Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная

Марк вздохнул, потёрся головой о его плечо.

– Пап, ты её уже нашёл?

– Пока нет. Потерпи, Марк.

– Хорошо. А она… она будет добрая?

– Конечно, Марк.

Марк вздохнул.

– И… и у меня будет брат? Или сестра?

– Будет, – твёрдо ответил Ларри. – У нас будет настоящая семья.

– Конечно, пап. Мы же не хуже других, – убеждённо сказал Марк.

Ларри рассмеялся, на мгновение прижал к себе сына и встал.

– Всё правильно, сынок. А теперь идём. Надо разобраться с кухней.

– А вещи?

– А потом и вещи. Пошли.

– Пошли, – вскочил Марк.

На кухне мебель уже расставлена. Теперь надо распаковать и разложить утварь и посуду. Конечно, самое необходимое, что они купили ещё когда жили в меблирашках, они перевезли, но Ларри твёрдо решил, что дом у него будет по всем правилам. И теперь в кухне стояли две больших картонных коробки. Одна с кухонной утварью, а другая – со столовой посудой. Как и мебель, Ларри заказал всё по торговому каталогу с доставкой и оплатой по счёту. Ну, некогда ему ходить по магазинам, к тому же можно и нарваться, что совсем не желательно. И покупал он потому не самое дорогое, без особых претензий, не броское, но в надёжных фирмах. Там тоже все всё понимали и, услышав адрес, присылали заказ с бригадой цветных грузчиков.

Сначала Ларри открыл коробку для кухни. Он вынимал и расставлял на столе блестящие эмалью кастрюли, сковородки, жаровни, потом всякие хитрые приспособления и тут же объяснял Марку для чего это. Марк шумно радовался, но явно не понимал, зачем такие сложности, когда можно купить уже готовой еды или поесть в кафе.

– Нет, – улыбнулся Ларри, – будем готовить по всем правилам. Я тебя научу.

– Ага, – согласился Марк, – хорошо.

А когда из второй коробки появился нарядный белый с узкими золотыми ободками по краям большой столово-кофейный сервиз, восторг Марка вырвался в ликующем вопле. Ларри рассмеялся и не сделал замечания.

– Пап, – вдруг вспомнил Марк, – а наши кружки?

Ещё в первый день в Колумбии Ларри купил себе и Марку самую необходимую посуду из толстого фаянса. Марк очень любил свою кружку с облизывающимся котёнком. И вся та посуда такая весёлая, в картинках…

– А её… – упавшим голосом спросил Марк, – выкинем?

– Ну, что ты, Марк, зачем? Это для вечера, большого обеда или, когда у нас будут гости. А утром и… и просто так будем брать другую посуду, старую. Так что твой котёнок, – улыбнулся Ларри, – без работы не останется.

Марк смущённо улыбнулся.

Они вместе расставили посуду и утварь. И кухня сразу стала другой. Ларри с удовольствием огляделся.

– Ну вот. Сейчас я приготовлю нам чего-нибудь поесть. Поедим и займёмся вещами.

– Пап, я, – Марк даже приплясывал от нетерпения, – я сбегаю на угол? За… за чем-нибудь. А?

Ларри рассмеялся и достал из кармана кредитку.

– Хорошо. Купи два больших хлебца.

– Ага, я мигом, – сорвался с места Марк.

Маленький магазинчик на углу Новой улицы открылся только вчера и чего там только не было. Ну, улицу переходить не надо, до магазина только три дома, поэтому Ларри легко отпустил Марка.

Мона поправила на столе кружевную салфетку и оглядела гостиную. Стало очень уютно, Найджу понравится. Сегодня суббота, он работает до ленча, у неё уже всё готово, как только Найдж придёт, сядут за стол, потом субботний вечер, завтра с утра они, как все, пойдут в церковь, всей семьёй.

Мона с удовольствием думала о том, что её так раздражало, даже злило дома. Ровная размеренная жизнь, тихие будни и тихая радость редких праздников, чинные выходные… А ей тогда хотелось яркого, необыкновенного, потому она и уехала в Колумбию. И что получилось? А хорошо получилось! Мой Бог, как она волновалась, когда они с Найджелом поехали к её родителям. И удивительно, насколько хорошо всё получилось…

…Они поехали в субботу, сразу после ленча. Работа есть работа, дело не должно страдать. Тут она полностью согласна с Робертом. Только от уборки Найджела освободили.

– Беги в душ, без тебя справимся, – хлопнул его по плечу Роберт.

– Всё равно вместе есть будем, – отказался Найдж и обернулся к ней. – Мы мигом, Мона.

– Долго ли вшестером, – улыбнулся Кеннет.

Кеннет, Митч и Дик начали работать у них недавно, но легко вошли в общий ритм работы. Поселились они в Цветном квартале, сняв вскладчину одну квартиру на троих в хорошей меблирашке, у Майэллы, и приходили за полчаса до открытия, вместе с братьями убирали, работали, делали вечернюю уборку, мылись в душе и уходили. Ленч общий, а завтрак и обед у каждого свой. Робу пришлось поломать голову, высчитывая их зарплату: они ж не компаньоны, а по контракту. И ленч она теперь готовила на семерых, с ней считая. Парни они были весёлые, компанейские, работали хорошо, а лечебный массаж знали даже лучше братьев. И хоть работали вшестером, то и дело в холле образовывалась очередь.

Она поднялась наверх, в кухню, и стала ждать. Вот внизу всё стихло, топот ног по лестнице и холлу, стукнула дверь ванной… Она встала и расставила на столе тарелки, салат уже можно раскладывать.

– Мона, – окликнули её из холла.

Она вышла и увидела Кена, Митча и Дика.

– До свидания, Мона, удачи.

– Счастливо, Мона.

Она поняла, что они знают о поездке, и улыбнулась им.

– Спасибо, и вам счастливо.

– До понедельника, Мона.

– До понедельника, Кен.

Они попрощались и ушли, а из ванной уже вышел, почти выбежал Найджел.

– Вот и я, Мона. Сейчас поедим и отправимся, да?

– Да, конечно, – улыбнулась она. – А вон и Роб с Метом, идите есть, у меня всё готово.

Ленч прошёл как обычно, с шутками и похвалами её стряпне. Посуду взялся вымыть Метьюз.

– Идите, а то ещё на поезд опоздаете.

Она чувствовала, что и Мет, и Роб действительно волнуются за них. Роберт даже сказал:

– Если что понадобится, Найдж, не дёргайся. Только дай знать.

Найджел обнялся с ними на прощание.

– Спасибо, братья.

И она тоже, конечно, волновалась. Да, она написала всё, ну, почти всё, попросила маму подготовить отца, мама поймёт и всё сделает, и всё-таки… Отца она не то чтобы боялась, он всегда был заботлив, внимателен, но… ну, ладно – подумала она, – может быть, всё обойдётся.

И обошлось. Доехали они благополучно, не во втором классе, конечно, но и не в самом дешёвом. Народу было немного: ведь в выходные все наоборот едут, в город развлекаться. А от Джемстауна до её родного Стретфорда они добрались на рейсовом автобусе. Они боялись, что придётся изображать случайных попутчиков, ну, на всякий случай, но на них никто не обращал внимания, так что и здесь обошлось. Найдж удивительно умеет поставить себя. Ни приниженности, ни вызова… И Роб с Метом тоже… Она подумала об этом, глядя, как Найджел в Джемстауне пошёл купить ей мороженого. И здесь, когда их автобус остановился на главной и единственной площади Стретфорда, Найджел дождался, когда все выйдут, провёл её к двери, помог сойти, и шофёр – а она отлично помнит, какой брюзга и ругатель мистер Мик – даже улыбнулся им.

– Тебя не укачало? – тихо спросил Найджел, когда они ли через площадь. – Ты в порядке?

– Да, всё хорошо, – храбро улыбнулась она. – Спасибо, Найдж. Нам вон туда.

– Ага, понял.

Их маленький домик стоял в самом конце улицы, но в белом квартале. Бедном, но не нищем, всё же не «белая рвань», а приличные люди. Здесь всё по-прежнему. Играющие в пыли – их улицу так и не замостили – дети, на верандах мужчины в креслах-качалках со стаканчиками предобеденного виски в руках, сдержанно-любопытные взгляды. А вот и её дом. И на веранде… да, мама! Найджел помог перебраться через низкую каменную ограду, отделявшую их газон от улицы.

– Мама! – Мона выдернула руку и побежала к дому.

– Мона! Девочка моя!

Они обнялись и замерли, но уже подходил Найджел, а в дверях показался отец.

– Здравствуйте, – Найджел, улыбаясь, поднимался по ступенькам.

– Мама… ой, папа, это Найджел, мы…

– Сначала здороваются, потом входят в дом, – отец говорил строго, но улыбаясь. – И все разговоры дома.

– Да, папа, я…

– Заходите в дом, – отец поздоровался с Найджелом за руку и мягким хлопком по плечу подтолкнул того к двери.

– Счастлив познакомиться, мистер Теннисон, – улыбнулся Найджел.

И её отец, всегда такой требовательный к правилам этикета, говорит:

– Ладно тебе, парень. Я – Чарльз.

И мама радостно смеётся и тоже жмёт руку Найджелу.

– Мона писала о тебе, Найджел, проходи, я – Айрин.

И в дом они входят все вместе…

…Мона улыбалась воспоминанию. Она, конечно, надеялась, что Найдж понравится её родителям, но что настолько понравится и что случится это так быстро…

…Из кухни так пахло, что она не удержалась:

– Мама, фафлики?!

– Твои любимые, – рассмеялась мама. – Я же знала, что раз ты пишешь про воскресенье, то приедешь в субботу.

В гостиной отец подошёл к бару достал стаканы.

– Чего тебе с дороги, Найдж?

– Сока, если можно, Чарльз, – улыбнулся Найджел.

Отец кивнул, смешал апельсиновый сок с газированной водой, протянул стакан Найджелу.

– Совсем не пьёшь?

– Стараюсь обходиться без этого, – серьёзно ответил Найджел и улыбнулся. – Мне и так хорошо.

– Понятно, – кивнул с улыбкой отец, наливая себе виски и добавляя содовой.

– Мона, – позвала её мама. – Ну-ка, помоги мне.

И когда она вошла на кухню, мама улыбнулась.

– Пусть мужчины побудут одни, – и посмотрела на неё с ласковой требовательностью. – Ты ничего не хочешь сказать мне?

И она решилась.

– Я беременна, мама.

– Я так и подумала, – кивнула мама. – И какой месяц?

– Третий. Мама, как ты догадалась?

– Он так поддерживал тебя, когда вы перебирались через ограду, и на ступеньках, – и вдруг: – Ребёнок его?

Она вспыхнула.

– Это не имеет значения!

Она ответила резче, чем хотела, но… но она даже маме не разрешит копаться в этом.

– Имеет, – твёрдо ответила мама. – Расскажи ему всё, Мона.

– Но…

– Запомни. От шантажа одна защита – правда.

– Кто нас будет шантажировать, мама? И зачем?

– Мне не понравился тот парень, о котором ты писала раньше. Нил, кажется, – мама говорила спокойно, и будто, не замечая её покрасневшего лица. – Конечно, решай сама. Но Найджел… он не заслужил твоего обмана. Он любит тебя, это сразу видно. И простит тебе всё. Кроме обмана. Запомни, Мона. А теперь возьми салат и отнеси в столовую.

– Хорошо, мама.

Она бережно, двумя руками подняла памятную с детства тёмно-зелёную стеклянную салатницу и понесла в столовую. Проходя мимо, оглянулась на гостиную. Отец и Найджел о чём-то разговаривали, и отец смеялся. Мой бог, отец смеётся! Это же… это же чудо!

– Мама, папа смеётся!

– Я слышу, – улыбнулась мама, выкладывая жаркое на блюдо и накрывая его крышкой с лепными фарфоровыми фигурками. – Нет, это я сама, тебе тяжело.

– Но, мама…

– Не спорь, Мона. Первые месяцы – самые опасные. Возьми лучше стаканы и воду. Вот так.

Они вместе накрыли на стол, и мама позвала отца и Найджела. Отец прочитал молитву и разрезал мясо. Мама разложила гарнир и салат.

– Как вкусно, – восхищался Найджел. – Мона, у тебя очень всегда хорошо, но не обижайся, здесь великолепно. Вы знаете, Мона, здорово готовит, нам всем нравится, но это… совсем необыкновенно.

Мама рассмеялась.

– Спасибо, Найдж. А у Моны ещё всё впереди.

– Я стараюсь, – ответила она голосом «послушной девочки».

И никогда ещё такого весёлого, такого хорошего обеда не было. А «фафлики» – вафельные трубочки с кремом привели Найджела в полный восторг.

– Мм! Я даже не знал, что такое бывает.

– Это наши фамильные, – улыбалась мама. – Меня ещё бабушка учила их печь.

– И я научусь, – храбро заявила она.

– Конечно, научишься, – кивнула мама. – Хозяйка дома должна это уметь.

И Найджел влюблённо смотрит на неё. А потом они все вместе сидели в гостиной, и Найджел рассказывал отцу и маме об их семейном деле, как они – три брата – начинали…

…Мона вздохнула, словно просыпаясь. Да, просто удивительно, как всё было хорошо. А через две недели уже отец приехал к ним. И она опять волновалась: понравится ли он братьям Найджела. Но и тут всё обошлось. И тогда же окончательно решили с домом. Они даже все вместе сходили на Новую улицу, посмотрели дом, ещё недостроенный, и, когда вернулись, отец сказал:

– Давай, Найдж. На мебель мы дадим, – и гордо припечатал: – Мона не бесприданница.

И вот он – их дом. Её и Найджела, мистера и миссис Слайдер. Конечно, мебель только самая необходимая и дешёвая, а спальня для гостей и детская стоят пустые, но это дом. И мамин коврик они повесили в спальне, над кроватью. Найджелу он тоже нравится. Самое главное – у них есть дом, свой дом. И в воскресенье после церкви Роб и Мет приходят к ним в гости. О! Вот и Найджел!

Мона выбежала на крыльцо.

– Найдж!

– Вот и я! – он легко взбежал по ступенькам, обнял её, мягко коснувшись губами её щеки. – Привет, Мона. Как ты?

– Я в порядке. А у тебя?

– Отличный был день.

По-прежнему в обнимку они пошли на кухню. Найджел рассказывал о сегодняшних событиях и восхищался обеденными запахами, а Мона счастливо смеялась его шуткам и восторгам.

РоссияИжорский ПоясЗагорье

Во вторник им идти в школу. Оба в первую смену, заканчивают в три, а уроки с четырёх.

– Поесть успеешь, Андрюша?

– Без проблем, Женя. Что-что, а это я всегда успеваю, – Андрей с наслаждением отхлебнул из чашки.

Они пили на кухне вечерний «разговорный» чай. Спит угомонившаяся Алиса, уютно шумит за окном весенний дождь, яркий, но не режущий глаза свет, нарядные чашки с дымящимся чаем… как же хорошо! Андрей сказал об этом вслух, и Эркин сразу согласно кивнул.

– Да, очень хорошо.

– Эркин, – Женя, улыбаясь, подвинула к нему печенье. – А бывает так, чтоб ты был недоволен? – и не давая ему ответить, вернулась к занимавшей её теме. – Андрюша, тебе ещё куртка нужна, твоя слишком тонкая. И промокает.

– Не срочно, – отмахнулся Андрей. – Лето идёт, не замёрзну. С одеждой я разберусь, Женя. Без проблем.

– Ну, у тебя всё no problem, – кивнула Женя. – Лампу ты очень хорошую купил.

– Спасибо, Женя. Я знал, что ты оценишь.

Андрей допил чай и встал.

– Ну, спасибо и спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Андрюша, – улыбнулась Женя. – Я вымою, оставь.

– Да-а, – плаксиво протянул Андрей, – так Эркину мыть посуду можно, а мне нельзя, да? Нечестно, я не согласен.

И пока Женя и Эркин смеялись над его тирадой, он быстро вымыл свои чашку, блюдце и ложечку, рассовал их по отделениям сушки и победно хмыкнул:

– Вот так и никак иначе! Всё, я на боковую, до завтра, братик.

– До завтра, – кивнул Эркин.

У себя в комнате Андрей быстро постелил, прислушался. Вроде Эркин в душ пошёл. Ладно, не будем мешать братику, почитаем пока. Он поправил шторы, включил лампу на столе и погасил верхний свет. А что, и в самом деле, хорошо. Стеклянный абажур, не белый, а чуть кремовый, и свет от него мягкий, не режущий глаза. Он достал из шкафа «Битву на Великой» и сел к столу. Надо дочитать, всего… листов двадцать осталось.

Проходя из ванной в спальню через тёмную прихожую, Эркин увидел на полу слабый отсвет и догадался, что это у Андрея свет горит. Пойти, что ли, напомнить, а то ещё проспит завтра, но тут же передумал. Андрей может обидеться, что им так… командуют. Если что, утром он его сам поднимет.

В спальне тоже темно. Женя уже легла и даже свет погасила. Эркин привычным движением повернул задвижку на двери, сбросил халат на пуф и не лёг, а проскользнул под одеяло. Всё это он проделал абсолютно бесшумно, но Женя сразу повернулась к нему, обняла и поцеловала в щёку.

– Хорошо, да?

– Да, – ответил он, мягко прижимая ладонь Жени к своей груди. – Очень хорошо.

– Да-а? – протянула Женя. – А не проспим?

– Да не в жисть! – убеждённо ответил Эркин усвоенным уже здесь присловьем, укладывая Женю на себя и выгибаясь на арку.

Женя ахнула, принимая его. Но Эркин ощущал сонную тяжесть тела Жени и придержал, а потом и отодвинул подступавшую чёрно-красную волну. Мягко покачав на себе Женю и не разрывая замка, он повернулся набок, уложив Женю рядом с собой.

Женя сонно вздохнула, поёрзала щекой по подушке.

– Спим, милый…

– Спим, – так же сонно отозвался Эркин.

И как Андрей проходил из своей комнаты в ванную и обратно, они уже не слышали.

К удивлению Эркина, Андрей не проспал. И, когда Эркин утром пришёл в ванную повесить халат, там Андрей – уже в брюках и майке – сосредоточенно брился. Увидев в зеркале Эркина, он улыбнулся. Улыбнулся и Эркин.

– Доброе утро. Пойду чайник поставлю.

Занятый бритьём, Андрей ограничился кивком.

Женя хлопочет на кухне, обжигающе горячий чай, вчерашние чуть разогретые оладьи, Андрей быстро делает бутерброды и закладывает их в свою коробку, Эркин уже встаёт из-за стола.

– Андрей, готов?

– Да, пошли. Женя, спасибо, всё вкусно, до вечера.

В прихожей Женя быстро целует Эркина в щёку, успевает дотронуться до плеча Андрея, и вот уже их нет.

Женя бегом вернулась в кухню. На лоджию в одном халатике не выйдешь: ещё холодно, но ей и из окна хорошо всё видно. Вон они, идут рядом, высокие статные, красивые. Эркин обернулся и помахал ей рукой. Обернулся и Андрей. Она помахала им и снова закрутилась в водовороте утренних дел.

За магазином Мани и Нюры они разошлись: Андрей уже нашёл более удобный и короткий путь на свой автокомбинат. Ночной дождь давно кончился, даже облака разошлись, утреннее солнце играет на мокрой молодой листве. До чего же всё-таки хорошо!

Несмотря на солнце было ещё прохладно, и Андрей подтянул молнию под горло и прибавил шагу. Ничего, на работе согреется, да и холод не страшный, на лето всё-таки время идёт. Куртку, конечно, покупать нужно, но спешить незачем, не такая уж ветровка промокающая. Так, сегодня в школу, Эркин вчера часа два сидел, уроки делал. Ну, Эркин если за что берётся, то работает без булды, смотрел он его тетради: ни подчисточки, ошибки честно исправлены и переписаны, а здорово Эркин успел выучиться, на двух языках читает и пишет почти без ошибок, ну, ничего, братик, я не подведу, не бойсь, не посрамлю – Андрей улыбнулся – фамилию.

Так, улыбаясь, он и вошёл в ворота. Как все, переоделся в бытовке, аккуратно убрав в шкафчик ветровку, брюки и рубашку, переобулся.

– Ну, как гульнул в воскресенье, Андрюха, а?

Тон у Митрохи достаточно миролюбивый, и ответил Андрей так же:

– Лучше всех!

Митроха заржал.

– Видели тебя у нас, ну, в Старом городе, как ты гулял. Хорошо заплатили-то хоть?

– С друга денег не берут, – уже серьёзно ответил Андрей.

– Ну да, – кивнул Митроха, – с жидовки много всё равно не возьмёшь, это ладно. А так-то смотри, Тихоныч тебе враз ноги-руки переломает.

– Ну, это ещё кто кому, – хмыкнул Андрей, поправляя лямки комбинезона. – Его-то какая печаль?

– А он плотник, – Митроха вздохнул и пошёл к двери. – Ну, он давно на этот курятник ладился, цену выжимал, а тут в субботу и шумнули, дескать, мимо рта пролетело, подрядила жидовка какого-то.

Митроха шёл впереди Андрея и не видел его прицельно злого прищура, продолжая болтать.

– Он, значитца, туда, а там и Колька-Моряк, и индей с завода, а кулаки у обоих – дай бог, видели их и на «стенке», и на кулачках. Ну, Тихоныч и утёрся. Но сказал, поймает… – Митроха заржал.

Они уже вышли во двор, где Андрея ждала его метла, и сказать придуманное не пришлось. Ну, ничего, он своё ещё возьмёт, у него не заржавеет. И до обеда с лица Андрея не сходила злая насмешливая улыбка. Ну, пусть только сунется этот хрен старый, так вмажем… что долго плотничать некому будет.

Но в обед спокойно пили чай и говорили о нашумевшем, даже в газетах прописали, как в соседней Сомовке невесту из-под венца дружок увёз, и в Кузьмино, а там уже поп наготове ждал, ну, и обвенчал по-быстрому, а жениха сомовского куда, а ему и выйти из церкви не дали, там дружка невестина встала и говорит, что венчай, дескать, с кем есть, а попу не один хрен кого с кем венчать, ему вперёд заплатили, ну, так отработать надо, так, считай, две свадьбы и отыграли зараз… Андрей охотно ржал со всеми над незадачливым женихом, но оставался настороже. О субботе никто не поминал, и Митроха, похоже, сказал и забыл. Так что… так что, поживём, посмотрим, может, и увидим кое-что интересное.

– Пошли, Андрюха, – Василий убрал в шкафчик свою чашку.

– Перерыв же ещё! – возмутился Митроха.

– Не тебя зову, раз, сиди себе до штрафа, два, и твой номер восемь, молчи, пока не спросим. Андрюха, готов?

– Как штык, – весело ответил Андрей.

Пока Василий отчитывал Митроху, он успел управиться с чаем, убрать чашку и коробку и стоял уже у двери.

– То-то, – улыбнулся Василий.

Работать с Василием Андрею нравилось. Тот не спешил, не суетился, но всё было точно и вовремя. И командовал он необидно, не гонял попусту, и объяснял, не дожидаясь вопросов. Думать о Митрохе и Тихоныче было уже некогда.

В полтретьего Василий отпустил его на уборку, бросив напоследок:

– А ничего, соображаешь.

И Андрей счастливо улыбнулся. Похвала Василия – он уже это понимал – многого стоила. К трём всё было сделано, и, когда прозвенел сигнал, он пошёл в бытовку со спокойной душой. Там он застал Митроху, но начать разговор – чтоб без свидетелей – не успел. Появился бригадир и погнал Митроху доделывать, что велено. Митроха, бурча себе под нос ругательства, натянул уже снятый комбинезон и ушёл. Подходили остальные из их смены, сразу стало шумно и тесно.

Андрей переоделся, убрал рабочую одежду в шкафчик, расправил влажное полотенце и захлопнул дверцу.

– И куда ж это ты, Андрюха, так торопишься, а?

– На Кудыкину гору, – весело ответил Андрей.

Коробку в карман ветровки, ключи, кошелёк, сигареты… на месте.

– До свидания всем.

– Валяй, парень.

– До завтра.

– До завтрева.

На улице так тепло, что Андрей расстегнул и распахнул куртку. Ну вот, теперь к Культурному Центру, а по дороге ещё и пожрать. Ну-ка, что там за вывеска?

Трактир был небольшой и не особо пьяный. Щи, каша и квас. Остальное – водка и закуска к водке. Пообедать удалось за полтинник. Не сказать, чтоб очень вкусно, но достаточно сытно и быстро. И недорого. Вот теперь всё в порядке и быстренько в школу…

…– Дети в школу собирайтесь, петушок пропел давно.

– Мама, а дальше?

– Дальше сам читай. Ну, Серёжа, это какая буква?…

…Мамин голос, мамины руки… Ладно, я иду в школу, мама, ты так волновалась, что из-за оккупации мы останемся без образования. Ну вот, мама, видишь? Всё в порядке, образование я получу.

На широких пологих ступенях Культурного Центра Андрей остановился и закурил. Они с Эркином так и договаривались, что кто придёт первым, то стоит и ждёт. Народу всё прибывало. День тёплый, солнечный, и в классы никто не торопился. Здоровались, спрашивали, кто что успел или не успел сделать, чего пропустил уже неделю, по физике придирается, гоняет почём зря, англичанка ничего, тексты большие, всю ночь сидел пока разобрался… Андрей, независимо попыхивая сигаретой, слушал, пытаясь угадать, кто в одном классе с Эркином, а, значит, и с ним. Смотри-ка, негры, мулаты, а это, похоже, трёхкровка. Ну, всё путём.

Артём обычно не курил: втянешься, так на одни сигареты ползарплаты уйдёт. И сегодня он не так курил, как просто стоял, но с зажжённой дымящейся сигаретой в руке и изредка неглубоко затягивался. Чтоб не хуже других смотреться.

Подходя, Эркин издали заметил Андрея и радостно улыбнулся, прибавив шагу.

Артём, удивившись, чего это Мороз так рад встрече, загасил и выкинул в урну окурок, шагнул навстречу, но…

Но Эркин, пройдя мимо, с мягкой лаской хлопнул по плечу белокурого кудрявого парня в ветровке.

– Привет, давно пришёл?

– Нет, – улыбнулся Андрей и показал окурок. – Вот, и одной выкурить не успел.

– Ага, ну, пошли.

Артём молча непонимающе смотрел на них. Эркин обернулся и увидел его.

– О, привет, малец.

– Привет, – кивнул Артём.

– Привет, – улыбнулся ему Андрей и протянул руку. – Андрей Мороз.

– Артём Савельцев, – в тон ответил Артём, по-прежнему ничего не понимая.

– Пошли, – дёрнул Андрея за рукав Эркин. – Уладим сейчас всё.

Артём молча смотрел им вслед.

Андрей шёл за Эркином, с интересом оглядываясь по сторонам.

– Да, – вспомнил он вдруг, – тетради ещё…

– Я взял для тебя, – отмахнулся Эркин.

У двери в преподавательскую он остановился и перевёл дыхание. Конечно, надо к директору, но лучше бы сначала переговорить с Полиной Степановной: если она разрешит Андрею сидеть на уроках, будет легче.

Эркин осторожно приоткрыл дверь и заглянул. Ага, удачно как, Полина Степановна уже здесь. Он негромко кашлянул, привлекая внимание, и, когда она обернулась, улыбнулся и открыл дверь.