– Не пугайся! – изволила, наконец, изречь черная фурия и шутя ударила вестника ладонью в грудь. – Ты был бы уже мертв, если б было такое мне указанье. Хоть ты и совсем не беззащитный козлик, но ты был бы уже мертв! Ты мужчина, иначе она не любила бы тебя! Ну? Получил ответ на свой вопрос?

Вестник, молча, кивнул.

Тиби неожиданно обняла его рукой за талию и, склонив голову, с любопытством заглянула сверху в глаза, словно жираф, увидевший на ветке павиана.

– Ну что? Желанье не пропало? А то может трахнемся немного? Где хочешь быть – сверху или снизу? А, может, стоя? Ты так сможешь? Лично я по всякому хочу.

Предложение было весьма неожиданно и, изрядно протрезвевший, вестник слегка приоткрыл рот, а Тиби, увидев неподдельное недоумение на лице его, весело рассмеялась.

– Ой, умора! У тебя такая рожа, словно тебя схватила львица и вместо того, чтобы сожрать, изнасиловала!

– А что ж поделать, если почти так оно и есть на самом деле. – и вестник также рассмеялся и левой рукой притянул к себе высоченную черную девицу. – Ты, девушка, великолепна!

Отсмеявшись, Тиби хотела идти, но вестник сказал:

– Позволь я провожу тебя, а то в городе неспокойно и по улицам бродит подозрительное жулье и всяческое отребье.

И это вызвало новый приступ веселья у черной девицы.

– Ты меня проводишь?! – смеялась удаляющаяся девушка. – Меня, державшую сей город в жутком страхе! От самого забитого крестьянина до самого джати. Да я иду в большой надежде, что ко мне прицепится пара-тройка козлов – я каждого для начала трахну, а потом медленно зарежу, или долго придушу, или заставлю выблевать кишки. Он меня проводит! Я падаю, держите!

Смех постепенно затихал в ночи.

– Счастливого тебе пути, черная суккуба. – проговорил вестник. – Я даже и думать не хочу, куда направила ты свой путь. Пусть это останется для меня тайной. Пусть это будет твой, а не мой выбор.

«Вот тебе и Тиби – так думал вестник пробираясь между улиц – какая точность и какая глубина всего в двух фразах. А ведь и правда, и так на самом деле – любила не торгуясь. И утверждала, что я всё знаю, а я об этом и не мечтал даже во снах. Такое разве может быть, это был не человек а метеор, сверкнувший молнией – и всё вокруг сгорело. Не только всё вокруг, но и внутри, в душе остался пепел. В душе остался пепел! Весьма затасканное выраженье. Вот ещё тоже, что за стенанья, в самом деле, на вестника все это не похоже. Давай-ка разбираться хладнокровно и по порядку. Разбираться, безусловно, надо, да что-то как-то пусто все вокруг, хотя народа уйма. Постой, ты сюда вот так явился, не зная никакой царицы и было тебе очень интересно. Почему? А может это правда, что это все она царица-ведьма».

Вестник понимался все выше в направлении Сокара. Везде в ночи гудела прибывавшая вода, озеро Лотосов солидно прибавило и вода по шлюзу уже сбрасывалась на поля.

Поднявшись на плато, странник сел лицом к дворцу. За белою стеной, на возвышении, по прежнему стоял дворец Инебу-Хедж, но без своей таинственной хозяйки, их было много до нее и еще больше будет после.

Все – нет ее, а что она сумела сделать с ним, за не такой уж большой срок общения, остается непонятно. Каким же образом сумела сделать, так что собою заменила все вокруг. Он даже говорить стал как она, да что там говорить, он и думает вот так же. Обычным языком уже не может. А ну попробуем, что за наваждение, в конце концов!

Итак, царицы нет, она исчезла, улетела, развеялась как дым. Но ведь её не было и раньше, в том месте, откуда он пришел. Её там не было. А здесь была! Вот только что была. Значит, не исчезла, просто её нет здесь, а, следовательно, надо искать. Нет, не искать, а найти. Пожалуй, он догадывается где. Но! Но это уже что получается? Сплошная мистика и больше ничего. Тогда останется поверить в бога, а точней во всех богов, а может так и надо, ведь царица верила, и верила, что и она богиня и это ей дало уверенность в собственном бессмертии.

Странник фыркнул, а фыркнувши, развеселился и веселился долго на краю города Мертвых с гудящей массой воды под ногами. Во, сказанул, точней, подумал – сплошная мистика!

А всё вокруг это что, простите? А он сам невесть, откуда взямшись? Это что за явление природы? И с чего он так уверен, что их нет, богов. Всё верно – он их не видел, ну так он их и не невидел, в таких вещах, где отрицание там и доказательство. Вполне быть может, что вот именно сейчас собрались несколько таких, ну скажем, Птах, Тот, Хнум, Нейт и Исида и качаясь в гамаках (это, к примеру, аллегория такая, для тех кто не очень понял), а так же спичкой в зубах ковыряя решают, как бы по-прикольней распорядиться этим, как там бишь его, ну тот который вестник.

Может такое быть? Да очень просто, а если и не так, то как-нибудь иначе, мысль общая может и верна. Хотя все это очень даже можно объяснить и с точки зрения науки.

Надо искать путь обратно, а затем назад сюда в тот момент, где еще есть царица Нейтикерт. Но вот вопрос – зачем искать умершую тысячелетия назад царицу, когда там, откуда он пришел множество прекрасных женщин? Можно найти и покрасившей, у нее вон и ушки слегка оттопырены и челюсть как у львицы и носик хоть не длинный, но широкий, да и характер ещё тот и зверские, свирепые привычки. Все это так, но она любит, не торгуюсь. И….и больше такой, просто, нет! Именно такой надо отдавать всю жизнь, без остатка, и именно с такой накдо умирать, и почитать это за счастье. Вот, главное, чего он не удосужился понять! Ты все хотел ее спасать, а она в спасенье и не нуждалась. С такой надо было умереть! И не раздумывая, а ты посмел усомниться!

– Я тебя найду. – сказал странник вслух и поднявшись в рост, крикнул. – Най-ду-у-у!

– Мужик, ты чё орешь? Пару амулетиков не подаришь? – ну очень неожиданно спросили из темноты.

– Ну, вы как-то совсем не вовремя, братва, бродяги. У меня, вообще-то, трагедия во внутренностях моей души. Любимую, возлюбленную я потерял, совсем недавно.

– Ну, дык, душа твоя, вообще-то, нам и на хрен не нужна. Любимая твоя тоже нам до барабана. – посочувствовали из темноты гегемоны. – А на браслетики, ты случаем, небогат? – поинтересовались те же и оттуда же

– Дык, енто, и ну, дык того, не нажил я богатств, на царской службе, но вот та девушка, что пошла вперед, очень богата на всяческие сюрпризы и у нее уйма всяческоподобных штучек-финтиклюшек. Она с вами поделится ими не ломаясь. А лично я гол, как сокол.

Темные силуэты двинулись следом за исчезнувшей во мраке последней «черной собакой», а вестник, некоторое время, подумав, чего это он такое, придурок, сотворил, с топотом побежал следом за грабителями.

– Эй! Так уж и быть граждане урки. – запыхавшись, проговорил он. – Сделаю уж для вас я доброе дело – набью вам морды как можно по-больнее, и с вас того будет довольно. А девушка пусть идет дальше. У нее дела. И совсем не месячные.

Следом за этой фразой, в темноте прозвучал смачный звук плюхи, затем последовала невнятная возня, слегка разреженная еще несколькими ударами. В последующей за этим, ночной сумятице, вестник, расквасил несколько физиономий, щедро раздал десятка полтора пинков, получил болезненный удар в ухо, ушиб об чью-то твердую голову свою нежную и изящныю ногу и, подпрыгивая на здоровой, кинулся вниз по улице, уводя банду от шастающей во тьме Тиби и, параллельно с этим, от жестокой смерти.

Преследователи, с довольным урчанием, долго гнались за ним, пока не подвернулось, весьма и очень кстати, озеро Лотосов, ну будто специально для вестника налитое до краев, куда он и юркнул с тихим плеском.

– Ушел волчара, подлый! Ну там ему и п….ц, среди крокодилов!

«Ни фига себе, богов посланцы» – думал вестник, плывя в таинственных ночных глубинах священного озера.

Глава вторая. Египетская кобра

Однако наслаждение от плаванья длилось не долго, его стало сносить течением к шлюзу и пришлось хорошенько поднапрячься в кроле, отгоняя навязчивую мысль о крокодилах, поспешающих на шум барахтающегося тела. Но, крокодилы в этот момент были заняты чем-то посторонним, и тут удалось обойтись без приключений, один, правда, пристроился, было сбоку, с явным намерением закусить, чем послали боги, но вестник, весьма раздраженно лягнул его в бочину, и обложил по матери Исиде, и вспрыгнул на чудовище сверху. Чудовище, падла, впало в истерику, и было радо избавиться от хищника случайно принятого за добычу. И вестник вскоре он очутился на берегу перед Инебу-Хедж и пошел вдоль высокой стены к реке.

Оп!

Сердце его так стукнуло, что он услышал его толчки через горло, как на львиной охоте. В том самом окне горел свет!

– О, боги, я не верю в чудеса, но я вас умоляю – сотворите чудо, ну хоть раз от сотворенья мира! – сказал богам вслух пораженный вестник.

Она стояла у окна и смотрела на великий Меннефер, погруженный в темноту разреженную вереницами факелов и живописными пожарами. Во тьме, почти у самых стен крепости неслась вода, но и сквозь этот гул пробивалось стрекотание цикад. Задергалась веревка, свисающая вниз, и сверху показались две ступни чудесным образом висевшие в воздухе. Так потихоньку появилось и все остальное.

Странник молча, как гусеница, раскачивался на веревке, глядя на женщину, стоявшую у окна. Светильники сзади освещали её стройную фигуру, но лицо оставалось скрытым, только блестели странным блеском глаза.

– Ты? – прошептал вестник, вглядываясь в фигуру. – Ты, моя царица?

– Да. – ответила она.

– Ты живая?

– О, да.

– Ты не умерла? Не исчезла из мира без следа?

– Зачем? Я умирать не собиралась.

Фигура в слабом ореоле света, протянула к нему руки. Вестник чуть качнулся.

– Сейчас, наверное, я получу очередной пинок? – спросил он.

– Не буду отрицать. И подтверждать не буду.

Женщина забралась на подоконник, приготовившись встретить вестника, и когда он качнулся на веревке к окну, ухватила его за схенти, рванула на себя, и они, кувыркнувшись через голову, полетели оба в зал и свалились на пол, спутавшись руками и ногами.

Сияющий взгляд, синих драгоценных топазов, воткнулся прямо в сознание вестника и он на время замер, сжимая в объятиях светловолосую девушку.

– Имтес! – наконец выговорил он. – Ты здесь откуда?

– Джедсегер. – Имтес обняла его рукой за шею. – А ты?! Разве ты не умер?

– Как видишь. Только не спрашивай почему – я не отвечу.

– Дорогой, а я иного от тебя не ожидала. – Имтес прищурила глаза. – Я знала, с самого начала знала, что ты очень умный и очень хитрый человек. Выглядишь, дурень дурнеем, а сам очень изворотливый и ловкий. – Имтес обхватила его локтем за шею и притянула к себе. – Дорогой, я аплодирую тебе. И почти что я тебя люблю!

– Я рад, что талант не остался без признанья. Один раз такое уже было – в Порфировых горах. Там меня тоже за своего посчитали.

– Знаешь, ты можешь мне не верить, но и я рада. Я, в самом деле, рада! А, кстати, мы так и будем на полу делиться впечатленьями от встречи? Или, быть может, сядем в кресла или сразу перейдем на ложе?

Вестник встал и Имтес, изящно протянула ему руку с узкой ладошкой, пальцы которой были украшены перстнями со вставленными халцедонами, агатами и ониксами, мягко переливающимися в свете светильников. Запястье её украшал браслет чернёного серебра с громадным розовым сердоликом.

– Ну. – требовательно сказала она.

Вестник поднял её, и Имтес прыгнула ему на руки, обхватив за шею.

– Неси. – приказала она глядя в глаза. – Неси меня на ложе. Цариц ведь носят на руках? Вот и носи.

– Ты уже царица?

– Практически – что да.

Вестник поднёс очаровательную блондинку к ложу и осторожно выгрузил. Имтес перевернулась с боку на бок, свободно, как на пляже разлеглась, подперев голову рукой, почти как Нейтикерт, и пристально уставилась на вестника своими голубыми топазами, толи с насмешкой, толи с торжеством.

– А помнишь, дорогой, что совсем недавно, мы вот так сидели, но с точностью до наоборот. Ты лежал, а я над тобой сидела, как ты сейчас, и ты крайне удивился, что пред тобой твоя жена. – Имтес засмеялась. – Мне уговаривать тебя еще пришлось, а ты брыкался, отнекивался, упирался. Рожками бодался, копытцами лягался, отмахивался хвостиком, а я, все-таки, уделала, тебя. Ха-ха, если бы ты знал, какой разговор предшествовал сей драме!

– Да, ты достойный противник.

– А, признаешь мои достоинства.

– Конечно! У тебя всего в избытке.

– Сейчас получишь. – Имтес не отводила сияющего взгляда.

– За что же?

– За правду.

– За это стоит. За это можно и убить.

Вестник вдруг обнаружил, что, в общем-то, даже рад видеть свою липовую и стервозную супругу. И взгляд её драгоценных глаз, уставленных в упор, по-прежнему приносит наслажденье, вызывая восхитительную изморось внутри организма. Имтес не отрываясь смотрела, словно решила окончательно загипнотизировать.

– Это так. – неожиданно сказала она.

– О чём, мой белоснежный лотос?

– О своих достоинствах. Их у меня значительно больше, чем у царицы.

– Почему к такому выводу пришёл лунный лучик? Вопрос ведь спорный.

– Потому, что у неё существенный есть недостаток, все достоинства на нет сводящий.

– О, царица наша, это вообще хитросплетенье, всевозможное соединенье всеневозможного.

– Да, – согласилась Имтес, – это так и есть! С одним лишь исключеньем – она была.

– Что?

– У неё есть огромный недостаток, который ты, до сих пор, похоже, так и не заметил.

– Похоже, ты мне его сейчас укажешь

– Обязательно!

– Ну, назови мне этот недостаток. У нее их масса, но какой самый самый?

– Ха-ха! Она великих достоинств дева, отрицать просто невозможно, но самый крупный ее недостаток – она мертва! И это очень преогромный недостаток, особенно по сравнению со мной.

Имтес закинула руки за голову и с наслажденьем потянулась.

– Живой быть хорошо. – сообщила она. – И на нынешний исторический момент (как ты любишь выражаться), именно я живая.

– А что ж тебя тогда так мертвая царица волнует.

Имтес вновь уставила взгляд на вестника.

– Меня? Да, Осирис с тобою! Меня она волнует? Она тебя волнует! Я же вижу. А тебе надо понять, что есть вещи, что необратимы и надо просто принимать, их так, как есть. Всё! Всё, Джедсегер – её уже не будет и лучше изгнать этот образ из сердца и посмотреть на то, что перед тобою, а не тосковать о том, что ушло во мрак. Я вижу, что она тебя всё ещё держит, и я тебя давно предупреждала, что б от неё держался ты по-дальше, иначе заберет она тебя с собой в могилу. Она ж так просто, одна, уйти не сможет, ей надо за собою утянуть народа кучу. Я ведь вижу, все прекрасно вижу, что и сейчас, она тебя зовет к себе, и, уж поверь, не потому, что ты ей очень нужен, а потому, что сущность такова её – все забрать, туда во мрак, потому что здесь, в царстве света, дать ничего она не может кроме крови, боли, разрушенья и страданья, и, самое смешное, что ты и сам все это знаешь, возможно, лучше, чем и я, ведь все это время с ней якшался, но никак не можешь сбросить её черного и мрачного очарованья. Я признаю, что оно у нее есть, но не стоит ли пересмотреть свое мировозренье?

– Опять ты все сказала верно и только подтверждаешь, что верно сказано и мной. Ты смотришь так, и ты права – она и есть именно такая. Да, она чудовищно жестокая, но не жестокая на самом деле, она просто безжалостная. Она чудовищно безжалостная, но справедливая. Она чудовищно справедливая, но… но, просто она справедливость иначе, чем все люди понимает. Я же смотрел иначе и поверь, видел царицу Нейтикерт совсем другую. Она совсем из другого мира, она просто пережила своё время и у вас, людей обычных, случайно оказалась. Она из времени титанов и титанид, не испытывающих жалости ни к кому но, и не жалеющих себя лично, и за это, хотя бы, они достойны уваженья. Себя царица не жалела, ни единого момента! Никто этого не сможет отрицать – более всего себя царица не жалела. Она единственная богиня, что я в мире видел.

– Значит, говоришь, другую видел? Мурлыкающую и воркующую, хочешь ты сказать? Такую, и я, о мой друг, видала. Так это была все та же хищная львица, пойми же, – суть-то по-прежнему звериная осталась. В чем разница, скажем для тебя, с урчаньем или рыком, или с мурлыканьем тебя утянут в ад Аменти?

– Ну, пусть и это будет верно, тебе то, что за дело, куда меня утянут в Дуат, Иалу или Аменти?

– Спасти тебя хочу, такой вот у меня каприз и вот такая слабость, той нравились убийства, а мне наоборот. – Имтес насмешливо посмотрела на странника и неожиданно приподнялась и, обхватив его руками, зашептала. – Мой дорогой, ты сам подумай, какой сейчас удобный случай, – Нейтикерт всех претендентов в могилу утащила, (и ей за это мое отдельное и огромное спасибо) престол владык Земель Обоих свободен и я единственная и законная (если в суть дела не вникать) наследница прошу тебя быть со мною рядом. Ты помнишь, как я была твоей женой, какое-то же время ты так думал, так скажи – хорошей я была женой?

– О, да, ты была великолепна.

– Я не только была, – я есть. В отличии от некоторых. На это обрати внимание.

– Да, всё получилось так, как ты и хотела – царица умерла, а ты жива. Нет больше Гора сына Ра и нет измены супруг Гора..

– Верно, теперь только ты и я без всяких повелений. Мы всё исполнили, как предначертано и никого не предали. Мы были верны царице Нейтикерт. До смерти! Далее уж верности требовать никто не вправе! Теперь пора за дело.

– О, да! Дел вам здесь теперь с избытком хватит, сейчас начнется свалка, бунт и драка.

– Драка так драка, значит подеремся. Будь же смелей, мой милый, я не верю, что ты боишься драки, ты же обладаешь тайным знаньем, давай построим все эти колесницы, катапульты, арбалеты, огнеметы, что там еще можно построить, ты же знаешь, как сражаться, лучше самых лучших наших полководцев. Я знаю, ты же предлагал все это царице, тогда ты действовать хотел и ты знаешь, что все это мне по силам сделать, ты знаешь, что я действовать умею, и кое-что из твоих планов уже осуществила – Та Ше наполнена, дамба построена – вода запасена на весь сезон. Мы с тобой неизмеримо богаты! Почти вся вода наша. Обрати внимание на мои слова – не я, а мы! Я верю, что победа будет наша, и МЫ с тобою непременно станем властителями Черной Земли.

– На такое предложенье я уже раз ответил – царица посмотри-ка на меня – какой же я властитель? – вестник улыбнулся.

– Ты? Ты будешь самый лучший и самый справедливый! Ты сам этого не понимаешь! Я, тебе отвечу по другому, – а кого бы ты хотел видеть правителем из тех, что были, и из тех, что теперь остались? Ты же хотел сей мир исправить – вот тебе возможность! Но ты все сомневаешься, все думаешь о ней. – Имтес взяла лицо странника в ладони и со странным сочетанием нежности и страдания сказала. – Поверь же, мой дорогой, у тебя нет просто выбора иного, не стоит больше сравнивать, прикидывать, решать, все решено и лучше будет, если ты поверишь мне на слово. Мы проживем прекрасную жизнь полную событий и приключений и я буду тебе самой лучшею женою и другом самым лучшим. Решай сейчас, через мгновенье будет поздно. Ты только, дорогой, подумай, что можешь упустить возможность изменить весь мир! На многие тысячелетия. Изменить! В лучшую сторону. Как ты и хотел! Это же твоя мечта! Ну, я же знаю, что ты хочешь изменить его, ибо то, что ты видел за пять тысячелетий тебе совсем не нравиться.

– Имтес, но я же говорил, что не вправе вмешиваться в исторический ход событий. Жить в истории можно сколько угодно – менять её нельзя. Последствия непредсказуемые будут.

– В жопу твоя историю. В задницу ее! – с египетской прямотой сказала Имтес. – И мордой в свиной навоз непредсказуемые последствия!

– Ты что, Имтес?!

– Я сказала – в жопу вашу историю и в задницу её последствия! Еще раз тебе повторить? Или хватит одного раза? С чего ты взял, ну, с чего, что вся ваша гребанная история, та, которую ты знаешь, есть верх мирового совершенства? С чего ж ты взял, что она вас приведет прямо мордой в райские Иалу? Нет, ну скажи с чего?! Ну, скажи, скажи? Я древняя египетско-ливийская дура, хочу услышать слово мудрости. Итак? Объясни, почему непременно будет хуже? И отчего решил ты, что тот зигзаг, что мы с тобой сейчас заложим, обязательно приведет к худшим результатам? Откуда это тебе известно? Почему же, обязательно, должно быть хуже? А может хуже быть уже не может? Об этом ты не думал? Так, как в твоем понимании дальше будет. Об этом-то подумай! На досуге, если время будет.

Вестник замер пораженный простотой и логикой рассуждений дамы диких теххенну. В некоторой растерянности он присел на ложе.

– Ну, вот, ты знаешь эту самую историю на тысячелетия вперед, так скажи мне честно – она предел совершенства?

Вестник, молча, покачал головой.

– Ну, может она улучшается год от года? К примеру, меньше крови льется?

– Крови пролили море и ещё моря прольют.

– Но все хотя бы люди стали сыты?

– До сих пор от голода люди мрут. А кое-где даже и от жажды. В нашем мире, сказочных свершений и баснословного богатства, кое-кому даже воды не хватает.

– Так может стали лучше сами люди?

– Ну, как сказать, я даже не знаю, мы себя считаем верхом цивилизации, а то, что было раньше – все полный отстой, в отношении морали.

– То есть это мы, с вашей точки зрения зверьё и дикари?

– Ну, есть такое мнение.

– А сам-то как считаешь? Ну, ты прожил у нас кое-какое время, и что? – сильно мы отличаемся от вас?

– Ох, дорогая Имтес, я даже и не знаю, у нас, знаешь ли, есть общепринятые нормы морали.

– И у нас есть. – свет в глазах древнеегипетской стервы почему-то пропал. – Вырубленны в камне и написаны в каждой гробнице – вдов не притеснял, у бедных не отнимал, будто у тех еще что-то отнять можно, да, и еще нищим помогал. Нищему помочь огромная заслуга – целая корка хлеба! У каждого сдохшего мерзавца так и написано. Вы следуете им? Ну, если честно?

Вестник, опять молча, покачал головой.

– То есть, я так понимаю: что зная истины простые, что известны уже нам, их недавно Нейтикерт перечисляла, вы за тысячелетия должны были бы стать равны богам, и жить в райских полях Иалу. А вы по-прежнему по уши в дерьме. По макушку. Почему не создали рай земной для всех? Да, хрен с вами, пусть не для всех, но хотя бы для работающих, для общества и государства? Отвечай! – Имтес затрясла за грудки Джедсегера. – Отвечай, придурок! Отвечай урод!

Вестник развел руками. Имтес с невыразимым презрением посмотрела на него.

– Так какого же ты хера, боишься изменить сущность мирового порядка, мой дорогой? Чего ты, так нежно бережешь, кучу огромную говна? Ты либо трус, либо ханжа.

Вестник закусил губу и порывисто обнял Имтес, изо всех сил прижав с себе.

– Имтес! – голос вестника слегка дрогнул. – Мой белоснежный лотос! Ты права. Во всём права. Да неужели же по-другому, будет хуже. Да неужели может быть хуже, чем всё это время было?! Неужели может быть хуже, чем когда мудрецов приговаривали к смерти за мудрость и за попытку понять сущность мира? Неужели будет хуже, чем когда зодчего, за сотворение чуда света, в тюрьму сажали и доводили до самоубийства? Да неужели будет хуже, чем тогда, когда государство, спасшего его героя, как предателя изгоняло? Неужели будет хуже, чем когда с какого-то банана посчитают великой царицу свой народ превратившей в скот, да так превратившей, что еще триста лет его делят на быдло и все остальное.

Имтес недовольно заводила плечами, высвобождаясь из объятий.

– Подожди-ка с объятьями и прочими лобзаньями. Ты не ответил на вопрос – кто ты? Я свои объятия кому попало не раскрою. Долг перед царицей Нейтикет я полностью исполнила, её я не предала, а теперь, после ее смерти, наступают другие отношенья.

– Послушай, Имтес, я как-то и не предполагал, что ты хочешь изменить будущее в лучшую сторону.

Имтес, чуть приоткрыв ротик, посмотрела на вестника.

– Знаешь, дорогой, на это будущее счастливое, я хотела бы пописать. Вот положи его передо мной, здесь перед ложем, общее будущее, счастливое для всех, я над ним присяду и написаю на него – вот таким образом я в него верю.

– Ух, Имтес! – вестник загоревшимся взором посмотрел на блондинку. – Ах, моя дорогая, а как же словеса, вырубленные в камне – не отнимал, не угнетал, не притеснял? Те, что ты мне только, что говорила?

– Хм? – Имтес с интересом посмотрела на вестника. – Ты это серьёзно? Нет, ну, в самом деле, ты действительно считаешь, что может быть будущее счастливое для всех? Ты настолько глуп, что в подобной глупости признаешься?

– Знаешь, Имтес, знаешь, моя дорогая, царица Нейтикерт, почему-то верила в эту глупость, – она даже точно знала, что либо всё для всех, либо ничего и никому. Страдание, значит для всех страдание, а радость – тоже для всех. Она не признавала избранность рая. Он знала только одну единицу измеренья – рай. Или – Ад! И все должны были этому подчиняться, пока не въедут, – что же им на самом деле надо! Мне кажется, что ты еще не въехала.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5