Ну, допустим, или необыкновенные приключения обыкновенного подкаблучника

– Давай-ка угостим детвору. Ручонки-то у них немыты… пусть хоть вот этими салфетками, что ли, протрут, – добавил он, передавая содержимое пакетов товарищу.

Весь дальнейший путь до Веракрус двух совсем уже не гринго, а, наоборот, очень даже теперь кабайерос19, был добротно приправлен приятно обволакивающей своей непосредственной искренностью приязнью всех присутствующих в автобусе детей и неназойливо доброжелательным одобрением их взрослых сотоварищей по путешествию.

– Основанный испанскими завоевателями в начале шестнадцатого века, Веракрус очень скоро стал крупным портовым городом, – прочёл вслух коренастый в найденном на автостанции бумажном путеводителе.

– Ну это-то понятно, колонизаторам надо было награбленное здесь в Старый Свет как-то вывозить, – подумал он тоже вслух.

– Довольно популярен среди местных туристов в период с ноября по май, – продолжил он читать, – курорт не настолько широко известен за пределами страны, как Канкун или Акапулько, но пляжи, волны, пеликаны, марьячес20 и рестораны с марискос21 здесь тоже представлены на должном уровне…

– А вот и они…

– Кто?

– Марьячес. Встречают нас, говорю, с оркестром… – пробормотал сухощавый, лёгкими движениями как бы невзначай оглаживая, будто поправляя, все карманы на своём отдалённо смахивающем на разгрузочный туристическом жилете, – значит, не дурак Анчоус, говоришь?

– Может, он тут ни при чём. Может, вообще ждут совсем не нас?

– А кого ещё?

– Ну, не знаю… Да глупость же, на центральной автостанции самого крупного в этом штате города так нагло выставляться напоказ, да ещё с таким арсеналом. Они же сейчас – образцовая мишень не только для умелого стрелка, но и для всех местных сплетников и журналистов, случись что.

– Дело в том, что как раз они-то точно знают – ничего не случится. Сунут нам под нос удостоверение местного разлива и попробуй рыпнись.

– Ну так и что? Нас вдвое больше, чем один Хемингуэй22.

– Окстись! – хмыкнул сухощавый, – я пока вижу лишь два варианта. Либо мы сейчас тут остаёмся, притворяемся лёгкой и испуганной добычей, автобус пустеет, они заходят и сначала тихо пеленают нас, как грудничков, а затем мы там, куда они нас привезут, освобождаемся и…

– А второй? – спросил коренастый, сунув правую руку себе за левый отворот джинсовой куртки.

– Тоже пока стрельбы не подразумевает. Выходим, как ни в чём не бывало, в гуще трудящихся. Два простых туриста, любители экзотики. Тогда им придётся сначала ещё раз проверить, что мы – это точно те, кто им нужен. Потом нас, как минимум, надо официально принимать на виду у кучи народа, везти в местное отделение… больше свидетелей и возни, то есть времени и вариантов уйти…

– Мне нравится второй!

– Dejeme ayudalre, senora!23 – дружелюбно улыбнулся сухощавый соседке, беря у оторопевшей от такого внимания мамы четверых детей пару корзин. – Не возьмёшь вон тот узел у дамы? – обратился он уже к своему товарищу.

– А… железо куда? Сбросим здесь?

– Угадай. И вспоминай свой английский. С этими лучше только на нём. Они тут все своих северных соседей дюже уважают.

– Скорее, боятся, как кролики волка…

– Йес, оф коорс!24 – громко сотряс воздух коренастый в десятке метров от автобуса, как бы продолжая беседу со своим компаньоном.

– Итыз ффакен анбэллывыбыл!25 – вскричал он тут же, тыча пальцем в направлении показавшейся из-за окружающих строений маковки католической церкви, спонтанным этим жестом чуть не выколов глаз одному из встречающих их крепких молодых мужчин с цепкими взглядами, одновременно совершенно случайно брызнув слюной восторга прямо в лицо второму, заставив того инстинктивно зажмуриться.

– Юаррайт ма фрэнд!26 – поддержал его столь же громко и с не меньшим энтузиазмом сухощавый, подпустив в голос слащавых ноток и взяв товарища за руку.

Пятёрка встречающих, увидев это и услышав английскую речь, вдруг дружно замедлились, явно опечалившись, затем с выдающей профессионалов синхронностью материализовались в сторонке вокруг стоящего там шестого, самого упитанного из них, и начали с ним о чём-то раздражённо совещаться.

– А голубков-то нам зачем изображать? – одними губами выразил недовольство коренастый, сохраняя на лице неискренне блаженную улыбку.

– Придётся, – не менее недовольно тихо ответил сухощавый. – Во-первых, они такого ну никак не ожидали. Эта их заминка – в нашу пользу. Во-вторых, смуглый с серьгой и пончик – они самые, голубчики… а пончик у них явно за старшего… каждый из них минимум на полсекунды замешкается, целясь в нас.

– Принято, полсекунды часто всё решают. Экскьюзмы, лэйдыз! Куд ю хэлпас?27 – обратился он по-прежнему громко к паре опрятно одетых мексиканок бальзаковского возраста с двумя неотличимыми внешне пластиковыми чемоданами на колёсиках, выглядящих получившими более-менее достойное по местным меркам образование, а значит, вполне свободно говорящих по-английски.

Завязав беседу с изъявившей готовность оказать посильную помощь двум иностранным джентльменам парой словоохотливых дам, оказавшихся двоюродными сёстрами, товарищи продолжили свой путь уже в их компании. Менее чем через минуту к ним присоединился и встречающий их муж одной из женщин, немногословный мужчина в уменьшенной копии техасской шляпы и тёмных солнцезащитных очках с полным ртом жевательной резинки.

У сестёр они получили более чем исчерпывающие разъяснения, в каких отелях здесь стоит останавливаться иностранцам, а в каких нет, в каких ресторанах можно есть, а какие нужно обходить стороной, и даже на каких местных заправках следует заправлять автомобиль, которого у кабальерос с собой явно не было.

Распрощаться со своими словоохотливыми помощницами и их молчаливым спутником мужчинам удалось только на третьем от автовокзала перекрёстке. Преследователей своих они при беглом осмотре близко не обнаружили, а проводить более внимательные изыскания решили не делать до поры.

– Садимся в тот зелёный драндулет и едем пару остановок.

– А он туда хоть едет, куда нам надо? Номер маршрута другой.

– Одно из двух: либо нам нужно, чтобы нас отсюда увезли в худо-бедно прикрывающей нас массе пассажиров, либо станем ждать нужный нам маршрут, стоя безоружными мишенями на пустынной улице. Давай, сначала внутрь заскочим, а там уж дальше подумаем?

Глава 5. Если подумать о побочных эффектах теорем Гёделя…

«Если подумать, этого просто не может быть. Мне это мерещится», – подумал я, продолжая вдумчиво ёрзать острым лезвием ножа по беспомощно распластавшемуся на доске из досуха выжатой гевеи пучку пусть и невзрачного, зато выращенного на своей грядке укропа. Всего с одной банки?! Мне и с трёх никогда ничего не мерещилось.

Покрытая моими собственными руками глянцевой плиткой «под светлый мрамор» кухонная стена слева от меня неожиданно стала вдруг таять самым наглым образом. Будто кто–то подул огромным феном на матово–серую, покрытую мраморными разводами ледяную поверхность замёрзшей не вчера уже реки.

Ширящаяся на глазах проталина образовалась чуть правее предсказуемо надёжной, как все немецкое, кухонной плиты и сразу над напоминающим лампу с раздражённо резким джином внутри керамическим электрочайником c режимами для всей палитры чаёв от белого до чёрного.

В возникшей дыре с размытыми очертаниями границ, скрываясь периодически в густых клубах умопомрачительно вкусно пахнущего пара, вырывающихся из намеренно неплотно накрытой кастрюли с уютно булькающим борщом, показались два чёрта.

Да-да, именно чёрта. И да, именно два. Ну, или, может, две… чёрт их там разберёт… я не присматривался как-то.

Ни на гоминоидов с длинными цепкими конечностями, ни на устало потеющих в своей спецодежде аниматоров они нисколько не походили. Это была самая настоящая нечисть, что я каждым вздыбившимся на своём тщедушном теле закоренелого подкаблучника волоском безошибочно почувствовал.

«Н–да… – протянул мой внутренний настороженно. – Без пузыря тут никак! Я метнусь?»

«Куда ты метнёшься, чудо? – укоризненно спросил я, задумчиво хватая лежащую рядом чесалку из можжевельника для того места, где у ангелов крылья растут, и запуская её себе под потасканную футболку с принтом Эйфелевой башни. – Ты же мой внутренний голос, у тебя даже банковской карты нет».

«Так у тебя есть, аж две штуки», – резонно возразил внутренний.

«Но у тебя-то нет!» – не сдаюсь я.

«Так побежали вместе», – предложил он дружелюбно.

«А нечисть куда девать?

«Ну и нечисть, ну подумаешь. Впервой, что ли…»

«Во–первых, гостей оставлять без внимания не принято. Даже непрошеных. Это – аксиома. А во–вторых, они мне стену продырявили без спросу. Кто проследит, чтобы тут вернули мне всё, как было?»

«С аксиомами – это к Гёделю28. А у нас есть Симка, весьма ответственная кошка. И присмотрит, и проследит. Кыс-кыс-кыс», – безапелляционно заявил мой внутренний не терпящим возражений голосом и сделал вид, будто уже обулся и ждёт меня у входной двери.

Я, признаться, даже поколебался немного. Однако, по зрелом размышлении, решил-таки проигнорировать его выпендрёж. В конце концов, это он – мой внутренний, а не я его.

«А ты – мой внешний», – стоял на своём внутренний.

Черти что-то неслышно для меня обсуждали, то периодически тыча своими чёрными с серебристым отливом пальцами в моём направлении, то чрезвычайно эмоционально хлопая себя мохнатыми ладонями по ещё более мохнатым ляжкам, то вдруг бросаясь к лежащей в тёмном углу книге. Скорее даже не книге, а Книге.

Не вызывающий ни малейших сомнений в своей древности и значимости Фолиант солидно возлежал на подставке, напоминающей пюпитр, искусно вытесанный из багрового, пронизанного огненного цвета прожилками камня, и внушал по меньшей мере почтение одним только своим видом. Не говоря уже о мареве, причудливо искажающем пространство в радиусе нескольких метров от него.

Описанное и ни в малейшей степени не согласованное со мной непотребство происходило на моих глазах, начавших наливаться чем–то недобрым при виде подобного пренебрежения плодами моего труда. Присутствует в нашем великом и могучем ставшая уже заезженной аллегория: «недобрый блеск в глазах».

Я искренне сомневаюсь, что автор оной смотрелся в гневе в зеркало. Видимо, некогда было. В те времена, когда в русском языке зарождались подобные сравнения, между сторонами взаимного раздражения было принято скоропалительно в самом тривиальном значении этого слова палить друг в друга на глазах у секундантов. Ну или тыкать холодным оружием с отнюдь не меньшей суетливостью. Да и зеркала тогда дороговаты были, не в каждом кармане водились.

А Вы, мой дорогой читатель, смотрелись в зеркало или хотя бы в экран смартфона, скажем, после звонка на него Вашего непосредственного начальника, с милой непосредственностью потребовавшего прислать их превосходительству фотографию Вашего бюллетеня для тайного голосования?

Мне доводилось лицезреть себя в зеркале в такие моменты. Бездну, что плещется в подобных ситуациях в расширенных праведным гневом зрачках, сравнивать с блеском я оснований не вижу.

А с чем же тогда её сравнивать? Для ответа на этот вопрос мне пришлось бы в те глубины погрузиться, а мне неохота и страшно. И вообще, может быть, всё дело в освещении. Стрелялись ведь Дантесы с Пушкиными и Мартыновы с Лермонтовыми, подозреваю, не под современными светодиодными светильниками.

Левая рука сама собой зачем–то выключила конфорку под кастрюлей. «В клубах пара чертей пара, – услужливо подсуетился внутренний, – в Месопотамии был гроб, а теперь завял укроп…»

«В какой Месопотамии? Какой гроб? Городишь. Я там никогда и не был. Ты что, тяпнул уже без меня? – задумался я было завистливо. – Хотя… как бы ты умудрился?..»

«А, я вспомнил, это было в другой реинкарнации, – сбавил он обороты, – ты же тогда был не ты. То есть не этот ты. То есть этот, но… не совсем. Как бы тебе объяснить, чтобы ты отвязался?.. Да нафиг вообще объяснять? Короче, не грузись…», – развеял все мои сомнения и угомонился наконец-то мой внутренний, после чего энергично ушёл в себя. То есть, в меня, разумеется.

Он там долго не вытерпит, я его знаю. Мой внутренний – экстраверт, в отличие от вашего покорного слуги, как я уже давеча упоминал.

– Мы совсем не пара, – вдруг негодующе шепнул мне куда–то в междуушие явно женский голос с неприкрыто властными нотками, – а Вы что, нас уже видите? И давно?

«Можно ли считать это голосом»? – вновь вмешался мой внутренний.

Я же говорил: не вытерпит.

– «Даже Симка не слышит, – продолжил он, – а ведь они же духов видят и даже отпугивают».

Кошка породы «Невская маскарадная», по праву своему неотъемлемому на имя собственное именуемая Симкой, действительно никак не реагировала на происходящее вокруг неё, по обыкновению разборчиво ковыряясь у себя в чашке в каше из добротно разваренной курицы.

У нас только она умеет есть мою стряпню с подобным выражением на покрытом шерстью и вибриссами глазасто-зубасто-нахальном хлебальнике, который чем-то так нравится лучшей части моей ячейки общества.

Кушает Симка куриное мясо с видом главной бухгалтерши29 из уважающей себя организации, с нескрываемой брезгливостью листающей местами сдобренный машинным маслом отчёт со склада горюче-смазочных материалов.

Рукой, только что заботливо смазанной кремом из последних откровений модного журнала «Интернасьоналитен», изготовленным по утраченной много веков назад технологии из свеженадоенного молока редчайшей породы горных коз, малочисленно обитающих исключительно в труднодоступных местах на склонах Памира, ну и масла жожоба девственно холодного отжима, конечно же.

Сейчас, о чудо, крем сработает, время обернётся вспять лет на тридцать, а там парней молоденьких на танцплощадке у ДК…

– Факт отпугивания ими… э… вашей наукой достоверно не установлен, – звучит не столь уверенно, как первый, в этот раз уже мужской то ли голос, то ли не голос, но опять где-то в моей голове. Не самое обычное ощущение, скажу я вам.

Кошусь на Симку – она снова ничего не слышит. А ведь она у нас скотина ой какая слышливая.

Случается, позовёт её природа выйти на кухню нашей скромной однушки часам к трём ночи раздражённо поорать оттуда на весь многоквартирный дом из соображений своих по-кошачьи нимфоманских. Дескать, все коты – козлы и далее по теме. Ну, вы понимаете.

А мои девочки – дочь и жена – сладко так посапывают. Уж и не знаю, чем такой мухомор, как я, этакое счастье заслужил, но факт остаётся фактом: мне есть о ком заботиться. И в этой ситуации папка должен максимально быстро кошке рот заткнуть любым гуманным способом. Иначе мои смыслы жизни угрюмо побредут в школу и на работу невыспавшимися.

В подобной ситуации я использую проверенный временем рецепт – достаточно, даже не вставая с дивана, тихим и вкрадчивым шёпотом начать спряжение глагола «пришибить».

Главное, применить в этом почти неслышимом человеческому уху посыле формулу Эрика Берна «взрослый – взрослый». Помните двухтомник этого некогда ставшего вдруг популярным в кругах доморощенных психологов писателя о людях и их играх?

Типа, папа не шутит. Может и встать…

У кошки как рукой снимает. Видимо, она тоже читала Бернштайна. В одной из прошлых реинкарнаций. Следующие час-полтора папка может снова поспать. До очередного упражнения в спряжении.

Тут я вам один секрет открою, мои компаньерос30 – любители и любительницы кошек, а также члены их семей. Мной достоверно установлено эмпирически, что бесполезно использовать глаголы любой степени грозности без обязательного упоминания в начале командной строки имени адресата. Ни кошка, ни Алиса из Яндекса, ни даже робот в курсе программирования для учениц третьего класса на безадресную команду, увы, не реагируют.

Так что, если вашу кошку хоть как-то зовут, то сначала надо внятно прошипеть её имя. После чего эта бестия умудрится услышать ваш дальнейший посыл, даже если он будет вообще мысленным. Проверено. Не зря их древние египтяне обожествляли.

– В первую очередь они обожествляли котов, а не кошек, – оживился интеллигентным баритоном голос номер два. Стоит вспомнить огненно-рыжего кота – Ра, с завидным постоянством побеждающего змея Апопа.

– Но и богине – кошке Бастет – поклонялись, – возразил я, – и да, мы вас видим. С того самого момента, как вы мне стену в мой рабочий кабинет продырявили.

– Ну да, и ей тоже. Они вообще много кого обожествляли – крокодилов, быков и даже жуков-скарабеев… – уклонился мой собеседник от обсуждения вопроса о целостности строительных конструкций.

Я решил их пронумеровать по порядку выхода на контакт: первая – напористый женский голос, второй – более покладистый мужской.

«Кошек ласково пригрели, а они на шею сели», – снова блеснул претензией на стихотворчество мой внутренний голос, не спросив моего разрешения на подобную бестактность. Пришлось его мысленно одёрнуть.

Внутренний явно обиделся и снова ушёл в себя. И опять он там долго не вытерпит. Как и всегда.

Я было думал подтрунить над его обидчивостью, но тут от двери сыграл знакомую мелодию сигнал домофона. Того самого, который вчера был мной собственноручно отключен и снят для ремонта по причине поломки. Вследствие этого упомянутый плод китайской электронной промышленности отдыхал сейчас в разобранном виде в коробке под диваном и ждал замены вздувшегося электролита. Следовательно, в данный момент домофону полагалось помалкивать.

Симка неожиданно прервала свои вдумчивые изыскания в чашке с варёной курицей, ловко материализовалась у меня на коленях и обвела укоризненным взглядом своих больших выразительных глаз всех собравшихся.

Первым делом она посмотрела на ранее не замечаемого ею словоохотливого чёрта, мгновенно осёкшегося под её взглядом.

Потом на начальственного вида чертовку, начавшую тут же зачем-то нарочито сосредоточенно рыться у себя в невидимой сумочке.

Под конец кошка устремила немигающий взгляд в коридор на незамеченную до того никем голову, выросшую посреди входной двери.

Упомянутая Голова – вдруг почему-то неосознанно захотелось даже думать о ней с большой буквы – только начала с умело скрываемой натужностью высовываться из висящего на внутренней стороне двери зеркала.

Помнится, я когда-то, будучи моложе, с серьёзным выражением лица завесил вход парой защитных заклинаний. Из тех, что вычитал в ветхой книжке, много лет назад купленной по случаю на ташкентском развале и утерянной позднее, в девяностые, во время эвакуации из тех краёв трёх поколений моей семьи с оголившимися в одночасье задами и опустевшими не по нашей вине карманами.

Голова обменялась взглядами со всеми присутствующими, кроме Симки.

Чёрту она, прекратив свои трели, игриво подмигнула.

По чертовке внимательно скользнула будто бы равнодушным взглядом.

Затем она явно захотела поиграть со мной в «кто кого переглядит».

Я напрягся. Не люблю я этого.

– Хочешь заработать? – вдруг томно промурлыкала Голова, лукаво прищурившись.

У меня появилось ощущение, что где-то я этот голос уже слышал.

«Мы это где-то уже слышали», – задумчиво заворочался внутри меня мой внутренний.

– На «ты» я только с узким кругом, – парировал я неожиданно быстро, чем огорошил даже самого себя.

– Например, за границей? – продолжила Голова, будто не услышала.

– Кому и Ташкент – заграница, – ответил я осторожно и покосился на чертей. Те озабоченно молчали и неискренне делали незаинтересованный вид.

– Окунуться с головой в мир ольмеков и сапотеков… тольтеков и миштеков… майя и ацтеков? – вкрадчиво осведомилась опять Голова, явно любуясь собой, – Пернатого Змея Кецалькоатля проведать… Уицилопочтли выразить почтение… К Тлалоку Творцу Сотворённому наведаться…

– К Тлалоку Сотворённому Творцу? – автоматически повторил я слегка ошалело. А может, и не слегка. Такое предложение! Для меня это был удар ниже пояса…

– Хочешь почувствовать себя на мгновение одним из Полузабытых Богов? – проворковала Голова.

А вот это меня сразу привело в чувство. Будто ледяной водой обдало. А не пошли бы вы… куда Макар телят не гонял?..

– Хочу – вырвалось вдруг предательски против моей воли само собой откуда-то изнутри меня, – а что, можно?

В этот самый момент Симка едва заметно выразила своё неудовольствие происходящим, дёрнув пушистым кончиком выразительно гибкого хвоста.

Голова задумчиво насупилась и неожиданно быстро ретировалась обратно в зеркало. Исказившая затем его поверхность рябь спустя мгновение издала вызвавший у меня мурашки на коже стон и улеглась, как не было. В воздухе таинственно повисла тишина.

Глава 6. Тайны наполняют смыслом тишину

Напряжённая тишина, мгновенно окутавшая присутствующих, была настолько плотной, что, казалось, любой, даже самый тихий звук бессмысленно растворится в ней подобно крупинке сахара в горячем супе.

Локальная инквизиция была тут же приостановлена, а её действующие лица дружно повернули головы в сторону источника звука. Им оказалась стоящая буквально в нескольких метрах от остальных участников действа девочка лет десяти с по-взрослому большим чёрным зонтом-тростью, крепко сжимаемым маленькой ладошкой её правой руки.

– Не для того вы спасены от её чар, господа, чтобы вы сами уподобились ей же самым низменным образом, – не по-детски рассудительно продолжила девочка.

– У… уходи! Ч… что тт… тебе нн… надо? – взволнованно спросил Хуан.

– Артикуляционный аппарат мы Вам сейчас поправим, не волнуйтесь, юноша. И на работе восстановим… Ага!.. мне понадобится буквально пару минут вашего терпения, молодые люди.

– А…

– Пару минут тишины, молодые люди!

Где-то в нескольких кварталах от происходящего раздался режущий слух звук автомобильных тормозов, послышался скрежет сминаемого металла, и спустя буквально несколько секунд откуда-то издалека зазвучала тревожно полицейская сирена.

– Ну вот, уже восстановили. Выньте-ка, пожалуйста, сюда нашу ворожею из лужи быстренько! – распорядился ребёнок безапелляционно.

– Да кто ты такая! – гневно и без единой запинки воскликнул Хуан и осёкся вдруг.

– Я тот, кто слово держит. И на «ты» я только с узким кругом, – ответила ребёнок, почему-то используя в своей речи мужской род.

Ведьма была тут же благополучно эвакуирована мужчинами из сточных вод канавы и относительно аккуратно уложена на газонную травку под ближайшим деревом.

– Всё, молодые люди! Хуан, Хорхе, ступайте, пожалуйста, сейчас оба по домам и хорошенько помойтесь! Ни с кем сегодня старайтесь не разговаривать без крайней тому необходимости. Полностью способность делать это привычным для окружающих образом вернётся к вам только завтра. Да, и ешьте-пейте сегодня побольше всего томатного. А я пока тут с нашей чародейкой потолкую тет-а-тет.

С этими словами девочка присела рядом с ведьмой и взяла левой рукой её левое запястье. Правая рука ребёнка продолжала крепко сжимать чёрный зонт-трость.

– Она опасна! Она же… она может… она очень опасна! – дружно переполошились почему-то не спешащие уходить мужчины.

– Безмерно тронут вашей заботой, господа! – чуть удивлённо приподняв свою по-детски выразительную, нетронутую до сей поры ни краской, ни пинцетом, ни тем более рейсфедером бровь, едва заметно дрогнувшим голосом ответила девочка.

– Ну что-же… держите от нас ответный подарок, джентльмены – после недолгого размышления продолжила она. – Хуан, Вас ждёт повышение в библиотеке, – тут девочка улыбнулась, – Хорхе, Вам мама разрешит теперь встречаться с Ракель. Очень хорошая девушка. Не обижайте её. Узнаю, что обидели намеренно – спрошу по полной. А сейчас вы оба быстро пойдёте на тот тротуар, – она указала рукой на пешеходную дорожку метрах в трёхстах, – видите вон там даму с серо-зелёной коляской?

Мужчины посмотрели в указанном направлении.

– Примерно через четыре минуты она, заболтавшись с другими дамами, забудет поставить коляску на стопор, и та покатится к пешеходному переходу.

Парни заметно напряглись и уже намерились было бежать в указанном направлении.

– Там и будете ждать, – продолжила их собеседница, – вы очень бережно остановите коляску и аккуратно вернёте её взволнованной женщине. И тут же тихо испаритесь. Повторяю, никакого общения сегодня. Все интервью в свете софитов только завтра, когда вас обоих найдут журналисты. Я внятно изложил задачу?

Оба парня непроизвольно вытянулись по стойке смирно перед девочкой едва ли в половину их роста и быстро зашагали в сторону указанного тротуара.

– Ты видел это, Педро? – спросила Родригес у своего напарника.

– Что, Моника?

– Те два рослых мужика вон там салютуют какой-то пигалице с большим чёрным зонтом, как рядовые солдаты полковнику.

– Как генералу, Моника! – раздалось тут же из патрульной радиостанции. – Прекратить наблюдение. Срочно выдвигайтесь к южному выходу из станции Копилко31. Как поняли?