Откройте ключом Хирона

– Вы не представляете, о чём говорите.

Изабелла, пригубила уже совсем остывший кофе и тепло улыбнулась этой ну очень странной женщине в ярких очках.

– Это вилла в окрестностях Парижа. Когда мы с мужем отдыхали там, мне казалось, что я в раю, понимаете, в земном раю…

– Да, услышьте меня, если вы этого не сделаете, начнут происходить необратимые неприятности. Возможно со здоровьем, с вашим здоровьем. Ника обхватила голову руками, и речь её стала еле слышна.

– Плутон в оппозиции к северному узлу и ещё звезда, неподвижная звезда Алголь в точном соединении с Плутоном. Да что же это такое?! Ещё одна звезда, аспект, конечно, расходящийся. Но какая звезда, Менкар, альфа Кита. Она располагается прямо на носу, этого мифического существа, как бы перекрывая воздух, не давая возможности дышать. В переводе с арабского – «ноздря». Асфиксия.

– Что?

– Граф Сергей Алексеевич Вронский, удивительный астролог, доктор медицины и философии, составлявший гороскопы для многих сильных мира сего, в том числе и для Сталина, говорил: «Звезды управляют дураками, а умные управляют своими звездами». Как – то так. Но, нет ничего в гороскопах людей, ни плохого, ни хорошего, нам предлагают индивидуальный опыт и урок. Однако, соединение Менкара с натальной планетой, это неблагоприятные обстоятельства возможного удушения.

Чтение натальной карты снова превращалось в Астромагию. И Изабелла не перебивая, зачарованно слушала.

– Менкар, относительно горячий красный гигант. Период горения в его недрах гелия уже завершился и вероятный сценарий существования звезды – это горение углеродного ядра, который, несомненно, превратит звезду в белого карлика, погруженного в планетарную туманность. Нет, нет медлить нельзя. Могут начать происходить процессы, в которые уже трудно будет вмешаться.

– Они уже происходят.

– Да, нет, вы меня не поняли. Я сейчас говорю, о возможных событиях, хочу вас предостеречь, соломки подстелить.

– Поздно.

– О чём вы говорите.

Вернувшаяся в реальность Ника, отвлеклась от гороскопа и внимательно посмотрела на Изабеллу.

– Неприятности, процессы, по поводу которых вы хотите меня предостеречь, если это можно так назвать.

Вот опять, как гром среди ясного неба. Как часто в жизни Ника встречала четкое подтверждение выполнения предписаний гороскопов людей. И каждый раз, это, как правило, была уже человеческая трагедия или нелепая ошибка.

Про себя она называла узлы гороскопа – блюстителями человеческой кармы. Первое точное возвращение Лунных узлов на свое место в гороскопе человека происходит между восемнадцатью и девятнадцатью годами жизни. Но в это время кармические судьи ещё вполне лояльно могут намекнуть, куда необходимо двигаться.

Второй визит ревизоров приходится через почти девятнадцать лет. И тут уже пощады не жди. Достаточно вспомнить стихотворение гениального нашего поэта, интуитивно рассказавшего именно об этом, «О поэтах и кликушах». Помните, как у Высоцкого:

«С меня на цифре 37 в момент слетает хмель.

Вот и сейчас как холодом подуло:

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль

И Маяковский лег виском на дуло.

Задержимся на цифре 37. Коварен бог —

Ребром вопрос поставил или-или.

На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо»

– Да. «А нынешние как-то проскочили». Никогда не задумывалось об этом. Ну, как это работает? Пушкин, что он мало сделал с точки зрения этих узлов?

– Дело не в том, мало или много. История совсем о другом. Определяющей является ось расположения кармических узлов в гороскопе человека, в конкретном случае, Александра Сергеевича. Южный узел (подковка вниз) находится у него в десятом поле. Нельзя было вращаться в высшем обществе, но это полбеды. При таком положении южного узла нельзя категорически становиться знаменитым человеком.

– Как же так?

– Вот такая задачка со звездочкой. А кто обещал, что будет просто?

– А второй, как его, северный узел? Там что, тоже всё плохо?

– Вы не поверите, там ещё хуже. Нарочно не придумаешь, называется.

– С ним – то, что не так?

– Да всё не так. У поэта он расположен в четвертом поле гороскопа.

– И что это значит?

– Четвертое поле – это родители. У него к вашему сведению были весьма натянутые отношения с ними, особенно с матерью. Но и это еще не самое печальное. Пушкины принадлежали к дворянскому роду, к сожалению, обнищавшему. А Александр Сергеевич не на шутку пылко влюбился и безоговорочно решил жениться на Натали Гончаровой.

– И причем же здесь родители?

– Очень даже причем. Без их участие этой свадьбы и вовсе бы не произошло. Мать Натали, будущая тёща поэта запросила такую баснословную сумму денег с жениха за своё согласие на замужество дочери, что солнце русской поэзии погрузилось в тучу великой печали. И родители продали всё, до последней деревеньки, предметы быта, мебель, картины, чтобы Сашенька, наконец, обрел семью и покой. Ему требовалось боготворить и содержать своих родителей, а не обирать их до нитки. Ладно, если бы они, я имею ввиду семейство Александра Сергеевича, поселились в каком-нибудь удалении от высшего света, возможно, мы бы зачитывались ещё многими гениальными произведениями поэта, которым, увы, было уже не суждено появиться на свет. Роковая Натали становится музой не только Пушкина, ей благоволит император. Она блистает. И они практически всегда при дворе. Вот, пожалуйста, получите кармическое предписание.

– И что, индульгенция была невозможна? Это то же не простой, рядовой человек.

– А это неважно. Не выполняешь предписание – предупреждение тебе. А игнорируешь, тогда приговор. Мамы ведь у него уже год как не было, до того, как случилась дуэль. Оставался старенький отец. Он жил с другим сыном, братом поэта. И опять, как злой рок, Александр Сергеевич намеревается продать родительское имение, а вырученные деньги поделить на три части между собой, братом и сестрой.

– А как же отец?

– Возможно, это и был последний вопрос Неба перед приговором.

– Подождите, а Дантес, как он возникает в этой истории?

– Да Дантес тут вообще не причем.

– Как это не причем?

– На его месте мог оказаться любой. Откажись он, нашли бы другого. Если можно так выразиться, он всего, лишь средство или орудие, как будет угодно.

– То есть он в этой истории мимо проходящий человек?

– Тут, как посмотреть. Третья дочь Дантеса, которая проживала в Австрии, очень любила Россию. Она самостоятельно изучила русский язык, с упоением читала произведения русских писателей и поэтов, и особенно ей нравился, как вы думаете, кто?

– Не может быть.

– Очень даже может, Александр Сергеевич Пушкин.

– У меня мурашки по коже.

– Это что, слушайте продолжение истории. Однажды, она узнала, что именно её отец застрелил солнце русской поэзии, её любимого поэта, её кумира на дуэли.

– И что?

– И всё. Она сошла с ума и закончила свои дни в психиатрической клинике.

– Но, а если бы, например, только допустим, Пушкин забрал к себе своего отца, заботился бы о нем, не продавал бы имение? Что тогда? Была бы дуэль?

– История, как водится, не любит сослагательное наклонение. Ну, если допустить такой вариант событий, возможно, бы что-то изменилось в нём самом, он больше бы уделял времени отцу, оставался чаще дома. Его мысли, могли отдалиться от светской суеты. Дуэль? Может рана не была бы смертельной? Но это всего лишь наши с вами истории, в которых, к сожалению уже нет Александра Сергеевича Пушкина.

– А что же со мной?

– Да, мы явно увлеклись. Давайте наш случай, пятьдесят шесть – третье возвращение узлов, тут либо награда за сделанное дело, либо серьезное наказание. Порицанием в этом случае не обойдешься.

– Так и есть.

– Что?

– Порицанием не обойдется. У меня рак. И я не знаю, как с этим смириться. Так хочется жить. Вы знаете, именно сейчас так хочется жить.

Каждый раз Ника, наполняясь человеческим страданием, задавала себе этот страшный вопрос: как, за что эта болезнь безжалостно отнимает жизнь, выдавливая её по капли из уставшего от нетерпимой боли тела.

Женщина закрыла лицо руками, скрывая и сдерживая слезы. Ника почувствовала, что сейчас сама расплачется.

– Пожалуйста, не надо отчаиваться.

– У меня взрослый сын, талантливая внучка, она художница. Я очень люблю своего мужа. Да, он на девятнадцать лет меня моложе и я отчасти его содержу. Но, мне кажется, я счастлива. Нет, правильнее сказать, была счастлива. Я не знаю, сколько мне осталось. Не хочу знать. Не хочу ничего менять. Как страус.

Изабелла грустно улыбнулась.

– Опущу голову в песок и буду ждать…

– Не надо ждать. Ни в коем случае, не надо ждать.

Ника снова водила пальцем по натальной карте. Щеки её раскраснелись. Решительными движениями она искала какие-то линии, соединяющие знаки зодиака кардинального креста и не находила их. И это было очень хорошо.

– Пожалуйста, я вас очень прошу, послушайте меня. У вас есть шанс вырваться из этой западни. Есть шанс!

Она взяла Изабеллу за руку, импульсивно ее, сжимая. Как – будто её просьба при помощи нервных импульсов могла, по клеточкам кровяных русел добраться до цели, до понимания женщиной выхода из тупика судьбы.

– Вам надо отказаться от наследства!

– Что?

– Передарите его! Нет, лучше отказаться от наследства в чью-то пользу!

Прекрасные серые глаза Изабеллы широко раскрылись.

– Подарите его сыну… или внучке. Она художница. Это же здорово. На её холстах теперь появится Франция, написанная с натуры. А вы будете любоваться этими картинами, гулять по саду, который показался вам раем. Как когда то творил в своем французском саду удивительные картины – впечатления Клод Моне. Вы же любите свою внучку?

– Очень. Я её очень люблю.

Расставаясь, женщины тепло попрощались друг с другом. Наверное, именно так происходят судьбоносные встречи с людьми. Когда вместе с человеком в твою жизнь приходит понимание того, что вы сопричастны друг другу, что когда-то, возможно очень давно, вы были одним целым в мыслях и в пространстве, в этой непостижимой для понимания точке сингулярности, в моменте сотворения материи, если эта точка когда-нибудь в принципе существовала.

– Спасибо вам.

Изабелла, слегка опираясь на запястье красивой руки, поднялась из-за стола.

– Возможно, именно так я и поступлю.

Кирилл

Совершенно неоднозначная ситуация на работе не давала возможности Нике сосредотачиваться на чём-нибудь другом. Она хотела написать заявление за свой счет, чтобы как-то собраться с силами, переосмыслить, что делать дальше. Но Петр Сергеевич отправил вместо этого её в очередной оплачиваемый отпуск. Времени свободного прибавилось, а продуктивных мыслей как не было, так и не появилось.

Зачем то она продолжала приходить на работу, заходя в кабинет к Петру Сергеевичу с совершенно опустошенным видом. А он, точно чувствующий, какого ей сейчас приходится, не задавая вопросов, заваривал натуральный, ароматный кофе, как ни в чем не бывало.. Он не размяк от наплывших обстоятельств, не сломался под тяжестью будней. Уже обсуждался макет беседки, которую по весне собирались строить новоиспеченные спонсоры. Петр Сергеевич, как ураганный ветер, перемещаясь по двору, своим размашистым шагом, планировал, где лучше на спонсорские деньги заасфальтировать двор, установить спортивную площадку с тренажерами. А ещё, чему он был несказанно рад. Теперь в детско доме возник отдельный, просторный кабинет, в котором уже устанавливали новенькую, призывно пахнущую свежестью дерева мебель и компьютеры. Их подарили выпускники, его птенцы, разлетевшиеся оперившись по стране.

С годами Ника поняла и приняла одну незамысловатую истину, что каждый из живущих достоин того, что имеет: своей судьбы, своей второй половинки, своих родителей и своих детей. А учитель достоин своих учеников и воспитанников, соизмеримо своим усилиям каждого дня, без устали возделывая поле юной души, не требуя благодарности и мгновенного результата.

Сидя в уютном гостевом кресле директорского кабинета, Вероника осознала ещё одно неожиданное совершенно для себя открытие. Она не может уволиться, не может уйти из-за него. Предельно понятно, что по-прежнему ничего уже не будет. Возможно, так может случиться, что их учреждение вообще перестанет существовать в том виде, в котором привычно функционировало долгие годы, превратившись в социальный приют или социальный центр, определяющим глаголом деятельности которого будет «передержать». Но она, Вероника Владимировна Пчела, просто не хочет другого директора. И это не страх перед неизвестным, не дань комфорту и собственному возрасту.

Просто это её человек, её флагман и только под его знаменами ей поистине понятно и душевно комфортно.

В директорском коридоре Ника встретила Берту Моисеевну, и в памяти возник образ красавицы Изабеллы.

– Как она?

– А вы что, Никочка, ничего не знаете? – Удивилась Берта Моисеева. – Господи, мы такое пережили. Из Москвы прилетела Настенька, это внучка Беллочки. Она же решила подарить, или что там передарить этот дворец во Франции. Всё как вы ей тогда и посоветовали. А тут такое… Такое нелепое стечение обстоятельств. Такая беда. Бедная Беллочка…

– Да что случилось? Берта Моисеевна, что произошло?

Берта Моисеевна всплакнула. Рукой, унизанной сверкающими перстнями достала кипенно белый ажурный носовой платок и продолжила.

– А произошло вот что, Беллочку сбил какой-то лихач на мотоцикле. Бедная девочка, не успела даже испугаться. Хорошо среди прохожих оказался врач, правда, детский, но это не важно. Он остановил кровотечение, наложил шину и вызвал скорую помощь. А если бы его не оказалось? Вот скажите, Никочка, тогда что? Время было уже позднее. Беллочка могла истечь кровью. Ужас какой-то! Как подумаю об этом, давление подскакивает. Совершенно неадекватные эти мотоциклисты. Разве можно так гонять, да ещё и поздно вечером. Полиция, конечно же, никого не нашла. Только бесконечно спрашивают у бедной девочки, кто это был? Вы бы такое хотели? Несколько раз по кругу, одно и тоже. Разве не сами должны рассказать, кто это. Да Бог с ними. Никто уже ничего не ждет. Беллочку выписали, она сейчас дома. Хотела её навестить, но знаете, этот мальчик Кирилл… Нет, вы ничего не подумайте плохого. Он такой милый и заботливый. Ну, уж слишком молод и хорош собой для моего понимания супружества.

Вот это новость. Почему она была без машины и как так случилось? Возможно, Берта Моисеевна могла и не знать таких подробностей. Ника, узнав адрес, по которому проживает Изабелла Юрьевна Вербицкая, решила обязательно её навестить. Присутствие Кирилла в доме и жизни женщины для Ники ровным счетом ничего не означало. У каждого земного счастья по обыкновению своя улыбка.

Что происходит с женской душой, когда тихо уходит молодость и начинает, как цветок, увядать красота. Когда смотришь в зеркало и не понимаешь, как и зачем с тобой такое перевоплощение. Оптимисты покупает абонемент в тренажерный зал, люди принимающие изменения времени философически, читают мантры и посещают йогу, неугомонные колят ботекс, истязают себя диетами, а к Изабелле пришла любовь.

Раньше, скорее всего, она не решалась её потревожить. Женщина не видела в своей жизни ничего, кроме работы. Удивительно, как сын, при такой занятой матери, отлично окончил школу и самостоятельно поступил в институт международных отношений. Она работала, создавая бренд, открывая сеть магазинов.

Сын женился на прекрасной девушке, с которой вместе учился, полной противоположности своей матери. Милая и домашняя Маша целиком и безоговорочно посвятила себя дочери, которая родилась через год после свадьбы. И теперь Изабелла возвращалась вечерами с работы в пустую огромную квартиру и сидела подолгу в коридоре, не включая свет.

Когда ты самодостаточен и успешен, одиночество ощущается ещё острее, накрывая пространство вокруг вакуумным колпаком, превращая его в добровольную изоляцию. Нет, оно не пугает и не раздражает. Иногда просто хочется заполнить эту пустоту, этот вакуум. «Завести что ли собаку? – подумала Изабелла, в очередной раз, придя домой поздно вечером с показа модной одежды, «чтобы радостно встречала у двери и приносила тапочки».

Этого сделать она не успела. В пятницу вечером, после работы Изабелла вспомнила, что дома пустой холодильник, а завтра собирался приехать сын с внучкой. Она заехала в супермаркет, накупила всяких вкусностей и с кучей бумажных пакетов направлялась к машине.

Апельсины, которые лежали сверху и придерживались подбородком, благополучно приземлились на землю, подпрыгивая в разные стороны. «Потом подниму – подумала Изабелла, продолжая идти». Когда, уложив пакеты в машину, она повернулась, перед ней возник молодой человек, высокий, стройный, подтянутый, всем свои видом излучающий молодость и силу. «Спортсмен» – подумала Изабелла. В руках он держал апельсины и добродушно улыбался. И тут что-то произошло, что-то случилось.

Время преломилось в пространстве, став тягучим и приятным. Он жонглировал апельсинами, стоя перед ней и улыбался. «Цирк Шапито» – подумала Изабелла. Вторая мысль, пришедшая на смену первой, приятно удивила женщину, можно сказать, поразила. Ей, почему то захотелось, чтобы этот цирк не прекращался. Чтобы эти незатейливые оранжевые шарики продолжали двигаться по своим орбитам бесконечно. Она поняла. Ей не хотелось, чтобы этот молодой, красивый, улыбчивый мужчина уходил из её жизни. И он остался, став её мужем.

Что-то в этой истории с мотоциклистом настораживало. Изабелла, предаваясь раздумьям в вынужденном горизонтальном положении, почти поверила в силу этих лунных кармических узлов, про которые ей рассказала странная женщина – астролог. Мысли неоднократно возвращали её в тот злополучный день. Откуда он взялся этот мотоциклист? Откуда он там возник, на такой скорости?

Вся жизнь пронеслась за одно мгновение, как несколько хронологических вспышек- событий, смешавшись с запахом крови, страха и боли. Ощущение того, что жив только разум, а тело превратилось в одну большую страшную муку. И у этого тела уже нет частей, нет прошлого и нет будущего. Ещё немного и её душа, наверное, полетит к звездам, легко и спокойно. И больше не будет боли, не будет ничего, к чему ты так был привязан в этой земной жизни. Как всё просто. Нам ничего не принадлежит, кроме света собственной души.

– Я хочу написать завещание. – Изабелла, обложившись подушками, пыталась устроиться поудобнее.

– Что за мрачные мысли в такой ясный день?

Кирилл открыл тяжелые шторы и комнату наполнил золотистый солнечный свет.

– Всё обошлось. Ты чудесно выглядишь.

– Да уж, не льсти мне.

– Хорошо, не буду. Жива и это главное. Отдохнешь, окрепнешь, поедем куда-нибудь развеемся. Куда ты хочешь? Махнем во Францию?

– Я хочу написать завещание и оформить дарственную на виллу.

– Не говори мне такие страшные слова. Зачем тебе завещание?

– Я так хочу.

– Конечно, делай, как знаешь. Просто куда спешить? Выздоровеешь и занимайся делами. А сейчас мы будем, укреплять здоровье.

– Это как это?

– Будем, есть суп и поправляться. Никаких возражений не принимается.

– Ну, суп, так суп.

Никто и никогда не заботился о ней так, как Кирилл. Сын был убеждён, что этот смазливый хитрец преследует свои корыстные цели. Но радуясь нежданному счастью матери, глядя в её светящиеся глаза, он перестал об этом думать. Практически из всех правил бывают исключения.

Кирилл Дегоев при живых родителях был сиротой и воспитывался в детском доме. Всё своё детство он мечтал о том, что однажды мама узнает, от какого прекрасного сына она отказалась, спохватится и придет за ним. Он был лучшим в классе, пренебрегая неприязнью окружающих одноклассников к безродному сироте. Стиснув зубы, занимался спортом, постепенно из тщедушного мальчика, превращаясь в крепкого подростка. Окончив школу на «хорошо» и «отлично», он вдруг неожиданно понял, что устал стремиться быть лучшим для неё. Что никто никогда не будет его искать, даже если он станет чемпионом мира.

Помнит ли вообще о нём его мать? Какая она? Иногда в далеком детстве он представлял, как её молодую, прекрасную, девушку какие-то злые люди заставили отказаться от него. Что его перепутали в родильном доме, сказав его маме, что он умер. Потом он думал, что просто потерялся. И он плакал тихо, беззвучно, уткнувшись лицом в подушку. Человек неоткуда. У многих детей были родители, лишенные прав, находящиеся в местах заключения, ведущие асоциальный образ жизни. Неблагополучные, безразличные к своим детям и к собственному будущему, но они все-таки были.

Окончив школу, Кирилл решил обязательно найти её, женщину, подарившую ему жизнь. Неистовая любовь из детства, переросшая в такую же неистовую ненависть, постепенно опустошившую душу. Он уже не хотел ни о чем её спрашивать. Почему? За что? Какая теперь разница. Просто посмотреть в глаза. Один раз, одну минуту посмотреть в глаза той женщине, которую он так мечтал назвать мамой.

Мать

Он искал её долго, несколько лет. Ездил в село, где родился, надеясь, что кто-нибудь вспомнит, хоть кто-нибудь узнает. Расспрашивая местных бабушек, он узнал, что Екатерина Санникова, действительно проживала тут, но умерла уже довольно давно. Женщина была суровая, нраву крутого. И, по мнению сельских жителей, никогда не имела ни то что, детей и мужа, ухажера даже какого-нибудь плохонького не было.

Загадкой оставалась и то, как в его свидетельстве о рождении она могла носить другую фамилию, Дегоева, почему он, Кирилл. Дегоев, а не как его отец Санников? Каким образом она могла взять фамилию мужа Петра Санникова, если замужем не была? Кирилл тщетно пытался представить себе эту женщину, и не мог.

Сельское кладбище было небольшим. Солнечные лучи, пробивающиеся через верхушки корабельных сосен, скользили по могильным плитам с неестественным умиротворением. Кирилл уже второй раз приходил на это кладбище.

В первый раз он не смог пройти и четверти пути. Всматриваясь в каждое женское лицо или разбирая стертые временем фамилии на крестах, Кирилл почувствовал внезапное головокружение. Лица с могильных плит стали сливаться воедино. К горлу подступила тошнота. Даже после смерти она была безжалостной и продолжала мучить его. Не выдержав, он опустился на колени, как подкошенный, около какой-то безымянной могилы и заплакал. Так, как когда-то плакал о ней давно, в детдоме, в детстве. Сначала тихо, беззвучно, завалившись на бок, потом навзрыд, завыл, сжимая в кулак землю погоста, крича и причитая попеременно: «Мама! Мамочка!».

Какая-то старенькая женщина помогла ему подняться, потихоньку довела до церкви, которая находилась прямо тут, у входа на кладбище. В отблесках свечей и лампад лик Спасителя вдруг показался ему таким по – отечески родным, что впервые в жизни ему почувствовалось, что одиночество отступило, ослабив свою хватку, и ему стало непривычно спокойно.

Во второй раз Кирилл сначала зашел в храм. Постоял под куполом, набираясь сил для продолжения поиска. Он был не крещенный и в высшие силы не верил, но теперь он точно знал, что Бог есть и он рядом.

Около входа стояли несколько человек и о чем-то негромко беседовали. Кирилл поздоровавшись, спросил, случайно, не знают ли они, где могила Екатерины Санниковой.

– Катьки Санниковой? – щупленький дедок, повернувшись к Кириллу, рассматривал его подслеповатыми глазами. – Чё ж не знаем – то, знаем, конечно.

– Вы не могли бы мне её показать? – непослушными губами тихо попросил Кирилл.

– Даче ж не показать. Можноть и показать. А ты кто ей, Катьке – то значитьца будешь?

– Сын – выдохнул Кирилл.

– Сын?! – вытаращил глаза дед. Стоявшие рядом люди, прекратили разговаривать, и стали рассматривать Кирилла с неподдельны интересом.

– Сын – утвердительно и более громко, произнес молодой человек.

– Ё моё, скоко ж тебе лет должно быть? Катьку подишь ты годков пятьдесят как схоронили. Дедок стал припоминать даты, считать на пальцах, повернувшись к стоящим неподалеку женщинам, сверять то, что припомнил сам.

Кирилл, не прощаясь, вернулся в церковь. Купив восковую свечу, дрожащей рукой, неумело перекрестился и поставил её «О здравии, рабы Божьей Екатерины».

Встреча

Увидел он её только спустя семь лет. Маленькая, седовласая женщина. С каким – то безжизненным лицом не произвела на Кирилла абсолютно никакого впечатления. Чего нельзя было сказать о ней. Всматриваясь в него в полной тишине, она, прикрывая рот рукой, пятилась от двери вглубь темного коридора. У неё был такой перепуганный вид, если бы она увидела приведение, явившееся с того света.

Кирилл, в первый момент, было, подумал, что опять ошибся. Но с фотографии, стоящей за стеклом в стареньком серванте, на него смотрела его точная копия. Это был симпатичный молодой человек с дерзко вздернутым вверх подбородком. Внутренняя составляющая его личности совершенно не уживалась с его миловидной внешностью. Откуда – то из глубины души, колючим недобрым взглядом, этот молодой человек бросал окружающим вызов, перечеркивая тем самым малейшее расположение к себе. Он был как две капли воды похож на Кирилла и совершенно другой и чужой.