Старая Пыль

Зайдя в магазин хозяйственных товаров, купил недорогой телефонный аппарат, а в цветочном киоске выбрал большой букет душистых астр, намереваясь заехать в Дом культуры к Жанне.

У нее в это время были посетители и, чтобы не терять времени даром, я зашел в имеющийся здесь же шахматный клуб и сыграл с каким – то сухоньким старичком партию, которую, к своему удивлению, проиграл довольно быстро, хотя и имел разряд; и все же, лукаво улыбаясь, дедуля без особых усилий загнал моего перепуганного короля в угол и объявил мат, искусно избежав почти верной патовой позиции.

Пожав мою руку своей, не по возрасту крепкой, он великодушно похвалил:

– У вас выразительный стиль игры, молодой человек, но нет твердости в эндшпиле! Дебют же вы разыграли великолепно! С такими людьми играть – одно удовольствие. Приходите еще, я покажу некоторые хитрости, которые будут вам полезны.

– Непременно зайду, – пообещал я, все еще не пришедший в себя после упорного поединка.

Увидев меня с букетом, Жанна смущенно улыбнулась и прижалась к моей груди.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она.

– Ты сейчас занята?

– Да, у меня назначена встреча.

– Тогда я заеду вечером и отвезу тебя домой, хорошо?

– Это было бы очень удобно!

– Я был сегодня в отделе и видел те материалы, о которых ты мне говорила. Сейчас я немного все отредактирую и ты мне их прокомментируешь, ладно?

– Я буду рада ответить на все ваши вопросы, господин Орлов! – шутливо согласилась она.

– Да какой я «господин»?! Так, «товарищ»…

И, полюбовавшись, как она умело составляет букет в вазе, удалился.

На стенде с объявлениями у входа в клуб мое внимание привлекла большая яркая афиша. Ух ты! Оказывается, где – то здесь в районе есть парашютный кружок, приглашающий записаться всем желающим. Неплохо, надо будет непременно съездить и совершить пару – тройку прыжков!

Я тут же представил себя в свободном падении и от удовольствия засвистел популярный мотивчик. Но тут же оборвал себя: где – то совсем рядом грянул медным гласом похоронный марш. Пропуская траурную процессию, я заметил на катафалке у открытого гроба знакомое лицо. Это были похороны старого агронома Загоруйко, а молодой человек – его сын, тот самый, что так нелюбезно обошелся с нами в день смерти отца.

– Хороший был человек… – Вахтерша тоже вышла поглазеть.

– Это его сын рядом? – уточнил я.

– Да, Виктор.

– Чем он занимается?

– Фермер, имеет хороший земельный участок, что – то около двухсот гектаров пашни. Толковый молодой человек! До этого был тренером по боксу, чемпионом края, но недавно попросил выделить ему пай и год назад получил свой первый урожай пшеницы. Потрясающая была урожайность! Со всего края к нему приезжали любопытные репортеры, снимали, фотографировали и даже по телевизору показывали! Вот уж правду говорят – талантливый человек – он во всем талантливый!

– И все же бокс и агрономия – вещи совершенно разные, – удивился я. – Вот так вот взять и за первый сезон стать лидером – дело довольно необычное, не так ли? Как же это ему удалось?

– Не знаю. Может, земля хорошая досталась, может, отец помогал какими советами, кто его знает? Это ведь не наше дело. Жалко – то как Степана Федоровича, ох, как жалко…

Она принялась вытирать уголком носового платка увлажнившиеся глаза.

Поддавшись какому – то профессиональному импульсу, я быстро запрыгнул в свою машину и, чтобы не обгонять процессию, объехал боковыми уголками и остановился у гостиницы; по моим расчетам, траурное шествие как раз пройдет в аккурат мимо нее.

Вооружившись видеокамерой, я стал ожидать, когда в раме окна моего номера появится вереница скорбящих. Разумеется, мне известно, что наблюдать похороны подобным образом почему – то не разрешается, но сейчас я был при исполнении своих журналистских обязанностей. Не знаю пока, каким образом смогу включить этот материал в ткань своего расследования, но мало ли… Будучи начинающим корреспондентом, я частенько проходил мимо многих, казавшихся на первый взгляд незначительными, событий, из которых впоследствии можно было бы соткать потрясающий опус, но, увы, все к тому времени было уже безвозвратно потеряно… Не зафиксированное вовремя мгновение теряется навсегда! Поэтому, когда показался оркестр, я поймал картинку в видоискателе и принялся снимать. Увеличил немного кадр, когда перед объективом вырос катафалк. Посмотрел внимательно на выражение лица Виктора; поначалу я не заметил ничего интересного – обычное лицо, застывшее в скорбной неподвижности. Но тут мое внимание привлекли его глаза. Нет, ничего вроде необычного – покрасневшие, распухшие глаза, но больно уж неспокойные они были какие – то… То и дело Виктор бросал короткие взгляды на идущих позади людей, словно выискивая кого – то. Желваки время от времени играли на его скулах. Явно чем – то озабочен…

Я решил не выключать камеру, пока не сниму всю длинную вереницу прощающихся; при этом старался всмотреться в каждое появляющееся на экране камеры лицо. Ничего необычного, люди ведут себя по – разному: кто – то идет тихо, погруженный в свои мысли; некоторые беседовали, курили или даже позволяли себе чему – то улыбаться. Все чинно и торжественно…

Наконец последние ряды прошли и исчезли за границами окна.

«Ну, ладно», – пробормотал я и отложил камеру в сторону. Достал ноутбук и подключил к нему пачку – фотокамеру.

На экране тут же возникли документальные кадры милицейских папок. Что ж, теперь есть что изучать. Параллельно я просматривал материалы, переданные мне Жанной.

«Пименов Антон, тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения. Мать – колхозница, отец – механизатор. Учился средне, был живым, общительным. Хобби – разводил кроликов в приусадебном хозяйстве, мечтал стать ветеринаром. Был вполне здоровым человеком, попыток к суициду ранее не было. Покончил с собой, перекинув веревку с петлей через толстую ветку дерева в домашнем саду. Причем буквально за полчаса до самоубийства его бабушка видела внука совершенно спокойным, не проявлявшим никаких признаков неадекватного поведения. Он шутил и предупреждал, что через час будет обедать, только немного управится. Однако к обеду не появился и только к вечеру был обнаружен мертвым».

Я покрутил трекбол на ноутбуке, и на экране возник фотоснимок, сделанный следователем: на обычной бельевой бечевке, перекинутой через ветку раскидистой яблони, висел хилый на вид мальчишка. Глаза выпучены, на лице застыло вопросительное выражение; ноги не доставали до земли около полуметра, и я сразу не сообразил, как без сподручных средств, скажем, табуретки или пенька, ему удалось совершить самоубийство. Но затем заметил рядом довольно длинный сук, забравшись на который и затянув петлю на шее, затем можно было, спрыгнув, легко решить этот вопрос…

Далее. «Артюх Павел, восемьдесят восьмого года рождения; мать – медработница, растила сына одна, развевшись семь лет назад с мужем – алкоголиком. Учился хорошо, был начитанным, смышленым, увлекался восточными единоборствами, хорошо рисовал. Мечтал стать профессиональным военным. Был уравновешенным, никаких отклонений в поведении, и тем более попыток к самоубийству, никогда не было. По натуре – лидер.

Покончил с собой, запершись у себя в комнате и повесившись на капроновом шнуре, привязанному к спортивной перекладине, встроенной в дверной косяк…»

Неожиданно в номер постучали. Отворив дверь, я увидел на пороге Жанну.

– Я уже освободилась и решила, что буду полезна здесь, ведь ты собирался изучать материалы.

– Да – да, заходи. Я сейчас как раз изучаю все эти истории. Ты очень кстати!

Я пропустил девушку в комнату и усадил рядом с собой перед монитором.

– Я изучил уже дело Пименова, – вернулся я к предыдущему файлу, – и начал читать папку Артюха.

– Да, с Пименовым нет никакой ясности, одни вопросы. Ну в самом деле: человек, который в тот день был все время дома, ухаживал за животными, собирался вот – вот идти обедать – и вдруг идет в сад и кончает с собой. Никакой логики!

– Никакой… – вынужден был согласиться я.

– Для себя в каждом случае я выводила такой своеобразный критерий: обстоятельство, которое с некоторой долей вероятности могло стать причиной случившегося. Так вот, единственный такой критерий, который мне удалось выявить в данном случае – это гибель несколькими днями ранее двух только что родившихся крольчат. Я, разумеется, не думаю всерьез, что это сколь – либо серьезно могло повлиять на психику мальчика, но это единственный кризисный момент в данном случае…

– Хорошо, ну а что ты скажешь насчет Артюха? Какие в его случае были «критерии»?

– Видишь ли, здесь более – менее можно делать предположения… Павел был по натуре лидером…

– Угу, – кивнул я, – это я как раз о нем прочел.

– В последнее время у него были неприятности в школе. Из – за больших нагрузок в спортклубе – шла подготовка к соревнованиям, на которые он стремился попасть во что бы то ни стало – успеваемость его несколько снизилась, что стало причиной беспокойства классного руководителя и незначительных конфликтов с матерью. Я разговаривала с ней, она произвела на меня впечатление женщины разумной, вполне способной на компромисс. Она утверждает, что как раз в последнее перед бедой время сын справился – таки с отставанием от школьной программы и вскоре должен был ехать на соревнования, ибо был зачислен накануне в сборную.

– Может, сказались большие нагрузки на неокрепшую психику? – выдвинул я свое предположение.

– Это было бы заметно, но у мальчика не было ни нервозности, ни апатии, ни обычной в таких случаях потери аппетита. Напротив, он выглядел счастливым и радовался своей двойной маленькой победе.

– Что произошло потом?

– Он ушел как обычно учить уроки в свою комнату. Вечером мать пошла звать его к ужину, но дверь оказалась закрытой изнутри, и на стук сын не отзывался. Это очень ее испугало, – ведь обычно Павел никогда не запирался и вообще никаких секретов он не имел. Предчувствуя страшное, она выбила дверь и тут же столкнулась со свисавшим с косяка телом. Мальчик был мертв уже около двух часов…

На экране появилась фотография с места происшествия: тело юноши свисало ровно посередине дверного проема; капроновый шнур глубоко врезался в шею.

– Жуткая картина… – Жанна невольно отвела взгляд от монитора.

– Пивень Артем, – открыл я следующую папку, – восемьдесят девятого года рождения. Что о нем?

– Этот мальчик был неблагополучным, жил вдвоем с бабушкой, мать родила его в свои неполные семнадцать лет, кто отец – неизвестно. Последние несколько лет она оставила сына на попечение своей престарелой матери и уехала с каким – то новоявленным кавалером куда – то на Север. С тех пор от нее ни ответа, ни привета. Бабушка Артема – женщина набожная, баптистка, регулярно брала внука с собой на богослужения. Все происходящее там он, по ее словам, воспринимал очень серьезно, часто спрашивал, не будет ли тот или иной его поступок грехом. И уж тем более ему было известно, что самый большой грех – самоубийство! Однако в ту роковую ночь он не стал ничего выяснять у нее, а покончил с собой, повесившись на электрическом шнуре – «переноске», прикрепленном к крючку для люстры. Когда утром бабушка вошла к нему в комнату, он был уже окоченевший.

– Какова версия?

– Возможно, он обнаружил какие – то глубокие противоречия между тем, чему его учила религия, и тем, что он наблюдал в действительности. Но все же надо будет обязательно узнать подробнее об этих богослужениях.

Я согласно кивнул на это и сделал пометку у себя в записной книжке.

– Может, они вообще сатанисты? – сделал я предположение.

– Нет. Если ты возвращаешься к вопросу о сектах, то это совсем не то, что ты думаешь. Это скорее своеобразная община, ее многие в станице знают, ничего дурного о ней никто не говорит.

– Ну вот, а раньше ты говорила, что никто из детей не состоял в подобных организациях! – пожурил я.

– Я просто в тот момент подумала совсем о другом… ну, о чем – то страшном…

– Как Артем учился в школе?

– Весьма посредственно. Но это его не беспокоило. Вообще, он немного отставал в развитии, но шизофреником не был, это точно. Дальше… – она перелистнула страницу, – Стрига Руслан, мать – продавец в магазине, отец – электрик в колхозе, семья вполне благополучная. Увлекался географией, часто пропадал летом на речке, строил с товарищами деревянные плоты и пускался с ними в недалекие прибрежные плавания. Той злополучной осенью собрал рюкзак и отправился один в поход. Его обнаружили трактористы, вспахивающие поле; на кургане с растущим на его вершине одиноким деревом их внимание привлекло что – то мелькающее в ветвях. Это был Руслан, повесившийся на альпинистской веревке.

Я взглянул на фотографию: переплетенный ветвями, словно щупальцами огромного спрута, мальчик, раскинув руки в стороны, был словно распят. Особенно эта ситуация была яркой, когда смотришь на курган, снятый издали. Широко открытыми остекленевшими глазами он смотрел куда – то вдаль – туда, где ему уже не суждено было увидеть новые места…

– Когда я первый раз увидела этот снимок, я всю ночь не могла уснуть, – призналась Жанна. – Ничего ужаснее и представить себе нельзя, правда?

– Мистика, да и только! – покачал я головой. Версия?

– У Руслана была болезнь суставов, и кто – то из врачей проявил непрофессионализм, дав ему понять, что лет через десять тот будет передвигаться с трудом. Зная его тягу к путешествиям, можно было бы предположить, что это сыграло свою роковую роль. Но – по словам родителей и всех, кто близко знал Стригу, – он был неисправимый оптимист. Любовь к жизни, на мой взгляд, в любом случае должна была быть сильнее будущих проблем, тем более не особенно – то и ясных пока еще. Как видишь, все мои объяснения – не более чем фантазии, ибо ни в одном случае не было сколь – либо значимых причин для рокового шага.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.