Полная версия
Массовка
Массовка
Сергей Шинкарук
© Сергей Шинкарук, 2021
ISBN 978-5-0053-3690-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Массовка
Кортеж из семи черных автомобилей остановился на площади. Дверца четвертой по счету отворилась, и на улицу выпорхнул Президент. Пружинистой, спортивной походкой, широко улыбаясь, он двинулся к встречающему его народу. За Президентом довольно расслабленно шла его не слишком многочисленная охрана. Народ в количестве человек тридцать радостно приветствовал лидера государства, помахивая разноцветными флажками и шариками. Президент подошел и стал задавать вопросы.
– Как живете? Какие проблемы?
– Хорошо живем! Проблемы есть, но они решаемые, – отвечал народ.
– А как зарплата? Регулярно получаете?
– Нормальная зарплата, на жизнь хватает, – сказал широкоплечий румяный мужик в спецовке. Но я от имени всех рабочих нашего завода хочу вам сообщить о нашем губернаторе. Он вор. Вор и взяточник!
– Как вас зовут? И где вы работаете? – спросил Президент.
– Василий Семенюк меня зовут. Я токарь третьего разряда на станкостроительном.
– Спасибо, Василий, мы с этим разбойником обязательно разберемся.
Президент крепко пожал токарю руку и прошествовал в свою машину. Через тридцать секунд кортеж умчался, а за ним и группа журналистов, освещающих встречу лидера нации с простыми людьми.
– Ты что, с дуба упал?! – орал на Николая Онищенко руководитель группы. – Какой на хрен губернатор? Мэр! Я тебе два раза повторял – МЭР!
– Виноват, товарищ майор, – оправдывался Николай. – В прошлый раз, когда я был комбайнером, у меня в голове засело «губернатор». Ну и разволновался. Вроде десятый раз жму руку Президенту, а трясусь, как в первый.
– Будешь лишен половины зарплаты, – пригрозил майор Сорокин. – Ты понимаешь, что ты наделал? Из-за тебя невинного человека посадят.
– Невинного?! – иронично переспросила лейтенант Ирина Морзун. – Евгений Семенович, не бывает среди губернаторов невинных. Такой же разбойник, как все.
– Отставить разговорчики! Вчера, небось, всю ночь бухали в гостинице, пока я это… отлучился по важным делам. И сегодня всё путаете.
– Конечно бухали! – ответила Ирина, – а еще предавались буйному разврату. Сами знаете, радостей у нас в жизни немного.
И действительно, радостей в жизни массовки Президента было маловато. Это были одинокие люди без своих имен и фамилий, без прошлого и с невнятным будущим. Жили они в ведомственном доме, общались в основном друг с другом. Когда Президент был в заграничных командировках или трудился в своей Канцелярии – массовка повышала идейно-политический и профессиональный уровень. То есть бездельничала. Настоящая работа начиналась, когда глава государства ездил по регионам. Какие только роли им не приходилось играть! И рабочих, и фермеров, и моряков, и рыбаков. А однажды они изображали колонию строгого режима. Президент тогда еще заметил: «Я гляжу, заключенные у нас выглядят лучше, чем люди на свободе. Надо бы в этом направлении подумать…»
Им бы звания народных артистов! Но присваивали только очередные воинские. Николай только месяц как стал капитаном, и вот на тебе – такой фейл! Обязательно внесут в личное дело. И конечно, он станет героем баек:
– А помните Колю Онищенко?
– Онищенко? Этот тот дебил, который мэра с губернатором перепутал?
Автобус привез «представителей народа» к их дому, и Николай, сопровождаемый укоризненными взглядами коллег, вернулся в свою холостяцкую квартирку. И сразу же направился к холодильнику снимать стресс. После ста грамм водочки – холодненькой, тягучей и очень вкусной, жизнь уже не казалась такой мрачной.
«Рассосется, – подумал он. – Через пару дней забудется. Или кто-то другой что-нибудь выкинет и внимание переключится… Чем же заняться? Может, к Ирке пойти? Она добрая, она не откажет».
Николай представил себе Ирину – миниатюрная фигурка, крепкие грудки, сильные спортивные ножки, капризно надутые губки. Представил и возбудился. И это Колю обрадовало – стресс на половую функцию не повлиял. А ведь у его товарищей по службе разное бывало…
Коля набрал Иру, ее телефон долго не отвечал, затем он услышал запыхавшийся голос:
– Привет, Коля, сейчас не могу говорить, сильно занята.
– Интересно, чем?
– Да Сорокин пришел и наказывает меня за лишние разговоры. Так что звони завтра.
Николай расстроился. Он, конечно, знал, что лейтенант Морзун редко кому отказывает. Но Сорокин?! Он же такой мерзкий!
Коля включил телевизор. Обвинения губернатора в воровстве стали новостью дня. По всем каналам Николая Онищенко, то есть Василия Семенюка показывали. А затем была речь бывшего руководителя области – мол, господин Президент, я вас подвел, готов искупить и все такое.
«Ну вот! – обрадовался Коля, – я не ошибся. Губернатор все-таки оказался взяточником. Может, завтра меня похвалят или даже наградят».
Не наградили и не похвалили. Майор Сорокин был мрачен. Он то и дело поправлял свои три волоска на голове и буравил Николая маленькими злыми глазками. Точнее одним глазом, второй был вставной.
– Ну что, Онищенко, доигрался! – цедил Сорокин сквозь зубы. – Разоблачили тебя. Журналист «Свободной правды» Раевский написал, что не существует такого рабочего – Василия Семенюка.
– А я тут при чем? – возмутился Николай. – Не я же этого рабочего придумал.
– А при том, что это случилось именно с тобой. Не со мной, не с Погребняком, не с Морзун, а с тобой! За столько лет такое впервые. Заподозрил тебя журналюга! Не поверил, что ты простой рабочий. Рожа у тебя вроде рабочая, да в глазах что-то от интеллигенции. И говоришь ты не по-простому, не по рабочему. Филонил, гад, на занятиях по культуре речи?
– Так, может, этого журналиста того? – спросил Николай и сделал жест руками, означающий то ли удушение, то ли какую-то иную расправу.
– Да гораздо проще тебя «того»! Но мне запретили. А Раевского трогать нельзя – слишком популярный, собака. И из западных посольств не вылезает.
– Так что же делать? – растерялся капитан Онищенко.
– Пердеть и бегать! – остроумно, как ему казалось, ответил Сорокин. – Есть только один вариант. Ты должен стать тем самым Семенюком, токарем третьего разряда.
– Как это?
– Не «как это», а «так точно»! У тебя час на сборы. И едем.
– Куда?
– Ты такой тупой или прикидываешься?! В Старомойск, где ты обосрался.
– Это Катя – твоя жена, – Сорокин представил Николаю женщину лет тридцати.
– Здравствуй, Вася, – сказала Катя и пожала Коле руку.
– Я – Коля, – поправил Николай.
– Нет, ты действительно тупой! – вздохнул майор Сорокин.
– Виноват! Вася так Вася.
– Так вот, Вася, забудь прежнее имя. С женой ты уже познакомился, скоро с продленки придут твои дети. А дальше тебе Катерина все расскажет. Но долго не болтайте, ложитесь пораньше, завтра Василию утром на работу.
Майор отправился в столицу, а Вася и Катя пошли на кухню пить чай и общаться – водку Катерина наливать мужу отказалась.
– Ты у меня теперь совсем не пьешь, – пояснила она. – Я в этом районе всего полгода живу, а соседям сказала, что мой муж ушел в запой и скоро должен вернуться.
– На целых полгода в запой?
– А что тебя удивляет? В здешних краях и на дольше уходят.
– А как же мое выступление по телевизору?
– Тут все продумано. Президент своим рукопожатием сделал из тебя трезвенника.
– Убедительно… Расскажи, пожалуйста, о себе, – попросил Василий супругу. На кухне он ее рассмотрел получше. Невысокого роста, слегка полновата, курносая. Глаза большие, зеленые, но губы тонковаты.
«Ничего особенного, – подумал Василий, – Ирка красивее».
– Что я могу о себе рассказать? – начала Катерина. – Я – местная. Продавщицей работаю в гастрономе.
– Наверное, в супермаркете?
– Не, тут до сих пор гастрономы. Была замужем. Внештатницей стала в десятом классе, после того, как мы с подружками травку попробовали. Зарплата маленькая, а так иногда денежку подбросят. Но мне редко задания давали. А тут ты со своим «губернатором», и моя фамилия Семенюк. Вот я снова и пригодилась.
– А дети, которые скоро придут. Они кто?
– В смысле?
– Ну, дети-актеры? Или специально подготовленные дети наших работников?
– Да мои это дети! Я ведь жила обычной жизнью. Так что ничего интересного в моей биографии нет. Давай лучше о тебе.
– А что я… Из обычной семьи: отец военный, мама учительница. Закончил политех. На пятом курсе меня заметили и предложили послужить родине. Предупредили, что будет непросто. Но я, воспитанный на сериале «17 мгновений весны», согласился.
– Жалеешь?
Василий посмотрел на свою супругу.
«Проверяет? – подумал он. – Нет, не похоже. Но даже если и проверяет, отвечу, как есть».
– Знаешь, Катя, глупо жалеть о том, что уже произошло. Потому что нельзя ничего изменить. Нельзя повернуть время вспять. Надо просто жить и делать свое дело.
– Понятно, ты у нас философ. Значит, кран чинить и гвоздь в стену вбивать снова мне придется. А скажи, философ, женщина у тебя есть?
– Ну, как бы…
– Ясно, спал с кем-то из массовки. Выбор-то был небольшой.
– А у тебя, типа, большой?! – обиделся Василий.
– Да поболе твоего будет. В Старомойске все-таки 30 тысяч населения… Так, где же эти дети? – Катя подошла к окну. – О, уже дежурит!
– Кто дежурит? – не понял Василий.
– Известно кто. Раевский – журналист из «Свободной правды».
Василий выглянул в окно и увидел невысокого рыжего парня, который нервно ходил взад-вперед. Почувствовав на себе взгляды, он очень быстро навел фотоаппарат на окно квартиры Семенюков. Супруги быстро спрятались за занавеской.
Вскоре во дворе появились дети – мальчик и девочка. Журналист их сфотографировал, а потом стал что-то спрашивать. Но девочка журналиста проигнорировала, а мальчик показал фак.
– Ты же запретила нам разговаривать с незнакомыми дядями, – пояснил свой поступок мальчик, когда зашел в квартиру.
– Да, Петя, ты – молодец, – похвалила сына мама. – Знакомься, Вася, это Петенька и Леночка. А это, дети, Василий Иванович, ваш новый папа.
– Надолго? – угрюмо спросил Петя, светленький мальчик лет одиннадцати.
– А он не пьет? – решила узнать Лена, темненькая девочка года на два младше брата.
– Не пьет и не дерется, – успокоила мама. – Правда, Василий?
– Правда, – вздыхая, подтвердил новоявленный папаша.
– Замечательно! Тогда сейчас все ужинаем, а потом учим инструкции: дети – все, что им нужно знать про отца и наоборот.
– Опять что-то учить?! – возмутился Петя. – В школе учить! Дома учить! А где же счастливое детство?!
– Да, где? – поддержала брата Лена.
– Будет вам счастливое детство, – пообещала Катя. – В виде двух новых телефонов. Отец, подтверди.
– Ну, конечно, – сказал Василий.
– Вот видите, ваш новый папа очень щедрый.
– Поговорю с Сорокиным, – продолжил щедрый папа, – думаю, он это дело профинансирует…
Примерно в это же время на станкостроительном заводе состоялось собрание. С краткой речью выступил начальник цеха металлообработки Матвей Дужко.
– Короче, завтра к нам придет новый работник. Зовут его Василий Семенюк. Ну вы о нем уже наслышаны. Он у нас трудится десять лет. Хороший мужик, только нелюдимый. Жена, двое детей. Любит рыбалку, болеет за «Динамо». А главное – мы им гордимся. Все понятно?
– Не совсем, – сказал хитрый рабочий по фамилии Сапрыкин. – Надо бы наше чувство гордости как-то поощрить.
– Премия размером в месячную зарплату, – пообещал начальник цеха.
– Васька! Да я же его с детства знаю! Вот такой мужик! Только не слишком общительный, – Сапрыкин схватывал на лету.
Звездный час журналиста Михаила Раевского был далеко позади. За последние три года он не выдал ни одного по-настоящему острого материала. Нет, заголовки были острыми – «Дефолт подкрался незаметно», «Виселица для журналиста», «Мы пробили дно. Куда дальше?». Но это была рефлексия на события в жизни страны, а хотелось громкой сенсации и чтобы его перестали называть сбитым летчиком.
Михаил уже опубликовал статью «Реальный человек или участник массовки?». Но пока что это была версия, и требовалось подкрепить ее железными фактами.
Раевский немного трусил: он взялся за тему, о которой говорили лишь отдельные блогеры, да и то в анекдотическом ключе. Но главный редактор сказал: «Вы, Михаил, молодец! Не побоялись бросить вызов системе». Это почему-то напомнило Мише другой штамп «Мы будем о тебе помнить, когда тебя не станет». Но отступать было поздно. Да и стыдно.
Пока что у Раевского ничего не получалось. Он выяснил, в какой школе учился Василий Семенюк. Ему с неохотой дали посмотреть школьный альбом – и да, там был паренек похожий на нынешнего Васю. Молодые учителя Семенюка, естественно, не помнили, а пожилые жаловались на память – мол, столько лет и учеников прошло, а этот Вася был каким-то тихим и незаметным. Журналист побывал на могиле родителей Василия. Надгробие было подозрительно новым, но это ничего не доказывало. В городской библиотеке Михаилу показали газету с заметкой: «Вася Семенюк установил рекорд города по поднятию гири». Все это напомнило Мише «1984» Оруэлла, где был придуман и задним числом вписан в историю никогда не существовавший товарищ Огилви.
Тогда Раевский решил не ходить вокруг да около, и взял интервью у четы Семенюков. Михаил подготовил каверзные, как ему казалось вопросы, и получил такие ответы:
– Василий, вы ведь родом из Старомойска, здесь окончили школу.
– Ну да.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей любимой учительнице.
– У меня не было любимой учительницы. Я всех уважал.
– А друг детства был?
– Был, как же без друга.
– А как звали друга?
– Краба.
– Понятно, это детская кличка. А фамилия у него была?
– Конечно, как же без фамилии.
– Какая фамилия?!
– А хрен его знает! Мы всегда его Крабой называли.
– Хорошо… Расскажите тогда о вашей первой любви.
– Вы че? При живой жене такие вопросы задавать!
– Вася хотел сказать, что я – его первая и последняя любовь, – пояснила Катя. – Правда, Вася?
– Ага. Именно это я и хотел сказать.
– Вопрос к вам, Катерина. Как вы с Васей познакомились?
– Мы не знакомились, нас Краба познакомил.
– А как фамилия Крабы?.. Ну да, я уже спрашивал…
«Ну, ничего, я так просто не сдамся! – решил Раевский, – вы еще узнаете, с кем имеете дело! Я всех вас выведу на чистую воду!»
Василий Семенюк никогда не жил в одной квартире с женщиной. Более двух дней. Когда его девушки неожиданно приносили с собой зубные щетки и тапочки, Василия это жутко угнетало. Но сейчас все было гораздо хуже. Катя требовала: раз мы играем мужа и жену, значит, все должно быть по-настоящему. С кругом обязанностей – мусор, магазины, посуда, уборка. С компромиссами – «вначале я смотрю сериал, а потом ты свой футбол». С придирками – не так сделал, не то купил, забыл, потерял…
Все у Кати с Васей было по-настоящему. Все, кроме секса. А ведь именно ради него мужчины должны терпеть все невзгоды и страдания. Ради него они идут под венец, как бык на заклание. Вначале Василий спал на раскладушке. Но после того как журналист Раевский из окна соседнего дома это сфотографировал, пришлось перебраться на диван к Катерине.
– Как-то непривычно, – сказал он супруге. – Спать с женщиной и не спать с ней.
– Терпи, – ответила Катя. – Ты же профессионал. Бери пример со Штирлица. Помнишь, какая красивая немка Габи около него вертелась? Как на него смотрела?..
– У Исаева жена была. Он ей верность хранил. А я свободен. Так, может, мы это?.. Для реализма.
– Никакого реализма не будет! Свободен он, видите ли. А я нет! У меня мужик есть.
– Что за мужик?
– Не твое дело.
– Как не мое? Я же муж!
Не то, чтобы Вася ревновал, с чего бы это? Но муж должен быть в курсе. И вдруг этот мужик представляет угрозу для всей операции?
Любовника Катерины звали Федор. Работал он таксистом. Ниже Василия сантиметров на десять, явно старше, а еще и хромал. На своем «Дэу Матиз» Федя обычно дежурил на вокзале и вез лохов в центр города долго и дорого. Там Вася и сел к нему в машину, попросив подвести до завода, мол, командировочный я по имени Антон. Для убедительности Василий взял с собой небольшой чемоданчик, а для конспирации – нацепил большие темные очки. Таксист, как это и принято у людей этой профессии, стал Васю расспрашивать, кто он, что он, зачем приехал.
Тут Василий был готов. Выручило политеховское образование. Он интересно рассказывал Феде о станках, о нелегкой судьбе инженера-конструктора на 300 долларов в месяц, о своей бывшей жене, которая, гадина такая, ушла к начальнику бюро – то есть излил душу. Потом по всем правилам вербовки стал задавать вопросы, рассчитывая на ответную откровенность. Федор отвечал охотно. Про свою работу, про болезни суставов, про службу в армии. Незаметно разговор перешел на женщин, и Василий ввернул фразу, мол, красивые у вас тут в Старомойске бабы. Чтобы дальше спросить: «А как твою зовут? Любишь или просто так встречаешься, чтобы шишку попарить»?
– Бабы у нас тут огонь, – ответил Федор, – но я тебе, Вася, Катьку не отдам, хоть ты и неожиданно появившийся муж. Че смотришь? Думаешь, в Старомойске телевидения нету? Зря ты прикидывался. Какой из тебя инженер? У тебя же на лбу от силы семь классов написано.
– Ты, гад, мне всю жизнь испортил! – кричала Катя.
– Сама ты стерва! – отвечал Вася.
– Собрал и вещи и ушел!
– Я бы с радостью, но не могу.
И действительно не мог. Всего две недели они жили вместе, но уже не могли выносить друг друга. Им казалось, что прошло несколько лет. Но как, утверждал Эйнштейн, время относительно. А надо верить человеку, который был дважды женат.
Василия и Катерину раздражало друг в друге всё: как он долго сидит в туалете, а она – в ванной; как он быстро ест, и крошки летят на стол, а она, размешивая сахар в чашке, громко стучит ложечкой, и этот звук просто бесит; как ему приготовишь что-то вкусное, а он, сволочь такая, не замечает и тупо жрет, а она час разговаривает с подружкой по телефону, говорит глупости и тупо ржет.
Разных «как», отравляющих совместное существование было много. В обычных семьях такие вещи сглаживаются сексом, но тут сами понимаете…
А еще была ревность. Ну, у Василия к Федору понятно – кто он вообще такой, хам необразованный?! Но и Катя стала сцены устраивать.
– Опять сегодня поздно с работы придешь?
– Ну да, договорились с ребятами в баре посидеть. Надо налаживать отношения с коллективом.
– Знаю я твой коллектив! К учетчице Машке попрешься.
– Да нет у меня ничего с Машей.
– С «Машей», – протянула Катерина, – скажи еще «Машенькой». Как нежно ты ее называешь! Давно это у вас?
Ничего у Василия с Машей не было. Но могло быть. Вася просто не успел. И сказал о супруге:
– Послушай, Кать. Мы не настоящие муж и жена – это раз. Ты сама бегаешь к своему Федьке – это два. Мы с тобой не живем – три. Так почему ты предъявляешь ко мне какие-то претензии? Я тебя не понимаю.
Катерина и сама себя не понимала. И когда Василий предложил выбрать один из вариантов: либо мы оба гуляем, либо никто – предпочла второй. Чтобы по-честному: никому так никому!
Еще одним яблоком раздора были дети. Точнее, это были сразу два яблока. Не воспринимали они Василия как отца, сравнивая с предыдущим «папой». Вася был нудный. Да, он помогал детям по математике и английскому. И что? Не умел он с детьми правильно общаться. Вот предыдущий, хоть выпивал и во хмелю был буйный, но многому интересному научил: с помощью лупы в солнечный день выжечь на скамейке матерное слово; сделать из двух спичечных коробков и нитки переговорное устройство; бросить карбид в воду и посмотреть, что будет. Но особо он покорил детей, когда пукнул на огонь. Ну есть же с кого брать пример!
Не слушались дети Василия. Он Пете: «Чтобы в десять был дома!». А тот ему: «А кто вы такой, чтобы мне приказывать?!» Он Лене: «Хватит сидеть в своей мобилке, глаза испортишь», а она: «Сколько хочу, столько и сижу!», а потом тихо, но чтобы Вася услышал: «Лучше бы мама за Федьку вышла».
Но однажды произошло следующее. У Пети пацаны постарше отжали мобильный телефон. Тот самый, который подарил Василий. И отец пошел с пацанвой разбираться.
«Припугну, и отдадут» – думал Василий.
Но пацанвы оказалось много – человек семь. Лет им было по 13—14, а вожаку 16. Василий попытался изобразить блатного, вспомнив соответствующую лексику из фильмов.
– Вы че, шкеты рамсы попутали? – начал он. – Шо за беспредел? А ну быстро вернули мобилу. А не то я…
Договорить Василий не успел, его огрели сзади палкой по голове. Голова у Васи была крепкая, и он минуты полторы сопротивлялся. Но в результате подростки повалили его на землю, попинали ногами и разбежалась.
Василий был отчаянии. Его, взрослого здорового мужика, который занимался рукопашным боем, побили какие-то сопляки. Какой позор! Прав был Сорокин: «И почему такое случается только с тобой?»
Но оказалось, что это вовсе не позор. Это слава! Дети были в восторге:
– А наш папа, один, не побоялся выйти против банды Корявого с Выселок! А как он им дал! Вначале одному, потом второму, потом десятому, потом снова первому…
Дети отцом гордились, а супруга зауважала. И крошки на столе уже не так сильно раздражали.
– Вася, это – станок. Станок – это Вася, – начальник цеха представил человека и агрегат друг другу. Все-таки им предстояло провести минимум месяц в дружбе и согласии.
Майор Сорокин с самого начала сказал Василию: «Будешь получать только зарплату токаря – это твое наказание».
А сколько он, семейный человек, мог заработать без опыта? Так что пришлось учиться. Катерина-то копейки в дом приносила. Не обвешивала, не воровала, а еще за свои деньги иногда подкармливала двух одиноких старушек.
Немногие знают, вот, например Раевский не знал, что человек со средними способностями за несколько часов может на токарном станке освоить простейшие операции. Каково же было удивление журналиста, когда добившись разрешения пройти на завод, он обнаружил Василия, ловко управляющегося с металлическими болванками. Это было весьма неприятное удивление. Объяснения увиденному феномену Раевский не нашел, и это мучило его ночами. «Может, они бывшего токаря завербовали? Или у Семенюка есть токарь-двойник»?
А новый работник очень старался. Ведь Катерина в первый день их знакомства заявила:
– Ничего у тебя не выйдет! Токарь он! Это же уметь надо. И почему тебя не сделали грузчиком? Какой дурак придумал тебе профессию токаря?
– Майор Сорокин.
– Я ничего не спрашивала, ты ничего не отвечал.
И вот Вася доказывал, что выйдет. Работа была примитивной, однообразной, но его это вполне устраивало – «зато ничего не перепутаю и не испорчу».
Васе тут было хорошо. Ему нравились эти простые парни, он охотно пил с ними пиво после трудового дня – не более бокала. Василий держался со всеми доброжелательно, даже с хитрым Сапрыкиным. Последнему он рассказал немного о себе, а также несколько веселых случаев из своей предыдущей работы. Ох, Сапрыкин и ржал! Начальник цеха был доволен Васей и доложил майору Сорокину:
«Василий Семенюк характеризуется положительно. Дисциплинирован. Норму выполняет. С товарищами поддерживает хорошие отношения. Считаю целесообразным оставить его на производстве. Уверен, тут от него больше пользы».
Михаил Раевский не оставлял попыток что-то выведать о Семенюке через его товарищей по цеху. Из всех рабочих он особо выделил Гришу Сапрыкина. Было что-то обнадеживающее в этой наглой роже и хитрых бесстыжих глазах. И Миша стал искать подходы. Первый был традиционным:
– Гриша, я сегодня не буду тебя спрашивать о Васе, – сказал он. – Хрен с ним. Задолбал! И работа моя задолбала, и начальник – вынь да положь ему сенсацию. Перебьется! Короче, Гриша, пойдем, выпьем! Душа просит.
– Если душа просит, надо ее уважить, – ответил Сапрыкин.
Они выпили, закусили, за журналистский естественно счет, и подружились. Сапрыкин сей факт объяснил так:
– У нас в Старомойске как заведено: если мы с тобой бухали, значит, ты мой друг. А я друзьям не отказываю – проси, что хочешь.
– Прямо-таки что хочу?
– Конечно! – подтвердил Григорий. – Надо тебе что-то про Василия узнать – узнаю. Все для друга сделаю! Абсолютно бескорыстно. За соответствующее вознаграждение.
Через пару дней Гриша и Миша вновь по-дружески пообщались, и теперь Раевский был счастлив как после своего третьего секса (первых два были неудачными). Сапрыкину удалось втереться в доверие к Семенюку, и он добыл поистине уникальные сведения. Не только его настоящие имя и фамилию, но и ряд ярких историй из жизни Президента и его массовки.
