Две стороны. Часть 2. Дагестан

– Давай сюда! – Щербаков схватил у подбежавшего механика стальной прут и просунул его в торчащую из верхнего лючка петлю коуша троса. – Давай медленно вперед тронь, чтобы лом прижало к броне! – прокричал Щербаков.

«Э, пацаны, угощайтесь», – двое других дагестанцев стали раздавать бутылки солдатам. Те охотно брали стеклянные поллитровки, пряча их за пазуху, а некоторые сразу скручивая пробки.

– Лейтенант, – один из «гостей» увидел блеснувшие звездочки на погонах Щербакова, – держи коньяк, хороший, дербентский! – он протянул бутылку Сашке.

– Спасибо, – лейтенант взял бутылку и передал Кравченко, – патронов нет лишних, извини, – и, повернувшись к танку, стал ждать, когда Обухов чуть проедет вперед, – «Может, это не коньяк и они нас отравить хотят?»

– Э, брат! Да как нет? Я знаю, что есть! Тебе что, жалко? Вы нам помогаете, мы вам помогаем! А, брат?

Мотострелки, не обращая никакого внимания на офицера-танкиста, уже распробовали коньяк, отпивая его прямо из горлышек и затягиваясь сигаретами вместо закуски, но Щербакова сейчас заботило совсем не это. «Сука, да когда же мы тронемся отсюда! Грёбаный Обух, где он? – нервничал лейтенант. – Может, они нас сейчас всех поубивают тут», – сердце бешено колотилось в груди. – Я же говорю, что нет лишних, – вслух сказал Щербаков, не глядя на дагестанца и делая вид, что он очень занят происходящим процессом. Наконец танк чуть подался вперед, лежавший на асфальте трос стал потихоньку подниматься, натягиваясь между кормой танка и БТРом. Вот он вытянулся горизонтально и стал медленно уползать назад из верхнего бэтэровского люка, прижимая лом к броне и сгибая его.

«Сейчас сломается», – мелькнула мысль в Сашкиной голове, но лом, выгнувшись буквой U, прочно застрял в верхнем люке между броней и катушкой лебедки, намертво закрепив трос.

«По машинам!» – закричал Щербаков и кинулся к танку. Пехота засуетилась и стала залезать внутрь БТРа. Запрыгнув на танк и спотыкаясь в темноте о какие-то торчащие на его броне железки, Сашка забрался на башню и, открывая люк, чуть головой не столкнулся с одним из дагестанских парней, успевшим залезть на «семьдесят двойку».

– Слышь, давай слазь отсюда, мы уже поехали! – сердце Щербакова ёкнуло от неожиданной встречи. Дагестанец что-то начал говорить про коньяк и патроны, но Щербаков, глянув на БТР и увидев, что за его рулем сидит солдат-водитель, скрылся в люке, захлопнув его за собой.

– Обухов, давай потихоньку! Не дай Бог оторвешь, я тебя убью, сука! – заорал в Щербаков, прижав ларингофоны к горлу. Двигатель взвыл, и танк плавно двинулся вперед. Кравченко выглядывал назад из своего открытого люка, следя за двинувшимся вслед БТРом.

«Ну наконец-то! Только бы ничего не оторвалось!» – руки Щербакова тряслись, мышцы на ногах дергались от еще не отпустившего напряжения. Он потянулся вправо за радиостанцию, проверить, на месте ли автомат, но рука его наткнулась на пустую холодную стенку башни! Сердце замерло, миллионы иголок из середины груди рванулись во все части тела, делая слабыми руки, ноги и вызывая приступ тошноты. Страх мгновенно проник по судорожно сжавшемуся горлу в мозг, заставил всё тело вспотеть липким холодным потом. Автомата на месте не было!

– Стой! Обух, стой, сука! – Щербаков судорожно шарил по стене уже двумя руками, но пальцы натыкались только на кабели, провода и какие-то коробочки с приборами. Кравченко с недоумением смотрел на лейтенанта. Танк остановился. «Блядь! Грёбаный даг! Украл автомат, пока я с этим долбаным тросом лазил! Посадят теперь! – в голове мелькнул рассказ про украденную днем у мотострелка снайперскую винтовку и его дальнейшую незавидную судьбу. – Отвоевался, бля!»

Вдруг в полумраке башни, освещаемой где-то снизу маленькой тусклой лампочкой, пальцы Щербакова нащупали на полу холодный металл ствольной коробки, мизинец зацепился за ремень: «АВТОМАТ! Твою мать, я дебил! Автомат! Он просто упал, отвязавшись от кабеля!»

– Поехали, Обухов! Вперед! Поехали! Потихоньку! – от радости и от бившего в голову адреналина вновь заорал Щербаков. Танк плавно тронулся, набирая скорость. Сашка открыл люк и выглянул в ночь. Сзади в свете башенной танковой фары, направленной назад, болтался БТР, за ним пропадали за кружащими снежными хлопьями белеющий в темноте «Москвич» и уже невидимые дагестанцы. Руки опять стали трястись, колени ослабели, и Щербаков устало опустился на кресло, намотав ремень автомата на руку.

«Надо успокоиться. – подумал лейтенант, – Кравченко, теперь твоя очередь за «бэтэром» смотреть! Ну-ка, что там даги за коньяк дали?»

Наводчик нехотя засунул руку за пазуху и достал стеклянную поллитровку. Александр открутил крышку – судя по этикетке и по запаху, вроде, похоже на коньяк.

«Да хрен с ним, и с дагами, и с БТРом!» – Щербаков запрокинул голову и из горла сделал несколько глотков. Алкоголь мгновенно заполнил пустой желудок и шибанул в медленно отходивший от стресса мозг.

– Товарищнант, а сколько ехать еще? – в наушниках прозвучал усталый голос Обухова.

– Да хрен его знает. Комроты сказал «догоняйте», так что езжай вперед потихоньку и никуда с асфальта не сворачивай! – ответил Александр Обуху. – А ты, Кравченко, смотри там, чтобы «бэтэр» не оторвался, – прокричал Щербаков сквозь грохот двигателя и глотнул коньяка ещё…

Утро в горах

Тишина. Сквозь полукруглую щель командирского люка проникают яркие солнечные лучи. Щербаков, еще не открыв глаза, судорожно сжал пальцы и с облегчением почувствовал в руках прохладную сталь автомата. Он разлепил опухшие веки и огляделся. Люк наводчика был открыт, и сквозь него виднелись плывущие по голубому небу большие белые облака. В ногах валялась початая бутылка коньяка.

«Странно, почему так тихо? Где Кравченко? Приехали уже?» – в кружившейся голове лейтенанта вяло ползали обрывки мыслей. Чувствуя тошноту и огромное желание выпить холодной воды, Щербаков ослабевшими руками откинул тяжелый люк и медленно выглянул наружу. Судя по довольно высокому солнцу, время завтрака давно прошло, а обеда еще не наступило. Танк раскорячился посередине пустой асфальтированной дороги, терявшейся за поворотами в горах, окружавших его со всех сторон. Сзади стоял прицепленный БТР с солдатами, дремавшими на его броне, греясь в лучах теплого сентябрьского солнца. Некоторые, по всей видимости, тоже болели с похмелья. Кравченко и Обухов, сняв свои кирзовые сапоги и развесив портянки на ЗИПах, растянулись на нагревшейся трансмиссии.

– Чего стоим? – охрипшим голосом спросил Щербаков. – Есть чего попить?

– Здравия желаем, товарищнант, – едва приподнявшись, вразнобой сказали механик с наводчиком. Обухов отстегнул полупустую фляжку и протянул лейтенанту. Вода оказалась теплой и невкусной.

– Так чего стоим? – допив остатки воды, опять спросил Щербаков.

– Горючее кончилось, – виновато сказал Обухов.

– Как, бля кончилось? А мы сейчас где?

– А хрен его знает, товарищ лейтенант, – ответил Кравченко.

– На связь кто-нибудь выходил? – опять спросил Александр.

– Выходили. Ни на основной, ни на запасной частоте никто не отвечает. Одно шипение. В горах, Абдулов сказал, вообще плохо ловит – за гору заехал – и нет связи.

«Нормально, – подумал Щербаков, – и что теперь делать? Пешком же не пойдешь, технику не бросишь. Да и куда идти?» – думать совсем не хотелось. Хотелось лечь в тень и полежать еще.

– Вы автоматы-то с собой возьмите, а то лежите, как на курорте, – сказал он развалившимся на трансмиссии танкистам, а сам пытался сообразить, что делать в такой ситуации. Лейтенант сам попробовал выйти на связь, но обе частоты молчали, выдавая только шипение и треск атмосферных помех.

Прошел еще час, солнце стояло в зените, нагревая остывшую за ночь броню, но мимо не проехало ни одной машины. Вокруг только горы, поросшие скудной растительностью, и огромное синее небо с медленно плывущими по нему облаками. Танкисты пообедали сухпаем. Консервы не лезли Щербакову в пересохшее горло, но он затолкал их, чтобы хоть чем-то наполнить пустой желудок.

«Интересно, где все? Нас что, не ищут? Или с батальоном что, может, не до нас им, может, они там воюют вовсю, пока мы тут без солярки стоим?» – различные мысли и варианты развития событий крутились в немного прояснившейся голове Щербакова. Вдруг далеко впереди он услышал еле различимый звук надрывающегося на подъеме двигателя, вскоре из-за поворота выехал армейский ГАЗ-66.

«Слава Богу, – подумал лейтенант, – хоть кто-то!» – он замахал приближающейся машине. «Шишарик» тормознул у обочины, и с пассажирского места выпрыгнул капитан Пермяков – зампотех танковой роты.

– Товарищ капитан! – обрадовано закричал Щербаков. – Наконец-то Вы приехали! Мы стоим и не знаем, куда ехать и вообще, у нас соляра кончилась.

– Здорово, Саша! – Олег Пермяков протянул руку Александру. – А меня вас послали искать. Другие танки сейчас по блокпостам расставляют с пехотой. Соляра кончилась? Вот блин! – капитан затеребил свои светлые усики. – А связь?

– А связь не ловит.

– Зашибись! – Пермяков уселся рядом на башню танка, прислонив свой автомат к ЗИПу, – Ладно, я сейчас водиле скажу, чтобы ехал искать наш заправщик.

Шишарик уехал искать батальонный заправщик, оставалось только ждать.

Какое-то время они молчали, разглядывая горные вершины, некоторые из них белели снегом. Из-за поворота послышалось гудение большегрузного автомобиля, оттуда показался дымящий КрАЗ-заправщик. Судя по черным номерам, заправщик был армейский, но не из второго мотострелкового батальона. Подъехав, он остановился напротив танка. За рулем заправщика сидел парень в военной форме без погон и без знаков отличия, поэтому какое у него звание и род войск – не понять. Рядом с ним еще один, тоже в форме без нашивок, с автоматом в руках.

– Привет, мужики! Что случилось? – водитель выглянул из окна машины.

– Привет! Соляра кончилась! Лишняя есть? – сквозь рокот дизеля прокричал зампотех Пермяков, особо не надеясь на помощь от посторонних.

– Да не вопрос, сейчас заправим! – водитель что-то сказал напарнику, они выпрыгнули из кабины и принялись разматывать толстый заправочный шланг. Через полчаса внутренние баки танка заправили, и он вновь сотрясал воздух грохотом своей силовой установки. Парни с заправщика смотали шланг и уселись в кабину.

– Ребята, спасибо за помощь! Что должны? – капитан привстал на подножке КрАЗа.

– Да ничего не должны. Номер части скажи, – водитель потянулся и достал откуда-то сверху потрепанный блокнот с неразборчивыми пометками. Чиркнув в блокноте, как показалось Пермякову даже не номер части, а просто какую-то закорючку, водитель пожал капитану руку, – удачи, мужики!

КрАЗ, полегчавший на семьсот литров дизельного топлива, укатил в сторону, откуда ночью приехал танк с прицепленным к нему БТРом.

– А что это за заправщик? Так запросто нас заправили – не с нашего батальона, ни накладных…, – Щербаков посмотрел вслед скрывшемуся за поворотом КрАЗу.

– Кому война, а кому мать родна. – загадочно сказал Пермяков. – Это ж армия, Саша! Сто пудов, эти типы поехали соляру продавать, а нас чисто «по-братски» заправили, вошли, видимо, в наше положение.

– Целую цистерну соляры продавать? – изумленно спросил Щербаков.

– Эх, Саша, молодой ты еще! Поехали давай! – Олег поудобней уселся на ЗИПе башни, ухватившись одной рукой за станину НСВТ.

Танк вновь пришел в движение, волоча за собой на прицепе безжизненный БТР с сидевшими на броне бойцами.

Блокпост № 17

Через двадцать минут танк с БТРом спустились в долину, со всех сторон окруженную горами. По бокам дороги замелькали капустные поля, нарезанные неровными многоугольниками на всех более-менее горизонтальных участках. Вскоре мини-колонна проскочила поворот с указателем «Кулецма». Вдалеке, среди убранных полей, по левому борту светлели крыши большого дагестанского села. Еще минут через десять впереди показался Т-образный перекресток. Дорога уходила вперед, вновь поднимаясь в горы, налево ответвлялась более узкая дорога, на ней асфальт едва угадывался. Рядом с перекрестком стояла старая автобусная остановка, которую пытались превратить в подобие блокпоста. Её стены, сделанные из бетонных плит, сплошь в дырах и выемках от осколков и пуль. Несколько названий русских городов, что-то на арабском и большая надпись «Аллаху Акбар!» не вносили ясности, кто же последним оборонял блокпост. Под стенами валялись разодранные пулями мешки с наполовину высыпавшимся из них песком, окровавленные бинты и кучи разнокалиберных гильз, тускло блестевших на солнце. По спине Щербакова пробежал холодок от увиденного и мгновенно представленной картины происходившего здесь, возможно, совсем недавно. Танк, не остановившись, проехал мимо пустого блокпоста и через десяток метров повернул направо на грунтовую дорогу, поднимающуюся на крутой холм. Почти на самой его вершине Александр заметил еще один БТР и копошащихся рядом с ним солдат.

– Блокпост № 17, – ткнув в сторону БТРа, прокричал в ухо Щербакову Пермяков.

– Где? – пытаясь рассмотреть какую-нибудь бетонную конструкцию, спросил Сашка.

– Где БТР стоит. Оттуда сектор обстрела хороший, как раз будем контролировать перекресток и прилегающую территорию. – ответил зампотех. – Сейчас танку выроем окоп, пехота тоже укрепится, вот тут и будет наш блокпост.

– А почему номер семнадцать? – танк уже достиг середины холма, надрываясь и затаскивая тяжелый БТР на гору.

– Наш батальон образовал семнадцать блокпостов вокруг Кадарской зоны на удалении около пяти километров от центра боевых действий. – прокричал капитан. – Это последний, семнадцатый. Будем стоять с двумя отделениями.

Танк, наконец, забрался на вершину. Внизу, как на ладони, метрах в трёхстах от роющих в каменистом грунте окопы мотострелков, раскинулся Т-образный перекресток с разбитым блокпостом. Сверху открывался прекрасный вид на горную долину, покрытую лоскутками капустных полей и белеющими вдали крышами Кулецмы.

БТР на прицепе закатили в маленький овражек, похожий на размытый непогодой танковый окоп. Трос с трудом вытащили из лебедочного лючка и закрепили на танке. Шагах в пятидесяти от притащенного БТРа, в окопе, вырытом силами мотострелкового отделения, стоял еще один «бэтэр». От спрятанного по борта бронетранспортера в обе стороны тянулись траншеи. Их маленькими саперными лопатками рыли солдаты, проклиная камни, то и дело попадавшиеся в твердой земле.

«Сначала поедем, посмотрим, как экипаж 172 танка устроился, они тут метрах в двухстах, за этой вершиной стоят, блокпост №16. – Пермяков махнул в сторону возвышавшегося невдалеке холма. – А вон там хозвзвод», – капитан указал вниз, где виднелась пара ЗИЛ-131 с будками-кунгами.

За вершиной, куда подъехал танк Щербакова, рядом с отвесным обрывом, стоял танк № 172 с сидящим на трансмиссии экипажем. Командиром 172-го был дембель сержант Виктор Гирин. Два остальных члена экипажа тоже дембели – наводчик орудия сержант Саня Стеценко и небезызвестный рядовой Вова Марченко, он же Марчелло. В экипаже постоянно возникали какие-то мелкие бытовые конфликты, но так как черпаки, слоны и тем более духи поблизости отсутствовали, злость приходилось срывать на безобидном и не дослужившимся даже до ефрейтора Марчелле.

Вблизи стоял еще один БТР, возле него жгли костер солдаты мотострелкового отделения. С солдатами у костра сидел огромного роста старлей с унылым лицом, покрытым черной щетиной. С обрыва желтела дорога, терявшаяся в холмах долины, и село Кулецма, окруженное капустными полями. Капитан спрыгнул на землю, прошелся туда-сюда и приказал Кравченко с Обуховым опустить тяжелую плиту отвала, установленную на нижнем броневом листе танка.

«Сейчас я вам покажу, как окопы для танка рыть», – сказал Пермяков, усаживаясь за рычаги щербаковского 157-го. Стальная плита, освобожденная от креплений, под собственной тяжестью упиралась в землю, перемешанную с горными камнями. Танк отъезжал назад, волоча за собой гремевший по камням отвал, затем двигался вперед, сгребая землю с теми же камнями и углубляясь в основание горы. Минут через двадцать был вырыт окоп для БТРа, и от него пехота принялась копать свои ходы и места для огневых точек. Окоп для Т-72 капитан решил сделать поближе к краю обрыва, маневрируя танком в опасной близости от отвесных стен пропасти. Щербакову казалось, что зампотех не успеет вовремя затормозить и танк рухнет с пятидесятиметровой высоты, срывая башню с корпуса и разбрасывая гусеницы по зеленеющим у подножия полям. Но случилось другое – 157-й зацепился отвалом за торчащий из глубины горы камень, оказавшийся слишком большим и твердым. С громким хлопком петли отвала лопнули, и он остался лежать под днищем остановившегося танка.

– Что я теперь Абдулову скажу? – спросил у озадаченно чесавшего затылок Пермякова Щербаков. – Он же меня убьет! Тут же столько камней на самом краю!

– Да не боись, Саня! Ну спишем, как-нибудь. Ты же в армии! – капитан вылез из люка. – Эй, бойцы, – закричал он танкистам, по-прежнему сидевшим на трансмиссии 172-го танка, – давай отвал откручивай!

Окоп для 172-го вырыли подальше от края, где камней лежало куда как меньше и сектор обстрела оказался не хуже. Этим же танком отрыли окопы для двух других БТРов и танка № 157. К вечеру 172-й уехал к себе на позицию.

– Может, танк масксетью затянуть? – спросил Щербаков у капитана, когда 157-й наконец занял место в окопе, укрывшись за земляными брустверами по борта.

– Замаскируем, Саня. Завтра, – устало зевая, ответил Пермяков.

Солнце садилось за вершинами гор, окрашивая небо в фиолетовый цвет и постепенно погружая долину во тьму. Вокруг стояла тишина, изредка нарушаемая далеким грохотом взрывов, доносившихся из-за близлежащих вершин. Дорога оставалась пустынной, внизу темнел разгромленный блокпост, а вдали загорались редкие огоньки Кулецмы.

Пехота, находившаяся под командованием старшего сержанта, выставила часовых, Пермяков ушел ночевать в один из БТРов. Раскаты, похожие на далекий гром, не давали Щербакову спокойно заснуть, и он приказал Обухову и Кравченко дежурить ночью по очереди снаружи танковой башни. Всю ночь лейтенант просыпался и будил спящих во время дежурства механика и наводчика, а под утро сам заступил в караул, наполовину высунувшись из люка и прислушиваясь к окружающим звукам.

Утро 4 сентября встретило мелкой холодной изморосью и туманом. Щербакова, задремавшего перед рассветом, разбудил тонкий ручеек воды, копившейся где-то в уплотнениях прикрытого люка и пролившейся ему за шиворот. В воздухе, словно набитом сырой ватой, звуки глохли на полпути, а дульная часть пушки терялась в клубящемся облаке. Казалось, что, кроме танка, рядом нет ничего, только белые стены вокруг и глухая тишина.

Экипаж позавтракал сухпаем, прячась внутри Т-72 от назойливой сырости. Хотелось согреться, но танк Щербаков заводить не разрешил – когда очередная заправка – неизвестно. Костер развести не из чего – прилегающие холмы лысые, покрытые лишь жухлой травой, а несколько корявых деревьев, находящихся где-то в стороне хозвзвода, промокли от непрекращающейся измороси. Да и куда идти? В сплошной влажной пелене от бронетехники лучше не отходить – заблудишься. Приходилось сидеть внутри танка и ждать, когда же кончится дождь и развеется туман. Пехота тоже из БТРа не вылезала, лишь пара часовых в хлюпающем грязью окопе мокла под дождем.

Туман развеялся так же неожиданно, как и всякий туман в горах. Теперь он превратился в облака, медленно плывущие внизу над долиной в сторону далекого моря.

«Мы сейчас выше облаков», – подумал Щербаков, глядя вниз с вершины. – А мы высоко сейчас? – спросил он у вылезшего из БТРа Олега Пермякова.

– Ну, судя по карте, километра полтора над уровнем моря, зато воздух какой чистый! Дыши, Саня, пока есть возможность, – подмигнул Олег. Капитан, как всегда, был гладко выбрит, тонкие усики золотились на солнце, белел свежеподшитый подворотничок, берцы начищены до зеркального блеска.

Внизу на дороге появился легковой автомобиль, двигающийся от Кулецмы в направлении перекрестка с разбитым блокпостом. На перекрестке машина, оказавшаяся белой "Нивой", свернула на проселок и уверенно направилась в сторону стоящих на холме танка и двух БТРов. Солдаты, вылезшие погреться на солнышке, насторожились, крепче сжав автоматы в руках, сняв с предохранителя и передернув затвор.

«Не стрелять без приказа», – Пермяков тоже схватился за автомат, наблюдая за приближающейся "Нивой", и когда до окопов оставалось метров сто, выстрелил одиночным в воздух. Машина остановилась. Из неё вылезли двое парней и толстая женщина, замотанная в длинные юбки и платки.

«Э, мужики, не стреляйте! – закричал водитель "Нивы". – Мы свои! Поесть вам привезли!» Вытащив какие-то узлы из багажника машины, двое парней-дагестанцев лет тридцати-тридцати пяти и женщина-дагестанка далеко за шестьдесят направились к окопам.

– Ребята, – с акцентом начала дагестанка, – мы тут живем недалеко, в Кулецма. Вот поесть вам привезли. Знаем, вы нам тут помогаете, с бандитами воюете. Мы войны не хотим, и шариат их нам не нужен. – женщина развязала узел и достала оттуда большую алюминиевую кастрюлю. Из кастрюли, дымящей паром в холодном воздухе, сразу распространился заманчивый запах вареной баранины и риса, перемешанного с кукурузой. – Давай, ребята, котелки давай.

Бойцы неуверенно стали протягивать котелки, поглядывая на капитана Пермякова. Один из парней раздавал солдатам свежий лаваш.

– Спасибо, конечно, но у нас вроде есть чем солдат кормить, – капитан недоверчиво смотрел на дагестанцев, не выпуская из рук автомата.

– Внизу на посту сначала бандиты стояли, потом русские. Русским мы есть привозили. Мы возили, с Урмы тоже жители возили. Потом приехали утром, никого нет, пост разбит весь. – продолжила женщина. – Вы наши села от бандитов защищаете, мы помогаем, чем можем.

– Если что надо, вы говорите, – сказал водитель дагестанец. – Сигареты, водка надо? Теплое что надо? Всё привезем, что сможем. Вот сигареты пока, – он протянул блок "Донского табака" Щербакову, стоящему рядом с зампотехом и тоже не выпускающему автомат из рук. Солдаты вовсю уже гремели ложками, поедая привезенный "плов", в котором основную часть занимали рис и кукуруза. Мяса очень мало, так, для запаха, зато лаваш удался.

– Командир, – опять обратился водитель к капитану, – вот водка, возьми, – он протянул Олегу бутылку "Столичной", её зампотех сразу передал Щербакову.

– Спасибо. Погреемся, – сказал Пермяков. – Заезжайте, если что. Только днем, а то ночью мы сразу стреляем.

– Не, днем приезжаем всегда. Слушай, командир, патронов дай немного. Гранат, всё что сможешь. Можем деньги дать или поменять на что-нибудь. Вы сейчас здесь, потом уедете, мы как наши села защищать будем? Чем?

– Пока всех бандитов не перебьем – не уедем, – хлопнул по плечу дагестанца Пермяков, – а лишних боеприпасов нет, извини.

– Ну ты подумай, командир, может, будет что лишнее…

– Нет. За еду спасибо, а лишнего нет, – Пермяков поправил автомат на плече, показывая, что разговор окончен.

Дагестанцы собрали кастрюли в узлы и, попрощавшись, направились к машине.

– Бля вы что, с голодного края? – Пермяков окинул взглядом доедающих дагестанские гостинцы солдат. А если они туда яду какого наложат?

– Да не наложат, товарищ капитан. У них глаза добрые, – сказал один рядовой, облизывая ложку.

– Добрые, – передразнил его Пермяков, – особенно у этого, с бандитской мордой, который патроны выпрашивал. Смотрите, подохнете тут геройски в горах от поноса. Пойдем, Саня, – сказал он Щербакову, – продегустируем, чем даги угощают. Обухов, иди позови лейтенанта с соседнего блокпоста, где 172-й стоит. Скажи капитан зовет на обед. Пусть рюмки захватит.

Лейтенант Тодоров, командир мотострелкового взвода, стоявшего с одним из своих отделений на БТРе и танком № 172, пришел довольно быстро. На трансмиссии 157-го его поджидали Щербаков с Пермяковым, распотрошив сухпай.

– О, Серега! – завидев его, воскликнул Пермяков. – Давай залазь к нам. Будем взаимодействие налаживать.

Огромный Тодоров вскарабкался на трансмиссию: – Мужики, как вы в свои люки залазите, они же такие узкие? – спросил он, протягивая свою большую ладонь не отличавшимся атлетическим сложением капитану и лейтенанту.

– А ты туда не лазь, для тебя в «бэтере» специально большой люк сделали, – усмехнувшись в усы, сказал Пермяков и разлил водку в металлические рюмки, сделанные из предохранительных колпачков осколочных мин.

– К нам сегодня даги приезжали, – закусив сухпайской тушенкой, сказал Сергей, – пожрать привезли, сигарет. Патроны просили, гранаты. Ну я их так вежливо на хер послал, мол лишнего нет ничего.

– На "Ниве"? – спросил Пермяков.

– Нет, на "Волге".

– А к нам на "Ниве" сегодня приезжали и то же самое. Разница лишь в том, что водки дали.

До конца бутылку решили не пить – не на отдыхе и мало ли что. Тодоров ушел к себе на 16-й блокпост, Пермяков с Щербаковым остались сидеть на трансмиссии, наслаждаясь теплым сентябрьским солнцем.