Две стороны. Часть 2. Дагестан

Естественно, запасной трос в бронетранспортере отсутствовал, поэтому механик с наводчиком Кравченко стали снимать тяжелый танковый трос с лобовой брони танка. Зацепив один конец троса за крюк, торчащий позади трансмиссии, они потянули второй конец к БТРу, но крюк БТРа оказался довольно мал для толстого коуша танкового торса, и при движении трос мог с него соскочить. Порывшись в бортовом ЗИПе, Кравченко вытащил кусок алюминиевой проволоки и подвязал ей трос к БТРовскому крюку, чтобы не отцепился. Солнце еще не скрылось за горизонтом, но светило откуда-то снизу, повсюду отбрасывая длинные черные тени.

«Давай потихоньку», – Щербаков стал опять показывать механику, куда нужно ехать. Обухов осторожно двинул многотонный танк, натянув трос и потащив за собой бронетранспортер. БТР доломал столбик, затормозивший его падение в пропасть и, медленно вывернув колеса, стал возвращаться на дорогу, правым бортом проходя в опасной близости от ущелья. Когда бронетранспортер выехал всеми восемью колесами на асфальт, на него забрались девять пехотинцев, выискивая, за что бы покрепче ухватиться.

«Поехали», – сказал по рации Щербаков, удостоверившись, что все девять хорошо устроились на броне БТРа.

Обух газанул, пытаясь наверстать упущенное время, отчего провисший трос резко натянулся, что-то бухнуло, как будто из металлической бочки выбили железную затычку, и бронетранспортер остался позади, заскрипев тормозами и остановившись ближе к обочине.

«Обух, стой! Куда ты рвешь!» – опять заорал Щербаков.

Сзади раздавалось нетерпеливое гудение автомобилей. Пока танк сдавал назад, его и стоящий БТР объезжали остальные машины. Кравченко показывал руками направление Обухову, тот медленно вел машину задним ходом к БТРу. Щербаков, сидя на башне, смотрел на приближающийся БТР, у которого вместо крюка в броне зияла дыра с кулак величиной. В наушниках сквозь треск помех послышался голос Абдулова: Прокат 30, доложите обстановку, где находитесь?

– Да тут у «222» трос порвался, – прокричал Александр, вспомнив, что перед маршем он записывал таблицу сигналов в свой блокнот, где БТР был зашифрован как «222».

– Быстрее цепляйте и догоняйте колонну, дорога одна, не потеряетесь! Будь на приеме!

Солнце скрылось, но небо на востоке еще полыхало красным. Бронетранспортер опять прицепили тросом, второй, уцелевший, крюк, подвязали проволокой, и танк со своим неповоротливым прицепом медленно двинулся по дороге, поднимавшейся в гору. За ними ехали только два танка третьего взвода, остальная колонна ушла вперед. Красные огоньки последних машин порой мелькали вдали, скрываясь за поворотами, и это успокаивало Щербакова. На связь с ним больше никто не выходил.

Через несколько километров дорога заметно пошла под уклон, спускаясь в долину, окруженную горами. По бокам замелькали поля с прямыми рядами созревшей капусты. Теперь бронетранспортер стал биться своим острым бронированным передом в трансмиссию танка, утыкаясь в бревно для самовытаскивания с привязанными к нему маскировочными сетями. Масксети, свернутые в толстые рулоны, немного смягчали удар, однако Щербаков боялся, что бревно когда-нибудь не выдержит. «Хорошо, что Абдулов не видит этого, – думал Александр, – поубивал бы всех. И меня, наверное, в первую очередь».

Колонну третий взвод догнал около села Леваши, когда побледневший закат догорел за окружавшими долину горами. Откуда-то с горных вершин опустился туман, и вокруг царил таинственный полумрак, едва пробиваемый фарами машин и бронетехники. Голова колонны стояла перед въездом в селение, БРДМ с разведчиками уехали вперед, еще раз проверить путь следования.

Пользуясь остановкой, Щербаков соскочил с брони и двинулся в сторону еле видимых сквозь туман домов за высокими заборами, разыскивая танки первого и второго взвода. Техника гремела на все лады двигателями, в тумане растворялись гарь и копоть отработанного топлива. Показались знакомые Т-72Б, к трем из них были прицеплены БТРы с молчавшими двигателями. Танки стояли недалеко от покинутого бетонного блокпоста с черными бойницами. Его стены украшали названия российских городов, сделанные краской и мелом, вероятно, написанные ОМОНовцами или ВВшниками, дежурившими на блокпосту ранее. Александр подошел к борту кругловского танка.

– Вадим, давно стоите? – он попытался перекричать грохот «семьдесят двойки».

– Час, наверно, – перегнувшись из командирского люка вниз, заорал в ответ Круглов, – разведку ждем. Лезь сюда!

Щербаков вскарабкался на башню. Колонна светилась впереди красными огоньками габаритов, пропадающих в тумане.

– Чего отстаёте? – спросил Вадим.

– Да то трос рвется, то крюки вылетают.

– Ты скажи Обуху, чтобы не газовал, а то руками потом этот «бэтэр» толкать будет. А у нас тут уже снайперскую винтовку у одного дебила упёрли, – прокричал в ухо Щербакову Круглов.

– Как винтовку?

– Да так. Остановились мы километрах в пяти отсюда, минут двадцать стояли – опять разведка вперед уехала. Ну тут туман начался, не видно ни хера. Все замученные этим маршем, без обеда. Пехота сидит на БТРах, дремлет, по сторонам не смотрит. И тут из кустов появляется какой-то тип, дергает из рук у одной спящей обезьяны СВДешку – и в кусты. Солдаты растерялись, никто даже вслед не выстрелил, а потом уже поздно было стрелять, тем более догонять – туман, горы. Вот так.

– И что теперь этой обезьяне будет? – представив ситуацию, спросил Щербаков.

– Да хрен его знает, посадят, наверное, за утерю боевого оружия.

– Прикинь, а я Валеру Озерова сегодня встретил! На военной кафедре вместе учились, – вспомнил недавнюю встречу Сашка.

– Валеру? А, здоровый такой! Где?

– Помнишь, ВВшники сегодня нам на встречу ехали? Мы остановились, и они. Он там в 22-й бригаде служит.

Впереди зашевелились красные огоньки габаритов, колонна постепенно приходила в движение.

– Пойду я, – сказал Александр, – а то поехали впереди, – и он, спрыгнув, побежал в хвост колонны к своему танку.

Въехав в Леваши, техника двинулась по темным улицам селения. Фонари на столбах не горели – может, нет электричества или лампочки давно перегорели и их некому поменять. За заборами, сделанными из жердей, глиняных кирпичей или плоских камней, тускло светились окнами невысокие, большей частью одноэтажные дома. БТРы с трудом вписывались в повороты, иногда не с первого раза поворачивая и по несколько раз включая то заднюю, то переднюю передачи. Улицы настолько узкие, что танки проходили впритык к стенам заборов, едва не задевая их своими бортами.

Стало заметно холоднее. Щербаков, на ходу вытащив свою гражданскую сумку из ЗИПа, порылся в ней и достал черный свитер с красными ромбами, сделанный, как и большинство вещей в последние годы, в Китае. Александр надел его под камуфлированную куртку, стало чуть теплее. Проехав немного, колонна остановилась. Голова её вышла из села, а середина и хвост еще терялись на узких проулках. Несмотря на туман и опустившуюся темень, на улицы высыпали местные жители, потревоженные грохотом двигателей. Любопытные дети лезли на остановившиеся танки, но бойцы сгоняли их пинками.

– Куда едете? – крикнул Щербакову небритый дагестанец лет тридцати. Игнорируя промозглую сырость и холод, он был одет в старые спортивные трико с вытянутыми коленками, резиновые шлёпанцы и белеющую в свете фар майку. На руках селянин держал весьма легко одетого ребенка лет двух, с любопытством таращившегося на огромный Т-72Б.

– Туда, – неопределенно махнул в сторону гор Щербаков. Во-первых, еще на пляже в Каспийске им запретили общаться с местным населением, тем более «кто, куда и откуда», а во-вторых, он и сам не знал, куда они едут.

Туман стал рассеиваться, колонна пришла в движение, вытягивая хвост из селения и двигаясь в сторону почти невидимых на черном фоне неба гор. На тросе сзади танка Щербакова всё так же болтался БТР с номером «040», с трудом удерживаемый двумя вымотавшимися мотострелками. На 040-м боялись заснуть и свалиться под гусеницы идущих сзади танков девять измученных мотострелков. На выезде из села бронетранспортер всё-таки задел угол сложенного из камней забора, оторвав правую переднюю фару и обрушив часть каменной кладки. Как отреагировали на это жильцы дома, лейтенант так и не узнал, благо крюк с закрепленным за него тросом остался на месте, и вскоре тусклые огоньки последних домов исчезли в едва заметном тумане.

Ночь на марше

Никто не предполагал, что путь из Каспийска до Кадарской зоны, составлявший около ста сорока километров, затянется на долгие часы. Наскоро позавтракавшие в шесть утра сухпаями и в большинстве своём весь день ничего не евшие, бойцы валились с ног от усталости и засыпали на ходу. На одном из участков пути заснул за рычагами и механик Обухов. Дорога медленно поворачивала за выступ горы, а Т-72 все ехал прямо, приближаясь к краю пропасти. Первым неладное заметил Щербаков: «Обухов, ты что спишь? Поворачивай! – прокричал он по внутренней связи, но танк упрямо ехал вперед. – Обух! Проснись!» – В ответ тишина в наушниках. Лейтенант глянул на наводчика, уже понявшего, что тут дело не в связи. Не мешкая ни секунды, Кравченко схватил автомат, просунул его между башней и корпусом в отделение механика-водителя и со всей силы ткнул в спину стволом задремавшего за рычагами Обухова. Тот мгновенно открыл глаза, увидел приближавшуюся пустоту и резко дернул левый рычаг на себя. Танк, едва не свалившись в ущелье, сбил несколько ограничительных столбиков и вернулся на асфальт. Обматерив как следует механика, Щербаков теперь периодически стал спрашивать по связи Обухова, не спит ли он.

В пути до Левашей сломалось еще несколько БТРов, и их тоже пришлось взять на буксир первому и второму танковым взводам. Вновь неожиданно опустился густой туман, и колонна остановилась, не отъехав и пары километров от Левашей. Ехать при такой видимости стало опасно, да и почти ничего не видно. Свет фар словно упирался в белую простыню, а дульная часть пушки терялась в плотной завесе, оседающей микроскопическими каплями на броне и одежде. Мимо армейской техники, откуда-то с гор, медленно пробиралась колонна груженных левашинской капустой Камазов с дагестанскими номерами. Ехавшая впереди огромная фура тормознула и остановилась напротив щербаковского танка. Дверца Камаза открылась, оттуда выскочил небритый дагестанец средних лет, одетый в спортивный костюм и бейсболку с надписью «Dagestan». В руке он что-то держал, но что это, из-за темноты и тумана не разглядеть. Щербаков напрягся и, присев, правой рукой нащупал свой автомат, привязанный проволочкой к кабелю радиостанции. Наступив ногой на танковый каток, мужчина полез на борт, только что дремавший Кравченко юркнул в люк, схватил АКС, и забравшийся на танк дагестанец уткнулся лицом в ствол автомата наводчика.

«Э, пацаны, не стреляй! – отпрянул дагестанец. – Это вам, купите что-нибудь, – он протянул мятые денежные купюры удивленному Кравченко. – Держите, пацаны, – блок сигарет «Ява» оказался в руках Щербакова. – От души, ребята, что нам помогаете этих ваххабитов мочить! Мы войны не хотим, мы работать хотим, жить нормально!» – и водитель фуры спрыгнул на землю.

Камаз тронулся, за ним стояли остальные фуры, их водители тоже протягивали солдатам деньги, сигареты, что-то из еды, в общем, кто что мог. Каждый говорил какие-нибудь слова благодарности и, пожелав удачи, садился в свой грузовик, продолжая путь дальше.

Последние огоньки Камазов скрылись в ночном тумане, а колонна всё стояла, молотя работающими двигателями. Кравченко, предварительно припрятав деньги, скрылся в люке и задремал, обхватив автомат двумя руками. Что делал Обухов, Щербаков не видел. Третий взвод, как и прежде, находился в хвосте колонны, и третьим с конца стоял танк Щербакова с прицепленным к нему БТРом. Александру отчаянно хотелось спать, но он держался, боясь заснуть и проморгать сигнал к отправлению. Кроме того, большое впечатление на него произвёл рассказ Круглова про украденную у спящего солдата винтовку. Поэтому он сидел в люке на маленькой неудобной спинке, высунув голову в шлемофоне наружу и курил «Яву» одну за одной, борясь со сном.

Туман рассеялся так же неожиданно, и вскоре в наушниках позвучала команда к продолжению движения.

– Обухов, слышал? – лейтенант обратился к механику-водителю по рации. В ответ молчание, – Обухов, ты заснул там? – в наушниках тишина, только глухой рокот работающего двигателя. Щербаков, ёжась от ночного холода, вылез из люка и спрыгнул на передний броневой лист, держась за мокрую от тумана пушку. Обухов спал, уткнувшись шлемофоном в передний край своего люка. Александр слегка ткнул Обухова по шлемофону носком нового берца: – Э, алё, просыпаемся!

– Да я не сплю, товарищнант, – очнулся Обух.

– Не спит он. Смотри, сейчас поедем, – и Щербаков полез на свое место, держась за влажные коробки КДЗ. Кравченко спал, но Александр не стал его будить – какой с него сейчас толк. Заняв привычное место, лейтенант устремил взгляд в голову колонны, ожидая, когда двинется техника. Где-то далеко впереди красные огоньки стоп-сигналов зашевелились и постепенно стали удаляться, но остальная большая часть колонны не двигалась, грохоча двигателями. «Что за черт?» – подумал Щербаков, закуривая очередную сигарету. Красные огоньки скрылись за поворотом, но колонна по-прежнему стояла на месте.

– Прокат тридцать, прием! Это ноль первый! – услышал Щербаков в наушниках.

– На приеме тридцатый, – ответил Щербаков.

– Тридцатый, почему твои экипажи не выходят на связь? Вы тоже там спите? Вылезай и иди вдоль колонны, буди всех! Сначала своих, потом вперед иди! Пусть выходят на приём и продолжают движение! Как понял, прием?

– Понял тебя, ноль первый, – Щербаков отсоединил шнур шлемофона, размотал проволочку, которой за мушку держался автомат. Растолкав Кравченко, лейтенант приказал ему идти будить механиков и командиров своего взвода, если они спят, а сам, спрыгнув на землю и поправив тяжелый автомат на плече, пошел вперед. Перед его танком стоял ГАЗ-66, его двигатель, как и у остальных машин, работал на холостых оборотах. Заглянув в кабину, Щербаков увидел, что водитель и двое умостившихся на сиденье бойцов спят, зажав автоматы между колен. «Просыпайся! – Александр забарабанил по дверце кабины. Водитель разлепил сонные глаза. – Не спи! Сейчас дальше поедем!» – Щербаков соскочил с подножки и двинулся дальше. В следующем «шишарике» та же ситуация – водитель спал, откинув голову, рядом дремала еще пара бойцов. «Подъем! – забарабанил в дверь лейтенант. – Дальше едем!»

На часах около двух ночи, в очередной машине, грохочущей двигателем, повторялась всё та же история – спали водители, спали солдаты и офицеры, устав от марша и пригревшись в кабинах, тентованных кузовах грузовиков, внутри и на броне БТРов. Никто не выставил караул, надеясь, что стоянка продлится недолго.

«Если бы на нас сейчас напали, была бы полная жопа, – барабаня в дверцы грузовиков и по броне бронетранспортеров, думал Щербаков. – Можно даже не стрелять, а просто резать всех спящих по очереди».

Лейтенант вспомнил, как вроде совсем недавно, будучи еще студентом, он приехал на каникулы домой и вместе с другом Костей Акчуриным полез на чердак за голубями. Костя сказал, что жареные голуби – закуска «пальчики оближешь», тем более бесплатно. Дело случилось ночью, когда родной городок спал и только на станции лениво переговаривались по громкой связи вагонники. Железная лестница, приваренная с торца к стене четырехэтажного дома, уходила вверх и на фронтоне крыши упиралась в маленькую дверцу, ведущую на чердак. Костя, маханувший для храбрости самогонки, первым полез по гулкой лестнице, перекинув через плечо большой мешок, в каком обычно хранят картошку. Добравшись до дверцы, он открыл скрипнувшую в ночи створку и скрылся в темном проеме чердака. Когда Щербаков, боясь посмотреть вниз, поднялся до верха и заглянул в черное отверстие чердака, он увидел Костю. Тот, чиркая зажигалкой, осторожно ходил по загаженному за долгие годы тысячами птиц полу и по одному собирал в мешок спящих на деревянных балках голубей, предварительно скручивая каждой птице голову. Голуби спали и не поднимали никакой паники, поэтому Акчурину не составляло никакого труда взять птицу, не потревожив остальных. Так он бродил, пока мешок основательно не наполнился.

«Вот так и нас, как голубей, можно! – Александр постучал автоматом по броне БТРа. – Эй, подъем! – он двинулся к очередному БТРу. Навстречу ему шел Газарян, светя фонариком в кабины и матерясь на спящих. Передние машины стали приходить в движение, за ними трогались остальные. Махнув Газаряну, Александр побежал к своему танку, поправляя бьющий по спине автомат. Когда он залезал на броню, стоящий перед третьим взводом ГАЗ-66 дернулся и поехал за остальными машинами. Танки заскрежетали гусеницами, за 157-м покатился на тросе БТР, еле светя одной целой фарой. Сверху БТРа никто не сидел – измученное маршем мотострелковое отделение из девяти человек залезло внутрь бронетранспортера и вырубилось, плюнув на всё.

Колонна догнала уехавшие вперед машины и теперь медленно двигалась в ночи. Периодически накатывал небольшой туман, небо затянуло тучами, сквозь них не видно ни звезд, ни луны. Лишь фары вырывали кусок узкой горной дороги, уходящие вверх скалы с одной её стороны и ограничительные столбики с другой. На одном из спусков прицепленный сзади танка бронетранспортер покатился вперед, увеличивая скорость, и в очередной раз с грохотом врезался в его корму. Кто-то из водителей БТРа не успел вовремя нажать на тормоз, а когда нажал, танк уже начал набирать обороты, пытаясь вытянуть «бэтэр» из ложбины. Трос резко натянулся и с оглушительным звуком выломал последний крюк из лобовой брони БТРа. Бронетранспортер, прокатившись немного, остановился посреди дороги.

«Обух, стой!» – закричал Щербаков механику. Танк остановился. Сзади стоял мертвый БТР с двумя зияющими впереди дырами от выдранных крюков и почти угасшей на севших аккумуляторах фарой. За ним остановились два танка третьего взвода, замыкающие растянувшуюся колонну.

– Ноль первый, я тридцатый, прием! – Щербаков прижал ларингофоны к судорожно сжавшемуся горлу.

– На приеме ноль первый, – через какое-то время сквозь шум помех услышал он голос Абдулова.

– У меня опять авария, трос оторвался!

– Тридцатый, цепляй «коробочку» и догоняй! Езжай только по асфальту, никуда не сворачивай! Тридцать первый и тридцать второй пусть сейчас догоняют! Как понял? Прием!

– Понял тебя! Конец связи.

Танки третьего танкового взвода с номерами 158 и 172, осторожно объехав 157-й, бросились догонять колонну, красные огоньки её мелькали далеко впереди. Щербаков спрыгнул на мокрый асфальт, глядя, как в ночи исчезают танки. Габаритные огни на них не горели – Абдулов еще в Каспийске приказал выкрутить лампочки стоп-сигналов для светомаскировки, поэтому лишь удаляющийся гул в темноте напоминал об их существовании. Вскоре и он растворился в грохоте работающего 157-го.

Сонные солдаты, разбуженные звуком удара, вылезли из БТРа через маленький боковой люк, находящийся посередине борта, между парами передних и задних колес. Ежась от ночного холода, они просто стояли около танка, не предпринимая никаких действий и ничего не спрашивая. Некоторые подошли к переду «бэтэра», поглядели на дыры от выдранных крюков и вновь отошли в сторону, закурив свои вонючие сигареты.

«Ну и как его цеплять? За что?» – Щербаков стоял перед тускло светившим фарой БТРом. В темноте почти ничего не видно, лишь сквозь пробитые в броне отверстия пробивался свет внутреннего освещения салона. Приглядевшись, Александр увидел прямоугольник какого-то лючка, находящегося в верхней части броневого листа.

– А это что за люк? – спросил он высунувшегося из верхнего люка водителя.

– Это крышка люка выдачи троса лебедки, – ответил солдат, затягиваясь сигаретой.

– А что же вы про лебедку молчали, бля? Как его открывать?

Солдат залез внутрь, что-то дернул, потом вылез наружу и открыл лючок. На башне танка сидел Кравченко и направлял луч небольшой фары, установленной там же, на передок БТРа. В проеме лючка блеснул трос с небольшим крюком, намотанный на катушку.

– Давай цепляй! – крикнул Щербаков водителю бронетранспортера.

– Не выдержит, товарищ лейтенант, – ответил тот.

– Цепляй, бля! Мы тут ночевать что ли будем?

Водитель спрыгнул на землю, вытащил за крюк не слишком-то и толстый трос и потянул к кормовым танковым крюкам.

– Блин, точно не выдержит, – подумал лейтенант, – Кравченко! Закиньте с Обухом наш трос на трансмиссию!

Водитель прицепил трос БТРа, танковый трос закрепили одним концом на трансмиссии, а второй конец так и остался прицеплен к крюку на корме.

– Давай потихоньку! – сказал по рации Щербаков Обухову.

Танк поехал, натягивая тонкий трос лебедки. Трос натянулся, как струна, а БТР стоит, словно врос в землю. Наконец тяжелый бронетранспортер едва сдвинулся с места, чуть присев на нос, и вдруг трос со свистом лопнул, рассекая воздух и проносясь над головой Щербакова смертельной стальной молнией. Дернувшись, танк остановился, из люка вылез чумазый Обухов, чуть не получивший по голове железной змеёй троса.

– Я потихоньку, товарищнант, – начал оправдываться Обухов.

– Ну что опять? – Щербаков спрыгнул на землю. Оказывается, водитель БТРа, еле державшийся на ногах от усталости, забыл снять «бэтэр» с ручного тормоза.

– Товарищ лейтенант, да просто тормоз ручной заклинило, – оправдывался он.

– Бля! Вы щас свой «бэтэр» грёбаный сами толкать будете! За что его теперь цеплять? – уже орал Щербаков, доведенный до отчаяния.

Около четырех ночи. По радиостанции никто не отвечает. В эфире тишина, только шипение радиопомех. Щербаков пытался связаться хоть с кем-нибудь из батальона, но всё то же шипение в наушниках и молчание в эфире. Он вылез из люка. Вокруг темень, звук грохочущего танка и снег, внезапно посыпавшийся с черного неба большими белыми хлопьями. Падая на асфальт, он сразу таял.

«Сентябрь, бля», – мелькнула мысль в голове Александра. Он прикрыл люк от летящего снега, спрыгнул вниз и вновь стал перед носом БТРа, думая, как же его можно зацепить. Из открытого люка выдачи троса лебедки пробивался свет внутреннего освещения и торчал обрывок троса. Глядя на него, в свете башенной фары Щербаков заметил еще один люк, находившийся сверху на горизонтальном листе брони.

– А это что за люк? Открывается? – опять спросил лейтенант у водителя, курящего очередную сигарету.

– Открывается. Это крышка люка лебедки.

– Открывай! Кравченко, тащи трос! – осенило Щербакова.

Танк сдал назад, направляемый лейтенантом, чтобы длины танкового троса хватало до БТРа. Снег летел прямо в глаза, танковая фара светила в затылок, и от отбрасываемых теней Щербакова и Кравченко, боровшихся с тяжелым толстым тросом, почти ничего не разглядеть. Но всё-таки трос просунули в люк выдачи лебедки и затем вытащили его конец из верхнего лючка.

Вдруг, где-то вдалеке, за стоящим БТРом лейтенант увидел призрачный свет фар, еле различимых в снеговой круговерти.

«Кто это? Наши все вперед уехали. Может еще какие федералы или ВВшники? А может…», – пока Щербаков размышлял о том, кто это, свет фар стал ближе, и через мгновенье рядом с БТРом тормознул белый «Москвич-3140» с дагестанскими номерами. В свете фары, светящей с вершины танковой башни, из легковушки вылезли четверо дагестанцев лет двадцати пяти – тридцати, одетые в спортивные костюмы.

«Твою мать! Этих еще тут не хватало», – подумал Щербаков и пожалел, что его автомат остался внутри башни танка.

«Пацаны, салам! Что, застряли или как? Куда едете? – дагестанцы стали задавать вопросы солдатам, по-хозяйски прохаживаясь вдоль «бэтэра» и пиная его большие колеса ногами, обутыми в остроносые туфли. – Чё, не заводится? Э, может, толкнуть? Чё молчите, э?»

Напряжение нарастало. Солдаты сбились в кучку, сжав покрепче автоматы, но вряд ли кто из них стал бы стрелять. Трос торчал из верхнего лючка БТРа, и его требовалось чем-то закрепить.

– Сержант, у вас лом какой-нибудь есть? – спросил Сашка пехотинца с сержантскими нашивками на погонах, игнорируя вопросы дагестанцев.

– Не знаю, надо искать, – ответил тот без особого рвения, оглядываясь на непрошеных гостей и направляясь к открытому боковому люку.

– Ну ищи быстрее! Толян, посмотри в ЗИПах, у нас вроде был какой-то маленький лом, – «Бля, что им надо? Кто они, может ваххабиты переодетые?» – лихорадочно думал лейтенант.

«Пацаны, у вас патроны, гранаты есть, поделитесь, а? Деньги платим. Рубли, доллары, – не унимались кавказцы. – А мы вас коньяком угостим! Настоящим, слушай! Амин, давай доставай!»

Амин, самый молодой из четверки, кинулся к багажнику и, открыв его, достал оттуда деревянный ящик. В ящике что-то звякнуло, когда парень поставил его на мокрый от таявшего снега асфальт.

С танка спрыгнул Обух, держа в руке небольшой лом около метра длиной.