Возрастные кризисы: особенности переживаний мужчин и женщин

В отечественной психологии вводится понятие «личностное время», под которым понимается психотемпоральная организация взрослой личностью своего сознания и самосознания, поведения и деятельности в процессе осуществления взрослым человеком его индивидуальной и групповой жизнедеятельности и общения; эта психотемпоральная организация выступает как сложное развивающееся целостное образование – способ жизни (Абульханова-Славская, 1991; Ковалев, 1988, 1991).

К. А. Абульханова-Славская предлагает различать психологическую, личностную и жизненную перспективы как три различных понятия. Психологическая (временная) перспектива – это когнитивная способность предвидеть будущее, прогнозировать его, представлять себя в будущем. Личностная перспектива – не только когнитивная способность предвидеть будущее, но и целостная готовность к нему в настоящем, установка на будущее (например, готовность к трудностям в будущем и т.д.). Такая перспектива может иметь место даже у личностей с когнитивно бедным, неосознанным представлением о будущем. Личностная перспектива открывается при наличии способности к принятию будущих возможностей, зрелости, а потому готовности к неожиданностям, трудностям, присущего ей потенциала, способности к организации времени.

Жизненная перспектива включает совокупность обстоятельств и условий жизни, которые при прочих равных условиях создают личности возможность для оптимального жизненного продвижения. Психологической перспективой обладает тот, кто способен предвидеть будущее, кто видит личностную перспективу, имеет жизненный опыт – личностный потенциал (Абульханова-Славская, 1991).

Психологический возраст не всегда совпадает с хронологическим, часто он зависит от событий в жизни, пола и возраста. А. А. Кроником и Е. И. Головахой при исследовании отношения людей к настоящему был выдвинут термин «квант настоящего» и была выдвинута «квантовая концепция», согласно которой были выделены два типа людей: с «мгновенным и расширенным» психологическим настоящим. А. А. Кроник выяснил, что мгновенное настоящее присуще мужчинам, тогда как женщины склонны раздвигать его границы и имеют расширенное настоящее (Головаха, Кроник, 1984). Другая особенность переживания психологического времени у мужчин и женщин состоит в том, что мужчины склонны к большей актуализации будущего, а женщины – прошлого, которое психологически для них является более значимым (Москвин, Попович,1998).

Р. Кнапп, использующий метод «метафор времени», обнаружил наличие различий в отношении респондентов разного пола к смерти. Мужчины с гораздо большим эмоциональным неприятием относятся к смерти, которая вызывает у них ассоциации, проникнутые страхом и отвращением. Для женщин же является характерным представление о смерти как о загадочной и в чем-то даже привлекательной фигуре (Головаха, Кроник,1984). Исследование пожилых людей показывает, что женщины с возрастом начинают позитивнее оценивать свою жизнь, а мужчины более негативно. У женщин одиночество не порождает мысли о смерти в отличие от мужчин. Причем задумываются о смерти только менее половины пожилых людей (Козлова, 2000). Женщины более ориентированы на жизнь и принимают смерть с большей терпимостью и «долго несут ее в себе» (Китаев-Смык, 2008).

Существует целый ряд исследований, показывающих изменение психологического возраста в онтогенезе (Кулагина, 2000; Поливанова, 2000; Белановская, 2008). Т. Коттл обнаружил, что при переходе от детства к зрелости последовательно возрастает процент исторического прошлого и будущего в сознании индивида, причем 20—летние указывали втрое больший диапазон будущего по сравнению с прошлым, тогда как в более зрелом возрасте это соотношение уравновешивалось (Головаха, Кроник, 1984).

Переживаемая скорость времени у взрослого человека различна на разных возрастных этапах. В молодости оно течет медленно, а в старости ускоряется. Это было экспериментально подтверждено в исследовании Р. Кнаппа с использованием метода «метафор времени». Он показал, что молодые люди склонны употреблять статичные метафоры, а пожилые – скоростные для характеристики временных переживаний. Также оказалось, что люди с высоким уровнем мотивации более склонны выбирать для оценки времени метафоры, отражающие скоростные, динамические характеристики (Головаха, Кроник, 1984). Так для 65—летних время идет примерно почти в два раза быстрее, чем для 15—летних (Карпенко, Чмыхова, Терехин, 2009). Психологическое время часто отличается от хронологического. Однако А. А. Кроник и Е. И. Головаха предполагают наличие внутреннего чутья (счетчика) годовых циклов психофизиологической активности, на основании показания которого формируются оценки собственного возраста (Кроник, Головаха, 1984).

Ю. Б. Зайцева (2006) исследовала границы между тремя возрастными периодами – молодостью, взрослостью и старостью, как они определяются в массовом сознании. При определении границы между молодостью и взрослостью максимальное количество респондентов указывает на возраст 30 лет. При определении границы между взрослостью и старостью максимальное количество выборов указывает на возраст 60 лет. С увеличением возраста опрашиваемых определяемые ими возрастные границы сдвигаются в сторону повышения. Изменения в восприятии происходят не скачкообразно, а постепенно, по мере прохождения человеком всех возрастных периодов. Поскольку меняется представление об абстрактной возрастной границе, то может изменяться и восприятие принадлежности какого-либо конкретного человека к какой-либо возрастной категории. Возраст 40 лет входит в описание и первой, и второй возрастных границ. Сорокалетний возраст воспринимается и как переход из молодого состояния во взрослое, и как переход из взрослого состояния в старое. Сорокалетний человек может считаться и еще молодым, и уже старым. Е. В. Белугина (2003) пишет о снижении степени удовлетворенности своим внешним обликом после 35 лет у отдельных людей. Это свидетельствует о перестройке сложившихся стереотипов внешнего облика и указывает на отношение к данному периоду жизни как к кризисному этапу. Женщины больше, чем мужчины, обеспокоены появлением внешних признаков старения.

Ю. Б. Зайцевой были также описаны крайне важные в нашей работе половые различия в восприятии временных аспектов жизненного пути. В целом женщины отмечают и первую, и вторую возрастные границы позже, чем мужчины. При указании собственного возраста женщины склонны «омолаживаться». Разведенные, никогда не состоявшие в браке, вдовые женщины значимо чаще, чем замужние женщины и мужчины, указывают свой возраст меньше действительного. Отодвигание женщинами возрастных границ и занижение женщинами собственного возраста объясняется тем, что женщина сильнее, чем мужчины, сопротивляются наступлению нового возрастного периода и делают это разными способами. Они либо стараются сдвинуть себя лично в предыдущий период, либо отодвинуть новый возрастной период на более поздний срок.

Восприятие мужчинами возрастных границ связано с возрастом респондентов и со степенью общей удовлетворенности жизнью. У женщин восприятие возрастных границ связано с собственным возрастом, степенью общей удовлетворенности жизнью, а также с другими характеристиками, такими, как уровень образования и оценка материального положения. Удовлетворенность собой тесно связана с восприятием собственного возраста и осознания собственного перехода из одной возрастной категории в другую. Люди, удовлетворенные собой, считающие свои достижения достаточными для данного возраста, не боятся грядущего перехода в следующую возрастную категорию и не сожалеют об уже осуществленном переходе. Женщины, недовольные своим материальным положением, отодвигают возрастную границу. Женщины, высоко оценивающие свое материальное положение, понижают возрастную границу. Женщины по мере роста уровня образования несколько уменьшают первую возрастную границу, но делают это постепенно (Зайцева, 2006).

Психологический возраст может опережать хронологический или отставать от него. Хотя в старости люди предпочитают относить себя к среднему возрасту, но для людей, находящихся в трудной ситуации – утрата близкого человека, тяжелая болезнь, природные и социальные катастрофы и др. – характерно чувство старости. Раннее взросление, сопровождающееся опережением хронологического возраста, может наблюдаться в подростковом возрасте и юности. Отставание психологического возраста иногда связано с инфантилизмом и с продлением образа жизни, свойственного предыдущему возрастному периоду. Но такое отставание также возможно у творческих людей, что связано с творческой работой и различными перспективными планами (Кулагина, 2000).

Процесс освоения личностью времени характеризуется своеобразным циклом: первоначальное отсутствие контроля над временем в детстве сменяется овладением временной перспективой в зрелом возрасте и вновь сменяется в старости осознанием того, что время не принадлежит человеку (Головаха, Кроник, 1984).

После 35 лет у женщин наблюдается восприятие прошлого негативным, а настоящее представляется им безысходным. Люди, достигшие среднего возраста, имеют тенденцию реструктурировать свою жизнь в терминах «сколько времени осталось еще жить». Эти изменения связаны с измененным восприятием смерти как возможности, которая становится более вероятной, реальной и личной, чем это было в юности (Сырцова, 2008). В возрасте 50—60 лет наблюдается выраженная ориентация на будущее, возможно связанная с выходом на пенсию и ожиданиями, что сейчас жизнь и начнется. Появляется желание простроить свою жизнь заново и все силы направляются в это русло (Сырцова, 2008).

А. А. Кроником и Е. И. Головахой было описано явление «консервации возраста». Мужчинам и женщинам от 21 до 44 года было предложено субъективно оценить свой психологический возраст. Только у четверти опрошенных субъективная оценка возраста совпадала с возрастом хронологическим. Большая часть опрошенных считали себя более молодыми, чем они были на самом деле (максимальный вариант занижения возраста представлял – 21 год). Старше, чем их реальный возраст, себя чувствовали пятая часть опрошенных. С возрастом значительно увеличивается число лиц, оценивающих себя более молодыми, чем в действительности. В группе до 30 лет их было почти половина, а в группе более 30 лет три четверти (Головаха, Кроник, 1984). Также по данным G. Kaufman, G.H. Elder Jr., исследовавшие психологию пожилых людей, было обнаружено, что переживание мужчинами и женщинами своего возраста отстает от их реального возраста. Т.е. на каждый год прибавленного реального возраста в субъективном восприятии возраста добавляется в среднем 0,7 года. Авторы также выявили, что большинство людей в возрасте 70 лет выбрали как самый желаемый для них возраст – 50 лет (Kaufman, Elder, 2003).

В то же время Н. Н. Толстых считает, что на взрослых этапах онтогенеза временная перспектива определяется индивидуальными особенностями жизненного пути и зависит от социального статуса, имущественного положения, образовательного уровня и гендерных характеристик человека. (Толстых, 2010). На значимость данного фактора указывает также исследование G. Kaufman, G.H. Elder Jr., по данным которых пожилые люди из простых семей чувствуют себя старше по сравнению с людьми из семей с более высоким социальным статусом. Молодые люди из простых семей часто вступают в брак и рожают детей в более раннем возрасте, причем, когда они становятся бабушками и дедушками, а они становятся ими также в более раннем возрасте, они начинают чувствовать себя старше, чем их сверстники из статусных семей (Kaufman, Elder, 2003).

В. В. Нуркова и К. Н. Василевская исследовали и описали переживание возрастной перспективы человека, возникающей в трудной для него жизненной ситуации предварительного тюремного заключения. Тюремное заключение разделяет временную ось биографии на время «до» и «после», причем только «новый» опыт представляется для личности значимым, все же произошедшее до данного события, отвергается: отрицается ценность детства и юности, всего бывшего до личного потрясения. В. В. Нурковой и К. Н. Василевской были описаны три феномена. Первый феномен связан с переносом фокуса активности субъекта, попавшего в трудную ситуацию, на психологическое настоящее, которое лишено преемственности и четкой перспективы. Происходило расширение оперативной составляющей автобиографической памяти, которая, являясь частью прошлого, субъективно переживалось как настоящее. При воспоминании прошлого сокращалось общее количество событий и уменьшался разброс тем. Люди, находящиеся в тюрьме, не вспоминали о таких событиях, как творчество, успехи/неудачи, путешествия, интриги и другие темы. Другим феноменом является утрата детства – события детства не исчезают из памяти, но становятся субъективно менее значимыми, они перестают играть роль ресурса для построения новых жизненных смыслов. Происходит сужение временной трансспективы личности за счет первых лет жизни. Сужение прагматики воспоминаний о детстве заключается в субъективной невозможности использования позитивного детского опыта коммуникации во враждебной среде следственного изолятора, что еще более затрудняют адаптацию. Третий феномен, о котором упоминают авторы – феномен онтологизации настоящего. Он заключается в том, что обычно неуловимый для человека момент настоящего, присутствующий в сознании в качестве «мостика» между прошлым и будущим, у подследственных разворачивается в полноценный жизненный этап, ограниченный, с одной стороны, моментом ареста и, с другой стороны, судебным решением. Настоящее не только разворачивается в жизненный этап, но и каждое событие в нем запечатлевается с точностью до даты и дня недели. Находясь в СИЗО около трех месяцев, заключенный испытывает около четырех важных событий, в то время как находясь на свободе, он оценивает, как правило, только одно важное событие, которое у него произошло за год. Для подследственных характерна негативизация картины будущего в силу его неясности, непредсказуемости, что приводит к обесцениванию прошлого (Нуркова, Василевская, 2003).

Е. И. Головаха и А. А. Кроник подчеркивали важность взаимосвязи прошлого и будущего человека. Психологическое время способно не только ускорять или замедлять свое течение, оно может переживаться непрерывным или прерывистым. Переживание прерывности времени близко с ощущением «конца жизни», а ощущение непрерывности – признак бескризисного течения жизни и преемственности прошлого, настоящего, будущего. Чем глубже человек понимает причины происходящих в настоящее время событий, т.е. связи прошлого и настоящего, и чем теснее происходящее связано с будущими целями, тем больший смысл имеет настоящее, вмещающее и прошлое и будущее. Поэтому суицид возможен при потере ценностей прошлого и будущего, когда из жизни вычеркиваются уже прожитые и непрожитые годы, что возвращает нас к работам В. Франкла, В. И. Красикова и др. авторов того же направления разобранных в прошлой главе. На переживание возрастной перспективы суицидентами могут накладывать отпечаток отвергание ими и негативная оценка актуального половозрастного образа себя (Белопольская, Белопольская, Ткешелашвили, 2009). Было обнаружено, что люди, совершившие суицидальную попытку, значительно более аффективно реагировали на саму процедуру исследования, при этом актуальный для них половозрастной образ оценивался ими негативно, последовательность этапов своего жизненного пути они выстраивали неадекватно, а в качестве привлекательных для них выступали либо регрессивные образы, либо образ смерти.

2.2. Социальные факторы переживания полоролевой идентичности

Важно также рассмотреть исследования, в которых изучались социальные факторы переживания мужчинами и женщинами своей идентичности. Э. Гидденс отмечает, что всего лишь на протяжении одного поколения для женщин приобрело особое значение покидание родительского дома. В предшествующие периоды оставление дома означало просто выход замуж. А затем (конец XIX начало ХХ века) уход из дома приобрело значение шага навстречу эмансипации. Однако, несмотря на такой, приобретенный в ходе социальных изменений акцент, женщины, даже осознавая свой уход из дома как выход в мир, не мыслили (в примерах, приводимых Э. Гидденсом) этот выход вне брака, т.е. вхождения в отношения привязанности с другим. Напротив, для мужчин связи с женщинами идентифицировались с выходом в полный приключений внешний мир, где формирование привязанностей было для них одним из приключений. Э. Гидденс, описывая способность представлять себе будущие отношения с противоположным полом, отмечал, что, когда индивид оставался один на один с собой и только предвосхищал будущие связи, мужчины, как правило, говорили об этом с точки зрения «я», тогда как женские повествования о себе имели тенденцию формулироваться в терминах «мы». Даже речь от первого лица, выявляемая в женских повествованиях определяется скрытым «мы», подразумевая кого-то еще, кто будет «любить и заботиться» и сделает из «меня» «нас» (Гидденс, 2004).

Выводы Э. Гидденса подтверждаются исследованиями В. Е. Кагана. В. Е. Каган отмечал, что у детей дошкольников успешнее осваиваются родовые понятия, такие как – Дядя, Тетя, чем супружеские и родительские. У мальчиков ролевые предпочтения одинаковы по всем изученным аспектам половых ролей, тогда как у девочек существует диссоциация между общеродовыми, с одной стороны, и супружескими и родительскими предпочтениями – с другой: например, девочки хотят быть Тетей, но Мужем или Тетей, но Папой. В своих предпочтениях и мальчики, и девочки обнаруживали достаточно явное когнитивное предпочтение маскулинных ролей: мальчики и мужчины сильнее, смелее, находчивее, у них шире круг возможных форм поведения. Однако от четвертого к седьмому годам жизни резко учащаются проявления эмоционального восприятия своего пола: мальчики чаще говорят о том, что мальчики защищают девочек, играют в шоферов, солдат, пожарников, а девочки – что мальчики хулиганят и играют «мужиков». Согласно В. Е. Кагану, эмоционально-когнитивный диссонанс является механизмом полового формирования. Систему этого диссонанса можно описать как сочетание достаточно типичной для современной культуры маскулинной когнитивной ориентации с эмоциональным предпочтением женского пола (Каган, 2000; Флотская, 2010).

В отечественной науке процесс половой идентификации в гендерном аспекте был рассмотрен И. С. Коном (1988). Он отмечал, что в ХХ веке происходит ломка традиционной системы половой стратификации, ослабление поляризации мужских и женских ролей. Половое разделение труда потеряло жесткость и привело к изменению культурных стереотипов маскулинности и феминности. Они становятся менее полярными и противоречивыми. В женском самосознании помимо традиционных черт (нежная, красивая, мягкая, ласковая) появились такие, как быть умной, энергичной, предприимчивой и др. В традиционном понимании маскулинности такие качества как физическая сила, подавление нежности, выражение гнева, страсти, сменились в современном понимании маскулинности на установление интеллекта выше физической силы, умение проявить нежность и душевную чуткость.

Одним из первых в отечественной психологии было исследование Ю. А. Алешиной и А. С. Воловик (1991), в котором было показано, что существующие в обществе полоролевые стереотипы оказывают большое влияние на процесс социализации детей, во многом определяя его направленность. Исходя из своих представлений о качествах, характерных для мужчин и женщин, родители, не осознавая, поощряют детей проявлять именно полоспецифические черты.

В русле размышлений о социальных аспектах различия полов нельзя не затронуть вопросы, связанные с тематикой ответственности и агрессии. По мнению многих исследователей, женщины, занимаясь своей карьерой, не только сталкиваются со «стеклянным потолком» (термин введенный в начале 1980—х годов для описания невидимого и формально никак не обозначенного барьера, ограничивающего продвижение женщин по служебной лестнице по причинам, не связанным с их профессиональными качествами – Словарь гендерных терминов. под ред. Денисовой А. А.), но и не хотят принимать социальную роль начальника. Так, А. А. Хвостов пишет, что в связи с традиционными гендерными ролями и идеалами, представители обоих полов ожидают социального одобрения за поведение, соответствующее своей традиционной гендерной роли.

Традиционно лидерская роль считается маскулинной (Бендас, 2000; Хвостов, 2004). Для мужчин наиболее значимо наличие возможностей для продвижения по службе, требование хорошо оплачиваемой работы, наличие возможностей обучения и повышения квалификации, успех для них значит больше, чем качество жизни. Для женщин наиболее значимыми являются работа в дружеской атмосфере, возможность оставаться на данном рабочем месте так долго, как этого хочется, наличие приемлемых условий труда, хорошие отношения с руководством и коллегами; качество жизни является более значимым, чем профессиональный успех (Хвостов, 2004). Статус в обществе не равен для разных полов, в деловом мире мужчина, согласно стереотипам, изначально воспринимается как высокостатусный, а женщина – как низкостатусные индивиды (Бендас, 2000).

Г. Гейсман отмечал, что различия в женской и мужской психологии являются различиями не по ценности и не по качеству, а лишь по степени статистической выраженности. Мужчины и женщины в роли начальника ведут себя по-разному. Для женщин руководителей характерно активное взаимодействие с подчиненными, поддержание в сотрудниках уважения к собственной персоне и поддержка их в стрессовых ситуациях (Хвостов, 2004).

Л. В. Бабаева и А. Е. Чирикова, сравнив этические установки мужчин и женщин-бизнесменов, утверждают: в бизнесе женщины сильнее зависят от других, и поэтому их принципы и этичность бизнеса в целом в большей степени детерминируются нравственным требованием. Социальная ответственность женщин в предпринимательстве выше, чем у мужчин. Маскулинным источником власти является статус, феминным – личные отношения. При решении проблем и принятии решений в мужской организационной культуре типична вера в силу индивидуальных решений; важны решительность и жесткость, в женской – важны внимание к мнениям других, интуиция и достижение консенсуса (Хвостов, 2004).

Гендерные роли выражают дифференциацию статусов, прав и обязанностей индивидов в зависимости от их половой принадлежности. Будучи разновидностью социальных ролей, они характеризуются нормативным содержанием, выражают определенные социальные ожидания, проявляются в поведении (Клецина, 1998; Кораблина, 1997). Имеющие в культуре ожидания от женщин мягкости и компромисса в целом, подталкивают их к тому, чтобы переносить этот стиль на рабочие отношения; и наоборот, мужчины «оправдывают» ожидания авторитарного, бескомпромиссного и соревновательного поведения (Хвостов, 2004).

Н. В. Козловская (2002), оценивая образ агрессивного человека у людей в тридцатилетнем возрасте, выяснила, что агрессивность ассоциируется с соперничеством: возникает внутренний негативизм к другим. При этом у мужчин к тридцати годам возрастает степень сложности восприятия образа другого человека, в то время как у женщин наблюдается тенденция к сужению представлений об агрессивности человека. Женщины склонны к крайним оценкам агрессивного человека, преувеличивая его враждебность, опасность, несамостоятельность и желание доминировать над другими, мужчины стремятся осознать объективное место агрессивности в собственной жизни, а личную агрессивность толкуют как защитную функцию.

Т. В. Кочетова (2010) обращает внимание, что существуют гендерные различия в отношении к другому полу; причем в каждом случае отношение к другому полу служит поддержанию собственного социального статуса. Если мужчины поддерживают собственный статус, выбирая женщин, способных устанавливать ценные для мужчины социальные контакты, то женщины предпочитают мужчин, способных достигать материальное благополучие, состоятельности и стремящихся к профессиональному продвижению.

2.3. Формирование полоролевой идентичности

Говоря о переживании времени, себя и других у мужчин и женщин, невозможно не соотноситься с особенностями, отличиями полов. Поэтому мы рассмотрим исследования, в которых изучались психологические факторы переживания мужчинами и женщинами своего пола.

О. Кернберг и Ф. и Р. Тайсон считают, что половая идентичность – это осознание и переживание себя в качестве представителя определенного пола, а полоролевая (гендерная) отражает специфические психологические установки и способы межличностного поведения, свойственные мужчинам и женщинам (Кернберг, 2004; Тайсон, 1998).

Значительная часть исследований становления полоролевой идентичности посвящена процессу ее формирования в период взросления, в то время как изменения полоролевой идентичности у взрослых изучены недостаточно.

В современных работах, исследующих особенности психологического переживания пола мужчинами и женщинами, важное значение придается гендерному аспекту, т.е. влиянию общества и культуры на переживание и осознание своей принадлежности полу. Однако такие авторы, как З. Фрейд, К. Г. Юнг, К. Хорни, не рассматривали пол как социально-конструированную реальность т.е. в гендерном аспекте. В их теориях речь шла о становлении переживания половой идентичности в индивидуальном развитии в процессе динамического столкновения психических структур (сознательных и бессознательных).