Откройте ключом Хирона

Странно, в родильном доме, он узнал, что Екатерина Дегоева в замужестве Санникова, действительно родила одного ребенка – мальчика, отказавшись от него, даже не взглянув. После чего уехала по месту жительства мужа Петра Санникова. А этого самого Петра никто и не видел в селе ни разу.

Знакомый полицейский помог Кириллу разыскать её адрес. И вот он в очередной раз искал встречи со своим прошлым. Она продолжала пятиться и креститься, пока, минуя коридор, не оказалась в комнате с тускло падающим светом из небольшого, давно немытого окна.

– Где мой отец? Он жив?

Кирилл повернулся к трясущейся женщине, и сходство братьев стало совершенно очевидно. На неё смотрели два её сына. Один, которого она бросила, сразу после рождения, ни разу так и не прижав к материнской груди. Второй, тоже брошенный пьющей матерью при жизни, умерший от туберкулеза в тюрьме. Кирилл, следуя взгляду матери, ещё раз посмотрел на фотографию брата и только сейчас заметил черную ленточку на краю рамки.

– Как Игорёк умер, я больше ни капли, ни капли. Женщина заплакала и затряслась ещё сильнее, протягивая руки к Кириллу.

– Где мой отец? Монотонно повторял он, не замечая тянувшейся к нему матери.

– Не знаю, не знаю я, честное слово не знаю. Она упала на колени, хватая его за ноги.

– Ты ж не от Петьки… Это Игорек, царствие ему небесное. Он от Петьки. А ты… Они приехали тогда из Пскова, нет не из Пскова, из Курска, кажется, на практику. Она села на пол, отпустив, наконец, ошарашенного такими новостями Кирилла.

– Я не помню. Да они через день уехали. Ну, кто мог знать – то… (женщина перешла на крик). Да меня бы Петька убил. Ты понимаешь, убил бы!

Перестав кричать, она стала всматриваться в лицо Кирилла.

– Ой, а может, ты и от Петьки? Как похож на моего сыночка, на Игорька. Царствие ему небесное. Одно лицо.

Подойдя к старому ветхому сооружению, отдаленно напоминающему шкаф, в одно движение опрокинула в себя чекушку, занюхивая рукавом выцветшей кофты.

– Вспомнил? С того света явился полюбоваться, как мать тут бедствует. Что волком смотришь? Ты меня всегда ненавидел. Не такая тебе мать? Да? Чего молчишь? Отвечай, когда с тобой разговаривают!

Подлетев к остолбеневшему Кириллу, рванула его за шарф. Он, пытаясь ослабить, крепко обхватившую шею ткань, стал задыхаться. Оттолкнув мать, пятясь назад, он наткнулся на стену.

– Сынок! Сыночек! Не уходи. Не оставляй меня!

Обхватив его за голени, пригвоздив тем самым к стене, она продолжала причитать.

– Игоречек! Игорек!

– Я не Игорь. Я Кирилл.

– Кирилл, какой ещё Кирилл?

– Ваш другой… сын.

Слова давались ему с трудом. Освободившись из цепких рук матери, он направился к выходу. Смрад комнаты туманил мысли. Пространство приобретало адскую вязкую плотность. Ему показалось, что реальность качнулась и поплыла. Женщина вскочив, снова вцепилась в его брюки, уже не обнимая, а дергая их тощими руками.

Он ничего уже не понимал. Не хотел понимать. Ну, посмотрел в глаза своей матери, которая выплюнула тебя в роддоме, и ни разу о тебе даже не вспомнила. А ты просыпался с её именем столько лет, засыпал, давая ей клятвы и обещания. Ради чего? Ради кого всё это? И может, лучше было не знать, ничего этого не знать?! Дальше то как? Неужели эта женщина и есть его мать? Как жить с этим теперь?

Кирилл достал пластиковую банковскую карту, на которую пять лет откладывал деньги, чтобы построить собственный дом. Огрызком, валяющегося на столе карандаша большими цифрами размашисто написал пин код. Повернувшись к двери, собирался уйти, но потом передумал, вернулся, наклонившись, поднял мать, погладил её по седым волосам, и тихо прикрыв дверь, вышел из её жизни.

Лялька

Изабелла никогда так долго не находилась без движения. Для энергичного человека – это сущая мука. Бизнес был отлажен. Но все равно не контролировать то, что так скрупулезно и бережно создавалось годами, для неё было невозможно. Кирилл делал всё, что было в его силах, чтобы она не погружалась в свои беспокойные мысли. Дни не летели, как это было обычно, а ползли, тянулись, перебираясь из ночи в день и обратно. И с ужасом Изабелла поняла, что она катастрофически набирает вес. Её тренированное тело решило отдохнуть, расслабиться и пожить в своё удовольствие. Кириллу очень нравились эти перемены. Пирожки, булочки и испеченные им чизкейки сделали своё сдобное дело. Лицо приобрело недостающий, с возрастом, коллаген, разгладились складочки между бровями, и в зеркале Изабелла стала встречать какую-то незнакомую ей женщину.

Посетители были не частыми. Кого-то из друзей смущала разница в возрасте между супругами, кто-то просто банально ей завидовал. Одна только Лялька, её ещё школьная подруга обожала Изабеллу с детства. Работая уже столько лет воспитателем в детском саду, она заботилась о ней, как о маленькой девочке, получая от этого приятое удовольствие.

Не многие женщины могут искренне восхищаться копной густых волос подруги, когда у самой тоненький мышкин хвостик на голове. Лялька относилась ко всему с большой долей детского оптимизма. Была легкая на подъём, энергичная и веселая.

– Лялечка, у меня будет к тебе одна просьба.

Изабелла уже потихоньку ходила по комнате, опираясь на спинку кровати.

– Я хочу привести себя в порядок и вызвать Якова Семеновича, нотариуса. Позвони ему, пожалуйста. Надо закончить это дело.

– Ой, веришь ты в эту звездную фантастику? Придумают такое, планеты, кометы… По мне так это просто способ заработка. Вполне себе приличный способ зарабатывать, так сказать, на звездах.

– Не угадала. Эта Вероника Владимировна денег не берет.

– Как это не берет?

– Не может, вот и не берет. По каким-то космическим там показателям. В связи с особенностями положения планеты Уран, что ли, которая и отвечает за увлечение астрологией, в момент её рождения. Увлекаться гороскопами она может, а профессионально зарабатывать, вот никак не рекомендуется.

– С ума сойти. Она вообще нормальная?

– Чудная немножко, такая знаешь, сама в себе, или правильнее сказать, в небесных просторах, но так вполне нормальная. Работает воспитателем в детском доме, или как там это сейчас называется.

– Центр помощи детям.

– Ну, да центр помощи. Там она и применяет свои астрологические знания. Со слов Берты вполне успешно и уже давно.

– Рассматривает детей через призму звездного неба?

– Не только детей. Кандидатов на вакантные должности воспитателей при устройстве на работу.

– Боюсь даже представить, что там за руководство такое продвинутое.

– Да нет, очень разумный дядечка, кандидат педагогических наук, между прочим.

– Одно другому не помеха.

– Ну, что ты удивляешься, в этом, мне кажется, есть какое-то рациональное зерно.

– Не знаю. Может в этом и есть. Но в твоём случае, где логика? Почему надо отказываться от наследства? Нарочно не придумаешь.

– В моем случае уже нет никакой логики. Абсолютно никакой, даже самой призрачной и обманчивой логики. Какой-то затянувшийся фильм ужаса с грустным финалом. Нет, теперь это просто какой—то экшен.

– Даже не начинай эту тему. Я не позволю тебе впадать в уныние. Сейчас мы сделаем огуречную масочку, лицо засияет свежестью и молодостью. Зачем нам этот дедушка Яков Семенович. Мне иногда кажется, что он сохранился в веках и уже давно ничего не помнит.

Изабелла остановилась и недвусмысленно взглянула на подругу.

– Ладно, ладно, уже звоню.

Встреча была назначена на вечер. После омолаживающих процедур женщины приступили к просмотру платьев. Гардероб явно надо было обновлять. Изабелла доставала вещи, которые она носила в лучшем случае несколько раз.

– Ну, скажи, зачем они мне теперь. Вот это коктельное платье, а вот со шлейфом. Один раз всего его и одела. Ляль, померяй, тебе они должны подойти.

На худенькой Ляле платье сидело идеально. Женщина преобразилась, постройнела, превратившись в даму.

– Как тебе идет. Бери и носи.

– Да ты что, дорогущие какие – сказала Лялька, любуясь собой в большое зеркало. А Изабелла продолжала доставать вещи. На смену платьям и костюмам пошла верхняя одежда. Так Ляля с любовью младшей сестры приняла и шубку с капюшоном из серебристо – голубой норки, сшитую по фигуре итальянскими мастерами. Женщины обнявшись, лежали на кровати в куче вещей в приподнятом состоянии.

– Ляль, спасибо тебе.

– Мне ещё и спасибо. Собрала мне целое приданное, можно замуж выходить. Например, за Якова Семеновича. Вот приедет он вечером, а я такая выйду во всей красе. И всё.

– Что всё? Придумщица ты моя!

– А вот всё. Он не устоит! Стану я не Лялька, а Алена Ивановна Гольдман.

Изабелла даже в страшном сне представить не могла с Лялькой такие метаморфозы. Фамилия у неё было замечательная, и полностью соответствовала её характеру, Алена Ивановна Праздникова. В школе её называли – девочка Праздник.

– Пусть это всё пока повисит тут.

Ляля встала и стала наводить порядок, вешая вещи обратно в шкаф.

– Сейчас пойду и тоже испеку что-нибудь вкусненькое, как твой муженек. Скоро кстати он уже должен прийти из своего фитнес клуба. Ага?

– Опять, вкусненькое? Изабелла, закрыв лицо подушкой, застонала. Нет, с меня достаточно. И ты туда же. Ни за что. Я не ужинаю.

Весь день пролетел в какой-то суматохе. Заходила соседка, потом девочки с работы приехали с большим вычурно – украшенным фруктами тортом. Прибежал Кирилл и опять унесся на свою спортивную работу, совершенствовать фигуры прекрасных и не очень людей.

Вечером, с букетом ярких гербер приехал её врач. Изабелла, хотела было спросить, откуда он узнал адрес и для чего приватный визит, но потом поняла, что рада видеть этого человека. Он оказывал на неё какое-то магнетическое действие. Возможно, встреча при иных обстоятельствах, соединила бы этих людей другими отношениями. Но сейчас между ними стояла её болезнь, как стена, нерушимая и прочная.

Но даже через эту стену, она чувствовала, что её любят. Совсем не так как Кирилл, тихо и безмятежно. Чувство Павла граничило с верой первопроходца в суровом ледяном океане. Когда любят, молча, сцепив зубы, горячо и отчаянно, искренне и благословенно, любят вопреки. Он просил её, в который раз подумать об операции. Убеждал, что рак – это не приговор. Он стоял так близко в слабо освещенной прихожей, что Изабелла физически ощущала, каких усилий стоят ему эти слова. После аварии она стала острее чувствовать всё происходящее. Калейдоскоп из множества оттенков серого перестал вращаться и быть различимым. Пространство её жизни разделилось на свет и тень. И даже тень как таковая не существовала в реальности, а была лишь возможным отсутствием света.

Этот человек, Павел, был оттуда, из сотканного лучами облака, теплого и золотистого. Но он находился по ту сторону болезни, по ту сторону стены, на территории живых и имеющих будущее, подобных ей людей. Ей казалось, что если она пошевелится, или скажет, хотя бы слово, эта стена сразу сделается невидимой, не переставая при этом существовать. И от этой мысли, помимо бессилия, мозг накрывало, как волной, приступом страха, который был сильнее её, но именно он разделял жизнь и бездну, давая крошечный шанс на спасение.

Но и на этот раз он ушел, ни с чем.

Изабелла стояла в прихожей, прислонившись к стене, слушая звуки его удаляющихся шагов и продолжая ощущать его присутствие. На мгновение она почувствовала себя маленькой девочкой, несущей тяжелую, неподъёмную ношу. Силы кончаются её нести, а она, эта страшная ноша, давит, душит, гнёт с таким напором, что ты срастаешься с нею от собственной безысходности.

Кто-то кричал на лестничной площадке подъезда, какая – то женщина. Всё стихло, а потом повторилось снова. Только теперь женский крик сопровождался ещё и неистовым стуком в дверь. Изабелла, блуждая в своих мыслях, продолжала стоять, неосознанно сжимая в руке букет гербер. К женским причитаниям на лестнице добавились мужские возгласы. Кто-то звал её, Изабеллу по имени, звонил в дверь.

– Что там происходит?

Добравшись аккуратно до входной двери, она посмотрела в глазок. Люди двигались то вверх, то вниз. Какой-то мужчина ругаясь, требовал, чтобы ему дали возможность работать. Изабелла открыла дверь и не сразу поняла, что случилось. На лестничном пролете, лежала женщина в странной позе. Ноги упирались в перила, а голова, покрытая меховым капюшоном, была неестественно запрокинута назад. Постепенно норковая шуба женщины из серебристо—голубой становилась бурой, напитываясь чем-то алым, тяжелея и набухая при этом. Всё поплыло перед глазами.

– Нет!… Ляля! Лялечка!

Кошкин

Она так плохо себя чувствовала, что не смогла присутствовать на похоронах. Казалось, что вот-вот откроется дверь и в комнату вольётся поток свежего воздуха, приподнятой приятной суеты, жизнелюбия и позитива под названием «Лялька». Эта энергия давно уже была частью её жизни, неотъемлемой частью её самой. Только сейчас, после страшной трагедии, пришло запоздалое осознание того, сколько значила для неё эта составляющая. Оголилась часть души и стало парадоксально больно впитывать окружающий воздух, воспринимать солнечный свет. Человек, возможно, с опытом научается готовности к трансформации, но смерть, как обычно, застаёт врасплох, бьет под дых безжалостно и точно. И ты, теряя равновесие, начинаешь задыхаться.

Пришедший уже во второй раз следователь Кошкин, невозмутимо задавал одни и те же вопросы, что – то помечая в блокнотике. Он был настолько несовременен, что совсем не соответствовал имиджу полицейского нынешней страны. Степан Кузьмич Кошкин напоминал милиционера из СССР – страны её юности, сильной и могучей, в которой к милиции было совсем другое, уважительное отношение.

В очередной раз, товарищ Кошкин внимательно слушая о перипетиях жизни Изабеллы Юрьевны Вербицкой, с интеллигентным участием, силился понять всю последовательность замысловатой цепочки событий.

– Итак, давайте уточним. Я правильно вас понял? Значит так. Посетив астролога вы, Изабелла Юрьевна, приняли решения отказаться от французского наследства, подарив его вашей внучке, Анастасии Александровне?

– Да, всё верно.

– И в этот вечер, когда была убита Алена Ивановна Праздникова, вы ожидали нотариуса Якова Семеновича Гольдмана, для этой же цели?

– Да, всё именно так.

– С Яковом Семеновичем вы так и не встретились?

– Нет, я перезвонила ему и оттенила встречу, объяснив, что случилось.

– Кто был в курсе ваших намерений?

– Все.

– Кто все, поточнее, пожалуйста.

– Муж, близкие, были… Но я не понимаю, причем здесь всё это?

– Возможно и не причем. А возможно и наоборот. Слишком много вокруг вас собралось трагического. Вы не находите? Авария, теперь ещё убийство.

– Не знаю, как это взаимосвязано.

– Вот и я не знаю. Пока. Но обязательно узнаю. Вы уж мне поверьте на слово. А вас я хочу попросить быть поаккуратнее и повнимательнее.

– Повнимательнее?

– Да, прежде чем что-то сделать остановитесь, не спешите, подумайте, осмотритесь. Так сказать стопроцентное внимание. Не входите одна в лифт, не гуляйте темными аллеями.

– Я совсем не гуляю.

– Вот и хорошо. Отдыхайте, набирайтесь сил. Да, если что-то вспомните, или вдруг что-то вас насторожит, покажется странным, звоните мне.

Степан Кузьмич закрыв блокнотик, достал из папочки такую не свойственную для образа советского милиционера визитку и протянул её Изабелле.

– В любое время, Изабелла Юрьевна, в любое. Не провожайте и подумайте о собственной безопасности.

Уходя, Степан Кузьмич пропустил в квартиру молодого человека. Убедившись в том, что Изабелла действительно его знает, простился повторно.

Младший брат Алены Ивановны Праздниковой был на неё совсем не похож. Тихий, робкий, раздавленный горем мужчина, протянул Изабелле бархатную коробочку с блестящим новогодним бантом.

– Это вам. Ляля всем заранее приготовила подарки к новому году.

Голос его дрогнул. Помолчав он, собравшись с духом, продолжил.

– Она как – будто бы знала всё заранее. Там под бантом стикер.

Он отодвинул яркий золотисто-оранжевый бант и на коробочке обнаружился маленький приклеенный кусочек бумаги с надписью «Прекрасной Изабелле! С Новым годом!».

В изумительной бордовой коробочке, как в музыкальной шкатулке звучали часы. Корпус их имел форму сердца. Циферблат был закрыт серебряной крышечкой, придавая конструкции ещё большее сходство с человеческим мотором, отсчитывающим в руке Изабеллы мгновения жизни.

Открыв крышку, внутри Изабелла обнаружила сложенный в несколько раз белый листочек. Это было в духе её замечательной подруги детства по прозвищу «Девочка-праздник». Там было написано: «Пообещай!». Развернув ещё раз, она прочла: «Так не честно! Скажи, Да!» Творилось что-то невероятное. Нелепость происходящего, какой-то сакральный магнетизм и светлая память о человеке, которого уже не существовало на земле, растворяли мозг в аморфную субстанцию.

– Да, моя дорогая… да.

Ком подступил к горлу и слезы стали наворачиваться на глаза, но она их не замечала. Реальность преломилась во времени. Она отчетливо представляла голос, и даже выражение лица своей придумщицы подруги: «Ты будешь бороться за свою жизнь потому, что она принадлежит не только тебе, но и тем, кто тебя очень любит!». Уже не хватало силы духа развернуть последний раз листочек, голова гудела, слезы текли по щекам. Изабелла, уткнувшись в подушку, горько плакала обо всем, что выпало на её долю, так и не дочитав новогоднее послание. Оно осталось лежать рядом с подаренными часами, тикающими жизнь в праздничной коробочке. И только спустя некоторое время, она успокоилась, взяла себя в руки и прочла:

«Эти часы отсчитывают время, которое обязательно превратится в счастливые минуты без боли. Наше новое время без твоей болезни. Я в это верю, всей душой, всем сердцем, которое тебе дарю. Пусть оно стучит секундами в наше прекрасное завтра».

Изабелла пообещала бороться. Прервав раздумья, позвонила Павлу Ивановичу, чем несказанно его обрадовала. Рубикон был перейден. Она решилась на операцию. И как только возникал беспокойный страх, и хотелось, превратившись в маленькую беззащитную девочку, спрятаться лицом в подушку, она читала послание своей Аленушки, и снова становилось сильной.

Андрей

Возникшие обстоятельства дела Изабеллы Юрьевны Вербицкой разворачивали следствие в совершенно другую плоскость. А в том, что эти два события: наезд на Вербицкую и убийство Алены Праздниковой – звенья одной цепи, следователь Степан Кузьмич Кошкин не сомневался.

Кому понадобилось убивать дружелюбную воспитательницу детского садика? Ничем притягательным для преступника она, по мнению Кошкина, не обладала. Может эта Праздникова случайно стала свидетелем чего – либо тайного? Чего, например? Да и что в таком доме может быть тайным?

Степан Кузьмич размышлял, странствуя по кабинету от окна к двери. Так лучше думалось. Остановился, достал румяный, испеченный утром пораньше заботливой женой, пирожок с капустой. Съел его бездумно. Евдокия готовила так, что мозг в момент поглощения любовно сотворенной ею пищей замирал и внимал всем вкусовым рецепторам заворожено. Допустим, вечер случившегося, что мог видеть в полумраке лестничного пролета убийца? Правильно: женщину в дорогой эксклюзивной шубе Изабеллы Вербицкой. Вопрос: кто ещё мог её одеть? Вернее не так, кто мог выйти из квартиры Вербицкой в её чудесной шубе, кроме её самой? Правильно, в принципе никто. Надо понять главное: кому выгодна её смерть. И тут вариант самый на первый взгляд притягательный – молодой муж. А что, завещания ещё нет. Как только оно появится, прекрасный юноша, возможно, многого лишится. Не возможно, а точно лишится, это касается французского наследства. Это вам не домик в деревне Петушки. Хотя для некоторых и Петушки – предел достижимого. На очереди в подкреплении организма дожидался не менее великолепный пирожок с картошечкой. Степан Кузьмич перекусил, раскачиваясь в кресле.

Муж – это хорошо. Но тогда возникает вопрос, он, что не знал, что жена не носит эту шубу уже несколько лет? Или мадам Вербицкая столь не предсказуемая особа, что в отношении её гардероба возможно всё? Не похожа она на такую даму, наблюдательный Кошкин заметил, что Изабелла прибавила в весе во время болезни. Не факт, что она вообще в эту шубу влезет. Вот стопроцентно не влезет. Что её муж не в курсе новых форм супруги? Заключительный пирожок с яйцом и зеленым луком размышлениям сыщика абсолютно не перечил. Да, собственно говоря, стратегия действий, как таковая имела весьма шаткую конструкцию.

А как тогда быть с тем, что чужих людей в доме в этот день не наблюдалось?

В кабинет следователя, робко постучав, вошел брат убитой Алены Праздниковой, вплыл своими большими габаритами. Степан Кузьмич вспомнил свои ощущения в момент первой встречи в прихожей квартиры Вербицкой. Судя по тому, что он узнал о его сестре, Андрей Праздников был полной её противоположностью. Кошкин ничего нового не ждал от предстоящего общения. Что он может рассказать помимо того, что сыщик уже накопал. Однако тут, премудрый Степан Кузьмич ошибался.

Поначалу беседа как-то не клеилась. Андрей совершенно раскис и отвечал на наводящие вопросы следователя, который был вынужден инициировать общение, иногда даже невпопад. Каково же было его удивление, когда на вопрос, кто мог причинить его сестре такое зло, Андрей, сверкнув глазами, выпалил:

– Это она во всем виновата.

– Кого вы имеете ввиду?

– Подругу эту её заклятую.

– Фамилия.

– Чья?

– Подруги заклятой.

Андрей поправил очки, вытер о брюки вспотевшие ладони и, не мигая, уставился на Кошкина.

– У неё одна была подруга.

– Так вы Вербицкую заклятой считаете?

– А вы так не считаете? Она обращалась с ней, как с преданной собачонкой. То месяцами о ней не вспоминала. А то поманит среди ночи, нет, не поманит, повелит. И Аленка срывалась, неслась по первому зову. Зачем она ей отдала эту шубу проклятую, зачем? Не догадываетесь? А я вам скажу. Она прекрасно знала, что у неё проблемы, что ей грозит смертельная опасность. Специально!

– Что специально?

– Она знала, что её хотят убить. Кто на неё наехал и скрылся? И чтобы выиграть время, она все это спланировала.

– Послушайте, как такое вообще, возможно, вы преувеличиваете.

– Ничуть. Ни капли не преувеличиваю. Она хитрая, расчетливая, лживая насквозь. Если бы не она, Аленушка была бы жива. Сколько раз я ей говорил: «Ну не нашего она круга человек. Эти люди не живут, не чувствуют, у них другие приоритеты». А она была одинокой и любила эту Изабеллу как сестру. Я иногда даже ревновал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.