Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная

– Привет, – сказал, подходя к ним, Артём.

Максюта кивнул, а Петруха протянул над калиткой кулак с семечками. Артём подставил горсть, и Петруха отсыпал ему. Постояли молча, и Максюта начал:

– Серяки-то… того… задираются.

– Не мало им было? – сплюнул прилипшую к губе шелуху Артём.

– Значитца, ещё хотят, – хохотнул Петруха.

– Ну, так что?

– А завтрева… вечером… – Максюта любил говорить коротко.

– Идёт, – кивнул Артём. – У берёз?

– А где ж ещё? – Петруха оглядел быстро темнеющие улицу. – Мы ща на прошвыр. Ты как?

Артём мотнул головой.

– Завтра.

– Лады.

Дружески хлопнули друг друга по плечам и разошлись. Максюта с Петрухой дальше по улице, а Артём в дом. У берёз на поляне собирались попеть, поплясать под гармошку, там же и дрались из-за девок. Кто на чью да как поглядел. Артём компании не ломал, не нами заведено, не нам и менять, ну и коль со всеми, так и будь как все. А вот по вечёркам Артём не ходил: душно, тесно и все на виду, и лапаются… как в Паласе на разогреве. На фиг ему эта канитель?! А у берёз простор. Кто пляшет, а кто смотрит да зубоскалит. И завести на драку там куда легче. И не кино, где милиции навалом.

В доме было уже совсем темно, и, войдя в горницу, он включил свет. А малышня где? Но только успел подумать, как они – все трое – ввалились и затеребили его.

– Вы это где были?

– А на сеновале, – Лилька выдернула из косички соломинку.

– Понесло вас, – хмыкнул Артём, берясь за книгу и садясь уже к столу под лампочку. – У Ларьки репяха на макушке, не видишь, что ли, выдери.

– Да-а, – заныл Ларька, отодвигаясь от Лильки. – Лучше ты.

– Ну, иди, – вздохнул Артём.

Ларька залез к нему на колени, и Артём осторожно выпутал из его тонких прямых волос сухой прошлогодний репейник.

– Совсем ты, Лилька, без ума. После бани да на сеновал.

Сеновал и чердак были любимыми местами для игр. Обычно Артём не вмешивался, а пару раз и сам там возился с ними. Хорошо там, кто ж спорит, но не после же бани.

– За книжки садитесь, обое, – распорядился Артём.

– Не обое, а оба, – важно поправила его Лилька, беря с комода свой с Санькой общий учебник по русскому.

– Повыпендривайся мне, – улыбнулся Артём. – Санька, а ты арифметику бери.

– А мне? – потребовал Ларька, всегда ревниво следивший, чтоб его хоть в чём не обделили.

– А тебе «Светлячок». Лилька…

– Да взяла уж. Держи, пискля.

Лилька дала журнал Ларьке, и тот удовлетворённо сел за стол со всеми. Про «Светлячка» Артём узнал у Эркина и рискнул раскошелиться. Пёстрый яркий журнал понравился всем, и дед решил, что стоит покупать, пусть малой смотрит и приучается. И к старшим не лезет, когда те с уроками сидят. А как-то Артём случайно подсмотрел, что и бабка листает «Светлячок», рассматривая картинки.

В горнице наступила сосредоточенная тишина. Бабка заглянула из кухни в горницу и снова ушла. Было слышно, как она негромко возится на кухне. Похоже, и дед там, но Артём не прислушивался. Он уже вчитался в текст и не мог, да и не хотел отвлекаться.

В открытую дверь дед видел склонённые над столом головы. Одна чёрная, две светло-русые и одна совсем белая. Что ж, пусть оно так и будет, а чего ж ещё? От добра добра не ищут, а у них сейчас всё по-доброму. И ежели что, не дай бог, конечно, но всяко может случиться, так Тёмка поднимет малышню, деньги на это есть. Земля, усадьба, полное обзаведение, дом… тысяч тридцать уйдёт, не меньше. Остаётся… Сколько останется, так тоже поделить поровну и добавить к тем, но это уже когда уходить будут, а пока пусть лежат, процентами обрастают.

Возится, звякая посудой, к ужину бабка, покряхтывает, да изредка ругнётся вполголоса дед, подшивая санькины расхожие ботинки, бормочет над картинками, играя сам с собой, Ларька. Тишина и благолепие, семейный вечер.

В понедельник Эркин шёл на работу не в самом лучшем настроении. Да, старшой заставил их подать друг другу руки, но в пивную, чтоб окончательно всё уладить, он не пошёл, убежал в школу. Как-то теперь оно будет? А если потребуют, чтобы он перешёл в другую бригаду? Неохота ему к Сеньчину, тот за масленичный позор ещё не рассчитался, будет отыгрываться.

Но про пятницу никто не поминал, и работать его бригадир поставил с Колькой и Санычем. Похоже, обошлось.

Обычные разговоры, сытный и вкусный обед, и погода солнечная, но не жарко ещё. Так что работа идёт в охотку и даже в удовольствие.

– Пошёл!

– Беру!

– Левее, мать твою!

– Пошёл!

– Ещё подай!

Эркин и не заметил, когда подвалили ещё контейнеры, и уже не по двойкам и тройкам, а всей бригадой работаем. Бегом, не тряхнуть, не стукнуть… Опять платформы, где контейнеры крепят в распорку на тяжах.

– Эй, Мороз, ты к директору ничего не укатил?! – смеётся Колька.

Эркин нарочито серьёзно оглядывает двор.

– Да нет, все при деле, – и сам смеётся.

И в бытовке всё было уже как обычно. Только Ряха против обыкновения молчал о вождях и томагавках и избегал смотреть на Эркина. Но и Эркин очень естественно не замечал его.

Хотя темнело теперь значительно позже, но смена-то до одиннадцати, и, пока работаешь – незаметно, к тому же прожекторы на рабочем дворе сильные, а за проходную вышли… ночь уже.

Как обычно после второй смены Эркин шёл вместе с Миняем, разговаривая о всяких хозяйственных делах. Миняй затеял растить на лоджии овощи.

– Ящики с землёй поставил, посеял, – рассказывал он.

Эркин слушал, кивал, но не мог понять: зачем это Миняю.

– Слушай, – не выдержал он. – А зачем это? Ведь купить можно.

– Эх, – вздохнул Миняй, – не понимаешь ты. Это ж своё, со своей земли. Пусть горсточка, но своя.

– И что, намного дешевле получается? – после недолгого молчания спросил Эркин. – Ну, если не покупать, а выращивать.

– Так ещё вырастить надо, – невесело рассмеялся Миняй. – Да не в деньгах тут дело. Ты вот сам вырастил когда-нибудь хоть что?

Эркин покачал головой.

– Нет, я скотником был.

– Ну вот. А земля… это ж не умом понять, а нутром почуять надо.

Миняй глубоко вздохнул и замолчал. У Эркина вертелось на языке спросить, чего ж тогда Миняй брал квартиру, а не дом. Ссуду-то наверняка же получил. Но не спросил. Значит, не смог. Но Миняй заговорил сам.

– Земля сама не родит, на ней покорячиться надо, потом умыться, да не раз. А дом поставить да обиходить, а хозяйство… Моя-то в угоне надорвалась, там-то не смотрели, что баба, да на сносях, дети с голодухи угонной не отошли, а тут зарплата, да полдня твои, и квартиру обиходить не в пример легче. Ну, мы и прикинули… Не в гроб же ложиться. Земля – она, конечно, да жизнь-то дороже.

– Да, – кивнул Эркин. – Ничего нет дороже жизни.

За разговором дошли до дома, попрощались и разошлись по своим подъездам.

«Беженский корабль» спал. Спокойная тишина безмятежного сна. Бесшумно ступая, Эркин прошёл по коридору к своей двери и достал ключи. Прислушался. За дверью тишина, спокойная живая тишина. Эркин открыл дверь, стараясь не звенеть ключами, и вошёл.

В прихожей свет выключен, но открыты двери из ярко освещённых кухни и кладовки. Андрей не спит? И, стаскивая с плеч куртку, Эркин заглянул в кладовку. Андрей сидел у верстака и правил нож.

– Привет, – сказал он, не поднимая головы. – Смотри, купил сегодня. Не сравнить с тем, но я его до ума доведу, – и, когда Эркин вошёл и наклонился к верстаку, тихо сказал: – Не было письма.

Эркин кивнул, и Андрей совсем тихо, тише камерного сказал, как добил:

– И не будет.

Эркин мягко хлопнул его по плечу и вышел.

– Эркин? Пришёл? Ну, молодец, – выглянула из кухни Женя. – Мой руки. Андрюша, чай на столе.

– Иду, – откликнулся Андрей, гася лампу над верстаком. – Завтра доделаю.

Вымыв руки, Эркин сначала заглянул в комнату Алисы, а когда пришёл на кухню, Андрей уже сидел на своём месте и уверял Женю, что ничего лучше чая, ну, и всего остального, что на столе стоит, нет и быть не может.

– Эркин, садись, ну, как?

– Всё в порядке, – весело ответил Эркин и, поймав быстрый взгляд Андрея, улыбнулся и повторил: – В порядке полном и абсолютном.

– Ну, и отлично, – улыбнулась Женя. – Эркин, Андрюша уже сказал тебе?

– Мг-м, – кивнул Эркин, рот у него был занят.

– Мне очень нравится, а тебе?

– Что? – поперхнулся чаем Эркин. – Женя, ты про письмо?

– Какое письмо? – не очень искренно удивилась Женя. – Андрей часы себе купил.

– Ненаблюдательный братик у меня, – хмыкнул Андрей.

– Ну-ка, покажи! – ухватился за возможность замять свою оплошность Эркин.

– Смотри, – гордо вытянул над столом руку Андрей.

Плоские большие часы с секундной стрелкой были осмотрены и одобрены. И хотя Женя явно не хотела говорить о письме, а Эркин – тем более, Андрей всё же упомянул:

– Я пришёл, к коменданту заглянул. Нету. Ну, и на радостях купил себе. Часы и нож, – подмигнул Эркину. – Гулять, так гулять.

Эркин неопределённо повёл плечом, а Женя сказала:

– Андрюша, ну… ну, может, он занят.

– Знаю я, чем он занят, – хохотнул Андрей. – Я ж сказал. Нет и не будет. Не нужен я ему.

– Ну, Андрюша, – неуверенно настаивала Женя.

– Ладно, Женя, – спорить с ней при Эркине Андрей не рискнул. – Давай так. Ждём до… ну, ещё месяц. А… а давай на спор!

– Это как? Пари? – невольно рассмеялась Женя. – И что с проигравшего?

– Я проиграю, ну, придёт письмо, покупаю торт, большой и красивый. А не придёт письмо, так ты пирог печёшь, тоже большой. Идёт?

– Ну, ты и хитрый! – восхитилась Женя и протянула над столом руку к Андрею. – Идёт! Эркин, разбей.

С русскими правилами спора Эркин был уже знаком и, легонько стукнув ребром ладони по сцепленным пальцам Жени и Андрея, подтвердил условия пари.

– И до того дня молчок, лады? – Андрей отхлебнул чая и сам себе ответил: – Лады.

Эркин и Женя кивнули. Залихватское веселье Андрея обмануло бы любого, но не Эркина. И не Женю. Из-за чего психует Андрей, Эркин понимал смутно, но ощущал его… недовольство, обиду, ну, и просто сочувствовал. Да, конечно, хорошо, что письма нет, что Андрей остаётся с ними, но… но и обидно.

Допили чай, разговаривая о всяких мелочах, и Андрей встал.

– Ну, пора и честь знать. Кто куда, а я на боковую. Спокойной всем ночи.

– Спокойной ночи, Андрюша, – улыбнулась ему Женя и тоже встала, собирая посуду.

– Спокойной ночи, – кивнул Эркин. – Про школу не забудешь?

– Не держи за фраера, – камерным шёпотом ответил Андрей по-английски и выскочил из кухни. Но Эркин успел дать ему лёгкого тычка в спину.

Если Женя что и услышала за шумом воды, то не подала виду.

– Эркин, ты иди, ложись, я сейчас.

– Да, Женя.

Эркин тяжело встал из-за стола. О письме, обиде и прочем он уже не думал. Всё же решено: ждём месяц, а там… там видно будет, но лучше бы пирогом закончилось.

У себя в комнате Андрей быстро разделся и лёг. Часы положил на письменный стол. У Эркина, конечно, часы куда лучше, но они же офицерские, были в магазине похожие, но уж слишком дорого. Эркин сказал, что ему подарили. Шикарный подарок, что и говорить. Нет, те часы ему, в принципе, по деньгам, ссуда же, но и чересчур выпендриваться нельзя. И так… а нож ничего, не совсем то, но на совсем то разрешение в милиции надо выправлять. А вот этого совсем не надо.

Андрей потянулся и, уже окончательно засыпая, привычно завернулся в одеяло.

Майские тёплые, то солнечные, то дождливые дни, школа, работа, магазины, домашние хлопоты, отвести Алису на занятия, сделать уроки… дела и заботы наплывали на него, и Эркин, не сопротивляясь, плыл в этом потоке. И у него действительно всё хорошо, по-настоящему. И ему не нужно другого. Пусть ничего не меняется. И хоть видел он Андрея теперь только утром и поздно вечером, но… но ведь это неважно. И в бригаде у него всё наладилось.

Эркин шёл быстро, улыбаясь своим мыслям. Сегодня пятница, он с утра отучился, а Андрею после работы в школу, а вот завтра на шауни они уже вместе пойдут.

Впереди разлеглась поперёк тротуара лужа, и Эркин по-мальчишески перепрыгнул через неё. И в школе у него всё хорошо. Что русский, что математика, что история с природоведением. Ну… ну никак не думал, что учиться – это удовольствие. Удивительно даже. Удовольствие – это сытость, безопасность, хорошая работа, надёжное жильё, ну… ну, ещё можно набрать. Но учёба… он раньше даже не слышал о таком.

Как всегда, в дни, когда у него школа, он до или после уроков – смотря по смене – заходил пообедать к «Соловьям». Его здесь уже хорошо знали: а как же, вторник и пятница, в одно и то же, ну, примерно, время, и так уже почти три месяца. Половой сразу провёл его к столу, за которым он обычно сидел, обмахнул столешницу салфеткой.

– Как всегда?

– Как всегда, – кивнул Эркин.

Как всегда – это полный обед. И так тоже повелось с первого раза. Когда его спросили: «Чего тебе?», – и он ответил: «Пообедать».

Здесь не курили, еда была вкусной и сытной, и в развешенных по стенам клетках пели птицы. Как-то, заметив, что он вслушивается в птичье пение, сидевший за соседним столом немолодой, судя по обильной проседи в ухоженной бороде, но крепкий кряжистый мужчина с гордостью показал ему на клетку с самым голосистым.

– Мой это, – и стал объяснять: – Вот, принёс, чтоб молодые учились. Они ж друг у дружки перенимают.

– Так это школа, – радостно удивился Эркин.

– Это ты точно сказал, парень, – кивнул мужчина. – Ну, а мой учителем. Я его к самому Рогожину возил, чтоб от его певунов вот энто колено взять.

Слово за слово, услышав, что Эркин из Алабамы, бородач требовательно сказал:

– Не слышал тамошних. Ну-ка, покажи.

Эркин, как смог, тихонько посвистел, подражая слышанному на выпасе. К его удивлению, все птицы сразу замолчали, словно тоже прислушивались, а от соседних столов стали заинтересованно оборачиваться. И под одобрительные кивки людей Эркин закончил уже практически в полный голос. Конечная трель у него не очень получилась: не хватило дыхания, но бородач кивнул.

– Понятно. Небогато, конечно, наши больше колен дают, но одно там очень ничего было.

– Лешева дудка с каким переливом, заметил? – откликнулись от соседнего стола. – Надо подумать.

– Подумаем, – кивнул бородач.

Эркину уже надо было бежать в школу, и он простился с бородачом, даже не спросив его имени и не представившись. Но теперь, когда они иногда сталкивались в трактире, то кивали друг другу, и Эркин с удивлением заметил, что относиться к нему здесь стали заметно приветливее, видно, бородач занимал здесь не последнее место.

Сегодня его не было. Эркину хотелось спросить о нём, но как, не зная имени, объяснить, о ком речь, да и пора уже. Он расплатился и ушёл.

И снова шёл быстро. Не от боязни опоздать, нет, он был уверен в своём чувстве времени, а от ощущения своей силы и ловкости, от радостного чувства владения своим телом. Да, он набрал свою силу, взял всё, что ему было отпущено, и гибкость его, разработанность суставов, то, что уже сам сделал, – всё его. И уже возле завода пошёл в общей толпе.

– Хей! – окликнул его Маленький Филин.

И изумлённо уставился на Эркина, услышав вместо русского «Привет» или «Здравствуй» приветствие на шауни.

– Ты ж… ты ж не знаешь… – наконец выдохнул он.

– Не знаю, – кивнул Эркин. – Но я учусь.

Маленький Филин открыл было рот, но они уже у проходной. Пропуска… табельные номера… а дальше уже каждый к своей бытовке, а они у всех бригад не просто разные, а зачастую в разных коридорах.

У себя Эркин быстро переоделся. Совсем тепло, но чего-то небо опять хмурится, и он сунул в карман куртки свою рабскую шапку. Среди замызганных кепок и выцветших пилоток она смотрелась нормально, он потому и принёс её на смену ушанке.

– Мужики, готовы? – Медведев уже стоит в дверях. – Тогда айда.

Пятничная смена особая. Впереди два дня выходных, неделя свалена, так что… так что давай, старшой, полчаса побегаем – глядишь, на минуту раньше уйдём.

– Мороз, давай сюда. Откати их к путям, щас платформу подгонят.

– Ага, понял.

– Миняй, куд-ды ты её, давай левее.

У Медведева из-под кепки выбиваются слипшиеся от пота волосы. Ему пятничная смена – лишняя головная боль: задела оставлять нельзя, всё за смену разгрести надо.

Начали смену при солнце, а уже прожекторы включили.

– А насколько по асфальту катить легче.

– Ага, это ты сообразил, а тормозить? То-то!

– Ряха, мать твою, не мельтеши под ногами!

– Саныч, давай дурынду сюда!

– Мороз, без тебя закатят! Давай на мешки!

– А куда их?

– Геныч там. Увидишь!

И оглушающий звон обеденного сигнала. И хотя многие бросали свою ношу там же, где их застал звонок, Эркин всё-таки дотащил и свалил в штабель свой мешок.

– Упрямый ты, – хмыкнул Геныч, помогая выровнять ряд.

– Ага, – выдохнул Эркин, восстанавливая дыхание. – Айда?

– Айда, – согласился Геныч.

В столовой тоже всё как всегда вечером в пятницу. Выбор поменьше или вообще бери, что осталось, и народу немного.

Эркин, как обычно, сел с Колькой. Потом к ним подсели Петря с Серёней. Они собирались в воскресенье на танцы с дракой и договаривались кто кому втыкать будет. Эркин переглянулся с Колькой, и тот хохотнул:

– Как бы вам не навтыкали.

Петря пренебрежительно сплюнул, а Серёня вдруг согласился:

– Если с Николина конца, то могут. Там Тёмка, ну, он на масленичных всех перестоял.

– Он вам и навтыкает, – понял, о ком говорят, Эркин и встал.

Своё он уже съел, а впустую сидеть за столом не любил. Засмеялся, вставая, и Колька.

– Это уж точно.

К выходу они шли не спеша, чтобы всё отведённое на перерыв время использовать на полную катушку.

– А ты? – спросил Эркин. – Пойдёшь на танцы?

Колька пожал плечами.

– Не знаю, – и тихо. – Так на земле наломаешься…

Эркин кивнул. В самом деле, Колька один и кормилец, и добытчик, и работник, какие уж тут танцы. Это молодым гулять, силу тешить да перед девками красоваться. Они – парни, а Колька – хоть и холостой, а мужик. И неожиданно для себя спросил:

– Жениться не думаешь?

– Пока обхожусь, – хмыкнул Колька и нехотя пояснил: – На моё хозяйство не любая пойдёт, – и твёрдо закончил: – И не всякую позову.

Эркин кивнул. Понятно, что такой груз не каждой по силам, а уж про желание и говорить нечего. Это своя ноша не тянет, а чужая…

– Эй, мужики, – окликнул их Саныч. – Давай, что ли, становимся.

– Становимся!

Эркин плечом толкнул Кольку в спину и, доставая на ходу рукавицы, пошёл на своё место. Колька недоумевающе оглянулся на толчок, но, тут же поняв, кивнул с улыбкой.

Начал моросить дождь, и Эркин вытащил из кармана и натянул на голову шапку.

– Берись?

– Взял! – ответил он Генычу, взваливая на спину очередной мешок.

Привычная работа не мешала думать. Вот так же, подталкивая плечом в спину, он водил Зибо в рабскую кухню на еду, когда Зибо уже совсем ничего не видел. Они шлёпали через двор напрямик, по лужам, потому как, чтоб обойти, это Зибо надо за руку или за плечо вести, а тогда все увидят и всё сразу поймут, и окажется Зибо на Пустыре. Что-то Зибо всё-таки видел или просто помнил, но в кухне сразу шёл к столу, садился на своё место и вцеплялся обеими руками в миску. Он сидел рядом, и таскать у Зибо еду никто не смел, даже не рыпнулись ни разу.

Эркин недовольно тряхнул головой, отгоняя всё это, не нужное, мешающее сейчас. Ну, было это, ну, так что? Сейчас-то ему это совсем ни к чему. Зибо сколько лет уже в Овраге и вообще… с чего это ему в голову полезло?

Дождь всё сильнее, мокрый асфальт становится скользким, злее ругань… и наконец звонок и усталый голос старшого:

– Шабашим, мужики!

Эркин помогает шофёру закрыть борт грузовика и закрепить брезент.

– Всё, езжай.

– Счастливо отдохнуть.

– Гладкой дороги.

И не оборачиваясь на рокот мотора, Эркин пошёл к бытовке. Устал он чего-то. Ну, ничего, сейчас оботрётся холодной водой, немного потянется – привыкли уже все к этому, не цепляются – и сгонит усталость, чтоб до дома дойти.

В бытовке шумно и тесно. Умываются, собирают сменку в стирку, переодеваются, Ряха опять что-то треплет под общий гогот. Эркин особо не вслушивался, но смеялся вместе со всеми. Чепуха, конечно, но смешно. Пару раз Ряха опасливо на него покосился, но Эркин отвечал тем спокойным прозрачно-невидящим взглядом, как обычно на него смотрел. В самом-то деле, пока Женю не задевают, ему на Ряхину трепотню плевать трижды и четырежды. То есть, это если сначала на три умножить, а потом что получится ещё на четыре? Много выходит. Хорошо сказано.

– Мороз, идёшь?

– Иду, – Эркин запер шкафчик и пошёл к ждавшему его у двери Миняю. – Всем до понедельника.

– И тебе!

– Бывай!

– Счастливо, Мороз.

Дождь уже кончился, пахло мокрой землёй и зеленью. Миняй длинно тоскливо вздохнул. И Эркин сказал тихо, словно извиняясь.

– Я скотником в имении был. Пять лет.

Миняй кивнул.

– Понятно. Я ж не в обиду, землю… её чувствовать надо, – и снова вздохнул.

Эркин не знал, что сказать, и ограничился таким же сочувственным вздохом. И до самого дома они шли молча, но рядом.

Как всегда, Женя ждала его. Андрей был у себя, но, когда Эркин вымыл руки и сел за стол, появился на кухне со словами:

– А мне чего-нибудь дадут?

– Андрюша, – укоризненно сказала Женя, наливая ему чай. – Услышит кто, так может подумать, что тебя голодом морят.

– Я не подумаю, – заверил её Эркин. – Я его знаю.

– До чего ж братик у меня отзывчивый да заботливый, – восхитился Андрей. – Как у тебя сегодня?

– Всюду отлично, – улыбнулся Эркин, сразу догадавшись, что Андрей говорит о школе. – А у тебя?

– Кругом пять!

– Какие вы оба молодцы! – восхитилась Женя. – А завтра шауни?

– Точно! – рассмеялся Андрей.

Эркин с улыбкой кивнул.

– Да, Женя.

– Спорим, – вдруг сказал Андрей, – завтра мы вдвоём будем.

– Тим придёт, – покачал головой Эркин. – Тим сдохнет, а не отступит.

– Думаешь? – задумчиво спросил Андрей.

Эркин убеждённо кивнул. Андрей напряжённо свёл брови, думая о чём-то своём, быстро покосился на Женю и тряхнул головой.

– Ладно, его проблема, – быстро допил чай и встал. – Спасибо, Женя, вкусно, как никогда. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Андрюша, – улыбнулась женя.

– Спокойной ночи, – кивнул Эркин.

Когда Андрей вышел, Женя протянула руку и погладила Эркина по плечу. Он перехватил её руку и поцеловал.

– Устал, милый?

Эркин ещё прижимал пальцы Жени к своим губам и потому только молча помотал головой. Он действительно не ощущал усталости, но совсем не хотелось шевелиться, вот так сидел бы и сидел, уткнувшись лицом в тонкие и такие сильные пальцы, вдыхая любимый запах.

Он ещё раз потёрся лицом о её руку и отпустил, легко встал.

– Уже поздно, Женя, ты устала.

– Ничего, – Женя встала, мягко отбирая у него посуду. – Ты иди, ложись, я всё уберу и приду. Ну же, Эркин.

– Да, иду.

И – как не раз уже бывало – усталость настигла его по дороге в спальню. Он сбросил на пуф халат и, как-то тупо удивившись тому, что ковра на кровати уже нет, и когда это Женя успела, рухнул на постель и провалился в сон. И даже не проснулся, когда Женя поправила ему одеяло и поцеловала в висок.

– Спи, милый, спи, мой родной.

Эркин во сне шевельнул губами, словно отвечая ей.

Утро выдалось тёплым и солнечным. Алиса шла между Андреем и Эркином, держась за их руки и тараторила без умолку.

– Ну, и завод у тебя, племяшка, – восхищался Андрей. – Язык не болит?

– Не-а! – радостно ответила Алиса. – Он у меня без костей, вот! И я его тренирую, ещё вот!

Тут засмеялся и Эркин.

– Ну да, – Алиса сочла вопрос исчерпанным. – Эрик, а мы завтра тянуться будем?

– Будем, – кивнул Эркин.

А Андрей удивился.

– Чего-чего?

– А мы с Эриком и мамой, – стала гордо объяснять Алиса, – по воскресеньям тянемся, ну, как зарядка, только интереснее, чтобы быть сильными и ловкими.

– Фью-ю! – присвистнул Андрей. – А я где был?

– А ты отсыпался, – буркнул Эркин.

Рассказ Алисы об их утренних занятиях почему-то смутил его. Андрей искоса посмотрел на него и заговорил с Алисой о другом.

Уже на подходе к Центру они нагнали Тима. Сегодня с ним и детьми шла и Зина – её лекции были через субботу. Желание Тима учиться индейскому языку она не поняла, но спорить не стала, а потом и сообразила: как же иначе он за Димой уследит, Диму-то на три языка записали, а когда в школу пойдёт, то уроки проверять придётся, так что Тимочка всё правильно решил. Она степенно поздоровалась с Эркином и Андреем, и в Центр они вошли все вместе.