Волна. Часть II

– Согласна, – перекрикивала ритмичную музыку Саша. – Можем пойти в другое место. Есть предложения?

– Может, в «Кай Хонг»?

– Я проходила мимо, там еще хуже.

– Черт, – Мари невольно дотронулась до висков. Если сейчас что-то необычное и происходило, она не могла этого заметить из-за мелькавшего света. – Тогда в «Ту Доу»?

– Да ну, там опять будет эта картофельная водка…

– Думаю, это самогон, – она взяла с камина бокал и пригубила сияющий напиток.

– Точно! – громче обычного воскликнула Саша. – Рядом с Покровами открылось новое место. Помнишь, я тебе рассказывала? «Муншайн».

– Да, – Мари скорчилась. – Что это за пойло?

– Не знаю, – подруга взяла ее за руку и стала двигаться сквозь людскую массу к выходу. – Я бы на твоем месте это не пила.

Пока они шли на улицу, перед глазами Мари мелькали лица людей. Те переливались, как плавившиеся восковые маски, меняясь за доли секунды. Прежде чем она успела достаточно испугаться, Саша вывела ее на свежий морозный воздух.

– Наконец-то, – выдохнула девушка, когда они выбрались из бара. – У меня сегодня странный день. Вообще, не уверена, стоит ли мне пить…

– В «Муншайне» классные коктейли и вино. Кстати, половина всего ассортимента вообще безалкогольная. Что странно, учитывая название, – хихикнула подруга.

– Вызовешь такси?

– Уже! – сказала она, махнув рукой, и из-за поворота появился двухместный рикша. Подруги забрались в капсулу и уселись на единственном узком сидении перед лобовым стеклом, – В «Муншайн» – скомандовала Саша, и кабина без водителя осторожно двинулась вниз по улице, огибая пешеходные переулки.

Они спустились к набережной и помчались насквозь через город в модный район. Река Клязьма, скованная каменными объятиями канала, направлялась на Северо-Восток, чтобы схлестнуть потоки с речушкой, спущенной под землю. Когда-то течение узкой, но полноводной Нерли, служило жизненной жилой для населявшего Владимиро-Суздальское Княжество народа. Теперь, замурованное в стальные трубы, оно переносило отходы с северной окраины в большой канализационный сток. К поверхности выпускали лишь крошечный очищенный участок на стыке с главным городским каналом, служившим оправой для белокаменной жемчужины города, старинной церкви Покрова на Нерли, одному из главных памятников древности. Сюда к новогодним праздникам стекались туристы из самых дальних уголков колонизированного мира. Сейчас, в ноябре, улицы вечернего города были безлюдны за исключением маленьких островков ресторанной жизни.

Мари смотрела за окно на сиявшие огнями улицы широкого канала. Она молчала, наслаждаясь редкими минутами без искажений реальности, пока Саша без умолку болтала о новом месте, куда они ехали.

– Говорю тебе, все самые адекватные люди сейчас там, – трещала подруга.

– Видимо, там совершенно пусто.

– Там точно спокойнее, чем в центре. На Покровах сейчас вся главная андеграундная тусовка! Это новые Золотые!

Рикша промчался мимо стройной фигуры церкви, освещенной фиолетово-малиновыми огнями, и, резко свернув за угол, затормозил на первом перекрестке.

– Дальше снова пешеходные, – объяснила Саша, и они вышли из такси.

Через два переулка девушки наткнулись на неброскую черную дверь в цоколе фасада высокого бизнес-центра. Радом с ней едва заметно светилась белая табличка «Moonshine». Саша набрала секретный код под вывеской, и металлическая дверь со скрипом распахнулась, пропуская их в нежные сумерки бара. Помещение делила пополам длинная стойка, над которой от легкого ветерка кондиционеров покачивались старомодные лампы. Вдоль бара стояли высокие металлические стулья, по залу были разбросаны отреставрированные деревянные катушки, служившие узкими столиками для редких посетителей.

– Хм, – удивилась Саша, – а тут и правда пусто.

Их слуха коснулся вязкий, словно плотный сигаретный дым, мотив. Он показался Мари знакомым, но едва ли она когда-то слышала эту мелодию. В дальнем углу светилась голограмма игравших музыкантов. Вдруг музыка оборвалась, контрабасист подошел к пианисту, нежно провел пальцами по обнаженным струнам открытого рояля, покрутил в руке смычок и, бормоча что-то себе под нос, начал с ним возиться. Через несколько секунд высокий мужчина, чей силуэт терялся в мерцавшем свете качавшихся ламп, встал за контрабас. Инструмент зарычал низкой нотой, и оркестр вернулся к игре. Вновь зал наполнила фантастическая музыка, какой Мари еще не слышала.

– Кто это? – спросила она подругу.

– А? – Саша повернулась к музыкантам. – Думаю, просто голограмма из сети.

– Это не похоже на запись, – нахмурилась Мари.

– У тебя сегодня все не похоже на то, чем является, – хихикнув, ткнула ее в бок девушка. – Пойдем за бар.

– Сейчас, – она направилась к голограмме.

Музыканты продолжали играть, не обращая никакого внимания на зал. Лишь контрабасист время от времени поднимал взгляд поверх черных очков.

– Это же он, – чуть слышно сказала Мари.

– Кто? – оказалось, что Саша все еще была рядом с ней.

– Тот парень, который приходил устраиваться на работу… Геннадий И, кажется.

– Да? – подруга всмотрелась в мощную фигуру контрабасиста. – И правда, он. Не подумала бы, что он играет такое старье!

– Но как это возможно? – удивилась Мари.

– Ты же занимаешься играми, что никогда не слышала о голоконцертах?

– Слышала, но мне казалось, что это развлечение для одного?

– Да. Только если даешь согласие на загрузку, твои сеансы могут вот так транслировать где угодно. Это законно.

Мари внимательно смотрела на сосредоточенно игравшего парня. Он уже снял очки, улыбался и, погруженный в процесс, водил головой в такт сменявшей ритм мелодии.

– Значит, он нас не видит?

– Нет, это, по сути, даже не совсем он. В его разум транслируют данные об этом концерте, и он играет и ведет себя в точности так, как это делал этот мужик когда-то, – она кивнула в сторону сцены. – Наверняка, этот контрабасист вообще черный.

– Никогда раньше такого не видела.

– А живые концерты видела что ли?

– В детстве мы часто ходили, когда я жила с родителями в Алжире.

– В таком случае ты счастливица. Никто теперь не может позволить себе такой расточительности. Поэтому все на голограммах.

– Мне кажется, я уже слышала подобную музыку, – Мари подошла ближе.

– Я не слышала. Но это явно что-то из двадцатого века. В крайнем случае из двадцать первого. Глянь, на чем они играют!

– Да… – она зачарованно смотрела на сцену.

– Пойдем, выпьем, – потянула ее за руку Саша.

– Пойдем…

Девушки пошли в сторону бара и разместились на высоких стульях. К ним тут же обратился мужчина из-за стойки:

– Что будете?

– А? – изумленно воззрилась на него Саша.

– Я спрашиваю, – повторил бородатый мужчина, – что вам налить?

– Какая вам разница? – насупилась та.

– Вы у нас впервые? – улыбнулся бармен.

– Да.

– В таком случае давайте, я расскажу вам, как у нас все обстоит, – он поставил бокал, который вытирал, на стойку и продолжил: – У нас нет электронных меню и официантов-дронов. Мы все делаем вручную. Я ваш бармен. Если вы захотите чего-нибудь выпить, я к вашим услугам.

– Вы что, будете готовить все руками?

– Да, – глаза бармена сверкнули озорными огоньками. – Вот этими руками, – он показал свои ладони.

– Но это же негигиенично! – нахмурилась Саша.

– Это концепция заведения. У нас есть лицензия и разрешения ВОЗ. Мы стремимся воссоздать атмосферу баров прошлого. Но если вам это не по душе, через улицу есть нормальный электронный бар. Там даже подают текилу!

– Мы останемся, – сказала Мари, не отрывая глаз от игравших музыкантов. – У вас есть красное вино?

– Конечно, – обрадовался мужчина за стойкой. – Какое предпочитаете?

– Каберне, – бросила девушка.

– Хороший выбор! У нас как раз была поставка выдержанных сортов с самой Шаи!

– Ладно, – вздохнула Саша. – Давайте и мне бокал.

Через полчаса музыка остановилась и голограмма медленно погасла. Бармен быстро побарабанил по запястью, и на сцене появился новый коллектив. Ги среди музыкантов на этот раз не было. Поэтому Мари отвернулась от сцены и осмотрелась: в баре было не больше десяти человек – роскошь для вечера среды. На другой стороне стойки сидел одинокий юноша, уставившийся в свой напиток. Тут Мари весело засмеялась, вскочила со стула и потянула за собой подругу:

– Эй, смотри, кто это здесь!

– Это же Чан! – расплылась в улыбке Саша. – Я думала, он всегда сидит в офисе.

Девушки обогнули бар и плюхнулись на стулья по обе стороны от молодого человека. Тот вздрогнул и оторвался от созерцания дна пустого стакана.

– Шифу Мария? – испуганно обернулся к начальнице юноша.

– Хватит, Чан, давай без этого, мы не на работе, – после двух бокалов вина она расслабилась и мелкие изменения окружающего мира уже не бросались ей в глаза.

– Хорошо, госпожа Мари, – его щеки вспыхнули, пальцы начали бегать по стакану вверх и вниз.

– Что ты тут выпиваешь? – спросила Саша.

– Чай, – он покраснел еще больше. – Мне еще нет восемнадцати, так что…

– Бармен, – крикнула освоившаяся девушка. – Давайте нам еще по чаю! – и после небольшой паузы: – В наш с подругой добавьте немного бейлиза.

Мужчина отсалютовал ей и исчез под стойкой.

– Почему ты такой грустный? – спросила Мари. – Я думала, в бар приходят веселиться.

– Вы тоже весь вечер выглядели невесело, – чуть слышно прошелестел Чан.

– Так ты видел нас?

– Да, госпожа Мари, – закивал он.

– Просто Мари!

– Да… Я прихожу сюда каждый день после работы, здесь хороший чай, к тому же я живу недалеко.

– Ну ты даешь! – Саша обрушила на хрупкое плечо подростка подбадривающий хлопок.

– Гос… – начал он и тут же исправился, – Мари, меня беспокоят баги, которые всплыли на последних тестах.

– Ты имеешь в виду память? – она устроилась удобнее.

– Да, – Чан взял новую чашку чая, принесенную барменом, и отпил маленький глоток. – Память течет, и мы с Шеном понять не можем, как это пофиксить.

– О нет, – закатила глаза Саша. – Только не о работе!

– Погоди, – Мари жестом остановила ее. – Я думала, вы решили все чистить асинхронной проверкой?

– Да, но вы сказали, что нельзя удалять мешающие участки памяти. Получается, мы должны их одновременно и игнорировать, и использовать…

– Что вы хотите сказать? – включилась в беседу Саша. – Появились какие-то утечки во время сеанса?

– Да, – кивнула начальница, – но от твоей работы это никак не зависит. Здесь проблема, которую нужно решать кодом. Мы должны как-то забраться на сторону игрока, но мы по-прежнему не можем полностью извлечь его память, чтобы избежать ошибок.

– Какие там могут быть ошибки?

– Сеансы, – вздохнул Чан. – Сеансы протекают друг в друга.

– Как? – изумилась девушка.

– Давай я объясню, – взяла слово Мари. – Представь, что в первой игре у пользователя появилась собачка. Эта собачка – творение его сознания, ее нет в его воспоминаниях об истиной реальности. Но после сеанса эта собачка, будем считать ее нашим объектом, становится уже не только частью игры, но и подлинным воспоминанием и опытом игрока. Так вот, наш объект включает в себя массу других объектов – и каждый из них может внезапно всплыть в другом сеансе и потянуть за собой так называемый «бэд трип». Если вернуться к собачке, то объектами внутри нее будет не только ее визуальная оболочка, но и запах, звук, ощущения прикосновения к ней и многое другое, вплоть до всех волосков на ее теле. Если в аромате нашего лабрадора будет нотка можжевельника, в последующих сеансах игры этот оттенок запаха может потянуть за собой весь образ собаки. И тогда у пользователя пойдет под откос вся ветка построенной им реальности. Так часто бывает во сне – один образ внезапно сменяется другим, одна сцена – совершенно иной. Мы столкнулись с этой проблемой на этапе завершающих проверок на эмуляторе перед запуском тестирования на фокус-группе из реальных людей.

– Фигово, – кивнула Саша.

– Не то слово, – грустно поджал губы Чан.

– А почему нельзя сказать коду отслеживать эту информацию и, работая на опережение, удалять ее из кэша игры?

– Потому что мы должны строить реальность на всей полноте текущего опыта игрока.

– Зачем? Если в каком-то отрезке реальности, который он заново строит, не было тех событий, которые он проигрывал в предыдущей игре, зачем встраивать их в новый сеанс?

– Чтобы сделать игру максимально достоверной для текущей версии пользователя.

– Всего-то? – фыркнула Саша. – Как по мне, так этими изысками вполне можно пожертвовать, чтобы не тратить лишнее время на отладки.

– Слушай, – нахмурилась Мари, – не твое это дело. Ты же не хочешь, чтобы я начала тебе объяснять уникальность разработанной нами нейросети?

– Я уже слышала все это сто раз! Да-да, это первая приближенная к реальному искусственному интеллекту сеть. Но настоящим ИИ ей все равно никогда не стать, потому что в качестве ядра вы используете нейрохимическую активность конкретного мозга.

– Да, – перебила ее руководительница, – и поэтому игра каждого нового пользователя уникальна.

– Но почему нельзя просто отсекать лишнее, оставляя образ, снятый с мозга в прошлой игре? – не унималась подруга.

– Это уже не тот мозг, – пискнул Чан.

– В смысле? – Саша ударила кулаком по столу, отчего мутный чай в ее чашке чуть не расплескался.

– Предыдущий сеанс формирует новое поведение нейронных связей, он изменяет память человека на фундаментальном уровне, как и любое другое наше воспоминание, – чуть слышно пробормотал разработчик.

– Представь стакан с чистой водой, – начала разъяснять Мари, – представила?

– Ну…

– А теперь капнем туда краситель – цвет воды и ее состав изменится. И чем больше оттенков ты будешь добавлять, тем сильнее будет отличие исходного стакана воды от того, что мы имеем сегодня. Если вдруг изъять какую-то крохотную часть добавленного цвета, это не откатит нас к версии стакана в момент инъекции. Вода приобретет новый оттенок, которого раньше еще не было. При этом неизвестно, каким именно он будет. На примере с памятью человека это может грозить не просто «бэд трипом», а настоящей катастрофой.

– Из-за этого пациенты Штайнера все посходили с ума? – спросила Саша, глядя, как качается вода в чашке, которую она медленно крутила то по, то против часовой стрелки.

– Никто не знает, – Чан допил свой чай. – Я слышал, что он вообще ничего не чистил и не игнорировал. И экспериментировал с извлечением сознания на сторонние носители. Отсюда столько судов.

– Это все домыслы, – Мари покачала головой. – Я считаю, что нельзя смотреть на проекты Штайнера, как на нечто родственное нашим играм. Ведь никому до сих пор не удалось узнать, что за язык он использовал, или каким было ядро его кода. В общем, ребята, нужно решать наши проблемы самим. Его опыт нам точно здесь не поможет.

– Так у вас есть мысли на этот счет? – Чан внимательно заглянул ей в глаза. – Как нам залатать эту течь?

– Я думаю над этим. Есть пара идей, давай на днях соберёмся отделом и обсудим все это. Все же тесты уже на носу. Нельзя оставлять этот баг без внимания.

Бармен собрал их чашки и предложил по старомодному коктейлю за счет заведения.

– Так и называется, «старомодный»? – усмехнулась Саша.

– Так точно, – улыбнулся ей глазами бородатый мужчина за стойкой.

– Почему бы и нет, сегодня у нас весь вечер немого старомодный, – скривилась она.

Мари с подругой взяли по коктейлю, Чан выпил стакан воды, и они завели новый разговор о времени, в котором было модно проводить долгие вечера за беседой с барменом, наслаждением живой инструментальной музыкой и бокалом такого вот незамысловатого напитка.

6

Ноябрьская ночь приняла разгоряченных гостей бара в свои холодные объятия. Юный парень помахал двум веселым девушкам и скрылся в темноте высоких переулков.

– Во дает! – икнула Саша, продолжая махать пропавшему из виду Чану. – Ходит в бар и совсем не пьет!

– Дай ему время, – улыбнулась Мари. – Еще пара лет, и все «старомодные» коктейли будут за его столиком.

– Ну и холодина! – подруга натянула серебристую шапку на брови. – Как же я ненавижу осень и зиму!

– Зато днем хотя бы можно выйти из дома и не схватить солнечный удар в первую минуту!

– Да, но эти ночи! Сколько сейчас, ноль? Хорошо еще снега нет!

– Пройдемся? – Мари стала игриво пятиться в сторону центра.

– Ты сумасшедшая!

– Да ладно! Смотри, как тут красиво! – она кивнула подбородком в сторону белокаменной церкви, видневшейся в конце улицы. – Пойдем, посмотрим на нее!

– Но потом сразу в такси!

– Не вопрос!

Девушки дошли до перекрестка, пересекли набережную и встали у перил. Церковь находилась на небольшом холме в окружении кольца канала. По праздникам к ней опускали мост, чтобы туристы могли полюбоваться убранством интерьеров.

– Я слышала, раньше здесь было огромное пустое поле, – мечтательно сказала Мари, рассматривая диковинные орнаменты над дверями.

– Ага, – Саша недовольно ежилась, уперев локти в перила. – А я слышала, что сюда нужно было пилить полчаса пешком по этому полю от ближайшей дороги!

– Красиво, наверное, было!

– Наверное…

Внезапно Мари снова заметила небольшие изменения в реальности вокруг себя: неоновый свет прожекторов, освещавших церкви, начал мерцать разными оттенками. Деревья, росшие в клумбах возле здания достопримечательности, едва заметно переливались, изменяя форму листьев и кроны.

– Как думаешь, – начала она, – может быть такое, что мы с тобой уже находимся в нашей игре?

– Ну, я всегда считала теорию Вселенной в матрице устаревшей. Хотя кто знает, никто так и не смог ее опровергнуть.

– Нет, – Мари продолжала рассматривать черный матовый купол церкви, отражавший разноцветный неон освещения. – Я имею в виду, что мы сейчас тестируем нашу игру.

– Мы?

– Да.

– Это ты про свой тепловой удар?

– Да, думаю, это не тепловой удар. Я вижу всякое, знаешь. Все вокруг с самого утра постоянно меняет форму, цвет, запах… Это было с Филом из кадрового отдела – в какой-то момент он так часто менял внешность, что меня даже замутило…

– От вида Фила кого хочешь замутит, – хохотнула Саша.

– Я не об этом, – Мари посмотрела на подругу. – Я не шучу, я правда вижу всякую чертовщину. Плюс мой пес, Фонг, помнишь его?

– У тебя была собака? – искренне изумилась та. – Сколько раз была у тебя в гостях, не заподозрила бы!

– Ты смеешься надо мной? – серьезно спросила она.

– Вроде нет, – Саша нахмурилась. – У тебя никогда не было собаки. Насколько я знаю, ты хотела завести то ли Фокса, то ли Джека Рассела, но там что-то не сложилось, и ты забила.

– Нет, я завела его. Два года назад.

– Не знаю, – пожала плечами подруга. – В таком случае ты его от меня скрывала.

– Вот я именно об этом и говорю! Понимаешь! – Мари повысила голос. – Я помню вещи, которых нет, фикусы под окнами меняются на дубы, а прическа Фила из ирокеза превращается в лысину! Я думаю, что я в игре. И память течет!

– Это то, что вы с Чаном объясняли мне в начале вечера?

– Да! Черт, не случайно же он оказался здесь… Бред какой-то. Может быть это была попытка вытащить меня из сеанса?

– Мари, – Саша подошла к подруге и заглянула ей в глаза. – Как давно ты делала тест на психологическую устойчивость?

– Сегодня, – отмахнулась она. – Судя по всему, со мной все в порядке, – она стукнула по запястью и перед ними на появившемся экране отобразились показатели ее здоровья.

– Но ты ведешь себя странно, – настаивала обеспокоенная коллега. – Ты уверена, что твое приложение не сломано?

– Да, – Мари покачала головой, – к тому же я приняла этот твой нейролептик, помнишь.

– Помню. Может, доза была маловата? Возможно, у тебя нервы расшалились из-за нагрузки?

– Не говори глупостей, – огрызнулась девушка. – Я пытаюсь с тобой поделиться, а ты несешь какую-то чушь!

– Ну уж нет, – Саша взвилась, – не надо перекладывать с больной головы на здоровую! Если кто-то из нас бредит, так это ты!

– Ладно, – медленно выдохнула Мари и посмотрела на церковь. – Забудь. Наверное, ты права, и я просто устала, – она переводила взгляд с одного узкого отверстия окна на другое, загадочные звери над ними застыли в неправдоподобных позах, будто еле сдерживаясь, чтобы не измениться. – Ну что, закажешь такси? – спросила она подругу, не отводя глаз от узоров. – М?

Мерцавший неоновый свет вдруг вспыхнул ярко-голубым свечением и погас.

– Саш? – оглянулась Мари.

Вокруг было пусто: подруга исчезла, модный район сияющих высоток превратился в безлюдную равнину. Девушка в испуге отпрянула и, внезапно поскользнувшись, упала навзничь, больно ударившись копчиком.

Реальность 2

Наш следующий «Караван» открывает невероятное соло на барабанах небезызвестного Рафаэля Чассина. Его ритм отдает чем-то первобытным с вкраплениями североафриканского звучания. Вместе с ним в первые минуты произведения мы словно погружаемся в берберский вечер у огня, пока духовые не возьмут верх и вместе с Хью Колтманом, вокалистом и руководителем группы, не зададут уже знакомый нам ритм изобретенной когда-то Эллингтоном мелодии.

«Караван» Колтмана в лучших традициях Новоорлеанского джаза сбивает привычный нам темп произведения. Пианист, Гаель Ракотондаб, стучит по клавишам с энергией, которой бы позавидовал сам Брубек, выводя рисунок легендарного стандарта на новый уровень озорства. Лишь духовые ориентиры Джерома Этчберри на трубе и Джерри Эдвардса на тромбоне возвращают мотив в известное нам русло.

Итак, второй в нашем параде «Караван» Хью Колтмана и его неподражаемого оркестра прямиком из две тысячи восемнадцатого года со сцены легендарного фестиваля в Марсиак.

7

Мари села, потерла ушибленную спину и подняла глаза. Перед ней была бескрайняя заснеженная равнина с прочерченной, точно углем, линией горизонта, занятого полосой тесного леса. Неоновое свечение улиц сменилось холодным сиянием луны. Белый снег искрился в этом магическом свете, словно перемигиваясь с заполненным светлячками звезд и спутников небом. Ледяной воздух врывался в легкие, возвращаясь оттуда надсадным кашлем. Мари поднялась, под ней оказалась длинная темная полоса льда. Она осторожно отошла и отряхнулась от липкого снега. Ее ладони прятались под плотными неопреновыми перчатками. Из-под широкого белого шарфа выбились две толстые рыжие косы.

– Что за, – вслух выдохнула она, и вместе с теплым воздухом перед лицом возникло облачко белого пара. – Зима?.. – Мари раньше не видела такого снега. Холодными зимними ночами лужи иногда покрывались инеем, а под Новый год можно было поймать в небе несколько снежинок. Но таких высоких сверкающих сугробов в этой местности не было уже больше ста лет, если верить учебникам по экологии.

«Так…, – она попыталась навести порядок в собственных мыслях. – Только что я была посреди города, а теперь оказалась окраине. Неужели где-то еще остались такие просторы? – она огляделась: единственным, что по-прежнему было на месте, оказалась церковь. Та не изменилась ни на йоту, лишь рассеялось яркое свечение ночных улиц. – Я все еще там?»

Девушка решила обойти древний храм в поисках объяснений, но едва она приблизилась ко рву, засыпанному толстым слоем снега, ее череп неприятно зажужжал.

– Нет, что это? – вслух вскрикнула она и ощупала свою голову.

Постепенно, как очертания рыб в прозрачной воде, начали проступать воспоминания. Она задрала рукав теплой куртки и увидела, что под тонкой кожей запястья мигает голубой огонек. Она интуитивно нажала на него, и вибрация сменилась сонным мужским голосом:

– Маш, ты где?

– Кто это? – испуганно спросила девушка, пытаясь нащупать в памяти подсказки.

– Ты что, спишь? – в голосе послышались ироничные нотки. – Мы же договаривались начать пораньше!

– Нет, – в голове Мари, путаясь и спотыкаясь друг о друга, начали выстраиваться в ряд знакомые образы. – Ги?

– Ну а кто ж еще?! Ты скоро?

– Я…, – она в панике осмотрелась, пытаясь понять, где именно находится относительно звонящего.

– Да, вижу, – отмахнулся Ги. – Судя по твоей геопозиции, ты совсем близко. А чего молчишь тогда?

– Задумалась…

– Ладно, я тут уже битый час тебя жду, не выспался. Сама-то как? Сварить кофе?

– Давай.

– Окей, тогда пойду молоть зерна. Тебе как обычно?

– Да.

Ги без лишних слов отключился. Мари зажмурилась и тряхнула головой. У нее было чувство, что она только что очнулась от глубокого сна. Словно вынырнула из крепких объятий другого мира.

Что это было? Неужели она так глубоко задумалась? Постепенно начали возвращаться воспоминания: она шла, точнее, ехала, – девушка нашла глазами потерянную после падения доску, – в лабораторию, чтобы проверить, как работает финальная версия кода. Что же случилось? Может быть, она потеряла сознание от падения? Сильно ударилась? – Мари пощупала голову на затылке, следов ушиба не было.