Полная версия
Еретик. Книга 3
«Тем лучше».
– Простите, но я должна идти, меня ждут дома, – с напускной вежливостью и взглядом, полным осуждения, произнесла Элиза.
– Что здесь происходит? – строго спросил Вивьен.
Незнакомый мужчина повернулся к нему, во взгляде мелькнула дерзость, тут же сменившаяся досадой, когда он понял, что к нему обращается человек, одетый, как служитель Церкви. Оружия при себе в этот день у Вивьена не было, посему не каждый – кроме тех, кто знал его в лицо – заподозрил бы в нем инквизитора.
– Простая светская беседа, отче, – осклабился захмелевший мужчина, не заметив сияющего взгляда, которым Элиза одарила Вивьена.
– Вот как, – хмыкнул тот. – И о чем же вы беседуете с дамой, которая совершенно явно в этой беседе не заинтересована?
Незнакомец грозно нахмурился.
– При всем уважении, отче, это явно не ваша… – он помедлил, явно пытаясь вспомнить нужное слово. Вивьен склонил голову, великодушно подсказав:
– Епархия?
– Именно, – многозначительно кивнул незнакомец. – Так что доброго вам дня.
Вивьен нарочито досадливо покачал головой.
– Боюсь, наш разговор не окончен, – произнес он, и в голосе его зазвучали металлические нотки. – Моей епархией, по долгу службы, является все, что вызовет у меня хоть малейшее подозрение в вероотступничестве, а вы, месье, позволяя себе определять епархии духовных лиц, вызываете у меня такие подозрения. Может, нам стоит поговорить в другом месте?
Пару мгновений мужчина потратил на то, чтобы осмыслить услышанное, и Вивьен любезно дал ему это время, стараясь не смотреть при этом на Элизу, чтобы сохранить лицо непроницаемым. Наконец поняв, с кем говорит, незнакомец округлил глаза и невольно подался назад, борясь с желанием и вовсе убежать.
– Господин инквизитор… – тихо произнес он, – я… я вовсе не…
– Ваше имя, месье, – требовательно перебил его Вивьен.
Как ни странно, вопрос этот заставил мужчину побледнеть. Миг спустя Вивьен понял, почему.
– Симон-Пьер, – тихо отозвался тот.
– Занимательно, – осклабился Вивьен, – что человек с именем, в точности повторяющим имя первоверховного апостола возомнил, будто может определять епархию верного слуги Божьего. Даже ваше имя укрепляет меня в мысли о вашем пагубном вольнодумстве, не говоря уже об опасении, с которым вы его произнесли.
– Я… я… я и не думал…
– И в вашем случае это было бы лучшим исходом – не думать. – Вивьен ожег вмиг протрезвевшего мужчину взглядом. – Ступайте с миром, месье Симон-Пьер. Я надеюсь, что увижу вас на ближайшей воскресной мессе, – с многозначительным упором на последних словах произнес он.
Энергично закивав, Симон-Пьер поспешил ретироваться, напрочь забыв об Элизе. Вивьен проводил его взглядом, и лишь после этого взглянул на девушку. Та благодарно улыбнулась ему, не скрывая некоторого злорадства: она с искренним весельем наблюдала за тем, как недавний наглый смельчак трусливо убегает, поджав хвост, после пары реплик в его адрес.
Строгость из глаз Вивьена при взгляде на Элизу не исчезла. Он отметил, что на шее у нее, позвякивая, висят ее любимые амулеты, а запястье охватывают подаренные им в день их знакомства четки.
Он вздохнул.
– Скажи, ты, что, нарочно умудряешься попасть в такие истории? А если бы меня не оказалось рядом? – тихо спросил Вивьен, направляясь вдоль улицы и увлекая Элизу за собой. Она пошла следом, держась чуть позади и не равняясь с ним.
– Я просто шла домой, – невинно произнесла она. – Ты ведь не думаешь, что мне хоть как-то польстило его внимание?
– Не думаю, – Вивьен нахмурился.
Они завернули за угол дома, оказавшись на не столь людной улице. Вивьен остановился и посмотрел на Элизу наставническим взглядом. Она виновато улыбнулась.
– Вивьен, я всего лишь вышла за покупками. Мне это иногда требуется, понимаешь? Я не стремилась привлекать ничье внимание.
– Его привлекает твоя внешность, – скользнув по ней оценивающим взглядом, покачал головой он. – Элиза, ты прекрасна, от тебя трудно оторвать глаза, но это иногда выходит боком. Когда-нибудь это может сыграть злую шутку, а я этого очень – очень – не хочу. Прошу тебя, будь аккуратнее. И хотя бы амулеты на время выхода в город снимай. Этот выскочка к тебе привязался из-за внешности, и мне легко было его отогнать, а если кто-то из-за этих амулетов обвинит тебя в идолопоклонничестве или ведовстве, ситуация будет сложнее.
Элиза заговорщицки улыбнулась.
– Тогда тебе придется сделать вид, что арестовываешь меня? – спросила она. Вивьен хмыкнул.
– Может, даже придется для вида арестовать.
– Уже придумал, как допрашивать будешь?
Оглядевшись по сторонам, чтобы избежать взглядов случайных свидетелей, Вивьен склонился к ней и прошептал на ухо:
– Самым что ни на есть пристрастным образом.
***
Переговоры тянулись долго. Англия и Франция застыли – уставшие, измотанные и напряженные – в ожидании хоть какого-то исхода. Однако к маю 1360 года Эдуард III со своими министрами явился во французскую деревню Бретиньи на встречу с дофином Карлом V для подписания мирного договора. Этот договор все еще был тяжел для Франции, однако не содержал в себе таких же унизительных условий, как Лондонский мир.
Согласно новому договору, Франция обязалась выплатить три миллиона экю за освобождение из английского плена короля Иоанна, лишаясь при этом примерно трети своих территорий на юго-западе страны. Англия же в свою очередь – словно скрипнув зубами от необходимости умерить пыл своей жадности – обязалась больше не демонстрировать своих притязаний на французский трон и не претендовать на власть над нормандским регионом.
Некоторое время люди боялись свободно вздохнуть: казалось, война может снова начать алчно выпивать все соки из противоборствующих королевств. Однако по всему выходило, что между Англией и Францией, наконец, воцарился мир.
Весть о прекращении войны довольно быстро разнеслась по городам и деревням французского королевства: путники, паломники, эмиссары и гонцы передавали ее из Бретиньи, словно она была единственно возможным глотком свежего воздуха. И хотя до ратификации мирного договора дело еще не дошло, люди словно чувствовали, что могут рассчитывать на продление мирного времени. Для многих эта весть стала истинным праздником. Элиза была в их числе.
Сколько дней она молилась Матери-Земле о том, чтобы эта затяжная война прекратилась! И вот, наконец, ее молитвы были услышаны.
В день, когда Элиза узнала об окончании войны, она с особыми надеждами ждала, что Вивьен придет к ней, чтобы сделать эту их совместную ночь по-настоящему незабываемой. Отдаваясь любви с удивительной страстью, всю силу которой Элиза будто сдерживала все это время, она чувствовала внутри себя дыхание свободы. Словно кто-то сбросил с нее оковы страха, неизвестности, напряжения и старой боли потери. Война была верным спутником всего, что происходило в Кантелё, она омывала берега сомнений Гийома. Возможно, именно она своими боевыми действиями и привела Анселя де Кутта в его странствиях в Руан и его близлежащие окрестности.
Завернувшись в одно из взятых с собой покрывал, Элиза села на колени на траву, глубоко дыша. Она нежно посмотрела на лежащего на спине Вивьена. Его лицо и часто вздымавшаяся в такт быстрому дыханию грудь в свете звезд и луны поблескивали от пота, на губах играла улыбка.
– Знаешь, – игриво хмыкнул он, – впервые наша ночь была похожа на настоящую битву.
Вопреки его ожиданиям, Элиза смущенно вжала голову в плечи. Вивьен нахмурился, приподнялся на локтях и тут же переместился в положение сидя, взяв Элизу за руку, выглядывавшую из-под покрывала.
– В чем дело? Я тебя задел? – спросил он.
Элиза покачала головой, печально улыбнувшись.
– Просто занятно, что ты сравнил мою любовь с войной именно в ту ночь, когда я так хотела показать, как счастлива воцарению мира.
Вивьен приподнял брови. Он понял, что сказал нечто обидное для нее, но так и не сумел прочувствовать, что именно. Оставалось так много граней души Элизы, которые он еще не познал. Он глубоко вздохнул, переместился и обнял Элизу, отчего-то подумав, что сейчас она может отстраниться. Она осталась на месте – молчаливая и задумчиво печальная.
– Моя очередь спрашивать, о чем ты думаешь, – невесело усмехнулся Вивьен. Элиза вернула ему усмешку и внимательно посмотрела на него.
– Не поверишь, но мысли мои занимает Ансель де Кутт.
Вивьен округлил глаза, постаравшись не показать всколыхнувшегося внутри волнения.
– Прости, но мне требуются пояснения, – нервно улыбнулся он. – Потому что в свои действия я тоже вкладывал… другой смысл.
Элиза хихикнула и многозначительно заглянула ему в глаза, в ее взгляде отразилось ощущение восторжествовавшей справедливости – своим ответом она смутила его так же, как и он ее недавно. Однако когда пришло время пояснять, Элиза вновь помрачнела.
– Я думала о том, что, возможно, война, которая длилась, кажется, всю мою жизнь, своей расстановкой сил и привела Анселя сюда. И он развернул свою маленькую войну прямо здесь – в Руане, в Кантелё. – Элиза смущенно взглянула на Вивьена, все еще ожидая, что он осудит ее за упоминание о прошлом, но он не осуждал. – Я ненавижу войну. Ненавижу ее за то, что она истощает и убивает мир, который мне так дорог.
Вивьен вздохнул.
– И Анселя – ненавидишь тоже, – понимающе кивнул он. Элиза встрепенулась.
– А вот ты, кажется, нет, – прищурилась она. – Я понимаю, ты не можешь ненавидеть его за то же, за что ненавижу я, у тебя нет для этого причин. Но ведь из-за него тебя и твоего лучшего друга пытали! Он чуть не лишил вас жизни, он… – Она смутилась. – Не мне об этом говорить, но он распространял свою ересь прямо под носом у инквизиции! И сбежал от правосудия. И, когда я говорю об этом с Ренаром, я чувствую его осуждение. Чувствую, что он ненавидит Анселя за предательство, за обман, за ересь, в конце концов. – Она качнула головой, вновь внимательно вглядевшись в лицо Вивьена. – Ренар ненавидит его и искренне хочет поймать. Но не ты. – Эти слова заставили его вздрогнуть. – Ты не ненавидишь его. Ты тактично молчишь каждый раз, когда о нем заходит разговор. Не выглядишь расстроенным, если вам с Ренаром не удается поймать его. И иногда мне кажется…
Вивьен взглянул на нее серьезно и с полной готовностью к ее осуждению.
– Не ненавижу, – перебил он. Элиза взглянула на него непонимающе, однако, как ни странно, в глазах ее не сверкнуло той злости, которую он ожидал там найти. – Не могу.
Элиза нахмурилась и качнула головой.
– По твоему рассказу в ту ночь, когда я говорила о событиях в Кантелё, почему-то создалось впечатление, что он был тебе действительно близким другом, но как таковой почвы для этого я не обнаружила. Что вас связывало? Что еще помимо фехтовальных занятий и периодических походов в таверны?
Некоторое время Вивьен молчал. Он знал, что не сможет ей рассказать. Пока не сможет. Ему потребовалось довольно много времени на то, чтобы собраться с силами и произнести тот ответ, который был не меньшей правдой, чем тайна о каркассонской истории.
– Моя сентиментальность, – сказал он, наконец, и поморщился. – Поначалу я отнесся к Анселю с подозрением. Отчего-то будто ждал от него какой-то подлости, нападки, но чуть позже обнаружил, что ничего плохого не происходит, а я начинаю ждать встречи с несвойственным для меня нетерпением. Я много лет учил себя никогда не привязываться к людям из-за монашества, а после – из-за инквизиторской должности. И часто мне это удавалось. Здесь же, – он покачал головой, – я не ожидал, что это возможно, поэтому и не делал попыток отгородиться. А Ансель как-то ненавязчиво умудрился стать мне дорогим другом, и отделаться от этого отношения у меня, ты права, так и не получилось, хотя, видит Бог, я пытался его ненавидеть. Так было бы проще для всех. – Он виновато покачал головой и продолжил. – По прошествии некоторого времени с нашей первой встречи Ансель показался мне хорошим человеком. Вообще, я чувствовал, что в душе у него что-то сильно болит, и это не давало мне покоя. Я бы сказал, не дает до сих пор.
Элиза изумленно округлила глаза.
– Ты, что же… исцелить его хочешь?
– Пусть даже и перед смертью, – решительно кивнул Вивьен, тут же печально усмехнувшись. – Глупо, да? Даже учитывая, что после этого он ответит перед судом инквизиции и перед светскими властями за свои преступления, я беспокоюсь о спасении его души. Я не хочу, чтобы она переходила дальше – что бы ни ждало нас дальше – в таком состоянии.
Он замолчал и вновь тяжело вздохнул, устало потерев переносицу.– Я не хотел об этом говорить, потому что догадывался, как отреагируете вы с Ренаром. Для вас это, надо думать, равносильно предательству – только уже с моей стороны.
Элиза не знала, что ответить. Строго говоря, Вивьен был частично прав, но что-то в том, как он говорил об Анселе, не позволяло ей осудить его.
«Он говорит правду», – удивленно осознала Элиза. – «Говорит правду о своих чувствах относительно Анселя. Он искренне дорожит им, несмотря ни на что, и не может изменить это, даже если хочет. Он над этим не властен, и кто я такая, чтобы осуждать его?»
Элиза смягчившимся взглядом посмотрела на него и слабо улыбнулась. Эта улыбка отчего-то заставила Вивьена поморщиться и отвести взгляд.
– Пожалуйста, не говори об этом Ренару, если сможешь. Он не поймет.
Элиза нежно прижалась к его плечу лбом.
– Я не скажу ему. Я, кажется, понимаю, о чем ты говоришь. Вряд ли у меня когда-нибудь получится умерить свою ненависть после того, что сделал Ансель, но я понимаю тебя. И твои чувства – я уважаю. Они, – Элиза улыбнулась, – благородные и честные. Прямо, как ты сам.
Вивьен глубоко вздохнул.
– Я никогда не считал себя таким.
– А я тебя таким знаю. Ты меня не переспоришь.
Он повернулся, провел рукой по ее щеке и поцеловал ее, после чего, отстранившись, сказал:
– Как истинный скромник, я бы должен попытаться, но не хочется.
Элиза заговорщицки сверкнула на него глазами.
– Правильный ответ.
***
Руан, Франция.
Год 1361 от Рождества Христова
Судья Кантильен Лоран сидел за столом, глядя на явившихся к нему по первому зову помощников и недовольно барабаня тонкими пальцами по столешнице.
– Эмиссар сегодня доставил доклад наших агентов в Лонгвилле, – неспешно начал он, ожидая, когда Ренар, стоявший напротив него, наконец, перестанет сонно щурить глаза и преисполнится готовности слушать.
Вивьен, уловив некоторое недовольство епископа, постарался натянуть на лицо ободряющую улыбку, хотя не был уверен, что у него в достаточной мере получилось, потому что Лоран смерил его не менее придирчивым взглядом.
– Я так понимаю, даже в мирное время люди продолжают обращаться в ересь? – вздохнул Вивьен.
– Не нужно быть мудрецом, чтобы до этого додуматься, – фыркнул Лоран. Что бы ни случилось в Лонгвилле, это явно привело епископа Руана в неприятное расположение духа. – Наши агенты подозревают, что несколько приходских священников исповедуют ересь и, что совершенно явно, тянут за собой в это болото своих прихожан.
Вивьен тут же понял, что именно так раздосадовало Лорана.
– Ясно, – вздохнул он. – Видимо, нам предстоит довольно долгая работа…
– Я склонен надеяться, что дела в Лонгвилле обстоят не настолько плохо, – проворчал Лоран, тут же нахмурив брови.
«Когда-то я надеялся на то же самое в Кантелё», – укоризненно вспомнил он.
– И все же, да, – Лоран усилием воли заставил себя говорить с меньшим раздражением. Он перестал барабанить пальцами по столу и сцепил руки в замок, – вам явно предстоит хорошенько там поработать. Местные власти, как водится, окажут вам все предписанное содействие. Бумагу, одобряющую ваши действия, я подписал, думаю, с ней вопросов возникнуть не должно. Собранные материалы дел ждут вас в Лонгвилле. Изучите их, допросите людей. Постарайтесь выяснить, как глубоко ересь проникла в город.
– Какая именно ересь, известно? – уточнил Ренар. Как и епископ, он пребывал в довольно мрачном расположении духа.
– Наши агенты упоминали о последователях Дольчино[7], – туманно отозвался Лоран.
– Апостолики, – нахмурился Вивьен. – Стоит подумать, что какая-то ересь уже вымерла в наших краях, а ее побеги снова где-то появляются.
– Ты прав в этом неприятном наблюдении, – кивнул епископ. – Поэтому, чтобы этих побегов больше не появлялось, эту проблему следует решить незамедлительно. Вы отправляетесь сегодня же.
Ренар неуверенно качнул головой.
– Это долгая поездка. Как наше отсутствие скажется на работе отделения?
Лоран поджал губы, борясь с недовольством и беспокойством, мучившими его душу. Он не говорил, о чем ему еще довелось узнать. Его личные шпионы доложили, что в Руан в скором времени нагрянет проверка в лице высокопоставленного сановника – папского легата, архиепископа Амбрена. Похоже, вести о том, что скандальная история с Анселем де Куттом так и не разрешилась, в который раз дошли до папы, и он решил наконец показать свое недовольство.
– Отделение без инквизитора не останется, – хмыкнул епископ, отвечая на вопрос своего помощника. Он всеми силами старался отогнать от себя мрачные мысли о предстоящей проверке. – Просто сделайте то, что должны. Сейчас вам стоит сосредоточиться на этом.
«Может, будет даже лучше, если архиепископ, приехав сюда, не застанет этих двоих. Сейчас в Руане спокойнее, чем когда-либо», – подумал он.
– Будет исполнено, Ваше Преосвященство, – отозвался Ренар. Вивьен подтвердил слова друга уверенным кивком.
– Ступайте. Благослови вас Бог.
***
Рени крайне редко выбиралась в город – особенно в одиночестве. Обыкновенно, если она и приходила в Руан, ее сопровождала сестра. Странным образом Элиза, оставаясь в тесной связи с природой, умудрялась сохранять контакт с городскими жителями и самим городом. Она словно была посредником между Руаном и своей сестрой, которая с момента их остановки в заброшенном лесном домике после бегства из Кантелё изъявила желание пройти чуть дальше в лес, словно что-то влекло ее туда. Она отчего-то знала, что найдет в лесу другой заброшенный после чумных лет дом, который сумеет сделать своим пристанищем. Элиза пыталась поначалу остановить Рени, но быстро оставила попытки. Она никогда не знала, какая высшая сила помогает ее младшей сестренке ориентироваться в перипетиях судьбы, но что-то, похоже, помогало, и Элиза не раз убеждалась, что сила эта бережет Рени.
Домик и вправду нашелся – дальше в лесной чаще, окруженный густыми зарослями и словно вплетенный в дикий природный сонм. Элиза, когда Рени пригласила ее туда, помогла ей обустроить быт, и, отнесшись с подобающим уважением к уединению, которое сестра так ценила, предоставила ее самой себе, лишь изредка помогая по хозяйству.
Рени благодарила Элизу за заботу, которая, как она чувствовала, окружала ее нежным ореолом любви с детских лет. Возможно, сегодня именно из благодарности за эту заботу она не стала с рассветом приходить к Элизе, чтобы предупредить о своей спонтанной вылазке в город.
Когда первые лучи солнца еще не успели пробиться через густые кроны деревьев, Рени вдруг проснулась от птичьего пересвиста и ощутила удивительную бодрость. Ей давно нужно было выбраться за покупками, однако по какой-то неведомой причине она оттягивала эту вылазку. До этого самого дня. Сегодня Рени поняла: пора. В глубине души она желала попросить Элизу отправиться с ней, но внутренний голос – слишком четкий и ясный – подсказывал ей, что стоит идти одной.
Для себя самой Рени объяснила свое намерение нежеланием беспокоить Элизу. В конце концов, сейчас сестра сильно переживала за своего возлюбленного, который вынужден был отправиться по срочному заданию в Лонгвилль. Он отсутствовал уже несколько дней, и было совершенно неясно, когда он собирается вернуться. Элиза старалась не давить на Рени своим беспокойством и пыталась скрывать периодические прерывистые вздохи и слишком задумчивые взгляды. Однако и без этих демонстраций Рени чувствовала, что внутренняя гармония, в которой обычно пребывает Элиза, не будет восстановлена, пока Вивьен не вернется к ней целым и невредимым.
«Она его очень сильно любит», – думала Рени, мысленно молясь Матери-Земле и обращаясь к ней с просьбой охранять и оберегать Вивьена Колера и Ренара Цирона. – «Я не должна стеснять ее, пока не почувствую, что очень нужна ей».
Осторожно миновав расставленные Элизой ловушки для охоты на дичь в лесу, Рени направилась по тропе в сторону Руана. Город едва просыпался от ночного сна, и Рени ожидала, что ей доведется еще некоторое время побродить по улицам, окаймленным каменными домами, прежде чем откроются все необходимые ей товарные лавки.
Город пульсировал какой-то совсем другой гармонией, непохожей на гармонию леса. Рени сызмальства чувствовала, что никогда не сможет подстроиться под ритм, в котором люди живут в городах, и лес будет ее последним пристанищем.
Поймав себя на подобной формулировке, Рени невольно задумалась о смерти – о том, какая она и что следует за ней. Какой будет новая жизнь? Что она принесет? Когда настанет? Девушка размышляла об этом с характерным для себя спокойным смирением, не понимая лишь, отчего именно сейчас эти мысли посетили ее.
Вдруг до Рени донесся какой-то шум. Чей-то гомон и… что-то еще. Как будто кто-то стенал и плакал за углом на расположенной рядом улице. Рени, не зная, что влечет ее туда, направилась на звук.
Когда она подоспела, то услышала пару обрывочных ругательств и заметила, как несколько человек, презрительно усмехаясь, отходят прочь от исхудавшего мужчины в обносках. На спине и груди его потрепанной темной – то ли изначально, то ли от грязи – одежды были нашиты странные желтые кресты.
Рени искренне удивилась. Насколько она помнила, кресты были символами христианской веры. Почему те, кто называет себя христианами, проявили жестокость к человеку, на одежде которого были нашиты символы их веры?
«Странные», – подумала Рени. А ведь Вивьен не казался ей таким, когда говорил Элизе о своем веровании. И Гийом не был таким, и Ренар.
Повинуясь внезапному порыву, Рени приблизилась к упавшему на четвереньки человеку. Заросший грязной бородой, с иссаленными волосами, отощавший незнакомый мужчина, упершись руками в дорогу, тихо хныкал от бессилия.
Рени приблизилась, не зная, чем может помочь этому несчастному человеку. Тот поднял глаза на рыжеволосую незнакомку и отшатнулся от нее, словно ожидая, что она причинит ему боль.
– Пожалуйста… – полушепотом произнес он.
Рени невольно приподняла руки.
– Я не обижу, – округлив глаза, тут же сказала она.
Мужчина уставился на нее, словно увидел перед собой нечто волшебное.
– Что с вами? Чем вам помочь? Почему эти люди… обижали вас?
– Кресты, – скорбно отозвался мужчина, шатко поднимаясь на ноги. Спина его горбилась, будто под гнетом душевной тяжести. – Уже почти два года я ношу это проклятье. Я и не знал, что это наказание будет таким жестоким! – Он покачал головой. – Добывать пропитание почти невозможно. Никто не желает оказать сочувствие еретику. – Он снова всхлипнул. Казалось, в лице Рени он нашел человека, которому мог открыть свою душевную боль. А она слушала, не понимая, что может сказать в ответ. Слово «еретик» она узнала, потому что довольно часто слышала его, когда Элиза упоминала Гийома и его странного учителя. Да и Вивьен с Ренаром периодически произносили это слово.
– Я сделал это ради дочери, – страдальчески заплакал мужчина. – Я выдал им всех, чтобы ее смогли спасти. Молодой инквизитор пообещал, что с ней будут хорошо обращаться в монастыре. Я не видел ее с тех самых пор, но молюсь, чтобы с ней было все хорошо.
Рени непонимающе покачала головой. Она опустила руку в свою дорожную сумку из грубой ткани, и извлекла оттуда несколько монет.
– Вот, – неуверенно произнесла она, протягивая монеты мужчине. – Это может немного вам помочь?
Тот, кто назвал себя еретиком, изумленно уставился на девушку.
– Вы даете мне деньги? Подаяние? – недоверчиво переспросил он.
– Я не знаю, чем еще могу… у меня есть еще немного печенья… я взяла его с собой, чтобы перекусить, но вам нужнее! – Она полезла в сумку и с готовностью поделилась с этим странным человеком угощением, которое осталось с последнего визита Вивьена.
Не помня себя, мужчина выхватил монеты и печенья из протянутых рук Рени, будто боялся, что она передумает, а затем заключил ее в свои объятия, рассыпавшись в горячих благодарностях. Рени хотела отстраниться, но почему-то замерла. Мужчина продолжал твердить «спасибо» и бормотать какие-то молитвенные слова, на которые девушка понятия не имела, что может ответить.
Чуть поодаль от них на улице начали собираться какие-то люди, и Рени услышала обличительный возглас: