чтобы потягаться с ней в открытом бою, и достаточно умный, чтобы этого не делать. Еще желательно, чтобы имел какую-то личную причину для неприязни. Принятие в семью обещать не будем, но будем иметь в виду: если хорошо справится – дом Джованни получит нового члена вместо Камиллы.

Джакомо наконец перестал хмурить брови и откинулся в кресле. Он знал нужного некроманта.

* * *

Босые ноги скользили и подворачивались на склоне. Он не был крутым, но идти было неудобно. И очень, очень больно. Хотелось быстрее спуститься к воде, но бежать почему-то не получалось. Только медленно, шаг за шагом продвигаться вперед, распарывая ступни об острые камни, спотыкаясь и чудом не падая.

Камилла не знала, зачем идти к реке, но поворачивать было бесполезно – любое другое направление привело бы к той же самой реке. Она уже была на этом берегу, но никогда не доходила до воды. Не хватало сил. В этот раз твердо решила дойти, но чувствовала, что опять не получится.

Берег был пологим, без всяких признаков растительности. Над водой поднимался пар, как будто она была горячей.

Река разлилась широко – другой берег даже не разглядеть. Но почему-то была уверенность, что это именно река, а не озеро. Озеро было дальше. Не было волн, ровную гладь не тревожило даже малейшее движение воды. Звуков тоже не было: ни плеска рыбы, ни птичьего крика – в мертвом, каменно-сером мире не было ничего, за что мог бы зацепиться глаз.

Над рекой зазвучала тихая песня…

* * *

Камилла проснулась вся мокрая от росы и продрогшая. Хотя вокруг было лето, а девушка спала в шерстяном плаще с меховым подбоем, ночной холод все равно пробирал до самых костей. Девушка встала, подвигала руками и ногами, чтобы хоть немного согреться, затем сняла свои крепкие кожаные башмачки на плоской подошве, шерстяные чулки и проверила ступни. Кроме нескольких мозолей, ничего необычного не обнаружилось.

Тело, не привыкшее к долгим пешим прогулкам и сну на голой земле, нестерпимо болело и всячески отказывалось повиноваться. За нормальную постель и ночь в тепле Камилла, не задумываясь, отдала бы правую руку, но совершить сделку было не с кем.

Очень хотелось есть, но девушка ограничилась несколькими глотками воды, чтобы только притупить боль в животе. Запасы еды подходили к концу, поэтому приходилось беречь остатки. По пути иногда удавалось разжиться оливками и виноградом, которые, похоже, тут только ленивый не выращивал, но приближаться к богатым подере13 и виллам было опасно. Городов, селений и постоялых дворов, в изобилии встречавшихся на дорогах Романьи, пока надо было избегать всеми силами. Там ее уже могли ждать. По этой же причине нельзя было появляться и на переправах через По.

Несколько дней назад реку пришлось переплыть, но ближе к устью она была довольно широкой, поэтому задача оказалась сложнее, чем казалось вначале. Маленький импровизированный плот, на который Камилла сложила свои пожитки, перевернулся у самого берега, но терять вещи было жалко – пришлось нырять. Еще бы чуть-чуть, и талантливая некромантка шестнадцати лет отроду сама стала бы кормом для рыб. На просушку вещей пришлось потратить целый день.

И вот девушка опять топала в одиночестве через поля, пряталась от человеческого глаза и упражнялась в бессильных проклятиях:

«Будь проклята эта река, да пересохнет она от истоков до самого устья! Пусть в этих грязных полях сгниют все те, кто так по-дурацки их засеял! Будь проклят Джакомо Джованни, сожри крабы его печень! И где раньше была моя голова?»

Тупая злость помогала бороться с усталостью, поэтому Камилла на разные лады повторяла одно и то же и монотонно шагала вперед.

Девушка при всем желании не могла дать себе отчет, почему сбежала. То, что предложил Джакомо, было со всех сторон выгодно, но какая-то часть ее души чрезвычайно сильно противилась обращению. Настолько сильно, что девушка решила расстаться с семьей Джованни без долгих и трогательных прощаний и идти дальше своим путем. Камилла жалела о своем решении по сто раз на дню, но понимала, что предложи ей то же самое снова, она бы опять отказалась.

В том, что ее рано или поздно найдут, она не сомневалась. Вопрос был только в том, когда это произойдет и успеет ли она подготовиться к встрече. План был прост: по-тихому уйти на некоторое расстояние, чтобы Джованни пришлось расширить сеть поисков, потом аккуратно привлечь кого-то из преследователей, убить тех, кто появится, расспросить трупы о планах по ее поимке, разжиться деньгами и сбежать как можно дальше. Лучше всего на север, в германские земли или еще дальше, к тем морям, куда не ходят венецианские когги и галеи14. Но именно в том направлении ее стали бы искать в первую очередь. Поэтому сейчас надо было бежать на юг полуострова. Причем как можно быстрее.

* * *

Пристроиться на постоялый двор оказалось совсем просто. Достаточно было прикинуться немой, почаще пускать слезы, целовать руки и умоляюще смотреть прямо в глаза – и строгой, но сердобольной трактирщицей можно было вертеть, как заблагорассудится. Она даже не слишком нагружала работой, «чтобы бедная девочка сначала пришла в себя». Правда, четверо ее сыновей – все, как один, здоровенные, с низкими лбами и непроходимо тупыми выражениями лиц – постоянно бросали на девушку недвусмысленные взгляды. Камилла старалась все время быть на виду и надеялась избежать участи двух других служанок, рассчитывая, что к тому времени, как идиоты додумаются перейти к активным действиям, ее уже здесь не будет.

– Мария, отнеси-ка ужин в дальнюю комнату! – велела хозяйка, споро заполняя поднос козьим сыром, луковицами и кусками хлеба. Камилла никак не могла привыкнуть к имени, которое ей здесь придумали, поэтому отреагировала не сразу. Как звали трактирщицу, она вообще не помнила, да и зачем? Деревенщина всегда на одно лицо.

Когда на поднос был водружен холодный кувшин и две глиняные кружки, Камилла осторожно подняла его и понесла наверх по скрипучей лестнице, изо всех сил стараясь не уронить.

«Черт бы побрал этих Джованни, этот трактир и этих ленивых уродов, не желающих спускаться к ужину!»

Кстати, на «этих уродов» у Камиллы были большие планы. Двое вооруженных мужчин приехали сегодня днем, сняли комнату и между делом поинтересовались у трактирщицы, кто еще гостит на постоялом дворе. Расплатились сразу за неделю вперед, заперлись в комнате и даже носа оттуда не высовывают. Надо бы поскорее выяснить, по чью, собственно, душу приехали эти молодчики.

Камилла остановилась перед дверью, придержала деревянный поднос бедром – тяжелый же, зараза! – вынула кое-что из-за пояса и уронила в кувшин. Затем постучала.

Дверь открыл один из арбалетчиков. Седельные сумки валялись на кровати, взведенное оружие лежало на столе, в центре комнаты стояли сапоги. Ставни были открыты, а второго постояльца нигде не было видно, хотя Камилла не заметила, чтобы он днем куда-то выходил.

– Поставь на стол и проваливай!

Парень был категоричен, и вступать с ним в дискуссию в планы девушки не входило.

Камилла поставила поднос, стараясь не поднимать головы, поклонилась и вышла. Как только дверь закрылась, она с нарочитым топаньем прошлась по коридору и тут же очень медленно и тихо вернулась к двери и прислушалась. Характерный стук упавшего тела не заставил себя долго ждать.

Девушка, не таясь, зашла в комнату, бросила короткий взгляд на труп, засунула в дверную ручку пару арбалетных болтов, чтобы никто внезапно не вошел, и вытащила из мешочка на поясе кусок угля. Нарисовать нужную фигуру не заняло много времени. Некромантка щелкнула пальцами и коснулась тела, уже начавшего синеть. Изо рта трупа немедленно вырвался тихий шелестящий звук.

– Кого вы ищете? – спросила Камилла.

– Высокого монаха в красном, – ответил бесцветный голос.

«Уже хорошо».

После того как девушка использовала некромантию, ее найдут очень быстро. Если эти парни не за ней, времени на подготовку встречи будет больше.

– Зачем ищете? – продолжала допрос Камилла.

– Чтобы убить.

– Где второй?

– Ищет.

– Когда вернется?

– После заката.

Разговаривать с ожившими мертвецами было занятием неблагодарным. Они всегда говорят сухо, без подробностей, поэтому все из них приходится тянуть, как клещами, и задавать максимально простые и конкретные вопросы. Интонаций они не чувствуют, подтекста тоже. То ли дело призраки: эти любят эмоции! Правда, у трупов были серьезные плюсы: они никогда не врали, ничего не скрывали и собственного мнения не имели. В общем, идеальные собеседники, если приноровиться.

Солнце уже практически село, поэтому ждать придется недолго. Девушка начала чертить угольком новую фигуру для создания немертвых слуг. Жаль было разменивать таких крепких ребят на такой пустяк, как безвольные ходячие куклы, но призвать их как воинов, а потом подчинять себе волю тварей, которые в первые секунды хотят убить любого, кто под руку попадется, было делом по меньшей мере шумным. Впрочем, девушка уже знала, где поблизости взять воинов.

Закончив с рисунком, Камилла взяла со стола арбалет и устроилась напротив окна, продумывая кое-какие детали дальнейших действий. Наконец снаружи послышался шорох, и в проем спрыгнул второй убийца, услышал щелчок тетивы и сразу же упал на спину, отброшенный к окну.

«Мощные игрушки у этих ребят!»

Девушка произнесла нужные слова и дунула. На призыв встали два немертвых. У первого трупа изрядно почернела шея и за ушами, а из груди второго во всей своей безоговорочной окончательности торчал арбалетный болт.

– Вытащи стрелу и обуйся!

Мертвец с чпоканьем выдернул стрелу за древко, сел на пол и начал натягивать сапоги.

– Закутайтесь в свои плащи с головой.

Трупы подчинились и этому приказу, и теперь, если никто не будет их внимательно осматривать, вполне могли сойти за живых.

– Спускайтесь по лестнице, выходите из трактира и идите по дороге направо. Через две сотни шагов сворачивайте налево, в поля, и идите прямо столько, сколько сможете.

Мертвец дернул за ручку двери, попросту сломав вставленные в качестве задвижки болты, и оба тела бодро потопали в указанном направлении. Насчет того, что кто-то случайно встретит ее немертвых слуг, Камилла не слишком волновалась. Не пройдет и часа, как оба тела упадут в полях, а шанс, что на них в этот момент кто-то наткнется, был слишком уж невелик – ночь на дворе. Девушка давно придумала, как надо начертить фигуру, чтобы сделать эффект оживления временным, и теперь была страшно горда своей сообразительностью. В обычном случае мертвецы служили, пока не сгниют.

Камилла выплеснула отравленное пиво из кувшина в окно, села за стол и, перекусывая нехитрой снедью, изучала содержание седельных сумок. Обнаружила моток тонкой веревки, какие-то инструменты, непонятный металлический прибор с длинными острыми штырями, похожий на челюсти, пару стилетов и плотный кожаный мешочек.

«Хо-хо! – чуть не подавилась девушка. – Без малого две дюжины флоринов и еще серебро!»

Можно еще стилеты продать – хорошие вроде, с клеймом в виде какой-то рыбы и места почти не занимают. Если экономить, денег хватит и на дорогу, и на первые недели беззаботной жизни в северных землях. Первоначальный план шел, как по маслу.

«Интересно, это убийцы настолько хороши, что не хотели размениваться по мелочам и заломили такую сумму за какого-то монаха, или, наоборот, он так важен для заказчика, что ему никаких денег не жаль?»

Содержимое сумок Камилла, подумав, оставила на прежнем месте, а деньги разделила на две части: одну, меньшую, переложила в свой собственный кошель, другую спрятала под одной из половиц, приподняв доску ножом. До утра гостей никто не хватится, а завтра сей гостеприимный кров уже придется покинуть. Верхом и с деньгами оно как-то удобнее.