Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная

– Ты уже вроде Андрея заговорил, – усмехнулся Дэн. – Так это люди, Арчи, а мы… – и по-английски: – Погань рабская, – и снова по-русски: – И людьми не станем. Ты же знаешь это.

– Знаю, – вздохнул Арчи. – Но… послушай, мы же перегорели.

– И кому мы теперь нужны?

Дэн сам не ждал, что разговор так пойдёт, но вот… накипело и выплёскивается.

– Ладно, – тряхнул он головой. – Как будет, так и будет.

– Ладно, – согласился Арчи. – На следующей неделе школа заработает, не до психов станет.

Дэн с улыбкой кивнул. Доктор Ваня им так и говорил, ещё в Спрингфилде. Чтоб всякая дурь в голову не лезла, надо чем-то заняться. И школа тут в самый раз.

– С осени тогда на среднюю? – окончательно перешёл на русский Арчи.

– Аттестат же нужен, – ответил Дэн. – Со справкой нас только здесь и будут держать. А так…

– Ну, и дипломы наши, – возразил Арчи. – Массажист, медбрат, а санитаром тебя и так везде возьмут. Но аттестат тоже нужен. Да только три года пахать.

– Отпашу, – усмехнулся Дэн. – А ты что, против?

– Нет, конечно.

Арчи рывком встал.

– Ладно, спасибо за разговор. И спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – кивнул Дэн.

Когда Арчи ушёл, он собрал со стола чашки и пошёл их мыть. За одной занавеской кухня, за другой – душ и уборная с раковиной, все удовольствия сразу и под боком. Как в госпитальном боксе. Или хозяйской камере. Там тоже всё рядом. Нары, унитаз и душ. Только без занавесок. Он досадливо тряхнул головой. Что-то часто он прошлое вспоминать стал. Нет, к чёрту, спать. А завтра в Царьград и… и всё у него будет. Пока ему хватает, а вот обзаведётся семьёй, тогда и о доме думать будет. По семье глядя.

РоссияИжорский ПоясЗагорье

До экзаменов оставалось две недели, и Культурный Центр ходил ходуном. Ведь такое… такое… ну, никогда ж такого не было!

– А ну, как не сдадим? – Трофимов сокрушённо разглядывал свою тетрадь по русскому.

Ему ответили вздохами и хмыканьем: все в последнем диктанте насажали ошибок. От волнения, что ли? Андрей ухитрился перепутать все безударные, Эркин опять не поставил ни одной запятой, а Тим всё написал английскими буквами. И остальные… у кого как, но неправильно.

– Ничего страшного, – успокаивала их Полина Степановна. – Бывает.

Артём тоскливо вздохнул, покосился на хмурого соседа.

– Когда переписывать будем? – разжал губы Эркин.

– Не будем, – ответила Полина Степановна.

Все удивлённо уставились на неё. Как так?! Ошибки надо переписать, всегда ж так было. Она улыбнулась.

– Вы просто устали. Сегодня почитаем и поговорим о прочитанном. Кто выучил басню?

Руки подняли почти все. Полина Степановна кивнула, укоризненно посмотрела на густо покрасневшего Иванова – уже в третий раз отказывается – и вызвала Артёма.

И, хотя больше об экзаменах речи не было, на перемене заговорили о том же, вернее, о детских.

– Ну, нам ладно, а мелюзге-то зачем? – пыхнул дымом Павлов.

Его чёрное лицо лоснилось от пота: уж очень туго давалась ему грамота.

– У них не экзамен, – возразил Артём. – А этот… утренник. И тесты. Класс определят. И всё.

Эркин кивнул. Алиса дома уже всем уши прожужжала об утреннике. И родителей собирали, объясняли, что и как подготовить. Выставка работ будет, ну, покажут, что нарисовали-налепили, а потом концерт. Будут петь, плясать и стихи читать.

– Нам бы так, – хмыкнул Андрей.

Все дружно рассмеялись.

– А что? – зубоскалил Андрей. – Не спели бы? Да ещё как! И сплясали бы, – и вдруг шёпотом, так что только они, кто не просто рядом, а вплотную стоял, услышали, выдал речитативом такую частушку…

Эркин даже задохнулся от смеха, и Андрей похлопал его по спине.

– Да-а, – вытер выступившие слёзы Аржанов, – тут ты отличник.

Прозвенел звонок, и они вернулись в класс. Сейчас история, тоже… экзамен сдавать. Три экзамена – это ж… Обалдеть! Хорошо хоть, что по английскому только итоговая контрольная – и всё. А по русскому – диктант, по математике – экзамен, но там тоже писать надо, а историю и природу устно сдавать. Хорошо, что за раз: вопрос оттуда, вопрос отсюда… Ох, как голова не лопнет… Братцы, если сдам…

Но в класс вошла Калерия Витальевна, и Андрей отмахнулся от Трофимова.

– Потом доскажешь, Олег.

Калерия Витальевна оглядела класс. Сосредоточенные до угрюмости лица, внимательные глаза.

– Повторим, о чём говорили на прошлом уроке.

Понимающие кивки, шелест перелистываемых страниц… Обычный урок. Ну, а если на экзамене такой же вопрос попадётся? Так что теперь смотри в оба глаза, а слушай в четыре уха.

Как всегда, после уроков они шли домой втроём: Эркин, Андрей и Тим. Шли молча, но вместе.

– Завтра на шауни? – спросил, уже подходя к дому, Тим.

– Как всегда, – ответил Андрей.

А Эркин молча кивнул. Он что-то очень устал. Больше, чем обычно. И чувствовал такую же усталость у Андрея и Тима.

– А если ещё и по шауни экзамен… – вдруг сказал Андрей.

– Какой экзамен, когда нас трое всего, – возмутился Тим. – И занимались всего ничего. Охренел?!

– Я ж сказал. Если… – ухмыльнулся Андрей.

Но они уже подошли к дому, и заводиться Тим не стал. Да и не из-за чего, если всерьёз подумать. Он хмуро попрощался и ушёл к своему подъезду. Андрей покосился на Эркина и улыбнулся.

– Ничего, братик, всё будет в порядке.

– Раз выжили, то и проживём, – ответно улыбнулся Эркин.

Поднялись по лестнице, так же не спеша прошли по коридору к своей двери. Женя встретила их обычным:

– Ну, молодцы, мойте руки и за стол.

Чай, картошка с жареными сосисками, печенье, хлеб, масло…

– Женя, умереть, как вкусно.

– На здоровье, Андрюша. Эркин, ещё?

– Спасибо, Женя, – Эркин покачал головой, облизал и отложил вилку, вздохнул. – Женя, я с диктантом сегодня… – и снова вздохнул. – На двойку написал.

– Я тоже, – сразу кивнул Андрей и недоумевающе пожал плечами. – Как затмение нашло.

– Ничего страшного, – Женя налила Эркину чаю, подвинула ближе к Андрею вазочку с конфетами. – Бывает. Вы просто у стали.

– Да, Полина Степановна тоже так сказала, – Эркин тряхнул головой. – Женя, что Алисе ещё нужно? Ну, для утренника?

Женя улыбнулась.

– Да вроде всё. Туфельки я ей купила, белые, под платье.

– Это рождественское? – уточнил Эркин.

– Ну да. В матроске жарко уже.

– А я его не видел, – усмехнулся Андрей и тут же сам себя утешил: – Ну, на утреннике и посмотрю, – допил чай и встал. – Кто куда, а я баиньки. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – почти в один голос ответили Эркин и Жене.

Когда они остались вдвоём, Эркин виновато посмотрел на Женю.

– Женя, я… я сам не понимаю, как это получилось. Ну, с диктантом.

– Ничего, – улыбнулась Женя. – Всё будет хорошо, Эркин.

– Да?

– Ну, конечно.

Женя потянулась к нему и погладила по плечу. Эркин перехватил её руку, поцеловал и встал.

– Я уберу.

– Нет, ты устал, – встала Женя. – Я всё сделаю, а ты иди, ложись.

Эркин кивнул и вышел. Что-то он очень устал, даже как-то… чересчур. И хотелось одного: лечь и заснуть. Он дотащил себя до душа, быстро и без обычного удовольствия обмылся и уже во сне добрался до спальни и лёг.

И когда Женя пришла в спальню, он уже спал и даже не проснулся от её поцелуя в висок. Только вздохнул, как всхлипнул. Женя выключила лампу и вытянулась рядом с ним. Пусть спит, смешно, конечно, что он так переживает из-за случайной двойки, смешно и трогательно. Она даже тихо засмеялась, засыпая. Эркин не мог её услышать её смеха, но его лицо просветлело.

Громовой Камень, выйдя из дома, с наслаждением всей грудью вдохнул по-утреннему свежий и по-летнему тёплый воздух. До чего же хорошо! К утреннику, правда, он ничего не приготовил. Но это не страшно. Задел у него есть: почти вся дошкольная группа идёт в трёхъязычный класс. И в средней школе не с нуля начнёт. А со взрослыми… Две субботы вылетают: сегодня – утренник, а в следующую у них устный экзамен. Летом занятий не будет. Ладно, в сентябре продолжим. Тим, может, и бросит, но Морозы – оба – не отстанут. Из какого всё-таки племени Эркин? Редкое имя, практически, да, только читал, но с таким именем не встречал, даже не слышал, легенда… уж очень похожа на правду, а правда – она страшная. Имя обречённых. Как такое могло получиться? А сам он говорить об этом явно не хочет. Совсем обрусел, даже язык как заново учит, но ведь пришёл же. Видимо, родители очень рано увезли из племени…

Он шёл быстро, почти не хромая. Сегодня он опять в форме, при полном параде. Без пиджака в одной рубашке торжественности нет, а в куртке жарко. Но тогда на вечеринке у Джинни она произвела впечатление. Громовой Камень улыбнулся воспоминанию…

…Собирались в семь, и он вышел из дома без десяти минут. Когда он, уже во всём новом и в племенной куртке спустился вниз, Ефимовна громко ахнула.

– Господи Иисусе, каким ты красавчиком, Гриша. В гости никак?

– Да, – улыбнулся он. – В гости.

– Ну, в добрый час тебе, с богом.

И Капитолина Алексеевна вышла как раз в переднюю, и тоже ахнула, восхищаясь курткой, и пожелала удачи. И на улице смотрели ему вслед, но без насмешки, только с удивлением. А уж дома у Джинни…

… «Беженский Корабль» – смешное и точное название – встретил его вечерними огнями в окнах, а у подъезда вдруг окликнули:

– Хей! Я тебя вижу, кутойс.

Это был младший Мороз, Андрей.

– Хей, и я тебя вижу, – ответил он.

Андрей явно тоже направлялся куда-то в гости, но остановился поговорить. Сказал пару слов о погоде и перешёл на русский язык.

– Это, – и показав глазами на его куртку, – это… своё, ну, племенное, да?

– Да, – кивнул он с улыбкой.

– И со значением, как имя?

– Да.

Он понял, что Андрей и хочет расспросить его, и не решается задерживать, а потому пообещал:

– На уроке расскажу.

– Спасибо, кутойс, – обрадовался Андрей и попрощался, совсем правильно, даже акцент слабо заметен.

И, поднимаясь по лестнице, он улыбался: вот и тема следующего урока определилась. В коридоре второго этажа ему опять встретились его ученики из дошкольной группы. Но те только здоровались, изумлённо разглядывая его куртку. У дверей квартиры Джинни он остановился, перевёл дыхание и позвонил. Ему открыла Джинни и ахнула.

– Как хорошо! Здравствуй, заходи! Мама, посмотри, кто пришёл!

Он вошёл, и его сразу окружили, ахая, рассматривая и восхищаясь. Все собравшиеся были ему знакомы, и всё было хорошо, как на любой вечеринке…

…Ну, вот и дошёл. Сегодня в Центре многолюдно, как на открытии. Дети, их родители, знакомые, учителя. В фойе по стенам развешаны рисунки и вышивки, на столах расставлены поделки. И все с аккуратно надписанными табличками.

И вместе со всеми Громовой Камень ходил, рассматривал. Его то и дело окликали, чтобы он подошёл, посмотрел именно этот рисунок, или вылепленных зверюшек, или вышитую салфетку. И все называли его кутойсом. Дети, а за ними и их родители.

– Это я нарисовала, – гордо показывает ему Алиса на свой листок. – А ещё я петь буду. И…

– Алиса, – строго останавливает её Женя.

Громовой Камень, соглашаясь, кивнул и сказал на шауни:

– Перед боем не хвастают, – и по-русски: – Переведёшь?

– Ну-у, – протянула Алиса и посмотрела на стоявшего рядом Эркина. – Ну… себя не хвалят… перед боем. Так?

Громовой Камень и Эркин кивнули одновременно.

– Кутойс, а это я вылепил, – влез Дим. – И Катька.

Алиса покосилась на него, но промолчала. Всё равно она успела первой.

Зазвенел звонок, и все потянулись в зал. Валерия Иннокентьевна, в белой кофточке с кружевным бантом и длинной чёрной юбке, слепо наткнулась на Громового Камня у входа в зал. Он поддержал её под локоть.

– Всё будет хорошо, Лера.

– Спасибо, Гриша.

Она улыбнулась ему и тут же побежала вперёд по центральному проходу к сцене.

– Дети, хор, сюда, на первый ряд. Алевтина Алексеевна…

Алевтина Алексеевна уже сидела за роялем и с улыбкой смотрела с высоты сцены, как рассаживаются участники и зрители.

Джинни усадила Норму.

– Мама, я пойду к детям.

– Конечно, Джинни, всё в порядке.

Норма ободряюще похлопала её по руке. И Джинни убежала к детям.

Андрей, сидя рядом с Эркином и Женей, изо всех сил удерживался, чтобы не скорчить рожу то и дело оглядывающейся на них Алисе. Эркин, будто почувствовав что-то, покосился на него, и Андрей сразу стал очень серьёзным.

Вела концерт Василиса Васильевна. Она была в длинном нарядном платье и туфлях на высоких каблуках. И все учителя сегодня оделись очень нарядно. Даже те, кто не работал с детьми. Мирон Трофимович все свои ордена надел. И Аристарх Владимирович тоже. Два ордена и медали. А так никогда не подумаешь.

Эркин видел знакомых по «Беженскому Кораблю», по Старому городу, но особо оглядываться и озираться было уже некогда. На сцену поднимался хор дошкольников. И среди них Алиса. В белом, с оборочками и кружевами платье, что ей на Рождество подарили, в белых гольфах и новых белых туфельках. Женя сделала ей два чуть подвитых на концах хвостика-локона и вывязала пышные белые банты. И остальные девочки тоже в новых нарядных платьях, а мальчики, все как один, в белых рубашечках.

Валерия Иннокентьевна переглянулась с Алевтиной Алексеевной, и та начала играть. Двое или трое малышей начали петь невпопад и немного раньше, но в целом «Во поле берёзонька стояла» получилась очень стройно. Зал хлопал, не жалея ладоней. Потом спели ещё про солнышко и лето. И вперёд по знаку Валерии Иннокентьевны вышли трое. Маленький круглолицый негритёнок – Эркин знал, что он из той же башни, что и Миняй, а отец у него трёхкровка и работает на стройке, весной приехали, – смуглая кудрявая девочка из Старого города и Алиса. Они спели по-английски. Джинни перевела дыхание и захлопала вместе со всеми.

После пения малыши встали в строй, и весь хор стал читать стихи. Каждый по две-три строчки, а получалось очень складно и красиво.

Малышам долго и упоённо хлопали. Зина умилённо промокнула платочком глаза, а Тим с усилием еле удержал лицо.

Сбежав со сцены, дети бросились к родителям, а на сцену стали подниматься старшие.

Пока выступала мелюзга, Артём спокойно сидел рядом с дедом и бабкой, держа на коленях Ларьку. И пение, и стихи ему понравились. Но когда на сцене встали старшие, а среди них Санька в новенькой голубой вышитой рубашке и Лилька в синем, обшитом пёстрой тесьмой сарафанчике и белой вышитой кофточке, он заволновался. Бабка, как стало известно о концерте, шила и вышивала, не разгибаясь, чтоб в хороводе Санька с Лилькой были не хуже других. И Ларьке, чтоб не ревел, сшила новую рубашку, розовую. И он сам в своей лучшей рубашке, красной, с витым шнурком-пояском. И у Саньки с Ларькой такие же пояски, а у Лильки тканой узкой полоской с красными кисточками на концах. Но ведь одежда – это так, пока рот не откроют.

И пока на сцене пели и плясали, Артём сидел как на иголках, немного успокаиваясь только на чтении стихов. Но всё обошлось благополучно. Ни Санька, ни Лилька не сфальшивили и в танце не сбились. Артём самодовольно улыбнулся: недаром он их две недели каждый вечер гонял и учил. Послушал тогда под дверью, как учат, запомнил мелодию с голоса и учил. Даже Ларька гудел в тон, не сбиваясь.

Хлопая долго и упоённо. Отбивая ладони, Громовой Камень про себя решил: на следующий год он хоть одну песню с танцем, но сделает. Танец… подберёт, что попроще и не военный, конечно… барабан и бубен… это он сам и сделает, а одежду… ну, там с родителями придётся поработать, но тоже – вполне решаемо.

Василиса Васильевна поблагодарила пришедших и объявила концерт оконченным. И сразу шум голосов, смех, аплодисменты и толкотня вокруг учителей. Каждый хотел поблагодарить, посоветоваться, спросить о своём, что дескать, как мой или моя…

И в этой круговерти Санька и Лилька подтащили Артёма к Валерии Иннокентьевне.

– Вот, это Тёмка…

– Он, знаете, как поёт здоровско…

– Он нас учил, вот…

– Он всех перепоёт, запросто!

Покраснев до тёмно-бордового цвета, Артём затравленно огляделся, не зная, куда бежать и у кого просить помощи. Вот втравили его мальцы, ну, он им дома за всё врежет. Если сейчас обойдётся.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.