Монтаж памяти

Elian Julz

Монтаж памяти

Посвящается юным, а, впрочем, также и немолодым особам, романтизирующим викторианскую эпоху.

«Девушки представляют себе сильный пол по романам, написанным слабым полом».

Д.К.Джером, «Досужие размышления досужего человека»

Пролог

Где страх – нет места любви.

Уже пару минут он смотрел, как вспыхивает и гаснет свет в гостиной от прикосновения её руки к выключателю. И всякий раз она оборачивалась к нему с детским восторженным взглядом, оглядываясь вокруг, словно впервые. Девушка, по-прежнему, с трудом могла говорить.

Но он не давал себе воли порадоваться вместе с ней, ведь в эту минуту его назойливо беспокоила лишь одна мысль: а вдруг её мозг решит вернуться к своим самовольно сложенным полномочиям и делам? И тогда действие волшебства прекратится. Она поймет, что никогда его не любила.

***

Жители города Н. ждали снега весь декабрь. Но вместо него лил дождь. Аномальный. Автомобили буквально проплывали по асфальту, рискуя хлебнуть мотором из глубоких луж. Подземные переходы затопило. От вреднючки-погоды расклеились чьи-то почти новые замшевые сапоги и с голодным, разинутым ртом валялись на свалке.

Новогоднее настроение запаздывало, несмотря на запасы в домах солёных огурцов, докторской колбасы и зелёного горошка для «Оливье».

И вот утром 31 декабря 2013 года зима решила заплатить по счетам, щедро разбрасываясь белой валютой. Из окон домов наблюдателям казалось, что теперь машины несёт по дорогам подтаявший ванильный пломбир или та самая каша из сказки «Горшочек вари», которая расползается и всё растёт и растёт вверх. Ближе к ночи с неба падали уже самые настоящие соцветия хлопка, такие же огромные и пушистые хлопья, скрывая тропинки к дому, следы и… людей.

Снегопад продолжался до полудня первого января, став идеальным соучастником новогодних происшествий. И не только дорожно-транспортных.

В эту ночь диспетчер скорой помощи получил звонок. Обнаружено тело девушки на заднем дворе многоэтажного дома. В крови загадочной брюнетки, прикрытой белой кружевной тканью, нашли алкоголь, а характер черепно-мозговой травмы указывал на вероятность суицида. Протокол предписывал передать сведения в полицию.

Профессиональная интуиция полицейского Комарова подсказывала, что всё вовсе не так просто, как выглядело. Он начал череду допросов подозреваемых, троих мужчин.

В праздничной безумной суете действо разыгралось без зрителей, не оставив ни единого свидетеля. В этом вся лицемерка жизнь – пока одни мурлычат под нос песни, пьют «Moët» на брудершафт и запускают в небо салюты, другие медленно умирают. Кто-то, угасая внутри, переломившись, как соломинка, кто-то замерзает у помойки в поисках хлеба, а чьё-то юное сердце в ту же самую минуту издаёт последний стук под толщей снега, окропленной кровью.

Неприглядная сторона, скрытая в любовных романах от простодушных девичьих глаз, сбросит свой плащ невидимки и предстанет в истинном и жестоком обличии.

Часть первая

Глава 1

«Михаил, мы свяжемся с Вами по телефону и сообщим, когда нужно явиться в участок. А пока просим не покидать город», – слова, которые он никак не планировал услышать в эту праздничную ночь.

Высокий молодой мужчина-брюнет с легкой небритостью на лице лишь молча кивнул, растирая виски, будто запуская застывший часовой механизм в своей голове. Единственным желанием было всё отмотать хотя бы на один день назад, как это чудом происходит в фантастических фильмах.

1860 год

– Reveye, manma-a-an! Mesye blan yo pral fache,1 – эти слова на незнакомом заморском языке были первым, что я услышала в темноте, чувствуя толчки в бок.

Я лежала на полу неведомо где. В чернющем мраке невозможно было хоть что-то разглядеть. Поблизости раздавались крики петухов. Ладонью нащупала сырую землю вместо пола. Тупая боль в затылке не позволяла собрать разбегающиеся в стороны, как муравьи, мысли.

Что за язык, неугомонно что-то требующий от меня? Где я?

С трудом поднялась на ноги, откинув отвратительную на ощупь тряпку, которая накрывала ноющее от сна на холодной земле тело.

– Где я? Что случилось? – сама удивляюсь своему неслыханному ранее голосу и протяжной манере говорить.

– Kisa?2

Повелительница неясных мне абракадабр суетливо ощупывала мою голову, прикладывая ладонь ко лбу.

– Почему я ничего не вижу? Включите свет. Немедленно! – накатила тошнота и паника от того, что я совершенно не помнила, как здесь оказалась, и кто эта женщина. Тяжесть. Будто на меня взвалили неподъемный мешок муки.

Женщина, лопочущая слова, которые я была неспособна даже повторить, не то что уж понять, вытолкнула меня наружу, отворяя кривую, грубо сколоченную деревянную дверь. В тот же момент в свете костра я поймала на себе несколько десятков испуганных взглядов кипенно-белых белков глаз, на фоне темно-кофейной кожи, покрывавшей их худощавые тела.

Тут до меня дошло, что мою речь здесь скорее всего никто не понимал. Но в полной панике я продолжала кричать на английском:

– Кто Вы? Это Африка? Меня похитили?

– Какая Африка, мамушка. Бог с тобой. Даже наши предки не видели родной земли. Ты, видно, больна. Ешь быстро. Рассвет скоро, – говорила с сильным акцентом по-английски всё та же заводила с белой тряпкой на голове.

Я начала бегать среди убогих хижин без единого окна, задыхаясь от страха неизвестности и дефицита информации. Картина перед глазами ничего не проясняла. Мчалась со всех ног и металась по сторонам, но впереди были лишь бесконечные поля и вдали какая-то вода. Река? Море? Что это? Ни одного проблеска воспоминаний. Куда бежать, если не знаешь, где ты.

Пришибленные и согбенные фигуры возле утреннего костра ничуть не удивились моему появлению в их обществе. Они меня знали.

Я набросилась на единственную разговорчивую женщину здесь, в попытке добиться правды, но с ужасом и пронзительным криком одернула руки от неё. Вновь завопила до одури, ведь моя кожа ровно такого же цвета, что и у всех. Начала осматривать себя: да я же дородная баба какая-то, на теле грубое хлопковое платье, на голове грязно-белый тюрбан, как и у остальных женщин. Меня чем-то накачали и продали в это племя? Может, я жена какого-то вождя?

Незнакомка закрыла мой рот рукой и, озираясь по сторонам, начала вполголоса говорить мне в ухо:

– Ч-ш-ш. Успокойся, Нелли, ты же не хочешь получить 200 плетей от массы Харриса. Если они подумают, что ты сошла с ума, то продадут или пристрелят, как больную скотину.

Отбивалась от неё, молотя со всей силы кулаками. Двое мужчин оттащили жертву моих тумаков, что-то приговаривая на своём осточертевшем языке.

Закрыв лицо руками, я продолжала кричать, словно заживо сжигаемая на костре. Где я была вчера? Тщетно, всё напрасно. Мозг мне не подчинялся. Пустота. Ни единой догадки.

Они что-то сделали с моей головой – ничего не помню, ни имени, ни цвета глаз и волос. В беспомощной, отчаянной ярости срываю тряпье с головы, пытаясь отыскать следы травмы или чудовищной операции. Но вместо этого пальцы нащупали коротко остриженные мелкие жёсткие кудряшки.

– А-а-а-а, – единственное, что было способно выразить моё несогласие с внешним естеством и средой обитания.

Это не я, не моё тело, волосы, голос. Всё будто чужое. Такого просто не может быть. Но кто тогда я? Этого я не помнила.

В неугомонных криках и метаниях я не сразу заметила, как высушенные до костей незнакомцы с глазами навыкате внезапно разбежались. В этот момент жуткий удар проник точно под самую кожу спины, будто гадкий монстр отхватывал куски моей плоти.

– Чего развопилась, черномазая кляча? Соскучилась по кнуту? Так я с удовольствием тебя угощу, – этот говорил без малейшего акцента.

Ещё один адски жаркий укус хлыста прошелся по ягодицам, заодно ужалив живот и предплечье. В гневе обернулась к садистскому порождению. Передо мной, облизывая от удовольствия губы, стоял белый здоровяк с покрытыми короткой светлой щетиной щеками и в шляпе. Он продолжал щелкать кнутом по земле, словно погонщик скота. В глазах кипели огненные котлы ярости, ноздри раздулись, как у быка, от злости и какого-то явного отвращения.

– За работу! Марш в большой дом. Живо. Мисс Хьюз на ногах раньше твоей ленивой задницы.

Свои слова он приправил очередным щедрым ударом кнута.

2014 год

Михаил

– Михаил, для целей терапии наш разговор будет записан на диктофон. Это позволит не упустить важные детали и тщательно всё проанализировать. Вы можете начать с любого момента. Всё, что посчитаете важным рассказать. Особое внимание уделите ярким эмоциональным моментам, – тихим, но не терпящим возражений голосом сказала приятная блондинка средних лет напротив брюнета.

«Так вот, как всё выглядит в реальной жизни. Раньше видел подобное только в кино. Никакой мягкой кушетки, уютного старинного ковра и журнального столика с дымящейся кружкой кофе», – подумал Михаил, сидя на стуле и разглядывая через окно без штор кирпичный забор с облупившейся штукатуркой. Он не знал, с чего начать. Как же неловко оживлять такие личные воспоминания перед совершенно чужим человеком, видя его впервые.

Брюнет продолжал сидеть молча.

– Михаил, начните с первого впечатления, – решила помочь Татьяна, облаченная в белый халат.

– Тем летом увидел её впервые. Понятия не имею, с какой стати всю школу в июне согнали на земельные участки станции юных натуралистов. То ли рук не хватало, то ли очередной образовательный эксперимент провели. Строго говоря, я вовсе не обязан был там вкалывать. Мы в том году выпустились из школы. Только аттестат не выдали, пока не вернём долг государству общественными работами. Тащили с приятелем по ведру навоза в сторону выделенного нам участка. Накануне всю ночь бушевал дождь. Повсюду валялись жирные черви. Балбес из средних классов бегал за девчонкой с этой полуживой дергающейся тварью в руках. Ничего необычного в принципе, всем знакомо.

Другая же, словно её величество, стояла со скучающим видом, не дернув ни одним мускулом. Не видел эту чудачку раньше – видимо, они все со второй смены. Насытившись по горло криками своей подруги, черноволосая тощая девчонка, важно двинулась в сторону озорника.

И тут я остановился понаблюдать, что же предпримет эта «небожительница». Всё думал, как бы не споткнулась, вышагивая с гордой осанкой и надменно поднятой головой между кустами. Она властно коснулась плеча мальчишки и что-то шепнула. Тот моментально бросил червя. Уж не знаю, какую милость она сулила оказать пацану, только шалопай вдруг крикнул своей жертве:

«Сударыня, приношу свои извинения за эту вольность и прошу простить меня… – тут мальчишка сделал нерешительную паузу, но брюнетка подтолкнула его локтем, заставляя завершить фразу, – засранца».

И все трое одновременно засмеялись, как и я. Впрочем, она меня не заметила – скрылся с глаз, потому что ведро навоза в моей руке никак не вписывалось в эту театральную постановку в духе дворянской эпохи.

Вернувшись в реальность холодного больничного кабинета, Михаил поймал теплую искреннюю улыбку зеленоглазой женщины напротив, сам лыбясь, как и тогда давным-давно. По правде говоря, он был не тем, кто мог рассмешить.

***

Артём лихорадочно удалял переписку во всех социальных сетях, зачистку журнала звонков уже завершил. Оставалось молиться, чтобы подобным благоразумием обладал не один он.

Пять минут назад художественный руководитель театра в шоке влетел на сцену во время репетиции и, оттащив актера в сторону, начал шептать так взволнованно, что в лицо Артёма летели брызги слюны: «Что ты натворил?! Говори».

Новости разносятся быстро. А здесь так и вовсе случай особый, похлеще пьес, в которых играл Артём.

Глава 2

Он презирал себя за то, как поступил той ночью. А ведь раньше считал себя настоящим мужчиной. Те проклятые два часа прокручивались в голове вновь и вновь, как немые негативы фотопленки. Всё могло быть иначе.

2014 год

Михаил

– Продолжайте, пожалуйста, у нас есть ещё полчаса, – аккуратно подтолкнула словами брюнета участливая слушательница.

Сколько таких историй она впитывает день за днём? Как всё в её голове ещё не перемешалось в несъедобный салат?

Стараясь не продолжать дальше размышления на эту тему, мужчина послушно продолжил рассказ:

– Не верю в судьбу, единственных вторых половинок и прочие мистификации. И всё же через три года я встретил её снова. При схожих обстоятельствах, кстати. На сельхозработах – сбор урожая хлопка. Ну знаете, когда осенью вместо учебы студентов сгоняют на несколько месяцев на поля: бараки, жирная несносная еда впотьмах, баня раз в неделю (а то и раз в месяц). Но Вам это всё знакомо.

– Отчего же? Отнюдь нет.

– Как так? Удалось отлынивать?

– Скажем так, я приезжая, с севера. Так что буду рада услышать колоритную историю бывших южных студентов.

– Я учился на третьем курсе архитектурно-строительного. Только для галочки. Отец изволил сделать из меня и сестры потомственных архитекторов. Как видно теперь, не удалось: сестра – журналист, я – автослесарь. Зато с дипломами архитекторов.

Студенты и бюджетные работники – бесплатная рабсила на полях, ежегодные хлопковые рабы. Сейчас вот забавно – элитные букеты из белых коробочек этих растений собирают. Но я ничего красивого на хлопковых полях не углядел, ненавидел их всей душой. Кусты растут так низко, что по девять часов не разгибая спины, никакой самый сильный атлет не выдержит. Та поездка была третьей по счёту за студенческие годы.

Коробочки хлопка раскрываются не все одновременно на ветках, поэтому сбор урожая растягивается на несколько месяцев. Полевые условия кого хочешь доконают. Преподаватели были надсмотрщиками. Ох, и гоняли тех, кто дневную норму не выполнит. Одна коробочка хлопка по весу не больше пяти грамм, а за день нужно набрать от пятидесяти до восьмидесяти килограмм каждому рабочему в зависимости от того, какой по счету сбор урожая. За систематический недобор отчитывали и стыдили публично, кое-где грозились отчислить с учебы.

Со сноровкой можно было и двумя руками собирать. Но поначалу вряд ли, если только вы не прирожденный талант. Впереди через плечо висит огромный полотняный мешок до самых колен. С утра холодно, к обеду жара. Мы спали в бараках на двухъярусных нарах: и мальчики, и девочки вместе. Об ароматах, витавших в воздухе, лучше и не вспоминать. Для чистоплюев сущий ад.

Тут, конечно, были и полевая романтика, любовь-морковь, и танцы. Чаще под самопальные выступления спонтанно образовавшихся ансамблей из числа студентов. Для разнообразия можно было вечером с новоявленной возлюбленной прогуляться пару сотен метров до ближайшего сельского магазинчика. Шоколадкой угостить.

Тогда я её и увидел во второй раз. Первокурсница. Не растерялась и здесь. Физуха, конечно, у неё не тянула, но смекалкой и обаянием владела, как мушкетер своей шпагой. Распускать волосы на полях непрактично. И, однако же, эта прелестница не просто их распускала, но даже регулярно умудрялась завивать. Из-под пестрой косынки подпрыгивали черные блестящие на солнце кудряшки. От детских щёчек не осталось и следа, теперь её украшали высокие скулы и особый скучающий, медлительно-высокомерный взгляд голубых кошачих глаз. Она умело жульничала, как шулер, и бровью не поводила. Парни вокруг шустро пополняли через раз то её мешок, то свой, а то и вовсе незаметно менялись сумками. Какова валюта? Танцы, свиданки. Не знаю, честно говоря. Нет, она, конечно, не филонила, но никак бы не управилась с таким объемом в одиночку.

Крутились возле неё в основном музыкальные таланты. Мне же медведь на ухо наступил. Я тогда больше по мотоциклам уносился, а не меломанил. Да и в прислужниках ходить не привык. Вниманием девчонок не был обделён, а некоторые даже нет-нет могли и посуду добровольно помыть у меня в гостях, и перекус на скорую руку сварганить.

Так что за проделками голубоглазой брюнетки наблюдал со стороны на приличном расстоянии. Позабавило меня всё это в очередной раз. Даже имени её не знал, равно как и факультет.

1860 год

Персональный темнокожий «Вергилий» подхватила меня под руку и повела за собой, видимо, с готовностью стать проводником в этому аду. Вот «Божественную комедию» я откуда-то помню, а как здесь оказалась, хоть убей, но нет.

– Это ошибка! Меня с кем-то спутали! – шепотом кричала я ей.

Но та уводила меня в сторону от хижин и мужика с кнутом, сбежавшего со страниц вестерна.

– Это? – указала в сторону гигантских угодий с бороздами, усаженными рядами невысоких кустов.

И мы одновременно с моей спутницей произнесли слово: «Cotton».

Я точно знала, что там растет хлопок, хотя не могла себе этого объяснить.

Когда мы подходили к огромному белому особняку с просторным крыльцом, окнами почти от пола до потолка с синими распахнутыми ставнями и рядами массивных колонн, я тоже будто бы его узнала. Два трехэтажных крыла здания соединялись между собой двумя ярусами посередине из крыльца и открытого балкона, украшенного сводами арок и балюстрадой. За дверями, видимо, был просторный холл на обоих этажах. Перед домом располагалась величественная круглая клумба из стриженных кустарников, диаметром порядка десяти метров. В центре неё разливался трехъярусный фонтан.

Кажется, я всё это видела раньше. Не может быть такого. И тут тело совершенно бессильно обмякло в растерянности, не доверяя себе, как чужаку.

– Ничего не помню. Пожалуйста, скажи правду, умоляю.

– Ох, мамушка, не говори таких слов никому из белых господ. С твоей головой совсем плохо. Ты почти с рождения прислуживаешь мадам, а потом и её дочери. Если обнаружится, что ты больше не годишься, погонят на плантацию, а рабы после десяти лет полевых работ отправляются в могилу. Лучше молчи. Прошу.

Рабы? Это тупик. Разве торговля людьми не карается по закону? Что это за место-то такое на Земле? Остров?

Они все сговорились. Хотят меня убедить, чтобы сдалась. Точно. Ей нельзя верить. Лучше изобразить покорность, собрать информацию о местоположении, а потом думать, что делать. И как можно скорее. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, как и всегда.

– Что мне делать? Помоги. Расскажи.

– Сейчас пойдёшь за мной и возьмешь поднос с завтраком. Миссуз Хьюз уже на ногах, а тебе нужно наверх во вторую дверь справа к молодой мисс Кэролайн. Сегодня пикник на соседней плантации. Вначале поможешь ей одеться, а потом она должна откушать. Не наоборот. Иначе корсет уже будет не затянуть так туго. А ведь мисс гордится, что у неё самая тонкая талия в графстве.

– Так, я – Нелли?

– Верно и неоспоримо, как американская Конституция.

– Напомни, где мы находимся.

– Поместье «Колыбель магнолий», Натчез, штат Миссисипи.

– Так, – повторяю про себя несколько раз, на память никакой надежды больше, – а год?

– 1860.

Хорошо. Допустим. Предположим, что так и есть.

– А ты?

– Роуз, – её уже это всё очень сильно забавляло, женщина улыбнулась и начала качать головой из стороны в стороны, похлопывая меня по спине.

В голове крутилась, как заведенный волчок, мысль о теории заговора. Это какая-то игра на выживание, костюмированная причуда богатея, или я под гипнозом. Я подумала, что мне хотят внушить чужие мысли, внедрить невольническое мышление.

Но как тогда объяснить дежавю? Дом и пейзаж мне были знакомы.

Взяла поднос с кухни и поднялась по лестнице в центре дома на второй этаж. Замерла перед дверью. Так, надо постучать, наверное?

Молчок.

Тихо повернула дверную ручку и заглянула в комнату только головой.

На кровати были разложены платья, которые критически оценивала, не замечая меня, совсем зеленая девица в пеньюаре.

– Доброе утро, мадам… Ох ты ж, Господи, пардон, мисс.

Та по-прежнему считала меня шкафом. И лишь без слов сбросила с себя пеньюар.

Я резко зажмурила глаза. Да что ж такое. Предупреждать ведь надо о таком. Что это вообще?

На самом интересном месте её хлопковых кружевных штанишек дыра. Да-да. Зачем они вообще нужны, если никакие прелести не прикрывают вовсе. Широкие штанины не были сшиты между собой, а соединялись лишь на талии поясом. Так, надо будет у Роуз выспросить. Хотя я не лучше – вообще без трусов, кажется. Как-то в шоке от произошедших событий эта мысль меня даже не посетила раньше.

Они ходят в спальне в развратном нижнем белье, но при этом в замшевых туфельках? Что за странные нравы.

Я осматривала разбросанные незнакомые мне предметы гардероба. Как тут без учебника-то было разобраться, что к чему и в какой последовательности? Какая-то сорочка, куча юбок, шнуровки. А в стороне висело что-то невообразимое, словно одежда для пыток – соединенные между собой прутья и обручи. Чем-то напомнило огромную птичью клетку. Видимо, это хитрое приспособление и заставляло стоять юбки торчком. Куда столько одежды в такую невыносимую жару? Воистину, красота требует жертв.

На тумбе лежал томик Шекспира «Ромео и Джульетта».

– Нравится Шекспир, мисс Кэролайн? – пыталась в смущении отвести глаза от интимных частей её тела и завязать хоть какой-то диалог.

– А ты вдруг читать научилась? Когда это успела? И кто взял такой грех на себя?

– Простите, а что грешного в чтении, мисс?

– Разговорилась тут. Кто тебя читать учит? Отвечай! Будто ты не знаешь, что он получит по закону двадцать плетей и уплатит штраф сто долларов. Или ты и хочешь проучить своего тайного учителя? У кого там деньги лишние? Ты про это дело лучше забудь. Времени много стало?

– А давайте лучше завтракать? – воодушевленно хлопнула в ладоши и перевела разговор в безопасное русло.

– Ну уж нет. Вот и не стану. У Уильямсов сегодня будет мороженое на десерт. И так в прошлый раз не смогла попробовать – мало того, что корсет ты так затянула, что я чуть в обморок не упала на солнце, так ещё и дома накормила, как на убой.

– Как скажете. Платье выбрали? Будем одеваться? – мои глаза бегали от одной непонятной тряпки к другой. Интуитивно потянулась к простому хлопковому платью без рукавов – наверное, это было чем-то типа комбинации. А корсет поверх него или снизу? Сто одежек и все без застежек – это не капуста, а боевое снаряжение леди из высшего общества.

Слова «дуреха», «неуклюжая», «выжившая из ума» и «безмозглая», произнесенные в разной последовательности, остались позади, а у меня выступила испарина на лбу, пока все женские доспехи оказались на хрупком теле хамки. Как в таком вообще передвигаются? Вот почему я стала такой мощной бабищей. Затягивать дамские корсеты – дело, требующее нешуточных усилий.

– Ну что уставилась. А волосы? Чего ты с утра такая нерасторопная?

На столике возле зеркала лежал гребень, какие-то кудряшки, шиньоны, шпильки и сеточки. Вдруг мне стало жарко, словно в адском пекле. Я тянула руки то к гребню, то к накладным волосам в полной нерешительности.

Кэролайн, прищурив свои желто-зелёные глаза, с распущенными волосами выглядела, будто приготовившийся к прыжку черный шаловливый котёнок.

– Да что с тобой сегодня? Я сейчас уже опоздаю. Экипаж подан.

Потом она что-то истошно сказала про последнюю соломинку3 и выхватила из моих рук щетку для волос. Пока я опешила и с любопытством наблюдала за ней, юная невротичка ловко разделила пряди на прямой пробор посередине, собрала в сетку на макушке пучок из волос.

– Если Томас не пригласит меня вечером на танец из-за вот этого, – она указала на свою голову, – то держись у меня.

После чего Кэролайн сообщила, что невозможно приготовить омлет, не разбив яйца.4 Я так и не поняла, к чему она об этом сказала. Девушка схватила веер из перьев и понеслась в своем нефритовом платье так, что казалось, её груди вот-вот выпрыгнут из чрезмерно откровенного выреза.

И как можно со всем этим справляться, если цветным нельзя учиться и читать книги. Такие знания ведь не приходят сами по себе. Размышляя и обдумывая план своего освобождения, я плюхнулась на стул возле окна и начала ковырять господский завтрак, отправляя в рот кусочки какого-то запеченного оранжевого овоща и бекон.

Но, как оказалось, всё это было лишь детской игрой в песочнице по сравнению с тем, что меня ожидало дальше. Полоса препятствий ещё даже не началась.

2014 год

«Тебе не показались странными свежие жуткие мозоли на её руках? А почти на всех фалангах пальцев мелкие ранки. Не думаю, что это как-то связано с работой», – сотрудник полиции Комаров обсуждал за обедом в столовой с коллегой свои догадки, накалывая на вилку куриную котлету, слегка перепачканную гороховым пюре.